• Геополитика
• 27 Июня, 2016

Начало войны

Бахытжан Ауельбеков

9 мая т. г. мы отметили 71-ю годовщину со дня Победы советского народа в Великой Отечественной войне. Однако следует помнить, что в июне месяце исполнится и 75 лет скорбной дате начала той войны. И как раз с ее началом до сих пор многое не ясно. Даже наоборот, чем больше лет проходит с тех пор, тем больше мы узнаем фактов, совершенно не стыкующихся с официальной версией, принятой в СССР. Сегодня уже совершенно точно известно, что нападение Гитлера на Советский Союз вовсе не было неожиданным. Но как в действительности разворачивались события в те трагические дни? Кое-что мы знаем уже сейчас, нет сомнений, что со временем узнаем еще больше. И тогда на многие вещи придется взглянуть совсем другими глазами.

Любопытная цитата из книги Юрия Мухина: 

«Нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов после смерти Сталина, где надо и не надо, при любой возможности стал заявлять, что он вопреки якобы запрету Сталина накануне войны привел флот в боевую готовность: «19 июня 1941 г., когда на границах было уже очень напряженно, моим приказом все флоты были переведены на повышенную оперативную готовность (№2)». 
Ишь, какой «ерой»! Да вот только за десятки лет этой болтовни данный  пресловутый приказ Кузнецова так нигде и не опубликован, и немудрено – флоты находились в оперативном подчинении приморских округов и приказ о приведении в оперативную готовность получили от них после того, как округа 18 июня получили от Генштаба приказ о приведении войск в боевую готовность. Так, например, в Центральном архиве Минобороны (ф. 221, оп. 1394, д. 2 л. 59) хранится подлинник рапорта командующего Краснознаменным Балтийским флотом вице-адмирала Трибуца такого содержания: «20 июня 1941 г. Части КБФ с 19.06.41 г. приведены в боевую готовность по плану № 2, развернуты КП, усилена патрульная служба в устье Финского залива и Ирбенского пролива». И рапорт этот отправлен не Н. Г. Кузнецову, якобы отдавшему приказ втайне от Сталина, а только командующим Ленинградским и Прибалтийским военным округам и заместителю Л. П. Берии – начальнику погранвойск.
Да, после смерти Сталина и Берии героизм наших маршалов и генералов достиг невиданных высот – брехать они стали так храбро, что и сами в свою брехню начали верить. Только вот с фактами эта брехня не согласуется, да кто эти факты проверять станет» (Мухин Ю. И. Если бы не генералы! Проблемы военного сословия. М.: Яуза, 2006, с. 151).
А вот еще один документ, растиражированный в «перестроечные» годы во многих, вроде бы вполне солидных изданиях.
«Из докладной записки Л. П. Берии И. В. Сталину 21 июня 1941 г.:
«… Я вновь настаиваю на отзыве и наказании нашего посла в Берлине Деканозова, который по-прежнему бомбардирует меня «дезой» о якобы готовящемся Гитлером нападении на СССР. Он сообщил, что «нападение» начнется завтра. То же радировал и генерал-майор В. И. Тупиков, военный атташе в Берлине. Этот тупой генерал утверждает, что три группы армий вермахта будут наступать на Москву, Ленинград и Киев, ссылаясь на свою берлинскую агентуру. Он нагло требует, чтобы мы снабдили этих врунов рацией. 
Начальник Разведуправления, где еще недавно действовала банда Берзина, генерал-лейтенант Ф. И. Голиков жалуется на Деканозова и на своего подполковника Новобранцева, который тоже врет, будто Гитлер сосредоточил 170 дивизий против нас на нашей западной границе…
Но я и мои люди, Иосиф Виссарионович, твердо помним Ваше мудрое предначертание: в 1941 г. Гитлер на нас не нападет!..» (Аргументы и факты. № 4, 1989).
