• Исторические страницы
• 21 Июля, 2014

Казахстанский вклад востоковеда Кюнера

Клара Хафизова, 
доктор исторических наук, 
профессор-китаевед, академик КазНАЕН

Жизнь многих всемирно известных китаеведов связана с Казахстаном. Некоторые из них родились здесь, жили здесь в отдельные периоды своей жизни, проезжали по нашей территории в Китай или обратно, были на время эвакуированы в Алма-Ату и другие города в годы Великой Отечественной войны. Наиболее плодотворным среди них в Алма-Ате было короткое пребывание профессора Николая Васильевича Кюнера (1877–1955).

Н. В. Кюнер родился в Тифлисе в семье учителя музыки, затем родители пере­ехали в Петербург. Николай Васильевич окончил факультет восточных языков Петербургского университета в самом начале ХХ века – в 1900 г. и был оставлен здесь для полготовки к профессорскому званию. О жизни и учебе студентов на рубеже столетий писал в 1928 г. академик-китаевед В. М. Алексеев. Среди студентов он упоминает Николая Кюнера. В то время предъявлялись высокие требования к студентам, они изучали язык, классические китайские философские произведения, тексты династийных историй, труды русских и зарубежных китаеведов. Один преподаватель добивался от студентов заучивания названия лошадей всех мастей, которые упоминались в китайских источниках и знать их написание иероглифами.1 Кстати, В. М. Алексеев (1881–1951) также в годы войны был эвакуирован в Боровое Кокчетавской области, и его научную деятельность в Казахстане также следовало бы изучить. Он писал публицистические статьи, сравнивал нашествие немецко-фашистских войск с нашествием орд Чингисхана. Но вернемся к нашему герою. 

Н. В. Кюнера относили к школе выдающегося китаеведа, профессора Санкт-Петербургского университета В. П. Васильева (ум. в 1900 г.), пессимизм которого пагубно влиял на молодые умы. Профессору В. П. Васильеву были присущи небывалый охват синологии, широчайшее разнообразие научных интересов и направлений исследований. Многие вещи он так и не довел до публикации. Хотя Кюнер не хотел, чтобы его считали учеником циничного и парадоксального по высказываниям В. П. Васильева, но не без его влияния стремился охватить всю восточную часть Азиатско-Тихоокеанского региона.
Жизнь бросала Кюнера то на Дальний Восток, то в Китай, то в Европу. Кюнер специализировался, в основном, по странам Восточной и Центральной Азии, совершенствовал знания в Китае, Корее, Японии. В то же время, неуемный интерес ученого охватывал и отдельные районы Центральной Азии: к примеру, Тибет и Казахстан. В перерыве между поездками в 1909 г. он защитил магистерскую диссертацию. Достаточно быстро Кюнер стал авторитетным ученым в области японоведения, тибетологии, корееведения и китаеведения. Это отмечают такие корифеи востоковедения, как упомянутый выше В. М. Алексеев, академик В. В. Бар­тольд и ученые более поздних периодов. 15 мая 1935 г. Кюнеру присвоили ученую степень доктора исторических наук без защиты. Он является автором более 400 работ, что свидетельствует о его необыкновенном трудолюбии. Документы о творчестве Кюнера и его вкладе в отечественное востоковедение хранятся в Санкт-Петербургском Институте источниковедения и Институте этнологии, а также в авторских фондах.2
Кюнера без преувеличения можно назвать Бичуриным советского периода китаеведения, но в отличие от основателя русской синологии он владел несколькими восточными и европейскими языками, никогда не прерывал профессорско-преподавательской работы, читал лекции студентам, участвовал в подготовке научных работников, в международных конференциях, оппонировал соискателям ученых степеней, писал рецензии и экспертные заключения. Кюнер не только не бросал надолго преподавательскую работу, он живо откликался своими трудами на требования времени. С 1902 г. он работал во вновь открытом во Владивостоке Восточном институте. Студенты сразу признали за ним способности ученого, но на его лекциях стоял постоянный гул, а он, не обращая внимания на это, продолжал монотонно читать свою лекцию. Восточный институт был открыт в связи с укреплением связей России с Китаем, началом строительства русскими в Китайской восточной железной дороги (КВЖД), и Кюнер не остался в стороне от нового дела. Он преподавал в институте китайский язык, публиковал свои работы в «Известиях Восточного института», который с разной периодичностью издавался в 1900–1916 гг.
