• Культура
• 18 Ноября, 2011

Сейдахмет Куттыкадам Казахская драма на сцене и за кулисами

(Окончание. Начало в №№ 5-9 2011 г.)

Часть IV

Глава 2. Редакционная быль

Чем я сам в то время занимался?

В начале 1995 года я работал главным редактором журнала «Арай». В те дни, когда распускали парламент во второй раз, я стал ощущать давление властей и поэтому перешел на работу в казахстанское приложение российской газеты «Аргументы и факты». Газета находилась в довольно сложном положении, тираж был всего лишь около 10 тысяч, редактор Людмила Степенко сидела в гордом одиночестве и не знала, что делать. Когда я пришел устраиваться, первым ее вопросом-предложением было: а не хотите ли вы вместо меня стать редактором, у меня что-то не очень получается. Я категорически отказался и сказал, что готов работать только обозревателем, но при следующих условиях: свободный график, темы статей буду выбирать я сам и никто не будет их цензурировать. Люда была готова на все и тут же согласилась. Думаю, что если бы я настаивал на том, чтобы она, каждый день на себе возила меня на работу, она бы и на это согласилась.

Порядка двух недель мы работали только вдвоем, чтобы создать иллюзию коллектива я стал писать часть своих материалов под тремя другими псевдонимами.

Постепенно в редакцию стали подтягиваться другие журналисты: Людмила Енисеева, Елена Брусиловская, Александр Рожков и другие.

Сложился небольшой, но сплоченный коллектив и в редакции царила атмосфера товарищества и творчества. Я с большим удовольствием вспоминаю годы работы в «АиФ-К». Через три года тираж газеты достиг 250 тысяч и она распространялась не только в Казахстане, но и в Кыргызстане, и частично в Узбекистане и в прилегающих к Казахстану некоторых районах Сибири. Думаю, читатели тех лет помнят славный период «АиФ-К».

Вообще я должен сказать, что мне везет с коллективами, где бы я ни работал – в НИИ, вузе, министерстве или в разных периодических изданиях, там создавалась какая-то творческая атмосфера и работалось интересно.

Людмила Степенко не обладала опытом руководства и ее мало знали в журналистском сообществе, и я наставлял ее, как вести дела в редакции и выводил в «мир». В свою очередь, она стала железным моим щитом и не сдавала меня ни под каким напором, а давление на нее со стороны некоторых министров было весьма сильным.

Каждую неделю повторялась одна и та же история, в понедельник я приносил очередную статью, как правило, на целую полосу и Люда начинала стонать: «Дорогой мой, убери, пожалуйста, вот эти фразы, ведь и без них статья замечательная». Я кричал, что «задушу» ее, если она снимет хоть одно слово. В ответ она вопила, что я  изверг, погублю себя и всю редакцию. В итоге Степенко подписывала материал в номер, газета выходила в среду и до пятницы она в страхе шептала: «Боже, что же будет, что же будет?». В следующий понедельник история повторялась.

Немного о тех принципах, которых придерживаюсь в публицистике, хотя понимаю, что для искушенного журналиста они могут выглядеть претенциозной аксиоматикой. Должен сказать, что стараюсь обходить частности и второстепенные персоналии, а предпочитаю описывать общую систему и главные фигуры, устанавливающие в ней правила. Я сторонник твердого стиля в разумных пределах и если иногда говорю чрезмерно жестко, то читатели должны знать, что за этим скрывается реакция на попытки давления на меня. Я придерживаюсь третьего закона Ньютона, чем сильнее давление, тем жестче ответная реакция. А таких попыток было не мало.

Меня интересуют не личные недостатки действующих лиц, а их общественное лицо. А о том, что мои материалы основаны на фактах и лишены предвзятости, можно судить хотя бы по тому, что в век сутяжничества ни по одной моей статье не было не только судебных претензий, но даже указаний на какую-либо неточность или даже вольную акцентировку.

Когда я пришел в газету, она занимала жесткую пророссийскую позицию того времени, то есть постоянно поднимала вопрос об «ущемлении» прав русских в Казахстане и «гонимом» русском языке, встречались выпады против казахского языка и суверенитета республики. Из-за этого на газету даже было несколько судебных исков. На одной из планерок я сказал, друзья, если мы хотим стать по-настоящему популярной газетой, то мы должны быть газетой, выражающей интересы Казахстана, а в вопросах культуры и языка, даже проказахской. Должен сказать, коллектив редакции меня понял, и наше издание стало постепенно менять свое направление.

