• Время
• 14 Мая, 2014

Небольшевистские теоретические воззрения Ленина

Несипбек ДЖАГФАРОВ, 
профессор

Пожалуй, с давних пор самой сокровенной мечтой человека было построение справедливого общества, в котором были бы экономическое процветание и богатство, уничтожены эксплуатация и рабство, утвердились Свобода, Равенство и Братство и, конечно же, царили всеобщие гармония и счастье, семейное благополучие, росли здоровые дети, у которых было бы безоблачное будущее. Самые смелые и светлые умы человечества искали и предлагали пути достижения такого общества. Без всякого преувеличения это была общечеловеческая мечта. 

В свое время было предложено немало вариантов построения такого общества, не один десяток идей отбросила суровая практика, сама жизнь. Наконец, в середине XIX века усилиями двух немецких титанов мысли – К. Маркса и Ф. Энгельса – была разработана теория преобразования мира, получившая позже название – марксизм. Вскоре она получила самое широкое распространение среди интеллектуалов, в особенности среди молодежи. «Капитал» К. Маркса был едва ли не самым читаемым и обсуждаемым на нелегальных собраниях произведением. Новое учение не только объясняло устройство мира, но и, как казалось тогда, предлагало реальные пути его переустройства. Объективно весь спектр внутренних и международных противоречий сконцентрировался в Российской империи, что привело к росту протестных настроений. Крайне левое крыло революционной социал-демократии возглавляет В. И. Ульянов (Ленин). Его отличали последовательность и целеустремленность в достижении поставленных целей, крайняя непримиримость к оппонентам в политической борьбе. Он не скрывает, что является убежденным сторонником насильственного свержения существующего строя не только в России, но и в целом на планете или хотя бы в Европе. Ему принадлежит известная формула, своеобразной оселок для проверки «свой – чужой»: «Марксистом можно считать только того, кто признает закономерность классовой борьбы и доводит ее до неизбежности установления диктатуры пролетариата».

Акценты расставлены четко, с этой дороги сворачивать он не собирался, нужно было только захватить власть. И когда это произошло, страна утонула в нескончаемом терроре, наступили «окаянные дни». Начало террора в 1917 г., а в 1937–38 гг. он охватил самые верхи, на заклание пошла правящая элита – коммунисты, те, кто громил т. н. классового врага и завоевывал власть, самоотверженно защищал ее от врагов диктатуры пролетариата. Такая жестокость режима по отношению к своим вчерашним соратникам вызвала мощный шок в обществе. Искали ответа на немой вопрос: «Если с ними так, то, что же может быть с нами?». Именно поэтому в нашей памяти террор ассоциируется только 1937–38 гг. 
Общеизвестно выражение: «Революции задумывают романтики, осуществляют фанатики, плодами пользуются преступники». Марксистов не нужно представлять этакими злодеями или маньяками. Они просто действовали согласно своей политической доктрине и ради ее достижения были готовы на все. Они планировали облагодетельствовать народ светлым будущим, если он их поймет и пойдет за ними добровольно, в противном случае – они поведут его силой, не считаясь с кровью и потерями. Даже если они будут неисчислимыми.
Революциям присуща крайняя ожесточенность противоборствующих сторон. Нет такой революции, которая не сопровождалась обилием пролитой крови, причем с приходом к власти начинается кровавая борьба за власть внутри победившей партии. Она приобретает самый ожесточенный характер, что породило известное изречение: «Революция пожирает своих дет(еныш)ей!». Так было во времена английской революции XVII в. и Великой французской революции. Обе они унесли огромное количество жертв. Потому к революции, независимо от лозунгов, которые начертаны на ее знаменах, не может быть однозначного отношения: одни с восторгом приветствуют, считая их «локомотивами исторического прогресса», другие – категорически отвергают, потому что провозглашаемые цели редко (или даже никогда) не оправдывают средств, затраченных на ее осуществление. К сожалению, обе революции 1917 г. в России также унесли огромное количество жертв, и еще предстоит дать объективный анализ плюсов и минусов этого жестокого социального эксперимента. 
