• Время
• 20 Декабря, 2023

КРАСАВИЦА МЕДИКО

Турсынбек ТОКИН, 
Заслуженный деятель Казахстана
(Қазақстанның еңбек сіңірген қайраткері), 
писатель

Грузия – любовь моя

Воспеваю на века, любимая Грузия,
Всем сердцем и душой люблю я.
Моя судьба неразделима с вами,
Вечная любовь и радость моя.

Хотя не родился вашим сыном,
Зато я родился искренным другом.
Горжусь вами, великая Грузия,
Святая святых горы и море, и земля.

Вечная любовь на душе светла.
Если сомкну глаза навсегда,
Успею ли сказать последнее слово,
О, Грузия – вечная любовь моя.

Сегодня настроение у Асета превосходное, главное – завершается долгожданная дипломная работа. Он подошел к зеркалу, расчесывая только что помытые волосы, и стал разговаривать с собственным отражением:
– Ну как поживаешь, Асет? Через каких-то 10–15 дней, бог даст, получим диплом, ради которого четыре года учились, прилагая усилия, и скажем: «Прощай, Москва, прощай, школа профсоюзов». А куда потом? На родину, в Казахстан?
– Нет, следует ехать в Сухуми.
– Зачем?
– Дело в том, что дед моей девушки Медико, на которой я хочу жениться, Луко, сказал, что сразу же по окончании учебы справит нашу свадьбу в Сухуми. 
– Мм. Так-так. И что же, хочешь бросить мать, братьев и сестер, ждущих тебя на родине, и поехать следом за какой-то девушкой на чужбину? Почему ты не думаешь о своих родных?
– Думаю, но с ними ничего не случится, нечего переживать. Младший брат Галым уже взрослый, он водитель-дальнобойщик. А у шоферов, работающих на дальних рейсах, заработки высокие. За последний год он мне часто присылал деньги. Возможно, приедет к нам на свадьбу. 
– Ну что ж, желаю удачи и счастья. Пусть праздник к празднику...
Пока он стоял и разговаривал сам с собой, резко распахнув двери, вошел Серик.
 – Асет! Асет! Где ты?
Серик, вбежавший в комнату, еле унимая дыхание, бросил на стол письма и, запустив свои ручища в волосы Асета, стоявшего у зеркала, взъерошил их и сказал, словно прося подарок за радостную весть – суюнши:
– Ах, ты мой герой, тебе опять пришло сразу три письма от девушек. Теперь их не томи и быстренько напиши ответ.
Он снова взял в руки письма и, перебирая их, сказал:
– Это от Жазиры, это от Гульжан, а это от Асем, о которой ты мне твердишь все время. 
Асет, ероша все еще невысохшие волосы, требовательно произнес:
– Читай их все вслух.
Серик, словно обрадовавшись, стал один за другим распечатывать письма и принялся читать их с неким упоением и взахлеб.
– Эх, девушки-девушки, у всех в груди огонь да пламя. Сердца их пылают страстью к тебе. Любопытно было бы узнать, кто же из них станет твоей? Да-а, каких только в этом мире не было рыцарей и красавиц. Говорят, что у деда нашего знаменитого Сакена и у Балуана Шолака в каждом ауле было по одной возлюбленной. Но они искренне любили только одну-единственную. Хотя та же возлюбленная деда Балуана Галия не отличалась особой красотой, но было в ее характере, в ее душе нечто такое, за что ее стоило любить. Что же до тебя, то ты все еще в поисках и не знаешь, на ком из многих красавиц остановить свой выбор. Если бы Бог наградил меня твоей внешностью, то давно бы уже выбрал себе самую достойную из этого сонма пригожих девушек, – сокрушенно вздыхая, промолвил Серик, не скрывая своей досады и зависти.
Асет не сказал ни слова в ответ. Он все еще стоял перед зеркалом, примеряя один за другим свои галстуки. Не дождавшись ответа от друга, Серик продолжил разговор.