Странно, но эта топорнейшая фальшивка имеет хождение до сих пор. Излишне даже говорить, что в таком развязно-вульгарном стиле деловые документы просто не пишутся и никогда ни писались, ни в сталинские времена, ни в какие другие. Чего стоит один только плоский каламбур «тупой генерал Тупиков» или использование в официальном документе профессионального жаргона «деза»! Надо понимать и то, что Берия был наркомом внутренних дел, а послы подчинялись наркому иностранных дел, человеку очень жесткому – В. М. Молотову. Абсолютно исключено, чтобы послы переписывались с чужим ведомством, да и любое другое ведомство информирует кого-либо вовне только через первых руководителей. Создается впечатление, что данную фальшивку состряпал именно некий анонимный «тупой генерал Тупиков» перестроечных лет. Главное же: именно ведомство Берии (впрочем, не только оно одно) постоянно информировало Сталина о нарастающей опасности. И тут не мешает вспомнить один очень интересный эпизод, произошедший буквально в самые последние дни перед самым началом войны, и о котором мало кто знает.
Имя Л. П. Берии, с тех самых пор как его оклеветал и учинил над ним расправу Н. С. Хрущев, у нас принято связывать прежде всего с репрессиями 1937–1938 гг. На самом деле это мнение абсолютно не соответствует действительности. В годы репрессий наркомом внутренних дел был Николай Ежов, Берия же в этот период был первым секретарем ЦК компартии Грузии и занимался хозяйственным строительством. НКВД же он возглавил только в 1939 году (формально – в ноябре 1938 года, фактически же – 29 января 1939 г.). Пост главы НКВД Берия оставил в конце 1945 г. и после этого никакого отношения к спецслужбам вообще не имел, занимаясь исключительно атомным и ракетным проектами. Именно благодаря энергии и выдающимся организаторским способностям Лаврентия Берии, Советский Союз сумел создать свою атомную бомбу уже в 1949 году. Более того, именно с приходом Берии на пост главы НКВД началось массовое освобождение заключенных из лагерей. И современники, что сейчас мало кто помнит, связывали имя Берии не с репрессиями, а с их окончанием. История все ставит по своим местам. И с каждым годом становится все более ясной роль в ней и таких людей, как  Хрущев, и таких людей, как Берия.
Заметим, что к ведомству Берии относились и пограничные войска (погранвойска – это войска НКВД, а потом КГБ). В реорганизации, обучении и подготовке их Берия тоже сыграл выдающуюся роль (первые четыре советские дивизии, получившие звания гвардейских  – это были дивизии НКВД, из шести армий, прикрывавших летом 41-го года Москву, четырьмя командовали пограничные генералы.). Масштабный характер носила приграничная разведка, поставленная Берией на самый высокий уровень. Информация разведки погранвойск (а она была точной и обширной) дважды в сутки представлялась пограничниками не только по внутренней «иерархии» НКВД, но также в штабы военных округов, оперативные отделы которых сразу же передавали ее в Генштаб. И вот накануне войны и произошел случай, о котором мы хотели рассказать.
Уже достаточно давно вышла книга «Я – истребитель», написанная генерал-майором авиации Героем Советского Союза Георгием Захаровым. Перед войной он командовал 43-й истребительной авиадивизией Западного Особого военного округа. Пребывая тогда в звании полковника, Захаров уже имел опыт боев в Испании (6 самолетов лично сбитых и 4 в группе) и в Китае (3 лично сбитых). Захаров пишет:
«… Семнадцатого, либо восемнадцатого июня сорок первого года я получил приказ… пролететь над западной границей. Протяженность маршрута составляла километров четыреста, а лететь предстояло с юга на север – до Белостока. Я вылетел на У-2 вместе со штурманом 43-й истребительной авиадивизии майором Румянцевым. Приграничные районы западнее государственной границы были забиты войсками. В деревнях, на хуторах, в рощах стояли плохо замаскированные, а то и совсем не замаскированные танки, бронемашины, орудия. По дорогам шныряли мотоциклы, легковые – судя по всему, штабные – автомобили… Все, что я видел во время полета… можно сформулировать в четырех словах: «со дня на день».
… Я часто сажал самолет на любой подходящей площадке, которая могла бы показаться случайной, если бы к самолету тут же не подходил пограничник. Пограничник возникал бесшумно, молча брал под козырек и несколько минут ждал, пока я писал на крыле донесение. Получив донесение, пограничник исчезал, а мы снова поднимались в воздух и, пройдя 30–50 километров, снова садились. И я снова писал донесение, а другой пограничник молча ждал и потом, козырнув, бесшумно исчезал. К вечеру таким образом мы долетели до Белостока…».