Начало нового ХХ в. не оставляло никаких сомнений в том, что Российская империя вступает в полосу страшных потрясений. Начало века ознаменовано системным экономическим кризисом, за ним последовали Русско-японская война и Революция 1905–1907 гг. Вскоре началась Первая мировая война. Военную гонку российская экономика выдержать не смогла. Со второй половины 1915 г. власть стала терять контроль за положением в стране. Череда военных поражений, «распутинщина» привели к тому, что доверия к императорской власти практически не было. Все это усугублялось тем, что управление страной сводилось к простой замене одних бездарных чиновников другими. Только в 1916 г. сменилось пять министров внутренних дел и три военных министра. 
Летом 1917 г. началась всеобщая разруха. Производство промышленной продукции, по сравнению с далеко не благополучным 1916 г., сократилось на 36,6%, в стране закрылось более 800 предприятий. Это вызвало массовую безработицу. В полное расстройство пришли финансы, начались перебои в снабжении хлебом. В феврале 1917 г. вводится карточная система. Причем голод начался при наличии хлеба, эшелонами с ним была забита вся Транссибирская железнодорожная магистраль. Но никто, ни царь, ни правительство не могли «протолкнуть хлеб» за Урал в Европейскую часть России. Протестные настроения вылились в стихийные выступления масс, которые 23 февраля вылились в революцию. Февральская революция положила конец самодержавному правлению династии Романовых. России была предоставлена уникальная возможность мирного перехода от монархии к демократии. Но, к сожалению, этим шансом, в силу различных причин, реальной политической ситуации, амбиций и личных пристрастий лидеров тех лет, воспользоваться не удалось. На смену деспотической монархии пришла тоталитарная диктатура большевиков. 
Февральская революция застает Ленина далеко за границей в буквальном смысле врасплох. Начиная со второй половины 90-х годов XIX в., Ленин неустанно твердил о том, что революция в России «неизбежна», «Россия беременна революцией», «она (революция) закономерна» и т. д. Этими заклинаниями он заряжает оптимизмом своих немногочисленных сторонников. Сам же бесконечно устал от ожиданий. Ему уже 47 лет, и его уже гложет червь сомнения. К этому следует добавить тяжелое материальное положение. Приходится отказываться от привычного бытового комфорта, который материально обеспечивала мать. Но она скончалась 14 июля 1916 г., партийная казна пуста, приходиться экономить на всем. В поношенном костюме и стоптанных башмаках он выглядел весьма неопрятно. В письме своему соратнику А. Г. Шляпникову он жалуется: «О себе лично скажу, что заработок нужен. Иначе прямо околевать, ей-ей!! Дороговизна дьявольская, а жить нечем». Об этом же в письме В. Бонч-Бруевичу: «Если не наладить этого (речь идет о переводах. – Н. Д.), то я, ей-ей, не продержусь, это вполне серьезно, вполне серьезно, вполне, вполне».1
За пределами узкого круга своих единомышленников он известен в международном социалистическом движении как теоретик, журналист и публицист, о нем, естественно, хорошо осведомлено жандармское управление. Но его практически не знают в России, особенно в пролетарской среде, которой он проречет стать мировым гегемоном. Ему уже самому кажется победа революции далекой мечтой грядущих поколений. В январе 1917 г. (всего за месяц до революции. – Н. Д.) в докладе перед молодыми социалистами в цюрихском народном доме у него невольно вырываются эти сомнения: «Мы старики, может быть, не доживем до решающих битв этой грядущей революции, но я могу, думается мне, высказать с большой уверенностью надежду, что молодежь, которая работает так прекрасно в социалистическом движении Швейцарии и всего мира, что она будет иметь счастье не только бороться, но и победить в грядущей пролетарской революции».2
Но вопреки этому невольному пессимизму «прозорливого» вождя революционный взрыв произошел в конце февраля 1917 г. Петроград захлестнула волна забастовок и демонстраций. Полиция разгоняла толпу протестующих в одном месте, а она практически тотчас собиралась в другом. Ни у кого пока даже мысли не было о возможности применения военной силы. Стрельба возникала постоянно, но на это никто не обращал внимания. Ни правительство, ни доведенные военной разрухой массы еще не сознавали, что происходит. На заседании Совета Министров 25 февраля 1917 г. даже не обсуждался вопрос о сложившейся ситуации. Мирное противостояние закончилось 25 февраля, когда император отдал распоряжение «немедленно прекратить беспорядки в столице». На следующий день выходит указ о закрытии сессии Госдумы. На одной из площадей столицы войска открыли огонь по демонстрантам. Крах произошел 27 февраля, когда вооруженные толпы народа стали ловить и убивать полицейских и офицеров. Захватив тюрьму «Кресты», освободили всех заключенных, на сторону восставшего народа перешли отдельные части столичного военного гарнизона.
