• Культура
• 26 Июня, 2013

Наследие Набокова в англо-американском литературоведении

Елена ЛОМОВА,
кандидат филологических наук, 
доцент кафедры русского языка 
и литературы КазНПУ им. Абая

В данной статье рассматривается литературное наследие Владимира Набокова в англо-американском литературоведении и критике.

This article observes problems of fictionV. Nabokov’s heritage in England-American philological science and the  tics and between  and West-European literature of XIX(th) century.

Основная проблема набоковианы конца 1990–2000-х годов заключается в стремлении англоязычного литературоведения найти новые современные подходы к творчеству русского писателя1. Литературоведы увлеченно исследуют так называемые «страсти» Владимира Набокова – искусство, лепидоптерию, шахматы и их отражение в набоковских художественных текстах. В поле зрения западных славистов находится изучение «повествовательной техники» Набокова, роль «чужого текста» в прозе писателя.

Западные литературоведы и критики пишут о пародировании как о способе набоковской «цитации» и об истоках набоковского «отчаяния», а роман «Дар» определяется англоязычными славистами как «вершина русскоязычного творчества Набокова»2.
Расцвет зарубежной набоковианы приходится на конец 1950-х годов и связан прежде всего с выходом в свет романа «Лолита», после публикации которого Владимир Набоков становится одним из самых известных русских писателей на Западе.
Вторая волна зарубежного набоковедения  получила развитие в конце 1990-х годов. Фонд критических исследований литературы пополнился большим количеством научных сборников, монографий, статей и очерков, опубликованных к 100-летию писателя, которое отмечалось в 1999 году.
За время своего существования англоязычное набоковедение превратилось в отдельную отрасль филологии, внутри которой сложились свои научные подходы, приоритеты, стиль и методика. В последние десятилетия наблюдается переход от экстенсивного типа исследований отдельных тем и проблем к системному изучению всего наследия В. Набокова.
Предметом изучения являются особенности структуры, стиля и тип повествования в романах В. Набокова3.
Ряд трудов посвящен рассмотрению морально-этических проблем, «диалогичности» творчества Набокова, метафизическим и этическим аспектам его литературного наследия4.
Выявление и изучение влияния на Набокова-художника его так называемых «страстей» – лепидоптерии, искусства и шахмат связывается с системой выбора лейтмотивов в прозе писателя5.
Западных исследователей притягивают интертекстуальность прозы писателя и художническая стратегия, искусная игра с несколькими подтекстами, позволяющие Набокову широко использовать не только литературный, но и фактический материал, насыщая его новым философским содержанием,как, например, это происходит в его романе «Отчаяние».
Роман «Дар» рассматривается исследователями как завершающий этап разработки всех философско-этических тем и проблем, волновавших Набокова в русский период творчества. Западные слависты исследуют духовное одиночество художника, потерявшего «рай детства». Они внимательно изучают отношение Набокова к настоящему и прошлому русской культуры и его поиск собственного пути в искусстве6.
Западные слависты подчеркивают, что игровой подход к тексту, литературные пародии, а также игра с несколькими подтекстами являются излюбленными приемами индивидуально-стилевой манеры В. Набокова. Они также обнаруживают, что пародия понимается русским писателем в варианте М. Бахтина – как «насыщенный  диалогизированный гибрид», сущность которого состоит не в отрицании, а в креативном переосмыслении существующих литературных традиций.
Англоязычных литературоведов интересует также общая философско-эстетическая система В. Набокова и ее художественная реализация в период американской эмиграции7.
Западные слависты активно изучают теоретические основы художественно-эстетической системы писателя. Их интересует вопрос о том, каким образом концепция человеческого бытия и сознания находит творческое отражение в автобиографических книгах В. Набокова.
Англо-американские ученые пишут о философском дискурсе романов В. Набокова и его понятии«прозрачности вещей». Их интересует также концепция массового и элитарного сознания, которая прослеживается в романах «BendSinister» и «Пнин»8.
Англоязычные слависты обращаются и к американским рассказам русского писателя, и к его выбору художественных ориентиров. Они внимательно анализируют особенности художественной структуры «Подлинной жизни Себастьяна Найта» – первого англоязычного романа  Набокова.
Темами литературоведческого исследования в Англии и США становится также своеобразие творческого метода В. Набокова 1960-1970-х годов, а также художественный синтез и универсализм прозы писателя.
Отдельными аспектами научного изучения становится миф в художественной структуре романа «Ада, или Радости страсти», а также иронический стиль авторского повествования в набоковском романе «Смотри на Арлекинов!».
Именно в американский период фило­соф­­ско-эстетические воззрения В. Набокова, сформировавшиеся в России и Европе, стали особой системой с присущей ей целостностью и высокой степенью теоретической рефлексии. «Европейские корни» Набокова послужили в американский период  прочной основой для формирования авторской концепции9.