Заметим, что полет Захарова и Румянцева в полном смысле слова является уникальным в предвоенной советской истории. При этом самолет их не имел заранее подготовленной площадки для посадки и садился там, где удавалось. И немедленно откуда-то появлялся пограничник, отдавал честь, забирал донесение и молча исчезал. То есть на всем протяжении полета, а это сотни километров, все находящиеся в дозоре пограничники были предупреждены, что, возможно, приземлится некий самолет, необходимо будет забрать донесение от летчиков. Захарова и Румянцева ждали на каждом километре, под каждым кустом, за каждым деревом. Но зачем вдруг понадобился этот полет? По всем признакам, это была последняя проверка.
Как сегодня известно, Гитлер несколько раз переносил дату нападения на Советский Союз. Окончательное решение было принято им только 17 июня 1941-го года. Вечером того же дня об этом стало известно Сталину. Ветеран службы внешней разведки, генерал-майор в отставке, историк Лев Соцков рассказывает: «17 июня начальник внешней разведки Фитин лично докладывал о предстоящем нападении Сталину. На прием он прибыл вместе с наркомом Меркуловым. Вы понимаете: когда начальник разведки докладывает информацию лично и ручается за ее достоверность, он отвечает за свои слова головой. Он, в частности, сообщил, что, по данным от нашего агента в штабе ВВС Германии, все приготовления к вторжению закончены и вермахт находится в режиме ожидания» (Соцков Л. Ф. Рассекреченные документы службы внешней разведки Российской Федерации 1939–1941. М.: Рипол Классик, 2011.). Из этого, кстати, следует, что полет Захарова и Румянцева, скорее всего, происходил не  «семнадцатого, либо восемнадцатого июня», как нетвердо припоминается Захарову, а именно 18-го.
И есть еще один любопытный момент. Российский исследователь Сергей Кремлев (Брезкун) указывает на запись в дневнике начальника Генерального штаба сухопутных войск рейха Франца Гальдера, на которую раньше почему-то не обращали внимания. На странице 579 2-го тома дневника Гальдера среди других записей 20 июня 1941 года имеется следующая: «Молотов хотел 18.6 говорить с фюрером». «Одна фраза… Но эта фраза, достоверно фиксирующая факт предложения Сталина Гитлеру о срочном визите Молотова в Берлин, полностью переворачивает всю картину последних предвоенных дней» (С. Кремлев). Действительно, складывается интересная картина. 17-го июня начальник внешней разведки Павел Фитин лично, в присутствии  шефа НКГБ (не путать с НКВД) Всеволода Меркулова, докладывает Сталину, что решение о нападении на СССР Гитлером принято. 18-го июня Москва  информирует Берлин о необходимости срочной  встречи Молотова с Гитлером. Гитлер отказывает. Одновременно Захаров и Румянцев делают облет границы ЗапОВО. Картину они увидели впечатляющую… Все ясно.
«С 18 июня 1941 года Сталин, вообще-то, не нуждался уже ни в чьих предупреждениях. Он точно знал, что война начнется уже очень скоро. И «сообщил» ему об этом сам… Гитлер!  …Сталин 18 июня обращается к Гитлеру о срочном направлении в Берлин Молотова для взаимных консультаций. Гитлер отказывает. Даже если бы он начал тянуть с ответом, это было бы для Сталина доказательством близости войны. Но Гитлер вообще сразу отказал. И Сталин не мог не понять: это – война»… После отказа Гитлера не надо было быть Сталиным, чтобы сделать тот же вывод, который сделал и полковник Захаров и который можно сформулировать в четырех словах: «со дня на день» (С. Кремлев).
Кое-что о том, как разворачивались события дальше, мы сегодня знаем. Кое-что, но далеко не все. Приказ о приведении особых военных округов на западной границе (они там все были «особыми» ввиду напряженной международной обстановки) в полную боевую готовность был отдан 18-го июня 1941-го года и подтвержден 21-го. По каким-то до сих пор до конца не проясненным причинам командующий ЗапОВО (Белоруссия) генерал Павлов приказ не выполнил. Таким образом, на направлении главного удара вермахта Минск – Москва советские войска в боевую готовность приведенные не были, что имело катастрофические последствия. Генерал Павлов был расстрелян, но положение это исправить уже не могло.