В этот день Ленин как обычно собирался в библиотеку, Н. К. Крупская была занята хлопотами по хозяйству, когда к ним вбежал М. Г. Бронский (один из русских эмигрантов. – Н. Д.) со словами: «Вы ничего не знаете?! В России революция!».3 Вначале оба не поверили (?!) этому сенсационному заявлению и бросились к озеру, где на специальных стендах вывешивались газеты. Вся швейцарская пресса пестрела сообщениями и телеграммами из России. Там действительно произошла революция. Долгие годы Ленин шел к этой заветной цели, теперь этот момент наконец настал. Он не может упустить этот шанс, он уверен: без него революция потерпит поражение. 
Нужно было немедленно ехать в Россию. Сама мысль о том, что на Родине власть перешла в руки Милюкова, Львова, Гучкова, Керенского вызывает бешенство. Хотя еще в 1916 г. Ленин высказал мысль о том, что все революционные силы могут составить коалицию. Теперь все это забыто. Еще не зная, что на самом деле происходит на Родине, он формулирует тактические лозунги: «Никакой поддержки Временному правительству!», высказывает совершенно необоснованное обвинение: «Керенского подозреваем особенно!». Не может быть и речи о сотрудничестве с кем-либо, власть ни с кем делить он не собирается, если, конечно, дорвется до нее. 
Главное – добраться побыстрее в Россию. Революции 1905–07 гг. прошли практически без его участия, и теперь он боится опять опоздать и остаться не у дел. Проехать в Россию через территории, захваченные немецкими войсками, удалось лишь при содействии германского правительства, спецслужбы которого не без основания полагали, что оказывая поддержку представителям леворадикального крыла, они смогут добиться в будущем выхода России из войны в случае захвата власти большевиками. Позже, как показывает ход развития исторических событий, эта цель была германской стороной достигнута. Отсюда финансовая, морально-политическая и иная поддержка Герма­нией большевиков (через Я. Ганецкого, А. Парвуса и др.) во главе с Лениным. Германская тактика, основанная на древнем принципе «Враг моего врага – мой друг!», породила массу кривотолков о т. н. «немецком следе», «пломбированном вагоне», сотрудничестве Ленина с немецким Генштабом и др., но, как показали исследования последних лет, все это оказалось вымыслом.4
И вот, наконец, 4 (17) апреля 1917 г. Ленин в Петрограде. На Финляндском вокзале Ленина и его спутников встречали не только большевики, но также эсеры и меньшевики. Здесь же был построен почетный караул кронштадтских моряков, у вокзала собрались толпы рабочих и солдат. Председатель Петроградского Совета меньшевик Н. Чхеидзе готовился выступить с приветственной речью, но весь «сценарий» сразу же лопнул. Ленин не разделял царивший дух товарищества и стремления к сотрудничеству. Уже в импровизированном выступлении перед мат­росами почетного караула он заявил, что Временное правительство их обманывает.5 Затем его провели в зал, предназначенный для императорской семьи, где его приветствовал Н. Чхеидзе. Он призвал к сотрудничеству всех социалистических сил. Ленин никак не отреагировал на это предложение. В ответ озвучил известную тираду о победе «мировой социалистической революции». 
Позже на привокзальной площади, взобравшись на броневик, он стал говорить уже о необходимости свержения капиталистического строя не только в России, но и в Европе. И вновь повторил мысль о том, что настоящие социалисты не должны поддерживать Временное правительство. Это был его окончательный настрой, ориентир не на гражданский мир, а на войну. 
