• Геополитика
• 25 Ноября, 2016

Вяземская катастрофа

Бахытжан Ауельбеков

Часть I

75 лет назад, в октябре 1941 года были разгромлены четыре советские армии, попавшие в окружение под Вязьмой. Это был один из самых трагических моментов страшного 1941 года, когда страна была поставлена на грань катастрофы. По мере того как сегодня становится известно все больше ранее не публиковавшихся материалов о том, как реально шел ход Великой Отечественной войны и что происходило в то время, мы начинаем по-новому смотреть на многие вещи, которые ранее представлялись хорошо известными и понятными. На самом деле все было гораздо сложнее, чем мы думали.    

В результате Вяземской катастрофы, о которой мы ведем рассказ,  советский Западный фронт был полностью оголен – до самой Москвы все было открыто. Об ужасающем положении говорит уже один тот факт, что генерал (будущий маршал) К. К. Рокоссовский, которому поручили задержать наступление противника на столицу, получил странный приказ: выйти со штабом в район Волоколамска, «подчинить там себе все что сумеем» (здесь и далее везде выделено мной. – Б. А.), и организовать оборону в полосе от Московского моря на севере до Рузы на юге (Рокоссовский К. К. Солдатский долг. М.: Вече, 2014). Проще говоря, он должен был идти со своим штабом к Волоколамску, ловить всех встречных-поперечных и ставить под ружье. Войск на этом направлении не было вообще! Первыми, кого Рокоссовский подчинил себе, были волоколамские милиционеры. Так начиналось выправление последствий катастрофы под Вязьмой…
Отвлечемся, однако, на время от Вязьмы и поговорим вот о чем. Британский разведчик и историк Лен Дейтон свидетельствует:
«Как только стало известно о начале операции «Барбаросса», практически все до одного военные специалисты предсказали скорый крах России. Американские военные эксперты рассчитали, что Советский Союз продержится не больше трех месяцев. Черчилля засыпали такими же неточными прогнозами: фельдмаршал сэр Дилл, начальник Имперского генерального штаба, дал Красной Армии всего шесть недель. Посол Великобритании в Москве Стаффорд Крипс считал, что она продержится месяц. Самыми неточными были оценки английской разведки: она считала, что русские продержатся не больше десяти дней». 
Как они могли так ошибаться?
Ну ладно, это были люди, не планировавшие нападение на СССР, следовательно, перед войной они не изучали досконально реальные его военные возможности и имели достаточно смутное представление о его потенциале. Им ошибаться еще простительно. Но только не немецким военным? Они сами спланировали Восточную кампанию. Они сами выбрали время, место и оружие. Они сами спроектировали все предстоящие военные операции. Следовательно, возможности будущего противника, и то, чего от него можно ожидать, немцы изучили тщательнейшим образом. И что же? 
Незадолго до начала нападения на СССР главнокомандующий сухопутными войсками вермахта генерал-фельдмаршал фон Браухич сообщил фюреру, что согласно сделанным военными расчетам, кампания «продлится от четырех до шести недель». Разве немецкие военные были плохими специалистами? Нет, весь ход войны (и не только на востоке) показал, что военное дело они знали отлично. Как же они могли так промахнуться со своими прогнозами?
А вот что свидетельствует министр вооружений нацистской Германии Альберт Шпеер, время подслушанного им разговора – июнь 1940 года:
«Гитлер прогуливался перед своим домом по усыпанной гравием дорожке с Йодлем и Кейтелем, когда адъютант доложил ему, что я хотел бы попрощаться. Меня велели позвать, и, приблизившись к этой группе, я услышал, как Гитлер, в продолжение разговора, произнес: «Теперь мы показали, на что мы способны. Поверьте моему слову, Кейтель, русский поход по сравнению с этим всего лишь штабная игра» …В отличном настроении Гитлер попрощался со мной, передал сердечные приветы моей жене и посулил в самом непродолжительном времени приступить к обсуждению со мной новых планов и макетов».