– Эй, послушай, хочу тебе предложить интересную идею, – сказал он, стараясь быстрее поделиться внезапно озарившей его мыслью.
– Ну, послушаем, какую гадость ты задумал на этот раз.
– Никакой     гадости в этом нет, ты только пойми мою мысль правильно. Для того чтобы узнать, какая из трех девушек всем сердцем любит тебя на самом деле, надо им всем послать телеграмму. Текст ее будет следующим: «Машина, на которой ехал Асет, попала в аварию. У него обгорело лицо и одно ухо». Если кто-то из них любит тебя искренне, то обязательно приедет. А та из них, кого привлекает лишь твоя красота, не приедет.
– Ну какой же ты сумасшедший! Не мог придумать ничего более умного?
– Чего беспокоиться, «говори о худшем, чтобы было лучше», давай проверим, кто из девушек искренне любит тебя.
– А что будем делать, если приедут все три? К тому же и перед Медико стыдно. Что она скажет, если узнает об этом? С тех пор как я подружился с Медико, ни одной из них на письма не ответил. Но, несмотря на это, продолжают писать.
– Эй, о чем ты тут говоришь?
– Вон сколько красивых казашек вокруг, а ты собираешься жениться на грузинской девушке! Это просто какой-то ужас! Тебя ждут не дождутся мать, братья и сестры, родня, когда ты возвратишься после учебы домой, а ты хочешь бросить их всех и уехать с Медико? Перестань, это просто уму непостижимо! Сколько красавиц у тебя уже было. Неужели тебе так трудно избавиться от своей грузинки?
– Мы ведь дали друг другу слово.
– Ну и что тут такого, что дали слово? Вон сколько людей разводится с женами, с детьми бросают семьи, а у тебя какие-то детские игры в благородство и честь! Разве мало девушек было влюблено в тебя без памяти, словно безумные мотыльки, устремленные к огню? И от всех них спас тебя я, найдя серьезные отговорки. Иначе разорвали бы они тебя на части. Ты теперь мне больше не смей даже заикаться про грузинку. Четыре долгих года учебы подошли к концу. Всего-то осталось дней десять, и все мы разлетимся в разные концы. Короче, женись на той, которая откликнется на эту телеграмму и приедет к тебе сюда. 
– Ой, ну посмотрите на этого советчика! Если уж ты такой умный, то почему не возразил мне, когда я год назад впервые познакомился с Медико? Да и ты сам как будто был очарован ее красотой. Помнишь, что ты сказал тогда? «Во время Отечественной войны одна из наших теток была медсестрой и вышла замуж за своего командира, офицера-грузина. Мы с грузинами давно в сватах ходим». И теперь, когда мы уже собрались пожениться и договорились об этом, ты вдруг от слов своих отказываешься. 
– О том, что вы окончательно договорились о свадьбе, я только два дня назад узнал. Ну, по привычке подумал, что это одна из многих девушек, с которыми ты учишься. Еще не поздно, найдем повод избавиться и от нее. 
Не прошло и трех дней, как от Асем пришла срочная телеграмма. В ней она сообщала, когда и каким поездом прибудет в Москву. С тех пор как пришло срочное письмо, Асет места себе не находил.
– Это ты все испортил, – винил он Серика. 
– Не переживай, найдем решение этому, – пытался успокоить его Серик, но Асет никак не мог успокоиться. Что он скажет, если Медико, на которой он обещал жениться, узнает об этом? Апырмай1, как же все неожиданно повернулось. Что же теперь делать? Асем… Асем… Это ведь первая его любовь, как ни пытался, но так и не смог позабыть ее. Он помнит, как сам первым написал письмо девушке, которая была старше его на два года, с признанием в том, что любит ее. Тогда он учился в девятом классе. Влюблен он был в Асем не только за ее красоту, но и за прекрасные песни. Когда она пела их нежным и печально-ностальгическим голосом, изящно перебирая своими тонкими и гибкими красивыми пальцами струны домбры, то могла растрогать до глубины души любого. Когда плавно раскачивалась лебединая шея Асем, всем сердцем отдававшейся ритму каждой песни, то Асет со свойственным ему юношеским пылом и задором испытывал несказанное блаженство. И вот теперь его первая школьная любовь Асем едет сюда. Хотя Асет, тоскуя по родным краям и по близким, обрадовался, услышав весть об ее скором приезде, но переживал, не зная, как ее встретить. Теперь все зависело от верного друга Серика, который ему был опорой во всем. Он надеялся, что только тому удастся выручить его из создавшейся трудной ситуации.