В головном издании «АиФ» в Москве это заметили и при очередной поездке туда Людмилы Степенко ей сделали замечание. На что она твердо ответила: наше приложение хочет быть мостом между Россией и Казахстаном, а не рвом. И этот вопрос больше не поднимался. Кстати, руководители «АиФа» высоко оценивали казахстанское приложение своей газеты и приводили в качестве примера другим.

Я проработал в «АиФ-К» ровно четыре года – с марта 1995 года по январь 1999 года, это сложнейший период в истории нашей страны, тогда независимые издания как-то и куда-то незаметно исчезли, а оппозиционных еще не было. И мы говорили правду, а она давалась нелегко…

Глава 4. Чеченская эйфория

В январе 1997 года один из лидеров чечено-ингушского общества «Вайнах» Ахмет Мурадов организовал поездку группы казахстанских журналистов на президентские выборы в Чечню, в их числе был и я. Я хотел посмотреть своими глазами на то, что там происходит.

И первая, и грянувшая следом вторая чечено-российская война были крайне жестокими, и та и другая сторона стоили друг друга. У россиян воевали регулярные войска, но, в основном, плохо обученные новобранцы, а у чеченцев – ополченцы. Сейчас же мы наблюдали последствия первой войны. Грозный лежал в развалинах, многие селения горной части Чечни были разрушены, но чеченцы ликовали, они одержали победу над Россией и хасав-юртовские соглашения открывали прямую дорогу к независимости.

Основными претендентами на выборах были действующий президент Зелимхан Яндарбиев, командующий вооруженными формированиями Аслан Масхадов и скандально известный полевой командир Шамиль Басаев. Основная борьба развернулась между Масхадовым и Басаевым, первого поддерживали взрослые чеченцы и оставшиеся русские, а второго – молодежь.

Я поинтересовался у Ахмета Мурадова, возможны ли фальсификации, на что он твердо ответил, исключено, всякий, кто будет замечен в подтасовке, получит пулю в лоб. Это было весомой гарантией и действительно, выборы прошли честно уже в первом туре убедительную победу одержал Аслан Масхадов, получив 59,3% голосов, второе место занял Шамиль Басаев – 23,5%, а Зелимхан Яндарбиев потерпел сокрушительное поражение.

Как только стали известны предварительные итоги голосования, мы помчались к Аслану Масхадову, чтобы поздравить с победой и взять интервью.

Преодолев четыре блок-поста, мы, наконец, добрались до его более чем скромного домика из трех маленьких комнат в одном из сельских районов. В крохотной прихожей сидел Масхадов, окруженный ближайшими соратниками. У всех были счастливые ликующие лица. Нас, казахстанских журналистов, сразу же пропустили к новоизбранному президенту, причем он не преминул заметить, что ряд европейских и российских журналистов уже звонили ему и просили интервью, но он решил дать его в первую очередь нам.

С позволения своих коллег вопросы в основном задавал я. Я поздравил его с более чем убедительной победой и спросил, верит ли он, что Чечня в обозримом будущем получит независимость. Масхадов ответил, что, конечно, будут определенные сложности, но, без всякого сомнения, Чечня станет независимой, при этом явно давая понять, что именно он добился хасав-юртовских соглашений, которые и открывают дорогу к ней.

Далее, я сказал, вы господин президент, без всякого сомнения, проявили себя как выдающийся полководец, но теперь перед вами совсем другое поприще, ставить на ноги республику, экономика которой полностью разрушена, некоторые полевые командиры неуправляемы, есть проблемы с единством народа, да и Россия вряд ли «отпустит» Чечню. Но Масхадов уверенно заявил, что все эти проблемы разрешимы.

Увы, именно эти проблемы через некоторое время стали неразрешимыми для Чечни.

После этого мы помчались к Шамилю Басаеву. К сожалению, когда мы подъехали, выяснилось, что он уже закончил свою пресс-конференцию. Но когда он узнал, что мы из Казахстана, сказал: «Я родился в Чечне, но мои родители всегда считали Казахстан своей второй родиной и я уважаю их это мнение. Поэтому я готов дать вам отдельное интервью». На самом деле в Чечне особо теплое отношение к казахам.