В 1925–1955 гг. в течение 30 лет до самой смерти Кюнер преподавал в Ленинградском восточном институте (ЛВИ) и Ленинградском (ныне Санкт-Петербургском) университете. Его какие-то лекции, вероятно, слушали выпускники Ленинградского университета, первые китаеведы, распределенные в Институт истории, археологии и этнографии АН КазССР: Юрий Алексеевич Зуев и Вяче­слав Семенович Кузнецов. Ю. Зуев издал в Казахстане перечень трудов Кюнера, о чем речь пойдет ниже.
Классик востоковедения В. В. Бартольд по достоинству оценил работы Кюнера, когда писал свою «Историю изучения Востока в Европе и России».3 Также лестно об ученом высказываются и другие востоковеды. Но мне хотелось бы остановиться на малоизвестном аламатинском периоде жизни Н. В. Кюнера. 
В годы ВОВ Кюнер был эвакуирован в Казахстан. Работал в 1942–1945 гг. в Историческом архиве КазССР (ЦГА РК) и Государственной публичной библиотеке (Казахской национальной библиотеке). В 1943 г. был приглашен на оппонирование диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук А. Х. 
Маргулана.4 Тема диссертации: «Историческое значение ярлыков и пайцзе»,5 следовательно, она касалась монгольского периода истории. Казахскому ученому степень доктора исторических наук, как и Н. В. Кюнеру присвоили по совокупности и значимости его научного труда без общепринятых правил защиты. 
Предполагаю, что именно Кюнер составил описание китайских и маньчжуроязычных документов  ЦГА РК: фонда 21 «Канцелярия военного губернатора Семиреченской области по Кульджинским делам» и фонда 64 «Канцелярия Степного генерал-губернатора». 
Как известно, осенью 1871 г. Россия ввела войска в Кульджу и заняла эту область Джунгарии на 10 лет. До вынужденного возвращения края Цинской империи, Кульджинский край управлялся из г. Верного. Для управления краем во второй половине 1871 г. года была образована Канцелярия военного губернатора Семиреченской области по Кульджинским делам, ее дела сосредоточены в фонде 21. Она была упразднена после передачи Кульджинского края цинскому Китаю в 1882 г. В этом фонде имеется 810 единиц хранения за период с 1871 по 1882 год. Канцелярия вела переписку с русским и цинским правительствами, с русским поверенным в делах в Пекине и всеми русскими консульствами, открытыми в Китае. По делам фонда вырисовывается широкая панорама хозяйственно-экономической деятельности Степного губернаторства, реформ и управления местным населением, торговли России в этом регионе. Очень много материалов по истории переселения дунган, уйгуров в Семиречье. Эти народы вели оседлый образ жизни, и с них властям можно было получать регулярные доходы путем налогообложения. Эти народы, наряду с казаками и русскими переселенцами, считались более благонадежными, чем казахские и киргизские кочевники. Документы показывают место, роль и значение Восточного и Юго-Восточного Казахстана в Русско-китайских отношениях в области экономики, военного дела, культуры и образования. 