Ну ладно, все это говорилось еще до войны. Но, наверное, реальный ход военных действий должен был отрезвить агрессоров и оценки их должны были бы стать более взвешенными? Ничего подобного! Начальник Генерального штаба сухопутных войск вермахта генерал-полковник Франц Гальдер 3 июля 1941 года записал в своем рабочем дневнике: «Не будет преувеличением сказать, что кампания против России выиграна в течение 14 дней». Это очень странное утверждение, если учесть что четырьмя днями раньше, 29 июня, он же записал: «Сведения с фронта подтверждают, что русские всюду сражаются до последнего человека. Упорное сопротивление русских заставляет нас вести бои по всем правилам наших боевых уставов. В Польше и на Западе мы могли позволить себе известные вольности и отступление от уставных принципов, что теперь уже недопустимо». 
Неужели эти факты его не насторожили?
Может быть Гальдер был плохим генералом? Нет, он был хорошим генералом, иначе никогда не стал бы начальником Генштаба. И все предыдущие военные кампании Третьего рейха доказали его высокую квалификацию как военного специалиста. Как же мог допустить такой поразительный, просто катастрофический просчет профессионал столь высокого класса? Если уж начальник Генштаба, который «держит руку на пульсе», к которому стекаются самые полные и точные сведения со всех фронтов и который имеет самое ясное представление о том, что в действительности происходит, совершает грубейшую ошибку в оценке ситуации, то что взять с других? Почему же так фантастически ошиблись в прогнозах по поводу возможного развития Восточной кампании все, начиная с самого Гитлера? Война-то, как известно, продолжалась не несколько недель, как планировали в германском Генштабе, а почти четыре года, и закончилась она не в Москве, а в Берлине.
В наше время не редкость появление новых наук, которых еще недавно вообще не было. Одной из таких новых наук является «математическая история». Одним из направлений этой еще только зарождающейся отрасли знания является изучение хода и причин войн прошлого и революций, а также моделирование исторических процессов, анализ и прогнозирование различных вариантов развития современных событий. Одним из основоположников этого научного направления в РФ является заведующий отделом Института прикладной математики им. М. В. Келдыша, доктор физико-математических наук Георгий Малинецкий говорит: 
«В чем коварство мировых войн? В том, что в отличие от локальных военных конфликтов, которые все-таки имеют определенную шаблонность, здесь мы имеем дело со сложной системой. Не удается заранее просчитать ее до конца, определить те последствия, которыми чревата данная военная эпопея. А они могут быть совершенно губительны. Лидеры мировых держав в ситуации с этими глобальными войнами не представляют и не могут представить себе всех последствий тех или иных действий. Ведь они, по сути, пытаются спланировать то, чего никогда еще не случалось». 
Действительно. Вспомним, что когда начиналась Первая мировая война, миллионы людей встретили ее с восторгом, все были убеждены, что она продлится всего несколько месяцев, может быть, полгода, ну, от силы год… А что получилось на самом деле? И точно такая же потрясающая ошибка в оценке перспектив развития, длительности и последствий Второй мировой войны, сделанная всеми… История повторилась.
Не будем упрекать советских военных в том, что в ходе той войны они нередко допускали катастрофические провалы. Это сейчас, задним числом обо всем легко судить, а тогда им приходилось действовать в ситуации, которая еще никогда не случалась в истории человечества, да еще постоянно менялась самым невообразимым и непредсказуемым образом, и пытаться решать задачи, которые еще никогда не возникали, то есть пытаться просчитать то, что принципиально не просчитывается. Все стандартные и хорошо изученные правила военной стратегии и тактики полетели в тартарары, в действие вступили факторы, какие и предвидеть-то просто невозможно. В таких условиях провалы, которые сегодня кажутся непонятыми, на самом деле просто неизбежны. Победа оказалась за тем, кто умел интуитивно прочувствовать общее направление исторического (подчеркнем, именно исторического), а не только военного, процесса и действовать в соответствии с его течением.
Вернемся к Вяземской катастрофе. Ей предшествовали очень неоднозначные события, о которых мы даже в наши дни имеем весьма слабое представление. Связано это с тем, что советская военная историография и пропаганда создали в сознании советских людей какую-то странную картину хода Великой Отечественной войны. Выгладит она примерно так. 
Коварный враг без предупреждения ворвался в страну и начал стремительно двигаться к столице. Поскольку никто не был готов к вторжению, Красная Армия терпела сокрушительные поражения и отступала до Москвы. Потом она собралась с силами разбила немцев под Москвой, устроила им Сталинград, сломала хребет вермахту под Курском, дотолкала сопротивляющегося противника до Берлина, взяла Берлин, над рейхстагом взвилось советское знамя и на этом война была окончена. На всю эту эпопею ушло почти четыре года. Такова наиболее распространенная версия истории Великой Отечественной войны, укоренившаяся в массовом сознании.