Опять роль главного вопрошающего досталась мне. Я не стал сыпать соль на его рану, спрашивая о причинах его поражения. Но поинтересовался, чем он теперь будет заниматься, он ответил: я готов работать дворником ради своего народа. (Через несколько месяцев Масхадов назначит его первым вице-премьером).

Затем, я сказал: одни вас считают боевиком, другие – народным героем, третьи – Робин Гудом, а кем вы сами воспринимаете себя?

Тут он соскочил с места, глаза его метали молнии и завопил: «Вы, журналисты, выдумываете всякие названия, а я просто воюю за свой народ». Я не стал обращать внимание на его ярость и стал задавать следующие вопросы. Это его постепенно успокоило.

Уже ближе к вечеру мы заехали в скромную резиденцию президента, которую пока занимал Зелимхан Яндарбиев и произнесли слова утешения. Похоже, в этот день его особо не баловали визитами и он был нам признателен.

Судьба всех этих трех чеченских сепаратистов, как и следовало ожидать, окончилась трагически: Зелимхан Яндарбиев был убит 13 января 2004 года в Катаре, Аслан Масхадов – 8 марта 2005 года в Толстом-Юрте, в Чечне, а Шамиль Басаев 10 июля 2006 года в Ингушетии. Это было дело рук российских спецслужб.

Я за территориальную целостность России, кстати, это благо для самой Чечни. Опыт независимости даже намного более больших и богатых государств показал, как тяжело она дается.

Масхадов, Басаев и Яндарбиев навсегда останутся в памяти России как кровавые террористы, для значительной части мусульманского мира – мучениками за веру и свободу, а для меня – вчерашними советскими людьми, которые стали жертвами роковой истории.

Глава 5. Московские беседы

В марте 1998 года, я направился в Москву, в надежде взять интервью хотя бы у двух из четырех разных по политическим пристрастиям людей, известных на все постсоветское пространство. Больше всего мне хотелось встретиться с бывшим в 1961-67 годах председателем КГБ СССР Владимиром Семичастным, осуществившим единственный дворцовый переворот за всю историю советской супердержавы.

Я понимал тщетность своих усилий, так как он не подпускал к себе даже известных московских журналистов, но все же решил сделать попытку. Я обратился к своим давним знакомым, имеющим связи в центральной прессе, чтобы они помогли выйти на Семичастного. Они, как и ожидалось, сказали что из этой затеи ничего не выйдет, отставной генерал спецслужб не жалует журналистов. Но посоветовали на всякий случай обратиться в Совет ветеранов КГБ и дали соответствующий номер телефона.

К моему везению заместителем председателя общества оказался бывший чекист из Казахстана. Он явно обрадовался звонку земляка и долго и подробно расспрашивал меня об Алма-Ате и о своих знакомых. Тогда я понял, что даже суровые рыцари «плаща и кинжала» не лишены столь понятных человеческих чувств, как ностальгия и тоска по друзьям. Из чувства благодарности ко мне, он дал домашний телефон Семичастного и посоветовал, как с ним говорить.

Тут же позвонил по этому номеру, трубку подняла женщина с мягким грудным голосом, как выяснилось его дочь. Я деликатно представился, завязался небольшой разговор, что подвигло меня попросить ее помочь мне организовать встречу с затворником-отцом. Она ответила, что она мою просьбу передаст, хотя не гарантирует положительного ответа, и порекомендовала перезвонить вечером. Я так и сделал.

5.1. Экс-председатель КГБ СССР Семичастный

На этот раз я услышал твердый мужской голос и по повелительному тону понял – это Семичастный. Объяснил ему кто я такой, откуда и чего хочу. Он жестко ответил, что не дает интервью и вообще не разговаривает с незнакомыми людьми.

Я набрался наглости и сказал: «Вы, наверное, совершаете вечерние прогулки? Скажите мне где, я подойду, вы посмотрите мне в глаза и если решите, что мне можно доверять, дадите интервью, а нет – откажите. На минуту в трубке установилось молчание, затем генерал произнес: где вы живете?

– В гостинице «Россия».

– Ваш номер телефона?