Для себя он уже решил, что лучший вариант – это если бы большевики сразу же взяли власть в свои руки. Но пока об этом прямо говорить еще опасно, могут обвинить в подстрекательстве и прямых призывах к гражданской войне. А вождь пролетариата был достаточно осторожен в вопросах личной безопасности. Эту идею нужно было еще обмозговать, но самое главное – по-новому настроить своих сторонников, переубедить их. На протяжении целого ряда лет в своих многочисленных публикациях и, особенно, в работе «Две тактики социал-демократии в демократической революции» Ленин настойчиво внедрял им мысль о том, что в России предстоит пройти два этапа революции: буржуазно-демократический и социалистический. Первый этап революции должен был дать простор развитию капиталистических отношений в экономике и демократическим преобразованиям в обществе. На этом этапе революции устанавливалась революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства. Чем больше будет сделано на этом этапе революции, тем быстрее осуществится переход к социалистической революции, которая приведет к ликвидации капитализма и установлению теперь уже диктатуры пролетариата в чистом виде, т. е. теперь уже без крестьянства. Но для этого нужно было, по мысли Маркса, достичь уровня, когда «пролетариат станет большинством населения». 
Вот так, в сжатом виде выглядела марксистская концепция революции. Из нее следуют два важных обстоятельства: 
1. Есть два этапа революции, между ними должен быть какой-то отрезок времени. 
2. Пролетариат должен стать большинством населения. 
Весной 1917 г. Ленина не устраивают ни первое, ни, тем более, второе положение «старой» концепции. Поэтому не случайно в «Апрельских тезисах» он призывает к решительному отказу от «старого большевизма» и сводит теперь две стадии революции в одну. Прежние теоретические положения он перечеркивает одним предложением: «Первый этап революции закончился». Что касается второго положения, то главное не численность пролетариата, а его «авангардная идейно-политическая роль», «умение и способность повести за собой эксплуатируемые массы», «самопожертвование», «последовательность и настойчивость в достижении цели», т. е. характеристики, которые не поддаются строгому учету. И этого оказалось вполне достаточно, чтобы в свое время провозгласить такие подходы новаторскими, творческими, вершиной марксистско-ленинской теории. На самом же деле это наглядный пример чисто человеческого нетерпения и желания быстрее достичь желаемый поставленной цели. 
В отличие от детерминиста Маркса, Ленин в теории и на практике не стеснялся придерживаться волюнтаристских позиций. Более того, высмеивал тех, кто придерживался «старобольшевистских» позиций. Недостаточно для истинных марксистов придерживаться и повторять «бессмысленно заученные формулы», не нужно «цепляться за теорию вчерашнего дня, которая, как всякая теория, в лучшем случае лишь намечает основное, общее, лишь приближается к охватыванию сложности жизни».6 Рассуждения в подобном ключе могут логически привести к отрицанию политической теории вообще. Достаточно только лишь анализа текущей обстановки, реагируя на нее в зависимости от интересов субъекта. 
Свержение Временного правительства – главная задача. Только таким путем можно радикально решить проблемы, вставшие перед страной: политические, экономические и социальные, а также завершить на приемлемых для всех условиях мировую войну. Таким образом, Временное правительство – главное препятствие, и стоит только его убрать и передать власть Советам, как все перечисленные проблемы будут решены. Ленин опасно категоричен: «Советы единственно возможная форма революционного правительства».7 Далее, продолжая эту мысль, добавляет: «Не парламентская республика, – возвращение к ней от С. Р. Д. было бы шагом назад, – а республика Советов рабочих, батрацких и крестьянских депутатов по всей стране, снизу доверху».8 
За такими красивыми словами о демократии, республике, где власть будет якобы принадлежать рабочим, батрацким и крестьянским депутатам – представителям от народа, на самом деле была спрятана идея установления едва ли не самой кровавой диктатуры на планете. Произойдет это всего лишь через 2-3 года. Февральская революция создала реальную возможность пойти иным, демократическим путем. Сложившаяся ситуация давала редчайшую возможность свободной конкуренции идей различных политических партий. В процессе общенационального диалога вырабатывается общенациональная программа развития. Каждая политическая партия предлагает свой путь ее реализации, она может получить (или не получить) поддержку народа, а с ней и власть. Достижение власти, или ее потеря происходит в зависимости от волеизъявления народа, а не в результате военного переворота, узурпации, заговора и т. д. Причем смена власти – обыденное явление, никто не приходит править пожизненно. Каждый «управляющий» нанимается народом на работу временно. Так формируется Общественный Договор, он вырабатывается не на баррикадах, а за столом переговоров, когда каждая из сторон (власть и народ) договариваются как жить. Диктату и насилию нет места. Только такой путь можно назвать цивилизованным, по-настоящему демократическим. 