Время пролетело так стремительно, словно скользящая капля ртути. За четыре дня с момента приезда Асем завершилась и учеба. Но Асету пришлось еще тяжелее из-за внезапного отъезда Серика на родину. Тот вынужден был уехать так скоро из-за того, что сестра его вышла замуж. Отъезд друга был бы не так огорчителен, если бы не его легкомысленный розыгрыш с посланной им ложной телеграммой, загнавшей Асета в весьма трудную ситуацию. 
Асет оказался меж двух огней, не зная, что сказать обеим девушкам. Хотя он представил Асем девушке, на которой собирался жениться, как родственницу, приехавшую к нему из родных мест, но Медико, похоже, почувствовала, кто та на самом деле. Хотя и почувствовала, но сомнений своих не выдала и старалась оказать внимание Асем как гостье. Асет в эти дни маялся, не зная, на ком из двух девушек остановить свой окончательный выбор, но как бы ни мучился при этом, все же тоска по родине сломила его волю, и он решил ехать с Асем. Когда они приближались к вокзалу, Асета раздирали смутные сомнения. «А правильно ли я поступаю, ничего не сказав Медико? Ведь мы связали друг друга клятвой и сообщили об этом старому Луко, который обещал сыграть нашу свадьбу по приезде в Сухуми. Что же делать? Что же мы натворили с Сериком, разве можно играть судьбами любимых?!» Он едва поспевал за Асем, которая была в приподнятом настроении. «Что поделаешь, как я теперь могу сказать Асем, чтобы она уезжала одна без меня. Теперь уже поздно».
Отъезжающих на вокзале было полно. Они шли сквозь толпу, направляясь к своему вагону. И вдруг вслед им раздался чей-то властный голос:
– Асет, стойте!
Это к ним приближалась Медико. Свирепое пламя огненных очей запыхавшейся девушки, казалось, готово было испепелить оторопевшего от растерянности Асета, который боялся поднять на нее глаза. Лицо девушки было суровым и пугающим, словно выражало какую-то нависшую над нею опасность, сама же она еле сдерживала ярость, охватившую все существо. Она неотрывным взглядом смотрела на своего парня, беспомощно застывшего на месте, словно ожидая от него объяснений. Асет молчал. Хоть огненный вихрь, бушевавший внутри Медико, казалось, вот-вот готов был вырваться наружу, но тонкие губы разъяренной девушки тряслись в мелкой дрожи, словно едва сдерживая все, что клокотало и бурлило в ее душе. Взяв волю в кулак, девушка сдержала рвавшееся наружу пламя гнева и резко повернулась к Асем. Она посмотрела на свою соперницу, которая уводила с собой ее парня, собиравшегося жениться на ней, так, словно видела впервые в своей жизни, и, сжав руку Асем, сказала:
– Будьте счастливы! Береги его. Он – чистый ребенок. 
Затем, передав ей сумку, повернулась и пошла прочь. 
В этот момент Асет, еле державшийся на ногах, словно кто-то разом лишил его жизненных сил, как-то потерянно и жалко бросил ей вдогонку: «Медико! Медико!», даже не соображая, для чего и зачем он выкрикнул это имя. Сейчас его крик выражал безысходное отчаяние ребенка, покинутого матерью. 