Я его назвал.

Хорошо, завтра в 18.00, ждите меня.

На другой день, 11 марта 1998 года, этот день я вряд ли когда-нибудь забуду, без пяти шесть зазвонил у меня телефон. Уже знакомый суровый голос произнес: «Я жду вас в вестибюле, со стороны набережной».

Я слетел вниз, подошел к нему, поздоровался и предложил подняться ко мне в номер. Он согласился, мы зашли в мой,  более чем, скромный номер, он сел в кресло, посмотрел на меня пристальным и долгим взглядом и произнес: задавайте вопросы. Я попросил разрешения включить диктофон, он в знак согласия кивнул головой. И начался разговор.

Примерно через пол-часа я по-мужски предложил ему выпить по рюмке, он не стал возражать, я тогда не пил, но тут налил и себе. После этого, беседа обрела более теплый характер.

На мои вопросы он отвечал четко и ясно, меня поразила его память, хотя прошло более тридцати лет, как он покинул свой грозный пост, он все помнил в мельчайших деталях. У меня появилось более ясное представление о стиле мышления людей на вершинах тоталитарной власти.

Я родился и жил в СССР, при правлениях Сталина, Хрущева, Брежнева, мимолетных – Андропова и Черненко и, естественно, - его могильщика Горбачева. Я долгие годы слушал западные радиоголоса, много читал перестроечной литературы о советской системе, поэтому имел достаточно широкое представление,  в том числе, по собственному опыту, как функционировала советская репрессивная машина. Но передо мной сидел сам Великий инквизитор, правда довольно давно пребывавший на покое и уже семь лет, взиравший на руины своей «средневековой Испании». Мне было интересно знать, какой ему представлялась управляемая им «империя страха», заставлявшая трепетать собственный народ и, наводившая ужас на весь мир.

В связи с чем, в моей памяти мелькали отблески трех идей о каре: Сократа – о готовности ее принять, если она исходит от своего общества, даже неразумного, Достоевского – о ее трансцендентной и неизбежной предопределенности, непостижимой даже самому богу и Кафки – о казалось бы абсурдной и произвольной ее случайности, но раскрывающей скрытый мазохизм.

Философия Семичастного, разумеется, не сформулированная им в строгих категориях, а выводимая из общих его рассуждений, заключалась в оправдании кары, ради высших интересов государства. При этом он не видел разницы между государством и народом. Посмотрите, во что превратили людей эти «гуманные демократы», - да все враги, вместе взятые, не принесли столько вреда русскому народу, как они, - говорил он с непроизвольными шовинистическими интонациями. Когда я что-то оспаривал, он раздражался, впрочем, вскоре успокаивался и объяснял, почему он так считает.

Он мне рассказал о том, как были устроены равновеликие КГБ и ЦРУ и у меня сложилось мнение, что эти две всемогущие тайные организации КГБ (ФСБ) и ЦРУ настолько взаимно проникли друг в друга, что по-существу превратились в одну мировую корпорацию, свершающие свои дела по взаимной договоренности. Интересным было то, как готовилось и совершалось свержение Никиты Хрущева, какие нравы царили в высших эшелонах коммунистической власти и многое другое.

Я журналист, человек не склонный к внушению, шведский синдром на меня, определенно не влияет, к тому же по личным причинам я испытываю к КГБ известную антипатию. Но этот человек был монументален, даже в своих профессиональных догмах. Беседовать с ним было непросто, так как он привык говорить диктаторским тоном, но мне показалось, что некогда всемогущий человек был искренен, похоже, и сам хотел разобраться в тех вопросах, которые я задавал. Конечно, он излагал свое закоренело-субъективное видение. Но кое-что существенное в истории Красной империи стало выглядеть для меня немного по-другому.

Никто другой как Семичастный не мог знать о возможном сценарии по развалу СССР, якобы составленном на Западе. На это он ответил так. Скорее всего, тут была глупейшая импровизация. Наверное, имели место какие-то пожелания, намеки, определенные советы Запада, но я не думаю, что существовал его сценарий. Потому что все выглядело просто непрофессионально, неграмотно и глупо. И в основном, это свершилось из-за безразличия и апатии населения, коммунистов и чиновников. Если бы появилось хоть какое-то сопротивление, ничего подобного не произошло. Никто не подумал о то, что происходит катастрофическое по своим историческим последствиям событие. И основную вину, он возложил на путанность, словоблудия и безволие Михаила Горбачева.