Идти путем реформ, реформизм – совсем недавно в советской политической терминологии воспринимались как нечто недостойное, постыдное. Ленин отказывался даже рассматривать эту альтернативу: «Пути реформ, выводящего из кризиса – из войны, из разрухи – нет».9 Этим сказано практически все. Он добился принятия партией большевиков на Апрельской партконференции и VI съезде своего политического курса:
1. Никакой поддержки Временному правительству. Саботаж всех его решений с тем, чтобы добиться социально-экономического краха страны. Вследствие этого возрастают «выше обычного нужда и бедствия трудящихся», а они вызовут их массовое недовольство. 
2. Взят курс на установление власти Советов, которая станет государственной формой диктатуры пролетариата. 
В Советской республике вся земля будет национализирована, ликвидирована частная собственность, все банки будут объединены в один общенациональной банк. Все производство и распределение будет взято под рабочий контроль. 
Армия объявлена атрибутом буржуазного государства и должны быть заменена «всеобщим вооружением народа» (Это у нас-то?!). Объявлен всеобщий поход против чиновничества и война бюрократии. (?!) Намечена стратегическая цель – подготовка вооруженного восстания. 
Эти программные установки, вобравшие конгломерат действительно важных и актуальных вопросов с явно надуманными и нереализуемыми в принципе проблемами, были объявлены истиной в последней инстанции, возможные несогласия, критика объявлялись оппортунизмом, предательством интересов пролетариата.
Большевики уделяют особое внимание выработке политических лозунгов. Они просты и понятны: «Долой войну!», «Мир народам», «Землю – крестьянам!», «Фабрики и заводы – рабочим!», «Власть – Советам!», «Ни богатых, ни бедных!», «Равенство – всем народам!», «Свободу и равноправие – женщинам!». Охвачены практически все социальные слои населения, что само по себе уже ставит под сомнение пролетарский характер будущей революции. Особняком стоит требование о 8-ми часовом рабочем дне. В условиях массовой безработицы уместнее был бы лозунг «Работу всем!».
Большевики развернули небывалую разъяснительную работу в массах, такой наступательной, агрессивной пропаганды не сумела развернуть ни одна политическая партия. Исходя из установки Ленина «работать там, где есть массы», большевики развернули работу на съездах фронтовых и полковых комитетов, профсоюзных и женских организаций, безалкогольных обществ и т. д. Эту работу проводила организация, насчитывающая к началу 1917 г. всего лишь 23,6 тыс. членов.10 В местных партийных организациях эта цифра была совсем незначительна. В Петроградской организации было около 2 тыс. членов, в московской – около 600, на Урале – всего около 500, в Киевской – 200.11 Для сравнения можно привести численность других партий левого крыла: меньшевики насчитывали в своих рядах 45 тыс. членов, а численность социал-революционеров (эсеры) в различных исследованиях составляла – от 400 тыс. до 700 тыс. членов.12 Следует отдать должное: большевики сумели, в отличие от других (всего было 70 политических партий), сработать не числом, а умением.
В течение апреля-октября 1917 г. делается все, чтобы окончательно расшатать устои империи. За эти семь месяцев страна пережила несколько политических кризисов (июнь, июль, сентябрь). Большевики умело раскачивали лодку, используя различные формы борьбы: забастовка, стачка. Они охватывают в начале отдельные предприятия, к ним присоединяются соседние заводы и фабрики, затем предприятия региона, отрасли, всей страны. Так рождается огонь всероссийской политической стачки. Наряду с экономическими, ставятся все громче требования политические. Рабочим уже тесно на предприятиях, их выводят на политическую демонстрацию. Под благовидным предлогом необходимости защиты демонстрантов рабочим выдается оружие, толпа наводнена боевиками. Нужна небольшая искра – и возбужденная, вооруженная толпа готова не только к восстанию, она готова на все. По такой достаточно простой, но безотказной схеме действуют Ленин и его соратники по партии. 