Загадок тут много. Вот одна из них. Многие из читателей знакомы с рассказом Г. К. Жукова о том, как он в 4 часа утра 22-го июня позвонил Сталину и сообщил о начале войны. Однако несколько лет назад был опубликован «Военный дневник первого зама наркома обороны маршала Буденного», в котором последний пишет: «… Я после принятых решений на Политбюро ЦК ВКП(б) пошел прямо к себе на работу… В 4.01. 22.06.41. мне позвонил нарком т. Тимошенко и сообщил, что немцы бомбят Севастополь и нужно ли об этом докладывать т. Сталину? Я ему сказал, что немедленно надо доложить, но он сказал: звоните вы! Я тут же позвонил и доложил не только о Севастополе, но и о Риге, которую немцы также бомбят. Тов. Сталин спросил: а где нарком? Я ответил: здесь со мной рядом (я уже был в кабинете наркома). Тов. Сталин приказал передать ему трубку…».  Кто же все-таки в действительности сообщил Сталину о начале войны?
Есть, однако, и гораздо более важные моменты. Наводит на  размышления крайне неудачная конфигурация дислокации советских войск накануне войны, сыгравшая на руку немцам. Соотношение сил советских и германских войск в районе Прибалтики было примерно равным. А вот главные силы РККА были  сосредоточены на Украине, где  их количественное превосходство  над войсками рейха было подавляющим. Белоруссию же (ЗапОВО) прикрывали войска, численно сильно уступавшие противнику. Именно здесь, в самом слабом звене вермахт и нанес главный удар, естественно, быстро прорвав советскую оборону. С чем связано такое неудачное размещение войск? Просчет советского командования? Возможно. Но возможно и другое.
Российский историк Олег Козинкин в своей книге сообщает следующее. До осени 1940 года начальником Генштаба Красной Армии был маршал Б. М. Шапошников. Впоследствии он перешел на преподавательскую работу по состоянию здоровья (он был тяжело больным человеком), а после первых неудач в начале войны был занял должность начгенштаба. Под руководством Шапошникова еще в августе 1940 года были  разработаны  «Соображения об основах стратегического развертывания Вооруженных Сил СССР на Западе и на Востоке на 1940 и 1941 годы» («план Шапошникова»).
«План Шапошникова предусматривал активную оборону частей первого эшелона, изматывающего врага в приграничной полосе своей территории, пока второй и третий оборонительный эшелоны собираются с силами, и только потом, спустя некоторое время, начинается контрнаступление на врага (в «Соображениях» Б. М. Шапошникова предполагалось не менее месяца (!) на подготовку контрнаступления против нападавшего врага)» (Козинкин О. Ю. Мировой заговор против России. М.: АСТ, 2014).
Выдающийся советский полководец маршал К. К. Рокоссовский в своих недавно впервые без купюр опубликованных мемуарах вспоминает первые дни войны:  «…В дороге  я невольно стал думать о том, что же произошло, что мы потерпели такое тяжелое поражение в начальный период войны. Конечно, можно было предположить, что противник, упредивший нас в сосредоточении и развертывании у границ своих главных сил, потеснит на какое-то расстояние наши войска прикрытия. Но где-то, в глубине, по реальным расчетам Генерального штаба, должны успеть развернуться наши главные силы. Им надлежало организованно встретить врага и нанести ему контрудар. Почему же этого не произошло?..
… Элементарные правила тактики, оперативного искусства, не касаясь уже стратегии, гласят о том, что, проиграв сражение или битву, войска должны стремиться к тому, чтобы, прикрываясь частью сил, оторваться от противника, не допустив их полного разгрома. Затем с подходом из глубины свежих сил и частей организовать надежную оборону и в последующем нанести поражение врагу. Организацию подобных мероприятий можно было наладить где-то в глубине территории, собрав соответствующие для проведения мероприятий силы» (Рокоссовский К. К. Солдатский долг. М.: Вече, 2014).
Как видим, и Шапошников в своих «Соображениях…»,  и Рокоссовский в первые же дни войны делают один и тот же вывод: необходимо стремиться заставить противника увязнуть в приграничных сдерживающих сражениях, выиграть время, накопить в глубине своей территории силы, а уже потом начинать наступательные операции. Причем, все эти правила Рокоссовский называет «элементарными». Похоже, однако, что в руководстве РРКА в то время находились люди, элементарными правилами не владевшие.