…Тем, кому любопытно знать содержание этого разговора, могут поднять в библиотеке подшивки «АиФ-К» за апрель-май 1998 года.

В конце беседы, гость посмотрел на часы, они показывали половину двенадцатого, получилось, что мы проговорили более пяти часов.

Семичастный устал и, кажется, не совсем был доволен своей говорливостью. Так как было поздно, я хотел отвезти его домой на такси, он помотал головой: нет, поеду на метро.

Мы вышли из гостиницы, погода стояла сырая и молча пошли до ближайшей станции метро. На перроне он также молча протянул руку, я пожал ее, пожелал ему благополучно доехать.

После того, как наша газета в нескольких номерах напечатала его интервью, я отправил их по почте Семичастному. Потом позвонил и спросил его мнение. Он ответил: все нормально. После этого он стал довольно часто появляться на российском телевидении. Я не настолько претенциозен, чтобы объяснить это моим прорывом, скорее всего он чувствовал, что срок его пребывания на грешной земле близится к концу и хотел высказаться напоследок. И действительно, в январе 2001 года Владимир Семичастный ушел из жизни, он был одним из последних железных чекистов, веривших в то, что народ можно силой загнать в счастье.

5.2. Суперолигарх Ходорковский

Мне еще хотелось поговорить с Михаилом Ходорковским. Это был не только один из самых богатых олигархов России, но и самый молодой и закрытый, я говорю о начале 1998 года. В отличие от других крупных бизнесменов он не любил появляться в прессе. Пробиться к нему было ничуть не проще, чем к предыдущему персонажу. Здесь я использовал другой прием, встретился с человеком, который имел связи с пресс-службой олигарха и через него забросил вопрос-вызов: почему нефтяные короли России смотрят сквозь пальцы на то, что западный бизнес почти полностью занял нефтяной рынок соседнего Казахстана?

Похоже, я попал в больное место Ходорковского, он сразу же дал согласие на интервью. В назначенный день, пройдя тройную систему контроля, я оказался в кабинете самого и сел за небольшой стол заседаний. Вошел худенький, молодой человек в простенькой рубашке с короткими рукавами и в джинсах, поздоровался и сел напротив. Я, конечно, понял, что это и есть Ходорковский, но изумления своего не мог скрыть, он явно выглядел моложе своих неполных 35 лет. А молодой олигарх, похоже, привык к подобной реакции.

С ним было легко и приятно беседовать, в отличие от наших крупных бизнесменов он держал себя скромно, на вопросы отвечал обстоятельно и со знанием дела.  Стало ясно, что он досконально знаком с механикой мирового бизнеса и открыл мне многие тайны казахстанских контрактов с западными фирмами. Ему явно хотелось потягаться с ними на равных на нашем поле.

Михаил Ходорковский говорил о том, что бизнес лучше всего начинать в молодом возрасте – в 25 лет, а вершить политику – в зрелом, порядка 55-60 лет. Мы с ним тепло расстались, позже, как мне передали, подача этой беседы в нашей газете (АиФ-К, №13, 1998) ему понравилась.

В последний миг ХХ века Борис Ельцин в театрализованной монархической форме передал власть молодому Владимиру Путину. И здесь с молодым суперолигархом что-то стало происходить, Ходорковский начал чаще давать интервью и появляться на телеэкране. Он даже внешне изменился: пополнел, стал выглядеть выше ростом, в его голосе появились властные нотки, а взор стал пристальнее. Вглядываясь в телеэкран я с трудом узнавал в нем застенчивого молодого человека. Было видно, что Ходорковский явно рвется в политику, отметая установленные им самим возрастные рамки.

Чем это объяснить? В 2002 году он стал не только самым богатым человеком России, но и одним из богатейших людей в мире. Похоже, покорив самую высокую экономическую вершину, он решил теперь взобраться на политический Олимп. Случай казался удачным, молодой полковник КГБ Путин – это не матерый партократ Ельцин, с ним можно потягаться.