В самом начале августа 1917 г. большевики на своем VI съезде принимают решение о непосредственной подготовке вооруженного восстания и захвате власти. Попытка верхушки офицерства и генералитета во главе с Л. Корниловым совершить военный переворот потерпела крах. Корниловский мятеж, как это не покажется странным, открыл дорогу большевикам. 9 сентября 1917 г. председателем Петроградского Совета был избран Л. Троцкий. Через всего лишь несколько дней Ленин открыто (теперь уже опираясь на силу Совета) призвал к вооруженному восстанию. Всеобщие стачки и забастовки окончательно подорвали экономику страны. Десятки тысяч людей оказалось на улице. Началось брожение в армии, офицеров никто не слушал, солдаты дезертировали с фронта и тысячами уходили домой. Возвращение озлобленных, анархистски настроенных солдат крайне обострило обстановку в деревне. Начался погром помещичьих усадеб и дележ земли. Досталось и зажиточной части деревни, т. н. «кулакам». В итоге было подорвано сельскохозяйственное производство, возник всеобщий продовольственный дефицит, вызывавший стремительный рост цен. Это вызвало инфляцию. Рухнула финансовая система. За 8 месяцев Временное правительство выпустило кредитных билетов на сумму 9 млрд. рублей, тогда как правительство Николая ІІ за 32 месяца эмитировало их на сумму 8,3 млрд. рублей. Огромная денежная масса раздавила экономику. Уже в октябре 1917 г. покупательная способность рубля составила всего лишь 6-7 коп., реальная заработная плата упала в 2 раза.13
Аналогичная кризисная ситуация складывалась на национальных окраинах империи, в т. ч. в Центральной Азии. Здесь цены выросли на муку на 157, масло – 300, обувь – 125, ситец – 300, мыло – 650, медикаменты – 900%. Лишь за один год – с 1916 по 1917 г. – стоимость одного пуда хлеба выросла почти в 30 раз.14 Крестьяне отказывались поставлять продовольствие в город, а населению городов нечем было заплатить за него и негде было заработать деньги. 
Во второй половине сентября 1917 г. Ленин заявил, что стране грозит «катастрофа невиданных размеров и голод». Избежать все это можно только лишь в том случае, если немедленно передать власть в руки Советам. Причем добиться этого можно только вооруженным путем. Других альтернатив он не воспринимал и отказывался их даже обсуждать. Эта позиция проявилась особенно во время работы Демократического совещания, которое началось в Петрограде во второй половине сентября 1917 г. Демократическое совещание должно было выработать принципы управления страной вплоть до созыва Учредительного собрания. Все политические партии России, в т. ч. партии леворадикального крыла, возлагали большие надежды на это совещание.
Это была реальная возможность общенационального диалога, часть большевиков так же считали, что могут вполне прийти к власти демократическим путем, получив большинство мандатов на ІІ съезде Советов, созванном на конец октября 1917 г. В пользу такого развития политических событий говорил и переход в руки Советов фактической власти в середине сентября 1917 г. в 50 крупных городах России. Но Ленин считал, что революция без вооруженного восстания пролетариата будет неполноценной и делает все, чтобы оно произошло. Вечером 24 октября Красная гвардия и несколько воинских частей легко захватили мосты, почту, телеграф, вокзалы. Утром 25 октября было принято воззвание Петроградского ВРК, в котором говорилось, что правительство низложено. Поздно ночью несколько сотен матросов, солдат и рабочих, почти не встретив сопротивления, ворвались в Зимний дворец. Победила Октябрьская революция, Ленин и большевики пришли к власти.
Еще до революции Ленин смело и решительно пересматривал незыблемые, казалось бы, теоретические каноны марксизма, если они в конкретных обстоятельствах обеспечивали успех в борьбе за власть или соответствовали личным амбициям вождя. Оказавшись на вершине власти, он присвоил только себе право по-новому трактовать теорию марксизма. Позже эти новации были названы «ленинизмом», о некоторых из них ранее достаточно подробно приходилось говорить в многочисленных публикациях. С теми, кто не разделял его новации в теории, Ленин порывал решительно не только политические, но и личные взаимоотношения. Таким тяжелым характером его наградил Всевышний, позже эта черта не могла не оставить свой отпечаток на складывающийся в стране политический режим. 