Скорый поезд на всех парах мчался по направлению к Казахстану. Два пассажира с тех пор, как устроились на своих местах, не молвили друг другу ни слова. Войдя в купе, Асет сразу же лег на верхнюю полку, повернувшись лицом к стенке. Асем тоже долго не могла уснуть, ворочаясь с боку на бок. Среди ночи она открыла сумку, которую ей передала Медико, в ней были кувшин вина, вареная курица и листок бумаги. Письмо было адресовано ей. 
«Асем, я желаю вам счастья. Сердцу не прикажешь, видно, судьбе было так угодно. Около года я знаю Асета с тех пор, как мы стали близкими друзьями, он очень честный, простодушный, словно ребенок, и все еще не может самостоятельно принять решение, как взрослый мужчина. Когда я его спросила: «Почему ты такой?», он ответил: что, наверное, оттого, что воспитывался одной только матерью. Он еще слишком молод. Ну что такое 24 года? Возможно, с годами изменится. Теперь все в твоих руках. И от тебя зависит, будет ли он с тобою счастлив. 
Все мои переживания, все сожаления – о том, как я теперь покажусь на глаза своему старому деду? В этой жизни все его мечты, все надежды связаны были только со мной. Родители мои погибли вместе с семилетним сыном в горах, перевернувшись в машине. Меня, оставшуюся сиротой в трехлетнем возрасте, воспитывал, оберегая как зеницу ока, и растил, лелеял мой дед. За четыре года учебы в Москве он восемь раз приезжал навестить меня. Когда он сильно скучает по мне, то несмотря на то, что ему уже за девяносто, забывает о том, что ехать ко мне далеко и что он в преклонном возрасте. В свой последний приезд, увидев Асета, обрадовался, как маленький ребенок, и сказал, что теперь у него двое внуков. Десять дней назад мы позвонили деду и сообщили, что собираемся пожениться. Родственники с нетерпением ожидали нашего приезда и уже готовились к свадьбе, как вдруг все внезапно переменилось. Не знаю, как переживет эту неприятную новость дедушка, если узнает о том, что произошло. 
И еще меня беспокоит то, что я беременна и жду ребенка. Асету я об этом еще не говорила. Теперь будет правильно, если он вообще не узнает об этом. Не обижай Асета. После того как он обзаведется семьей и пойдет работать, то станет надежным мужчиной, толковым специалистом. Забудет свою ребячливость. А вот это вино прислал мой дедушка, чтобы я угостила им перед свадьбой наших друзей. Такой обычай у нашего народа. Теперь это угощение для вас. Будьте счастливы. С искренними пожеланиями, Медико».
Прочтя письмо до конца, Асем дала волю слезам. «Господи, какая добрая душа!» Прижав письмо к груди, она долго не могла унять волнение. Перед глазами у нее постоянно возникал образ Медико с горящими от отчаяния глазами. Душевная боль этой мужественной девушки, которая смогла перебороть всю печаль-кручину, свалившуюся ей на голову, тяжелым ударом отозвалась в душе Асем. Восхищенная прекрасными душевными качествами и великодушием Медико, она прошептала:
– Боже мой, какая стойкая девушка! Ее бросает будущий супруг, которого несчастная любит больше жизни, а она поручает мне его, как единственного брата, и желает нам счастья. Какая удивительная у нее душа!
Асем сильно взволновал удивительный характер и великодушие гордой горянки. С каждым часом она все сильнее ощущала на себе всю тяжесть душевных мук этой девушки. Она казалась себе самой коварной, не ведающей истинных чувств, не видящей красоты этого мира бесчувственной злодейкой, разрушившей чужое счастье. 
– Не-ет, так не должно быть. Почему я должна построить свое счастье на чужом горе, разрушив чей-то будущий семейный очаг, который вот-вот должен был быть построен? Это ведь самая настоящая подлость. Бабушка моя говорила: «Грешный человек не сможет быть счастлив, и в обоих мирах». Это для меня тяжелый грех. Будущий ребенок не должен расти без отца. Это – настоящее святотатство!