Суперолигарху не стоило труда купить ставшей податливой прессу и приступить к «покупке» депутатского корпуса Думы. По слухам он не жалел для этого денег, а их у него хватало. Многие депутаты не удержались от искушения, а две партии: либеральное «Яблоко» и консервативная Компартия, преодолев предубеждения, приняли его спонсорскую помощь. Дело приобрело чересчур серьезный оборот и его шансы на победу на президентских выборах 14 марта 2004 года стали заметно повышаться. И тогда команда Путина нанесла удар, 25 октября 2003 года Ходорковский был арестован в новосибирском аэропорту «Толмачево» по обвинению в хищениях в особо крупных размерах и неуплате налогов.

Либералы, правозащитники и большая часть прессы бросились на его защиту, но он был осужден на 8 лет, затем добавили еще и так будет до тех пор, пока Владимир Путин находится у власти.

5.3. «Робеспьер в юбке» Новодворская

С Валерией Новодворской все было намного проще, сама журналист она охотно идет на контакты с коллегами. Я нашел ее телефон, позвонил и она сразу же согласилась, назначив местом встречи редакцию журнала «Новый мир» с которым сотрудничала.

Когда мы встретились у меня создалось впечатление, что Новодворская похоже разделяла мнение своих собратьев-либералов об «азиатских фруктах» и поначалу сидела в позе неприступного гуру. Но после первых же вопросов, похоже, признала во мне «своего», расслабилась, повеселела и стала отвечать с присущей ей плутовато-едкой бесшабашностью. Она явно относилась к крайне непримиримым радикалам, была эдаким Робеспьером в юбке. Новодворская не только полностью оправдывала все действия либералов во главе с Борисом Ельцином, включая кровавый разгром Белого Дома в октябре 1993 года, но даже обвиняла их в мягкотелости. В случае нужды, призывая с оружием в руках, выступить против возврата коммунистов к власти. И при новых властях, неугомонная Валерия, вновь стала диссиденткой, но теперь от обратного.

Ее можно понять. Валерия Новодворская родом из династии пламенных революционеров социал-демократов, будущих коммунистов, была ярой диссиденткой при коммунистическом режиме. Она подвергалась жестоким преследованиям, помещалась в психиатрические больницы и около 20 раз привлекалась административным арестам. В 1988 году стала основательницей правой партии «Демократический союз».

Похоже, в этой одаренной и глубоко образованной женщине с огромным чувством собственного достоинства, непомерно тяжелая борьба с тоталитаризмом запустила какой-то неуступчивый механизм сопротивления и она теперь обречена на вечное диссидентство.

В конце я ее спросил: «Что ждет Россию в ближайшие 15 лет?» Она ответила: «А вот это неизвестно. Тут большой вопросительный знак. Пока будущее непредсказуемо, оно меняется каждый день, мы его лепим, как из пластилина. А ваяющих очень много, и все будет зависеть от того, кто кого переваяет».

И я тогда подумал: а какую Россию она сваяла бы, если бы пришлось ваять ей одной? Теперь же, накануне 2012 года, когда исполняются пресловутые 15 лет, напрашивается другой вопрос: «Кто же станет главным ваяльщиком России и куда она пойдет?»

После окончания интервью, я спросил у нее, надо мне показывать ей материал перед публикацией, она буркнула: «Нет, не надо. Надеюсь, вы мне не припишите взглядов Геннадия Зюганова». Я только улыбнулся в ответ, и мы попрощались. (АиФ-К, №20, 1998 г.).

5.4. Популярный губернатор Тулеев

Конечно, естественным было желание встретится с известным российским политиком и нашим соплеменником Аманом Тулеевым. Договориться об этой встрече, через его пресс-секретаря, потребовало некоторых усилий.

Аман-аға, будучи губернатором Кемеровской области, приехал в Москву решать свои региональные вопросы и был весьма занят, к тому же он собирался улететь в этот день за границу. Тем не менее, согласился поговорить с казахским журналистом.

Принял он меня в Государственной Думе, где располагалась его московская приемная. Огромный и сильный как медведь, открытый и простой в общении, не избегающий крепких мужских выражений Тулеев производил неизгладимое впечатление. Он рассказал об особенностях современной российской политики, дал довольно точный прогноз о будущем СНГ, перспективах российско-казахстанских отношений.