В художественной антологии В. Набокова главной становится взаимосвязь концепции бытия и «времени сознания», определяющая сквозную тему произведений писателя. Существование человека для В. Набокова – это движение через «пространство жизни-времени», соотносимое с вечным, всеобщим основанием бытия. Но в философском дискурсе Набокова материальная сторона действительности является лишь «возможностью, по которой скользит человеческое сознание».
Проникнуть в сущность вещей, согласно концепции писателя, можно только через подсознание, неотъемлемой частью которого является сон10. Отсюда сновидение выступает у Набокова своеобразной метафорой жизни. В художественной философии Набокова сон часто отождествляется со смертью, которая воспринимается как конец земного бытия, за которым приоткрывается «тайна вечности». Именно постижение этой «тайны» ведет к обретению истинного «я». Страх смерти при этом трансформируется в мотив ее предназначения, который получает у писателя эстетическую интерпретацию.
Согласно Набокову, постичь универсальность бытия помогает идея представления предметов как некой прозрачной ткани. При этом прозрачность – это не симптом болезни, а, напротив, возвращение к некоей норме, обретение психологического покоя и гармонии11.
Реальность для Набокова – это бесконечная череда уровней восприятия, и потому она недостижима. Но история вещи как бы просвечивает ее изнутри, делая предмет прозрачным, и его качество способно в этот момент вобрать в себя и многократно отразить весь универсум миросоздания.
Но главным предметом искусства для писателя становится сосредоточенность на духовном мире, и сущность этого мира покоится в его экзистенции, то есть в некоей субстанции, присущей бытию человека12.
Внешнее же бытие выражает собою «неподчиненное существование». Причина этой «неподчиненности» личности состоит в том, чтобы общество, как сфера безличного, усредняет личность и ограничивает ее. В этом случае обретение экзистенции – это переход от бытия, детермированного внешними факторами, к «подлиннику», то есть к самому себе. Отсюда следует отчуждение отдельной мыслящей личности от социального бытия и сосредоточенность на жизни сознания13.
Для В. Набокова сознание является пространством, условными границами которого являются иллюзия и реальность. Поэтому закономерно, что его герои находят смысл подлинного существования в анализе собственных чередующихся между собой самопереживаний.
Они всегда готовы к тому, что предметом их рефлексии является самосознание. Сознание отдельного человека дискретно, и предметом внимания Набокова становится необычный, «средний» человек, а человек «элиты». И именно его микромир и самосознание становятся предметом пристального изучения писателя. В американский период Набоков разрабатывает идею искусства как высшей духовной ценности. При этом эстетика Набокова намеренно не включает в себя социалистическую ориентацию, идеологические координаты или политическую ангажированность. В центр философско-эстетической системы писателя выдвигается категория свободы, полной независимости художника и возникает идея автономности искусства в целом.
Набоков отстаивает право искусства быть только искусством, и при этом подлинным критерием его ценности становится эстетизм14.
Эстетическое наслаждение доминирует у писателя в определении сущности, функций и назначения искусства и рассматривается Набоковым как мощное поле всестороннего влияния на личность. Эстетическое воздействие вбирает в себя катарсис, захватывает духовное формирование самоценной личности и определяет ее нравственную высоту.
Писатель защищает абсолютную свободу художника, владеющего «божественной властью» в составлении собственной уникальной художественной Вселенной. Он творчески создает «новый мир», проникнуть в самую суть которого можно лишь путем художественного анализа ее структуры и стиля бытия.
Говоря о стиле, В. Набоков подразуме­вает оригинальность художественной ма­­неры писателя, в которой особенно отчет­­­ливо должно проявляться единство времени и содержания. Доминантой художественного текста у него становится все же сам автор как эстетическая категория, организующая особую структуру произведения.
Творческий процесс в интерпретации В. Набокова – это путь от знания к выражению. Потому язык рассматривается в эстетике писателя как некая первоначальная художественная реальность. Поиски максимальной точности и выразительности, языковая игра придают прозе писателя особый эстетизм, «ориентированный на элитарное сознание»15.
В основе художественной поэтики Набокова лежит принцип непостижимости «бездонной» реальности. Воплощение этого принципа ведет к образованию многоуровневой структуры текста, а от него – к летописанию – художественному и дискурсивному, к реминисцентной организации текста и его субъективной повествовательной организации.
Игровая поэтика В. Набокова становится в этом случае обязательным условием художественного мира писателя и оказывается нацеленной на творческий жанровый эксперимент, в основе которого лежит принцип диффузии и взаимопроникновения жанровообразующих элементов поэмы и комментария, семейной хроники и мифа, триллера и философского эссе, автобиографии и пародии на нее.
Таким образом, очевидно, что в американский период своего творчества В. Набоков стремился к художественному универсализму,новаторски создавая при этом параметры особого повествовательного жанра – синтетического романа.