Асет все так же продолжал лежать с тех самых пор, как повалился на свою полку. Глаза закрыты, а душа бодрствует. Он тоже находился под гнетом тяжелых мыслей. Перед его мысленным взором, словно на экране, мелькали эпизоды его встреч с Медико, дней, проведенных с ней. В эти мгновения ему слышался звонкий голос Медико, которая каждое утро перед занятиями будила его, стуча в дверь, а душу согревала ее особая к нему трепетная нежность. Дорогие и милые сердцу мгновения прошедших дней без конца повторялись в его воображении. Все еще свежи были воспоминания о первой их долгой прогулке в подмосковных лесах, их долгий откровенный разговор по душам. Но в тот день ей не понравился моросящий дождь, который шел в лесу. Она с гордостью рассказывала о горных дождях и о природе своей родной Сванетии, где родилась и выросла, а глаза соскучившейся по родине девушки загорались каким-то особым блеском.
Когда Асет спросил у нее в шутку:
– А какие у вас там дожди? – то Медико тут же горячо и взволнованно стала описывать дожди своих родных гор:
– У нас перед самым дождем внезапно поднимается резкий порывистый ветер, раскатисто грохочет гром, черные тучи озаряются сверкающими вспышками молний и мгновенно обрушивают на землю густой сильный ливень. Затем ветер разгоняет густые тучи, а выглянувшее из-за них солнце сотворяет своими лучами красно-зеленую цисарткелу – радугу; морская гладь и горные леса, омытые ливнем, под обильно струящимися лучами обретают свежесть и сияют несказанной, чудесной красотой. Спустя мгновение после скоротечного ливня забываешь о жутком шторме, о громовых раскатах и ослепительно сверкавших молниях, небо становится безоблачным, и весь мир ласково освещает яркое солнце. 
Асет снова пошутил:
– Характер горцев, оказывается, так схож с их природой. 
Они дружно засмеялись и сплели свои тела в горячих объятиях. В тот день они укрывались одним зонтом и, ожидая, когда закончится продолжительный моросящий дождь, долго поверяли друг другу свои сокровенные тайны. Медико оказалась мечтательной девушкой и, похоже, не лишена была поэтического дара. Ее заветной мечтой было сразу же после окончания профсоюзной учебы открыть частный дом отдыха для детей в Сухуми, в городе, где она родилась и выросла. Она говорила о том, что тогда там будут отдыхать и дети из Казахстана. Но что поделать, теперь милая мечтательница Медико осталась далеко позади. И не просто осталась, невинная молодая девушка потеряла свое счастье, на которое так надеялась, осталась, объятая горем и обиженная на этот бренный, ­вероломный мир. 
Приезд Асем разбил судьбу Медико. Только теперь до Асета наконец-то дошло, что он натворил. Он проворочался всю ночь и заснул только под утро. А когда проснулся, был уже полдень. В купе Асем не оказалось. Один из двоих попутчиков сразу же после пробуждения вручил ему письмо, оставленное Асем. Письмо было написано на скорую руку. Некоторые строки были зачеркнуты и переписаны заново. 
«Асет! Когда я получила от тебя телеграмму, то сердце мое ушло в пятки и мне стало так страшно за тебя. Я даже не заметила, как очутилась в Москве. Как же я могла оставаться дома и сидеть сложа руки, когда ты попал в автомобильную катастрофу и обгорел? Чтобы помочь тебе всем, что было в моих силах, я взяла с собой все накопленные мною деньги. Слава богу, все обошлось. Ты оказался цел и невредим. Деньги, которыми я хотела тебя поддержать, положила в твой карман. Если ты меня действительно любишь и уважаешь, то выполни мою просьбу. Как-никак я все же старше тебя на два года. Как только проснешься, быстро возвращайся к Медико, как можно быстрее найди ее. На чужом горе никто не может построить собственное счастье. Я очень хорошо тебя знаю, все-таки ты вырос на моих глазах, ведь мы учились в одной школе. Ты никому не можешь причинить вреда. Выполни мою просьбу. 