Стал расспрашивать российского губернатора о возможности его перехода в Казахстан, и тут он дал понять, что его у нас особо не ждут, мало того, многие наши министры тщательно избегают общения с ним. Я, конечно, хорошо понимал причину подобного поведения: элементарная ревность к талантливому государственному деятелю и опасение, что Тулеев может стать чересчур популярным у нас.

Аман Тулеев, став губернатором Кемеровской области поставил на ноги этот самый тяжелый и проблемный регион России. На выборах на эту должность он одерживал самые впечатляющие победы, например, 19 октября 1997 года он набрал 94,5% голосов, абсолютный рекорд для России, причем, без всякой «помощи» со стороны избирательных комиссий, в отличие от нашей практики. Кемеровчане его любовно называют «наш Аманчик» и как только начинают появляться слухи о возможном его переходе на другую работу, они заявляют, что ни за что его не отпустят.

Я подумал: вот он готовый человек на должность премьер-министра Казахстана. Приди он, наша страна сделала бы стремительный рывок вперед. Увы!!!

Только расшифровав все эти интервью и остыв от впечатлений, я понял, какая огромная журналистская удача свалилась на меня. Похоже, у авантюрных журналистов есть свой бог, и скорее всего это – крылатый Гермес и я мысленно восславил его.

В начале 1999 года начал свой упомянутый и далеко не удачный поход в политику. Так закончилась моя четырехгодичная работа в «АиФ-Казастан», которую считаю своим лучшим творческим периодом.

С большой теплотой вспоминаю этот коллектив, когда уходил из редакции все ребята расстроились, а Людмила Степенко два часа подряд плакала навзрыд. Я благодарен им за это!

Глава 6. Возвращение в журналистику

В самом начале сентября 2005 года, как писал до этого, я ушел из оппозиции. Примерно через полмесяца, мне встретился Куаныш Султанов и, узнав, о моем решении, выразил свое удовлетворение. И спросил: «Чем теперь будете заниматься, Секе». Ответ был: «Пока, не знаю».

Через полмесяца после этого разговора, мне позвонил министр культуры, информации и спорта Есетжан Косубаев и пригласил на разговор. В один из его приездов в Алматы, мы с ним встретились, по тону разговора я понял, что встреча явно инициирована Куанышем Султановым.

Я до этого особо не знал Косубаева, и на меня произвело приятное впечатление его манера общения, абсолютно лишеная чиновной спеси, свободная, раскованная и располагающая к диалогу. Он начал с того, как я отношусь к Нурболату Масанову, ответил, что нормально и уважаю его.

Если так, с удовлетворением сказал Есетжан, у меня есть идея создания творческого комплексного объединения на акционерных началах в составе: института номадологии, аналитического центра политических и социальных исследований, издательства и экспертно-аналитического журнала. И еще, - добавил он, - у нас будет своя типография, оснащенная современным оборудованием. Предложение было заманчивым, я сразу же согласился и далее мы несколько раз встречались уже втроем – Есетжан, Нурболат и я.

Мы трое должны были стать соучредителями, Есетжан, естественно, через доверенное лицо. Поиск спонсоров, техническое оснащение и приобретение офисов брал на себя Косубаев, Институт номадологии планировался под Масанова, кроме того, он должен был руководить издательством, журнал и аналитический центр предназначались для меня.

Разработка программ по их функционированию и поиск творческих кадров были за Нурболатом и мной.

Причем при обсуждении всех вопросов, включая творческие, активное участие принимал сам Косубаев. Он буквально на лету ухватывал наши идеи и тут же предлагал практические методы их реализации. Претворение этого интересного замысла помогло бы консолидировать творческие силы Алматы и принести большую пользу.

В конце декабря 2005 года Косубаев открыл Институт номадологии и назначил директором Нурболата Масанова. Казалось бы, наши радужные планы начали претворяться. Но в самом начале 2006 года Есетжан Косубаев позвонил мне, голос его показался мне озабоченным. Он сказал: «Секе, сегодня я подготовил распоряжение о назначении вас главным редактором журнала «Мысль». Объясню при встрече». Я понял, что-то случилось, поэтому не стал возражать. Уже на другой день из Астаны приехал руководитель комитета, курирующий СМИ и объявил руководству «Қазақ газеттері» о решении министерства. Таким своеобразным образом, я вновь вернулся в журналистику, ровно через семь лет.