На самом деле, конечно, все было далеко не так просто. Не таким уж неожиданным было нападение гитлеровских войск, к нему готовились не один год. И Красная Армия не только терпела поражения, но и оказывала весьма достойное сопротивление. И чаша весов победы не раз колебалась то в ту, то в другую сторону. Достаточно сказать, что уже 1941 году Германия дважды могла потерпеть поражение, если бы не личное вмешательство Гитлера, который взял руководство армией в свои руки и стал принимать решения вопреки советам всех своих генералов и фельдмаршалов. 
Существует определенная несправедливость в оценке вклада в Победу трех главных советских маршалов первого периода войны – Тимошенко, Буденного и Ворошилова, поскольку их действия были заслонены последующими громкими победами, одержанными под командованием уже других военачальников. А ведь если на долю последних выпало прославиться уже в период наступления, то именно первым пришлось вынести на своих плечах начальный, самый тяжелый и самый страшный период войны, когда армия терпела поражение за поражением, не хватало людей, вооружения, боеприпасов, кругом царил хаос, казалось, рушится весь мир. Вся тяжесть первого этапа вой­ны легла на них, и выполнили свой солдатский долг они вполне достойно.
Скажем, маршал С. К. Тимошенко был кавалером ордена Победы, и орденов Суворова 1-й степени (полководческий орден) у него было больше, чем у остальных кавалеров ордена Победы. Первый крупный советский город в той войне (Ростов) освободили именно войска маршала, вдобавок он при этом разгромил 1-ю танковую армию и 14-й мехкорпус вермахта, а это был вообще первый случай, когда армия вермахта была разгромлена (ноябрь 1941 г.). Немецкий военный историк пишет, что Гитлер, узнав, что Тимошенко разгромил целую немецкую армию и освободил Ростов, «…порывался кинуться на Рундштедта и сорвать с него рыцарский крест. С генерал-фельдмаршалом Браухичем случился сердечный припадок. Гитлер снял ряд видных генералов южной группы армий, в первую очередь командующего 17-й армией генерала пехоты фон Штюпнагеля. Гитлер обрушился на него в страшном припадке ярости… Главнокомандующий группой армий «Юг» генерал-фельдмаршал Рундштедт был снят, его сменил командующий 6-й армией фон Рейхенау». 
Так отреагировал фюрер на погром, который устроил немцам под Ростовом маршал Тимошенко.
А, например, маршалу Ворошилову досталась тяжелейшая задача – он должен был не дать немцам разгромить войска Северо-Западного направления. Заметим, что Гитлер считал их разгром обязательным условием наступления на Москву. Но разгромить советские войска, управляемые К. Е. Ворошиловым, германская группа армий «Север» не смогла. Ворошилов дрался и упорно, и умело. Достаточно сказать, что уже в середине июля 1941 г. под командованием Ворошилова на Северо-Западном направлении была осуществлена блестящая операция по окружению мощной группировки гитлеровских войск. Это был первый случай, когда немецкие войска попали в «котел». И это – уже через месяц после начала вой­ны! Гитлеровцы тогда сумели прорвать кольцо окружения и вырваться из «котла», но ворошиловцы преследовали их по пятам и наседали на них столь плотно, что отступавшим 17 раз (!) приходилось вступать в арьергардные бои. Заметим, что германскими войсками здесь командовал лучший полководец рейха – Эрих фон Манштейн.
На юге для немцев тоже все складывалось далеко не так удачно, как они рассчитывали. Немецкий военный историк, бывший оберштурмбанфюрер СС Пауль Карелл пишет:
«…Здесь наступающих ждало несколько очень неприятных сюрпризов... Вся тяжесть наступления ложилась на левофланговые части – т. е. северное крыло группы армий. Там 17-ой армии генерал-фельдмаршала фон Штюльпнагеля и 6-ой армии генерал-фельдмаршала фон Рейхенау предстояло прорвать оборону русских, углубиться во вражеские позиции, двигаясь на юго-восток. А затем, повернувшись на юг, силами авангарда – танковой группой Клейста – окружить русских. При этом танкистам Клейста отводилась роль одного из «щупалец» охвата частей противника… Вторым «щупальцем» охвата… предстояло стать 11-ой армии генерал-полковника Риттера фон Шоберта, дислоцированного на юге Румынии. Эта армия должна была форсировать Прут и Днестр и наступать на востоке в направлении танковой группы Клейста, чтобы замкнуть кольцо окружения… План был хорош и разумен, но Рундштедту попался умный противник» (Карелл П. Восточный фронт. Книга 1. М.: Эксмо, 2005). 