Ох, и отольются нам слезы невинной девушки. Ты должен понять, что любой вред, причиненный кому-то, отзовется потом собственным горем. Если ты думаешь о матери, то она не одна. Мать, у которой кроме тебя есть еще другие сыновья и дочери, не может быть одинокой. Не думай о том, что народ про тебя будет говорить. Ты можешь быть счастлив только с такой благородной девушкой, как Медико. Пусть Аллах исполнит мои желания! Аминь! Да, кстати, с тебя суюнши! Бог даст, ты станешь отцом, я это узнала от Медико. Будьте счастливы, и чтобы ваш род не прерывался. С приветом, Асем». 
***
Уставший до изнеможения Асет хотел отдохнуть с того самого момента, как сел в самолет, летевший рейсом Москва – Сухуми, но стоило ему только на миг закрыть глаза, как перед ним неизменно представала Медико со своими горящими от гнева глазами. Казалось, они так же, как в тот злополучный день, когда он последний раз видел разгневанную девушку, украдкой смотрели на него сквозь языки горящего пламени взглядом, готовым испепелить его. Он сожалел о том, что в столь дальнем перелете ему приходится в одиночестве испытывать душевные муки и рядом с ним нет друга Серика, но одновременно испытывал досаду и негодование на него за то, что тот обрек его на такие страдания и муки. Особенно огорчало то, что, неожиданно вызвав его первую любовь Асем, с которой он вместе рос с малых лет, сам, словно в насмешку, так спешно уехал к себе домой. Он сам как будто не заметил того, как опозорился перед обеими девушками. Кто же и что виной этому: его молодость и наивность или же друг Серик? Почему так все произошло? Теперь, признавая себя виноватым, он намерен увидеться с Медико, но простит ли его гордая горянка? Даже если она и простит, но простят ли ее родные и близкие – сваны, которые презирают тех, кто нарушил клятву? Эх, только одному Богу известно, к чему приведет, в конце концов, столь необдуманный поступок, вызванный его и Серика легкомысленным розыгрышем. Что бы там его ни ожидало, придется рискнуть. Он склонит свою голову перед ней и ее родней и попросит у всех у них прощения. 
Уже выйдя после посадки в аэропорту Сухуми, он начал было интересоваться у одного из таксистов, наперебой предлагавших свои услуги, как проехать до дома номер 62 по улице Орджоникидзе, как вдруг хозяин стоявшей рядом белой «Волги» внезапно оживился и, обведя его взглядом, спросил:
– А вы случайно не в гости к дедушке Луко Аргвляни приехали?
– Да, – ответил, не скрывая своего удивления, Асет. 
Хозяин «Волги» протянул ему руку и представился:
– Я – сосед старика. Только сейчас доставил их сюда, в аэропорт. А вы кем будете?
– Я учился вместе с внучкой старика – Медико, – ответил Асет. Сосед старика сразу же понял, в чем дело:
– Ах, да вы, похоже, приехали на той2. Жаль, но праздник теперь не состоится…
– Почему? 
Сосед старика взглянул на свои часы, а затем подробно рассказал ему обо всем:
– Они через час должны улететь рейсом Сухуми – Москва. Внучка старика Медико, с которой ты учился, внезапно заболела. Старик плохо слышит, и его родственники в основном звонят на наш телефон. Судя по тому, что рассказывает подруга Медико, она тяжело ранена: ножом в сердце, и вена на локтевом суставе перерезана. Много крови, говорят, потеряла. Сейчас лежит в больнице неподалеку от ее общежития. 
Услышав это известие, Асет быстро вернулся в здание аэропорта. Рядом со стариком находился грузный и здоровенный детина. Во время посадки Асет старался, чтобы они его не заметили, и сел в самый конец салона. 