А в 1882 г. была учреждена должность Степного генерал-губернатора, которая упразднилась в 1917 г. Степное генерал-губернаторство включало Акмолинскую, Семипалатинскую и Семиреченскую области. В Верный стекались документы и копии документов, связанные с Китаем и, в частности, с Синьцзяном. Это были копии Русско-китайских договоров, донесения русских консулов в Урге (Улан-Баторе), Кобдо, Чугучаке (Тарбагатае), Кашгаре, Пекине о состоянии русско-китайских отношений, а также о восстаниях дунган, положении монгольских, тюркских (уйгуров, казахов, алтайцев, тыва, кыргызов-бурутов) и других народов окраин империи. Напомню, что провинция Синьцзян была образована позже, в 1884 г., т. е. через три года после возвращения Россией Илийского края. Однако, топоним Синьцзян – «Новые территории» был в употреблении со времени завоевания Цинской империей Джунгарского ханства в середине XVIII века. Степное генерал-губернаторство участвовало в политике в отношениях с Китаем, в обсуждениях Азиатского департамента по актуальным китайским делам и имело право дипломатической переписки с цинским (китайским) правительством. После передачи Кульджинского края, завершения переговоров о территориальном разграничении между Российской и Цинской империями и установлении границы, губернаторству были подведомственны дела урегулирования отношений между населением пограничных районов, выбравших русское или китайское подданство вплоть до начала Первой мировой войны. Для этого созывались международные съезды, для которых были выработаны уважаемыми людьми разных пограничных народов, среди них казахскими биями, Правила – Ереже из 28 и 36 пунктов на основе Казахского обычного права. Это объяснялось тем, что китайская сторона не хотела вести судебные дела по русским законам, русская – по китайским. В то же время, обе стороны дружно отказались решать тяжбы своих пограничных народов на основе шариата.6 Однако, мусульмане должны были давать на суде клятвы на Коране. Организаторами съездов выступали Россия и Китай, представители которых присутствовали на рассмотрении дел, следили за исполнением приговоров, а сам суд вершили указанные старшины – представители уйгуров, казахов, киргизов, калмыков, маньчжуров. В дальнейшем, на судах принимались отдельные решения по конкретным международным отношениям. Интересными являются факты о строгих, средневековых по характеру, мерах наказаний цинскими властями казахских конокрадов. Конные заводы Синьцзяна относились к военному ведомству. На основании судебных дел Кюнер и мог изучить местный маньчжурский язык, выделить его особенности.
Вероятно, это он описал официальную переписку Верного с китайскими властями. В Справке дана краткая характеристика маньчжурского языка по делопроизводству фондов, отмечено, что документы интересны не по форме, а по богатству содержания. Он сделал вывод о наличии синьцзянского наречия в маньчжурском языке, в котором  были заимствования языка калмыков, отличающегося от монгольского языка, а также сибо, солонов и языков тюркских народов. Маньчжурские документы ЦГА не всегда являются грамотно написанными с точки зрения грамматики. Кюнер также обратил внимание на то, что в китайских и маньчжурских документах, как правило, местности называются на языке тех народов, которые проживали там. Вместо названия Верный в них пишется Алимату, то же относится и к топонимам Восточного Туркестана. В то же время, в документах использованы кальки с китайского языка названий Жетису – Цихэ (цюй), Жэхай – Иссык-куль, знакомые китайцам по историческим источникам. Соображения Кюнера существенно помогают оценке маньчжурских текстов и исторического времени их написания. 
Русские ученые оказали большую помощь в годы Отечественной войны в организации Академии Казахской ССР, а в ее составе – Института языка, литературы и истории. По заказу этого института Кюнер составил «Библиографию китайской и маньчжурской литературы по истории Казахстана», которая была опубликована через несколько лет после его отъезда из Алма-Аты.7 В нее он включил аннотации 115 единиц литературы, в том числе из списка своей неопубликованной к тому времени «Библиографии китайской литературы о народах Севера» (БНС). Рукопись «Библиографии по истории Казахстана» до образования Республики Казахстан хранилась в том институте под инвентарным номером 303. В ней даны описания источников, рецензии к ним известных русских и европейских китаеведов. Рукопись была подготовлена к печати тюркологом в области китаеведения, или, можно сказать иначе – китаеведом в области тюркологии Ю. А. Зуевым, выпускником восточного факультета Ленинградского (Санкт-Петербургского) университета. Молодой ученый проделал большую работу, дополнив «Библиографию» китайскими названиями сочинений, имен их авторов и редакторов, а также народов, упоминаемых в них. Он подарил мне отдельный оттиск этой «Библиографии», за последние годы существенно дополненный исследователями разных стран сочинениями XVIII–XIX и увидевшими свет за последние годы Сборниками архивных документов Китайской Республики (1911–1949 гг.) и Китайской Народной Республики. В Китае история традиционно являлась канонической, и лишь с конца XX века архивные материалы, относящиеся к Синьцзяну и прилегающим к нему государствам Центральной Азии, начали активно применяться в исследованиях китайских ученых. Но документы изучаются все еще не по последним научным стандартам. До последнего времени они просто издают факсимиле текстов без комментариев и другого сопровождающего их научного аппарата.