Каждый период или этап: Октябрь и Гражданская война, военный коммунизм и НЭП, индустриализация и коллективизация характеризуются одной общей особенностью: все они завершались дальнейшим укреплением и упрочением тоталитаризма, усилением режима личной ничем не ограниченной власти. Каждый этап сопровождался тотальным террором против собственного народа, обычным явлением стали насилие и произвол, создаются концлагеря, семьи берутся в заложники, огромные полномочия получают внесудебные тройки, широко применяются ссылки, конфискации имущества, массовые расстрелы, физически унижаются целые социальные слои и сословия, развернулась беспрецедентная борьба с религией. Большевики были решительно настроены повести в светлое будущее народы отсталой и забитой страны, если они добровольно согласятся следовать за ними, в противном случае – их поведут к всеобщему благоденствию насильственными путем. 
Верх взяли силовые, репрессивные методы, потому что большевики иных приемов не знали, а проще говоря, иначе управлять не умели, полагали, что только такой путь единственный и наиболее приемлемый. Они были убеждены, что, только опираясь на господство рабочего класса (диктатура пролетариата), можно достичь цели. Учение о диктатуре пролетариата составляет сердцевину теории ленинизма. Термин «диктатура пролетариата» впервые использовал Карл Маркс в 1850 г. в работе «Классовая борьба во Франции с 1948 по 1850 гг.»: «Этот социализм есть объявление непрерывной революции, классовая диктатура пролетариата как необходимая переходная ступень к уничтожению классовых различий вообще».15 Идея же, без использования «собственно термина диктатура пролетариата» была высказана Марксом и Энгельсом в 1847 г. в «Манифесте Коммунистической партии»: «Первым шагом в рабочей революции является превращение пролетариата в господствующий класс». В письме И. Вейдемейеру в 1852 г. Маркс писал, что «классовая борьба необходимо ведет к диктатуре пролетариата», и что «эта диктатура сама составляет лишь переход к уничтожению всяких классов и обществу без классов».16
Положение о диктатуре, ее места в историческом процессе изложено в работах Ф. Энгельса «Анти-Дюринг» (1876–1878 гг.), в работе К. Маркса «Критика Готской программы» (1875 г.), в которой отмечено, что в переходный от капитализма к социализму период государство «не может быть ничем иным, кроме как революционной диктатурой пролетариата». В огромном теоретическом наследии Маркса и Энгельса (50 томов в 54 книгах и порядка 45.000 страниц) термин «диктатура пролетариата» был употреблен всего семь раз: у Маркса – четыре раза, а у Энгельса – три. В сочинениях же Ленина о диктатуре пролетариата говорится 3000 раз.17 Это говорит о том, что в ленинской концепции революции этой проблеме уделено значительное внимание. Здесь нет нужды детально рассматривать эволюцию взглядов, его уточнения и дополнения проблемы. Это слишком большая тема, требующая отдельного разговора. Нас же интересует лишь одно узкое направление – как диктатура пролетариата (т. е. целого т. н. передового класса общества) привела к тоталитаризму и режиму единовластия. 
Ленину принадлежит емкая формула: «Марксистом можно считать только того, кто признает закономерным классовую борьбу и доводит ее до понимания неизбежности установления диктатуры пролетариата». Особенно много внимания этой проблеме он стал уделять в послеоктябрьский период, что вполне объяснимо. Нужно было любой ценой удержать власть в своих руках. Всевозможных уточнений, разъяснений, дополнений на этот счет у него много. Приведем из них всего лишь два, на наш взгляд, наиболее броские и емкие. В «Заметках публициста» в феврале-марте 1920 г. он пишет: «Диктатура слово большое, жесткое, кровавое, слово, выражающее беспощадную борьбу не на жизнь, а на смерть двух классов двух миров, двух всемирно-исторических эпох».18 И Ленин готов пойти на жестокость, кровь и беспощадную борьбу на смерть, ибо «этаких слов на ветер не бросают».19 Наиболее полно сущность диктатуры пролетариата им дана в работе «Детская болезнь «левизны» в коммунизме»: «Диктатура пролетариата есть упорная борьба, кровавая и бескровная, насильственная и мирная, военная и хозяйственная, педагогическая и администраторская, против сил и традиций старого общества».20 Он не скрывал, что это особая форма государственной власти, опирающейся не на закон, не на выборы, а непосредственно на вооруженную силу, на насилие. 