Когда они зашли в больницу, было пять часов вечера. Медицинские работники не пускали посетителей в палату, объясняя это тем, что состояние больной крайне тяжелое. Хотя у старика, сильно встревоженного судьбой единственной внучки, от волнения сильно тряслись руки и ноги, но он, расталкивая вставших у него на пути медиков, решительно вошел в палату, где лежала Медико. Следом за ним туда вошел и Асет. Старик сразу же бросился к изножью постели, на которой лежала его внучка, и уткнулся лицом ей в ноги. Было очень тяжело видеть старика, горько причитавшего над своей единственной любимицей. От ослепительной внешности Медико не осталось и следа. На бескровном и осунувшемся лице девушки была кислородная маска, только благодаря подключенной к ее телу системе жизнеобеспечения организм ее мог бороться со смертью. У Асета от этого ужасного зрелища сразу же перехватило дыхание, от растерянности он застыл на месте как вкопанный. Отчаянное чувство вины охватило парня, когда он собственными глазами увидел, к каким трагическим последствиям привел его опрометчивый поступок: все тело обмякло, закружилась голова, бешено забилось сердце, вызывая тошноту.
Здоровый лысый мужчина, находившийся среди группы медицинских работников, целой гурьбой вошедших в палату, обнял за плечи старика, причитавшего у постели внучки, и стал уговаривать, пытаясь как-то утешить его. 
– Мы постараемся сделать все, что в наших силах, чтобы спасти жизнь вашей девочки. Сердце не задето, рану сейчас лечим. Крови много потеряно. А сейчас ей необходим покой, – вкрадчивым голосом сказал он ему и с большим трудом вывел посетителей из палаты. 
Два дня с момента их приезда тянулись мучительно долго, измотав их до предела. За все это время трое мужчин, разместившихся в одной комнате общежития, даже толком ни о чем не поговорили. Все их помыслы были о судьбе несчастной Медико. Особенно тяжело пришлось измученному и обессилевшему от переживаний старику, который без конца сокрушенно вздыхал, считая часы. Сопровождавший его племянник, тот самый детина, постоянно находился рядом с ним, с трогательной заботой опекал своего старшего родственника, чтобы тот ненароком не заболел. Асет, чувствуя себя бесконечно виноватым, днем все время находился за пределами общежития и приходил только поздно вечером, чтобы переночевать. Приходя, мучился от бессонницы. Дневные переживания находили свое продолжение ночью. На третий день терпение у сопровождавшего старика верзилы, видимо, лопнуло, и, проводив старика умыться, он тут же вернулся в комнату и завел с Асетом серьезный разговор.
– Если ты мужчина, скажи правду – ты виноват в том, что произошло?
Асет, от неожиданности не зная, что сказать в свое оправдание, лишь утвердительно кивнул головой. Тот, похоже, подготовился к этому разговору заранее и молниеносно вынул из-за пояса кинжал. Детина полоснул им по левой руке Асета, когда тот попытался увернуться от удара. Нападавший изготовился было ударить его ножом во второй раз, но Асет изо всей силой пнул его в пах. Пинок оказался очень болезненным, недаром Асет с детства занимался футболом. Когда бугай издал дикий вопль и стал кататься от боли по полу, в комнату вошел старик и закричал: 
– Прекратите! Что за ужас! Медико лежит при смерти, а вы что тут творите?!
Разгневанный старик замахнулся что есть силы тростью на детину, тот не успел увернуться, и удар пришелся ему чуть повыше виска. Кровь заструилась по лицу племянника. 
Ссора, перешедшая в кровавую поножовщину, завершилась тем, что оба попали в больницу. Острый кинжал повредил Асету мышцы и перерезал вену на руке. Парень потерял много крови. Детина отделался ушибом. После того как ему перевязали голову, он справился о состоянии Асета. Когда узнал, что тому требуется кровь, то, пытаясь загладить свою вину перед парнем, сдал свою кровь. На следующий день верзила зашел в палату к Асету. Он попросил прощения за свой опрометчивый поступок, вызванный необузданной вспыльчивостью, а уходя, крепко обнял его и сказал:
– Наша кровь перемешалась, теперь мы с тобой братья. И самое важное известие – состояние Медико улучшилось. Ее перевели в другую палату. Давай вечером все вместе зайдем проведать ее. 