Этим умным противником был командующий Юго-Западным направлением маршал С. М. Буденный. Активно контратакуя наступающего врага и искусно маневрируя, он сумел сохранить основную часть своих войск, блокировать угрозу окружения и занять достаточно прочную оборону вдоль Днепра. В результате, хотя по плану «Барбаросса» Киев немцы должны были захватить в июле, эта задача вермахтом не была выполнена. А Красная Армия выиграла время (название Советская Армия было введено только в феврале 1946 г.). Немецкие военные историки единодушно признают, что маршал Ворошилов сорвал план «Барбаросса» на севере, а маршал Буденный – на юге, что само по себе является признанием их высоких заслуг перед Родиной в самый трудный для нее момент.
Далее события развивались следующим образом. Существует устойчивое мнение, что после 22 июня 1941 г. германские вой­ска катились к Москве неумолимым «паровым катком». На самом деле это было далеко не так. Первый удар фашистов был действительно страшен, но, наткнувшись на упорное сопротивление советских войск, уже к середине июля немецкое наступление попросту… выдохлось. И продвижение вермахта почти полностью остановилось. В принципе, наступать-то немцы еще могли. Но поскольку на севере упорно сопротивлялся Ворошилов, а на юге была сконцентрирована довольно мощная группировка Буденного, которая в этом случае непременно ударила бы в немецкий фланг, то, ринувшись на Москву и не имея резервов (а они их не имели!), немцы сами рисковали попасть в ловушку, оказаться окруженными и быть быстро разгромленными. В отличие от своих генералов и фельдмаршалов, Гитлер это прекрасно понимал. 
Британский историк Алан Кларк пишет:
«В середине июля линия фронта шла с севера на юг от Нарвы, на границе Эстонии, до устья Днестра, на Черном море. Но в центре фронта с двумя гигантскими зловещими выступами напоминая по своей конфигурации отраженную в зеркале букву «S». Танковые корпуса группы армий «Центр», продвигавшиеся к Москве с севера и юга от Минского шоссе, уже достигли Смоленска. Но южнее русская 5-я армия продолжала удерживать передовые рубежи в районе Припятских болот. Это создавало дополнительный фронт протяженностью 240 километров, который проходил вдоль обнаженных флангов группы армий «Центр» и левого крыла южной группировки Рундштедта, приближавшегося к Киеву. Русский «балкон», угрожающе нависший над немецкими коммуникациями, сковывал свободу действий сразу двух групп немецких армий» (Barbarossa. The Russian-German Conflict 1941–1945. London, 1965).
От такого оборота событий Гитлер впал в явное замешательство. Захватить Ленинград не удается, захватить Украину не удается, продолжать наступление – верная смерть. План «Барбаросса» срывается. 
19 июля 1941 г. Верховное главнокомандование вермахта (ОКВ) издало директиву № 33. В ней отмечалось, что «группа армий «Центр» будет вести дальнейшее наступление на Москву силами пехотных соединений». «Директива фактически была приказом группе армий «Центр» остановиться (с учетом огромных расстояний «наступление» одной пехотой ничего не значило), пока не будет обеспечиваться безопасность ее флангов» (Алан Кларк).
Для германского командования наступило время тяжелых размышлений: как действовать дальше? Генеральный штаб ОКХ единодушно выступал за то, чтобы усилить армии фон Бока (группа «Центр») и предпринять наступление на узком участке фронта непосредственно на Москву. Гитлер настаивал на том, что этого нельзя делать, пока не ликвидирована фланговая угроза со стороны Буденного. 4 августа 1941 г. в штаб-квартиру фон Бока в Борисове впервые после начала Восточной кампании для заслушивания докладов командующих армиями прибыл сам фюрер. Гитлер беседовал со своими командирами наедине и поодиночке, так что никто из них не был уверен, что говорили другие, что им было предложено и что они сказали. Он вызвал к себе начальника оперативного отдела генштаба ОКХ полковника Хойзингера, представлявшего Гальдера, Бока, Гудериана и Гота. Все единодушно высказались в пользу наступления на Москву. Затем Гитлер созвал всех командиров вместе и выступил перед ними с длинной речью. Он объяснил, что первостепенной целью момента является Ленинград. После ее достижения выбор будет лежать между Москвой и Украиной. 