ЛИТЕРАТУРА
1. Злочевская А. В. Художественный мир В. Набокова и русская литература XIX века / Злочевская А. В. – М.: Изд-во МГУ, 2002. – 188 с.
2. Мулярчик А. С. Русская проза В. Набокова // А.С. Мулярчик. – М.: Изд-во МГУ, 1997, 144 с.
3. Hagopian I. Decoding Nabokov’s «Signs and Symbols» // A Stall Alpine Form: Studies in Nabokov’s Short Fiction. New York, Garland, 1993.
4. Connoly I.W. Nobokov’s Early Fiction: Pattens of Self and Other. Cambridge: Cambridge University Press, 1993.
5. Михайлова О. Л. Творчество В. Набокова «русского периода» в англоязычном литературоведении 1990-2000-х годов. – Дисс. канд. филол. наук. – Орел, 2009.
6. Пайфер Э. «Лолита» / Пер. с англ. Почарской // В. В. Набоков: proetcontra. – СПб: РХГИ, 2001. – Т. 2. – С. 869-832.
7. Бойд Б. Владимир Набоков: американские годы. Библиография / пер. с англ. Под ред. А. Глебовской. – М.: Независимая газета, СПб.: Симпозиум, 2004, 928 с.
8. Долинин А. Истинная жизнь писателя Сирина: после «Дара» // В. В. Набоков. Русский период. Собрание сочинений в 5-ти т. – СПб: Симпозиум. – Т. 5. – С. 9-39.
9. Парамонов В. Набоков в Америке // Звезда, 1996, № 11. – С. 231–238.
10. Романова Г. Р. Философско-эстетическая система В. Набокова и ее художественная реализация в период американской эмиграции. – Дисс. канд. филол. наук. – Владикавказ, 2005.
11. Barabtarbo G. Aerial view: Essays on Nabokov’s Art and Metaphysics. Bern: New York: Peter Long, 1993.
12. Проффер К. Ключик к «Лолите» / Пер. с анг. и предисловие Н. Махлаюка и С. Слободянова. Послесл. Д. Б. Джонсона, СПб: Симпозиум, 2000, 302 с.
13. Bloom H. Vladimir Nabokov’s Lolita, New York: Chelsea Hause, 1987.
14. Sehuman S. Vladimir Nabokov: A Reference Guide. Boston: G. K. Hall, 1979.
15. Wood M. The Magician’s Doubt’s: Nabokov and the Risk of Fiction. London: Chatto and Windus, 1994.