Олег Козинкин пишет: «… Жуков… напросился выехать на Украину 22 июня – решил себе славу заработать. (Киевским округом (КОВО) перед войной, до января 41-го командовал именно Жуков. – Б. А.)… Жуков собирался устраивать встречные всеобщие контрнаступления на вторгшегося врага. Однако немедленное  контрнаступление не подготовленными силами (наши войска на тот момент не были и не могли быть в такой степени готовности, как вермахт) на атакующего противника неизбежно приводит к поражению! Но он это и пытался устроить в КОВО, когда прибыл туда 22 июня, чтобы провести всеобщее наступление. А рассказал об этом генерал-полковник А. П. Покровский еще в 1968, до выхода в свет мемуаров маршала Жукова: «… На Юго-Западном фронте побывал Жуков, в самые первые дни, организовал там наступление с лозунгом: «Бить под корень!» На Люблин. Из этого наступления ничего не получилось. Погибло много  войск мы потерпели неудачу. Жуков уехал в Москву» (Козинкин О. Ю. Мировой заговор против России.). «Неудача», конечно, мягко сказано, был разгром.
Таким образом, Жуков, начгенштаба РККА на том момент, с началом войны немедленно рванул в свой родной Киевские военный округ и вопреки всем «элементарным», по Рокоссовскому, правилам, вместо сдерживания противника активной обороной и накапливания сил в глубине своей территории немедленно погнал войска в атаку на хорошо отмобилизованные и развернутые войска противника. Получил разгром, погубил людей. Жуков удалился в Москву… «Жуков собирался сразу проводить большое наступление на врага всеми силами целого округа в первый же день нападения. Почитайте Директиву № 3 от вечера 22 июня. Там уже 22 июня (!) предписывается начать лихо громить зарвавшегося супостата, не отдав ему и пяди родной земли» (Козинкин). Что же, собственно говоря, происходило?
По мнению Козинкина, произошло следующее. Наркома Тимошенко, и начгенштаба Жукова манили лавры великих полководцев. Им не нравился «план Шапошникова», в котором не было наполеоновского блеска. И они втайне разработали свой, «южный», вариант. Согласно ему, советские войска в Прибалтике сдерживают противника, ЗапОВО преднамеренно ослабляется, что соблазняет противника нанести удар именно по нему. В этот момент из Киевского Особого, где накоплены немереные силы, наносится удар советских войск («Бить под корень!»). Получаются своеобразные «Канны», противник разгромлен в считанные недели, а два гениальных полководца, Тимошенко и Жуков, прославятся в веках.
План, кстати говоря, не так уж и глуп, но слишком уж авантюрен и совершенно неотработан. Он мог, между прочим, и удаться... если бы противник позволил. А противник как раз не позволил. Такой план похож на «русскую рулетку». Может, повезет, а может, не повезет. Не повезло. Поэтому зря Рокоссовский недоумевал: «где-то, в глубине должны успеть развернуться наши главные силы. Им надлежало организованно встретить врага и нанести ему контрудар. Почему же этого не произошло?..». Рокоссовский ошибался, на самом деле никто в стратегической глубине развертывать главные силы и не собирался. Великие полководцы собирались устроить «блицкриг наоборот» и разгромить вторгшегося противника мгновенно. При такой стратегии накопленные в глубине резервы просто не нужны. Их и не было (как не было их и у Гитлера: зачем они при блицкриге!). Так что развернуть главные силы в глубине не представлялось возможным, по причине отсутствия этих сил.
«Что Жуков натворил на Украине, прибыв туда, – известно. Но ведь он не дурака валял. Он свой «гениальный» план» – ответный удар из КОВО по неосновным силам противника, атакующего своими главными силами в Прибалтике и Белоруссии, в жизнь претворял» (Козинкин). Когда означенный план провалился, выяснилось, что никакого другого плана просто нет. Все предвоенные расчеты полетели вверх тормашками, и Сталину пришлось брать ответственность на себя, приняв функции Верховного Главнокомандующего. Дело в том, что  в довоенные годы предполагалось, что воевать будут военные, а партия и правительство будут руководить страной. Когда выяснилось, что военные, мягко говоря, провались. Именно Сталину пришлось выправлять сложившееся тяжелое, просто отчаянное положение. Если все эти моменты возьмем во внимание, то многое в том, почему столь неудачно пошли дела в первый период войны станет для нас более понятными.