Ретроспективно становится понятым, что если бы Гитлер не проигнорировал мнение своих военных специалистов, то они, скорее всего, проиграли бы войну уже в августе – сентябре 41-го, по всем правилам военного искусства. На нашу беду, Гитлер не признавал шаблонов.
«Было немало и других генералов, ратовавших за бросок танковых дивизий на Москву. Командующий группой армий «Центр» фон Бок также разделял это намерение. Но с учетом того, что мы знаем о силе советских армий даже на тот момент и планировавшемся ими контр­ударе, нет никаких оснований считать, что такой бросок увенчался бы успехом. Это была бы гигантская авантюра, о которой с определенностью можно сказать лишь одно – она приблизила бы конец войны. 
…Беспристрастное изучение фактов показывает, каким опасным было в тот момент положение немецких войск. Немцам удалось перебросить за Днепр не более десяти дивизий. Главные переправы в Орше и Могилеве все еще находились в руках русских и удерживались гарнизонами, не уступавшими по численности немецкому головному эшелону, а к северу и югу немецкого клина четыре советские армии имели достаточно сил, чтобы охватить и подрубить его основание. В это же время маршал Тимошенко готовился нанести контрудар» (Алан Кларк).
Однако наступление на Ленинград, начавшееся вскоре после совещания в Борисове, натолкнулось на упорное сопротивление советских войск. 12-14 августа командование Северо-Западного (Ворошилов) фронта нанесло контрудар под Старой Руссой и заставило немецкие части отступить. В результате, фон Гот был вынужден спешно перебросить со смоленского направления на помощь фельдмаршалу Леебу под Ленинград еще один корпус, и, таким образом, группа армий «Центр» фон Бока лишилась еще трех механизированных дивизий, абсолютно необходимых для крупномасштабных операций. 
«С уходом танковых корпусов на север и юг силы группы армий «Центр» заметно ослабели, и через 10 дней (28 августа) фон Бок пожаловался Гальдеру, что «…возможности сопротивления войск его группы армий подходят к концу. Если русские будут продолжать наступательные действия, то удержать восточный участок фронта будет невозможно» (Алан Кларк).
Как видим, факты опровергают устоявшееся мнение о неудержимом немецком наступлении в 1941 году. На самом деле, уже в августе командование группы «Центр» думало не о наступлении, а о том, удастся ли этой группе избежать разгрома. Если бы такой разгром состоялся, то германские войска были бы разорваны на две группировки – южную и северную, – оказались бы в стратегическом окружении и достаточно быстро уничтожены. Согласитесь, все довольно далеко от привычных преставлений о 41 годе. В конце августа – начале сентября 41-го не советская, а германская армия находилась на грани катастрофы.
«К началу сентября соотношение сил стало изменяться в пользу РККА… Красной Армии нужно было продержаться еще полтора-два месяца, после чего, с вводом в бой формируемых соединений, можно было ожидать перехода инициативы к советской стороне. В начале сентября планировалось стабилизировать фронт, ликвидировать опасные плацдармы, создать сильные группы резервов, после чего в конце октября перейти к активным действиям. Учитывая изменившееся соотношение сил и ход боевых действий в августе, достижение этих целей было абсолютно реально» (Савин В. О. Разгадка 1941. Причины катастрофы. М.: Эксмо: Яуза, 2010).
Гитлер, однако, все это тоже прекрасно понимал. Он прекращает давление на Ленинград и вновь меняет планы. 24 августа после встречи с Гудериана с Гитлером в штабе ОКХ в Восточной Пруссии 2-я танковая группа (Гудериан) получила официальный приказ наступать на юг во фланг и тыл киевской группировки советских армий. В конце августа 2-я танковая группа Гудериана форсировала Десну и начала наступление в южном направлении.
29 августа Гальдер делает запись в дневнике: 
«Положение на фронте группы Гудериана неприглядное. С запада на него давят войска противника, отходящие на фронте 2-й армии, а с востока – вновь подведенные сюда части. Кроме того, противник оказывает сопротивление и на центральном участке фронта группы Гудериана… Такая обстановка сложилась на участке фронта группы Гудериана, который сам планировал эту операцию и сам во всем виноват».