Пожалуй, самым уязвимым местом в учении о диктатуре пролетариата был воп­рос: «Возможно ли, чтобы целый класс, миллионы людей могли совместно осуществлять власть?». Причем пролетарские массы в своем подавляющем большинстве неграмотные и политически необразованные. Сам термин до революции особенно широко не дискутировался, т. к. выглядел далекой и нескорой перспективой. Во всяком случае, такие мысли прозвучали в выступлении Ленина на II съезде РСДРП в 1903 г. По мере приближения революции, теоретические прогнозы приобретают более четкие контуры. В 1917 г. он в «Письмах издалека» отождествляет диктатуру пролетариата с «поголовным вооруженным» народом. Позже в работе «Государство и революция» им было уделено этой проблеме много внимания, и он вновь сводит ее к «организации во­оруженных масс». Но нет главных ответов на вопросы: кому диктатура пролетариата подконтрольна, кто конкретно осуществляет эту власть, в какие организационные формы она должно вылиться. Еще больше путаницы внесли попытки уравнять такие понятия, как Советская власть, диктатура пролетариата и пролетарская демократия. Диктатура должна была осуществиться в форме Советов, как это будет выглядеть на деле, особенно на селе, где пролетариата нет, было не до конца понятно. Диктатура пролетариата содержит столь грозное понятие, за которым стоят безбрежное насилие, террор и массовые репрессии. Кто, кого и как уполномочивал на столь жесткие меры?
Вскоре проблема из теоретической вылилась в плоскость практической деятельности. Осмысление закономерностей перехода к диктатуре пролетариата, применительно к сложившейся политической практике, приводит к выводу, который ранее в теоретических воззрениях Ленина не встречался. Он пишет: «Было бы «маниловщиной» и «хвастизмом» думать, что когда-либо почти весь класс или весь класс в состоянии при капитализме подняться до сознательности и активности своего передового отряда, своей социал-демократической партии».21 При этом Ленин исходит из того, что руководить на самом деле миллионами будет «узкая группа лиц»: «Две-три сотни подпольщиков выражают интересы масс, говоря им правду, раскрывая им глаза на необходимость революционной борьбы, давая им правильные лозунги».22 Нет ответа на воп­рос: а кто уполномочил эти самые «две-три сотни» подпольщиков? Далее следует признание: «Массы не могут действовать непосредственно, массы нуждаются в помощи со стороны маленьких групп…».23 
Теперь, оказывается, диктатура пролетариата осуществляется сознательным меньшинством, а не «поголовно вооруженным народом», как утверждалось преж­де. Конкретизируя понятия «маленькие группы», «узкая группа лиц», Ленин доводит свои рассуждения до того, что в истории были случаи, когда диктатура осуществлялась отдельным лицом – выразителем и проводником интересов революционных классов. И делает вывод, что в действительности господство целого класса может быть сконцентрировано в руках одного человека-диктатора, который стоит выше всех, видит дальше всех, думает и решает за всех. Он говорит об этом достаточно откровенно: «Воля сотен и десятков тысяч может выразиться в одном лице. Эта сложная воля вырабатывается советским путем»,24 «Волю класса иногда осуществляет диктатор, который иногда один более сделает и часто более необходим».25 
В такой кардинальной перемене политических воззрений нет ничего неожиданного. Все так и должно было произойти, т. к. было изначально известно, что власть невозможно осуществлять целым многомиллионным классом. В самом содержании термина «диктатура пролетариата» был уже заложен единоличный диктатор, опирающийся на своих преданных единомышлинников. В стране установилась банальная диктаторская власть, опирающаяся на насилие, кровавый террор, бесконечные репрессии против врагов действительных и воображаемых. Как раз таким диктатором и стал Ленин, которого не только его политические противники, но нередко и ближайшие саратники неоднократно упрекали в жестокости, нетерпимости и безапелляционности. Он и сам не скрывал этих черт своего характера и приверженности к якобинскому террору. Свое обещание «расправиться с царизмом по-плебейски» он выполнил сполна. По-якобински жестоко расправился со всеми своими противниками, а также с тем, кто не принял созданный им тоталитарный режи