Примерно через неделю Косубаева освободили  от должности министра. Теперь без всяких объяснений стало ясно, почему так торопился Есетжан: уже зная о том, что его собираются освободить и большой план срывается, он в последний момент сделал то, что было в его силах и выполнил свой моральный долг перед Нурболатом и мной. Редкий пример истинного благородства. А он сам оказался не у дел. Конечно, он нашел себе место в новой сфере, но государство потеряло неординарного среди высших чиновников – образованного, культурного, креативного, порядочного политика, способного претворять в жизнь самые интересные творческие идеи.

Вместо него пришел человек, которого меньше всего занимали подобные творческие планы.

***

Думаю, будет не лишним рассказать и о моих впечатлениях о Нурболате Масанове. Отношения с ним начались с жесткой полемики в СМИ.

Он, в нескольких своих публикациях (кое-где в соавторстве с Нурланом Амрекуловым) до крайности резко, порой переходя какие-то грани, отзывался о казахах. Я хорошо понимаю природу подобной реакции. Наверняка, Нурболат на себе испытал зависть, притеснения, лицемерие и невежество казахской квазиинтеллигенции, которая, увы, составляет подавляющее большинство. Ему, великолепному историку, мешали защищать докторскую диссертацию, изгнали из КазГУ и многое другое. Но, через это проходили и проходят все думающие казахи, и автор этих строк не избежал той же «долины страданий» и ему достался, пожалуй, более тяжкий путь, чем Нурболату.

Вообще у казахов есть любопытное свойство, если вы публично спросите у любого из них его мнение о своем народе, он зальется соловьем, да у нас самый великий, щедрый и бескорыстный народ. Но стоит с ним поговорить наедине и затронуть болевые точки, как он тут же начнет проливать горькие слезы, что именно казахи больше всего мешают ему во всем. Поэтому зная о всех недостатках своего народа, особенно квазиинтеллигенции, надо его бичевать, подобно Абаю, для избавления от пороков, но не опускаться до оскорблений.

Позже мы с Нурболатом в силу близости политических, социальных, интеллектуальных и идейных исканий стали довольно близки, но всякий раз, особенно на публике у нас возникали горячие споры, во многом это, наверное, было связано со схожестью наших темпераментов, но отчасти и с тем, что он был нетерпим к мнению, противоречащему ему.

С годами пыл наших дискуссий постепенно ослабевал, а взаимный интерес возрастал. И наше упомянутое тройственное сотрудничество было чрезвычайно интересным и конструктивным.

5 октября 2006 года, по нелепой случайности и безалаберности врачей Нурболат неожиданно скончался. Горе мыслящего сообщества республики было безмерным. И стало ясно, что присущие любому человеку, его мелкие недостатки ничто по сравнению с огромными достоинствами. Мы с щемящей болью в сердце осознали, что потеряли интеллектуала высшей пробы, неустанного борца за истину, выдающегося гражданина, который хотел видеть свою родину демократичной и процветающей. Он был историком высокой классической школы, визитинг-профессором Высшей школы социальных исследований Франции и только с ним из Казахстана, на равных говорили видные ученые России, США, Франции, Италии и других стран. После его ухода уже не с кем было дискутировать на достойном уровне.

***

Возвращаясь к своей теме, хочу сказать, что как мой приход в журналистику, так и возвращение оказались необычными.

Уже шестой год, как редактирую журнал «Мысль» и за это время, вроде бы, удалось поднять его интеллектуальный и тематический уровень. Впрочем, об этом лучше судить читателям. Коллектив у нас небольшой, но сплоченный и дружный. Словом эта работа мне нравится. Конечно, иногда хочется заняться чем-то более масштабным и значимым, но с годами я все более убеждаюсь, что мои идеи и мои проекты мало интересуют тех, у кого есть реальные возможности их претворения. Поэтому мне остается одно, подобно сократовскому оводу преследовать ленивого бюрократического вола, чтобы он быстрее тащил вперед государственную телегу.

От редакции: На этом мы заканчиваем публикацию отрывков из книги нашего коллеги Сейдахмета Куттыкадама. Те читатели, которые хотят узнать, о чем еще говорится в этой книге, посвященной политическим событиям периода нашей н