Сам Гудериан оценивал обстановку не более оптимистично:
«29 августа крупные соединения противника при поддержке авиации напали на XXIV бронетанковый корпус с юга и запада. Корпус был вынужден прекратить собственные атаки силами 3-й бронетанковой и 10-й мотопехотной дивизий… Поражения удалось избежать, лишь бросив в бой всех до одного солдат дивизий, включая хлебопеков». 
Наличными силами продолжать наступление было невозможно, и Гудериан запросил подкреплений. Подкрепления ему, хоть со скрипом, но выделяют. И тут произошло следующее. С. М. Буденный разгадал замысел противника и понял, что немцы двумя сходящимися ударами с севера (Гудериан) и с юга (фон Клейст) хотят окружить киевскую группировку. Поэтому он принимает совершенно правильное решение – оставить Киев, отвести войска и выровнять линию фронта. Тем самым германский замысел окружения был бы сорван, и немцы оказались бы в том самом катастрофическом положении, из которого стремились выскользнуть. Пожалуй, даже в еще худшем.
11 сентября Буденный отправляет Сталину шифрограмму, в которой говорилось: «Военный совет Юго-Западного фронта считает, что в создавшейся обстановке необходимо разрешить общий отход фронта на тыловой рубеж… Промедление с отходом Юго-Западного фронта может привести к потере войск и огромного количества материальной части…».
Сталин оказался в трудном положении. Как глава государства, он должен был санкционировать оставление врагу столицы уже шестой союзной республики. Тем не менее, он соглашается с предложением Буденного и отправляет ответную шифровку: «…Немедленно перегруппировать силы хотя бы за счет Киевского укрепрайона и других войск и повести отчаянные атаки на конотопскую группу противника во взаимодействии с Еременко… Немедленно организовать оборонительный рубеж на реке Псел… По исполнении этих двух пунктов, и только после исполнения этих двух пунктов, т. е. после создания кулака, после всего этого начать эвакуацию Киева… После эвакуации Киева закрепиться на восточном берегу Днепра, не давая противнику прорваться на восточный берег…».
То есть, поддержав в целом предложение Буденного, Сталин расширил его и разбил на этапы: сначала нужно было вой­ска с правого берега Днепра (Западного) перебросить навстречу Гудериану и не дать замкнуть окружение; одновременно отвести часть войск на Псел и начать готовить оборонительные позиции, а затем на эти позиции отводить и весь фронт.
В этот же день состоялись переговоры Сталина и командующего Юго-Западным фронтом генералом М. П. Кирпоносом. Сталин ознакомил Кирпоноса с телеграммой Буденного и дал указание: «…о мерах организации кулака против конотопской группы противника и подготовке оборонительной линии на известном рубеже – информируйте нас систематически…». И получил неожиданный ответ: «У нас и мысли об отводе войск не было до получения предложения дать соображения об отводе войск на восток с указанием рубежей, а была лишь просьба в связи с расширившимся фронтом до 800 с лишним километров усилить наш фронт резервами…». Телеграф долго молчал – Сталин совещался с военными. Затем следует приказ: «Киева не оставлять и мостов не взрывать без особого распоряжения Ставки».
Как видим, Сталин согласился с предложением Буденного об отводе войск, но Кирпонос, непонятно чем руководствовавшийся, дезинформировал его, и заверил, что ситуация не настолько сложная, чтобы отводить войска. Вероятно, Сталин все-таки в конечном счете согласился бы с Буденным, а не с Кирпоносом, но Кирпоноса поддержал и начальник Генштаба маршал Б. М. Шапошников. Так что весьма значительную долю ответственности за то, что произошло, Шапошников тоже несет, не один Кирпонос.