Н. В. Кюнер сделал ряд существенных археографических и историографических выводов, которые актуальны и сегодня. Например, трудно не согласиться с тем, что «сведения о народах, обитавших прежде на территории Казахстана и положивших начало его культурной жизни и первоначальной деятельности ранних предков казахского народа» находятся в письменных источниках соседних народов, и что «по древности и системности первое место среди таких сведений занимают, бесспорно, сообщения китайских историков и путешественников, начиная со 2 в. до н. э.». Он также указал, что разбросанность материалов является серьезной помехой, замедляющей исследования. 
Кюнер обосновал необходимость включения в библиографию маньчжурских источников, помогающих верно понимать сведения китайских оригиналов. Во времена Кюнера, в Китае еще не был обостренным вопрос о псевдонаучном использовании истории для решения современных политических проблем. Можно еще добавить недостаток квалифицированных кадров и наличия источников в самом Казахстане. Но уже в начале 60-х годов в Казахстане работали китаеведы Ю. А. Зуев, В. С. Кузнецов, А. Г. Малявкин, а в 70–80-е годы впервые появились казахские китаеведы. 
Китайские материалы стали поступать в ЦНБ АН КазССР после визита в республики Средней Азии всемирно известного исследователя истории народов региона Фэн Цзяшэна летом 1958 г. Он читал лекции на темы: «Сношения древней Бухары (Аньго) с Китаем», «Сношения Средней Азии с Китаем», «Киргизстан и киргизы по древнекитайским источникам» и провел беседу с историками Алма-Аты о государстве Усунь и усунях. Но это отдельная тема для другого разговора. Многие годы китайская литература лежала без движения в запасниках библиотеки АН КазССР. Предстоит еще изучить работу Кюнера в Республиканской библиотеке. 
Таким образом, можно констатировать, что востоковед за три года своего пребывания в Алма-Ате внес большой вклад в источниковедение и историографию Казахстана, а также в подготовку научных кадров. Однако предстоит не менее важная на сегодня задача изучения оригинальных китайских и маньчжурских документов ЦГА РК по истории казахов XIX, за которую еще никто не принимался. 

Литература
1. Алексеев В. М. Наука о Востоке. Статьи и документы. М.: Главная редакция восточной литературы. 1982, с. 165.
2. Милибанд С. Д. Биобиблиографический словарь отечественных востоковедов. М.: «Наука», 1995, с. 702. Примечание Милибанд С. Д. приезжала в конце 80-х гг. в Алма-Ату для сбора материалов для Словаря.
3. Бартольд В. В. Сочинения. Т. IX. Работы по истории востоковедения. М.: Издательство «Наука». 1977, с. 199.
4. «Аңыз адам», №1 (61), 2013, с. 1–9.
5. Маргулан А. М. Алма-Ата: Издательство «Наука» КазССР, 1984, с. 22.
6. Хафизова К. Международные съезды как новая форма регулирования отношений между Россией и Китаем во второй половине ХIХ века. Из истории международных отношений в Центральной Азии. Алма-Ата: «Ғылым», 1990, с. 153–176.
7. Кюнер Н. В. Библиография китайской и маньчжурской литературы по истории Казахстана. Алма-Ата: Издательство Академии наук КазССР, с. 183 – 218.