Таким образом, приказ об отводе войск из Киева был отменен, а маршал Буденный смещен с должности командующего Юго-Западного направления, на его место назначен С. К. Тимошенко. Вечером 12 сентября Тимошенко доложил: «Вхожу в курс дела и в указанный срок командование принимаю». Однако время было упущено. В 18.20 14 сентября у г. Лохвица соединились передовые отряды 3-ей танковой дивизии 2-ой танковой группы Гудериана и 9-ой танковой дивизии 1-ой танковой группы фон Клейста. Киевская группировка оказалась в окружении. Тем не менее, не все было потеряно. Тимошенко вызвал к себе генерала (будущего маршала) И. Х. Баграмяна и приказал ему вылететь к Кирпоносу с приказом с боем выводить войска из окружения (фронт окружения был еще недостаточно плотным, и задача не представлялась чрезмерно сложной). «Спешите, товарищ Баграмян. И пусть Кирпонос не медлит!» Однако Кирпонос, сославшись на то, что приказ был устным, а не письменным (?), фактически саботировал его (!), что привело к крайне тяжелым последствиям.
Все подробности Киевской катастрофы и странные действия генерала М. П. Кирпоноса (предательство?) хорошо и обстоятельно, со всеми схемами, изложены в книге Юрия Мухина «Если бы не генералы! Проблемы военного сословия» (М.: Яуза, 2006), мы не будем останавливаться на них. Отметим только следующее. До сих пор в популярных и даже в специальных изданиях часто говорится о том, что под Киевом немцы взяли в плен 660 тысяч советских солдат и офицеров. Но откуда взялась такая цифра? А об этом сообщил нацистский министр пропаганды Й. Геббельс тогда же, в 1941 году. Странно, но эта геббельсовская ложь до сих пор повторяется уже восьмой десяток лет. На самом деле, вся численность войск Юго-Западного фронта к началу Киевской оборонительной операции составляла 627 тыс. человек. Из этого числа более 150 тыс. действовали вне кольца окружения, часть окруженных прорвалась и часть погибла в бою. (Россия и СССР в войнах ХХ века: Статистическое исследование. М., 2001). Таким образом, в плен могли попасть максимум 300 тыс. человек (Гудериан говорил о 290 тыс. пленных). Это, конечно, тоже очень много, но все-таки не те 660 тысяч, о которых говорил Геббельс. И нечего повторять его ложь.
Киевская катастрофа имела очень тяжелые последствия для советской стороны. Дело даже не в том, что были потеряны значительные военные силы, военная техника и территория. Это еще можно было пережить. Главное – она изменила всю диспозицию на театре военных действий и перевернула весь ход событий. Еще сов­сем недавно германская армия находилась в крайне сложном, почти катастрофическом положении, а Красная Армия уверенно наращивала силы и готовилась перейти в наступление. И вот прошло сов­сем немного времени, и в тяжелейшем положении оказалась уже Красная Армия, а Верховному Главнокомандованию пришлось прилагать отчаянные усилия, чтобы спасать рассыпающийся фронт.
А ведь Гитлер мог и не рискнуть на попытку окружения киевской группировки, но все-таки рискнул. (Впрочем, кажется, у него уже и другого выхода не было – пан или пропал.) И само окружение могло сорваться из-за элементарной нехватки сил для его осуществления у Гудериана. 
Вскоре после начала операции по окружению киевской группировки Гальдер записал в дневнике:
«Я вел переговоры с фельдмаршалом фон Боком. Гудериан злится на то, что не может продвинуться вперед, так как его атакуют слева и справа во фланги. Он требует передачи ему остальных моторизованных частей его группы, с тем, чтобы бросить их в наступление. Фон Бок полагает, что он не может это сделать, так как он не может лишать себя резервов на фронте, который все время подвергается атакам противника. Я ответил ему, что разделяю его точку зрения и прошу не удовлетворять требований Гудериана по крайней мере до тех пор, пока дивизии 53-го армейского корпуса не будут выведены во второй эшелон».
В результате, фон Бок 2 сентября предлагает Гудериану отойти обратно за Десну: 
«День начался с очередного требования Гудериана прислать ему подкрепления. Оказывается, 10-я (моторизованная) дивизия лишилась своего плацдарма на юге от Десны. Гудериан обрисовал ситуацию в таких мрачных тонах, что я поторопился отправить ему пакет с весьма пространным посланием, в котором предлагал ходатайствовать перед Главно­командующим об отводе его танковой группы за Десну в случае, если он сочтет это необходимым» (Бок Ф. «Я стоял у ворот Москвы»: Дневник командующего группой армий «Центр». М.: Яуза; Эксмо, 2009). То есть 2 сентября, через семь дней после начала операции по окружению киевской группировки, фон Бок уже считал ее провалившейся и предложил прекратить наступление на юг и отвести войска.
Но даже после того как с огромным трудом командование вермахта все-таки сумело изыскать и отправить Гудери­ану подкрепления, операция развивалась крайне тяжело. 4 сентября Гальдер пишет в своем дневнике:
«Во время моего отсутствия вновь разыгрались страсти. Фюрера вывел из себя Гудериан, который никак не хочет расстаться со своим замыслом наступать на юг силами 47-го моторизованного корпуса восточнее Десны. В связи с этим, отдается приказ о том, чтобы вернуть войска Гудериана на западный берег реки. Напряженные отношения сложились также между Гудерианом и фон Боком. Последний требует от главкома отдать приказ об отстранении Гудериана от командования танковой группы».
Немцам удалось окружить киевскую группировку ценой крайнего перенапряжения, из последних сил. Но это окружение могло вообще не состояться, если бы было принято предложение Буденного об отводе войск, Кирпонос не дезинформировал Верховное Главнокомандование (что вызывает самые мрачные подозрения), а маршал Шапошников не убедил бы Сталина согласиться с позицией Кирпоноса. В этом случае положение германской армии оказалось бы аховым. Но и после того как кольцо окружения замкнулось, не составляло ничего невозможного прорвать его. Однако Кирпонос фактически саботировал приказ Тимошенко о прорыве, и грянула катастрофа.
Все это говорит о том, что обвинения задним числом в адрес военных в том, что они не те решения принимали, крайне поверхностны. Война – дело слишком сложное (особенно такая война!), и ситуация на ней постоянно меняется. Сегодня положение складывается в пользу одних, происходит ряд, ранее непредвиденных событий, и все переворачивается с ног на голову, теперь на подъеме уже другие. Ориентироваться и тем более принимать безупречные решения в столь сложной, постоянно меняющейся обстановке – крайне трудно. Но в конечном счете решающими оказываются долговременные факторы: географическое пространство, наличие людских и материальных ресурсов, наличие системы их оперативной мобилизации, наконец, сильное руководство.
Как погиб генерал М. П. Кирпонос, точно не известно. По наиболее распространенной версии, его расстреляли находившиеся при штабе Юго-Западного фронта офицеры НКВД (см. Мухин Ю. И. Если бы не генералы!). Для нашей темы, однако, важно другое. Киевская катастрофа была тяжелым, но не смертельным ударом для Красной Армии. Она породила большие, но все-таки преодолимые трудности. Главное в другом – она создала предпосылки для последующей, гораздо более значимой, Вяземской катастрофы. 
Положение вермахта выправилось, и он вновь был готов к новым наступлениям. А положение Красной Армии, напротив, резко ухудшилось, и уже было неясно, сможет ли она оказывать жесткое противодействие противнику.
Кольцо окружения под Киевом было еще только-только замкнуто, еще не закончился разгром окруженной киевской группировки, а главком сухопутных войск вермахта генерал-фельдмаршал фон Браухич 15 сентября уже представил Гитлеру план операции «Тайфун». (Очередная авантюра германского командования; Браухич поспешил: если бы Кирпонос организовал прорыв из окружения, положение резко изменилось бы, и план пришлось бы выкинуть в корзину для бумаг; но удача пока была на немецкой стороне – Кирпонос прорыва осуществлять не стал.)
В операции «Тайфун» должны были принять участие три четверти германских вооруженных сил на Восточном фронте, включая все танковые дивизии (за исключением группы фон Клейста, которой предстояло продолжать операции на Украине). Танковая группа Гепнера была переброшена из-под Ленинграда. Ее намечалось поставить в центре, по обе стороны от нее разместить 9, 4 и 2-ю армии, а на крайних флангах – танковые группы Гота и Гудериана.
Фронт наступления был необычайно широк. Между исходными позициями Гота, к северу от Смоленска, и Гудериана, на левом берегу Десны, было около 240 километров. Согласно плану, удар танков Гепнера должен был расколоть фронт советских войск на две части, разбитые остатки частей сгруппируются вокруг узлов коммуникаций на Вязьме (которую должен был взять Гот) и Брянске (предназначенном Гудериану).
Для рядового состава фюрера приготовил очередной приказ:
«После трех с половиной месяцев боев вы создали необходимые условия для нанесения последнего мощного удара, который должен сломить врага на пороге зимы».

(Окончание следует)