Услышав радостное известие, старик, для которого эти четыре долгих тревожных дня оказались томительнее четырех месяцев ожидания, сразу же явился в больницу. Когда он вошел в палату и увидел свою внучку, сидевшую, прислонившись к спинке кровати, то радости его не было предела. Тяжело и часто вздыхая от долгожданного облегчения, он без конца наклонялся к ней, нюхал ее лоб и, прижимая ее ладонь к своей груди, благодарил в душе Творца. Он был признателен Создателю за то, что самое трудное осталось позади. Старик, измученный переживаниями и тревогами этих дней, долго, истово молился. Он благодарил Бога за его милость по отношению к Медико. Пришедшие следом детина и Асет молча стояли, растроганные этой картиной, у порога палаты, чтобы не мешать общению деда со своей внучкой. После долгой беседы с внучкой старец наконец-то успокоился и, умиротворенный благополучным завершением тревожных событий, неторопливо поднялся с места. Повернувшись в сторону двери, кивком дал знать Асету, чтобы тот подошел к ним. Когда Асет с робкой нерешительностью приблизился к старику, тот усадил его рядом с собой и начал свой долгий рассказ:
– Сынок, дружба моя с казахами началась во время Отечественной войны. На полыхавших огнем кровавых полях рядом со мной были костанаец Ахметжан и шымкентец Турсынбай. Когда меня во время боя тяжело ранили, они поочередно несли меня, истекающего кровью, под вражескими пулями на спине до тех пор, пока не доставили в полевой госпиталь, и спасли мне тем самым жизнь. Наверное, Всевышний решил оказать мне великую милость, что послал таких верных друзей. Благодаря этим славным парням я сижу перед вами живой, перешагнув девяностолетний рубеж. Война есть война. Позже на передовой погибли и двое моих верных друзей, и мой родной младший брат Бадри. Я прекрасно помню, как перед генеральным наступлением к нам из Казахстана приезжала с концертом Роза Багланова. Впервые я увидел казахскую девушку, она была такая маленькая, полненькая. На этом концерте она задорно и раскованно исполняла песни разных национальностей и покорила всех воинов своим особым талантом. А когда она спела «Ах, Самара городок», то все собравшиеся солдаты и офицеры дружно вскочили с мест и долго хлопали, хором вызывая ее на бис. Казалось, сами небеса вторили эхом бурным аплодисментам. До того ее пение пришлось всем нам по душе, взволновало и воодушевило нас. 
В заключение концерта выступали сами солдаты. Украинцы сплясали гопак, кавказцы танцевали лезгинку. От нашей части выступал самодеятельный певец Ахметжан. Он воодушевил всех нас замечательным исполнением на моем чонгури (грузинский инструмент, родственный казахской домбре) кюя Сарыарка и мелодии песни «Сулико». От того, что домбра и чонгури схожи по звучанию, Ахметжан не расставался с моим инструментом. В часы передышек между боями он исполнял на нем казахские песни и кюи и поднимал настроение своим землякам. Все они потом сидели и вспоминали свой родной аул. По сей день не стерлась надпись «Луко+Ахметжан», вырезанная на деке моего чонгури рукой милого незабвенного друга и боевого товарища. Эта надпись всегда напоминает мне о нем. Больше всего меня удивляет то, что домбра у степняков-казахов и чонгури у горцев-грузин так удивительно схожи. Поражает и то, что оба наших народа почитают и уважают гостей, как самого Бога. И, наверное, то, что представители сегодняшнего поколения двух народов решили породниться, – дело рук, во-первых, самого Бога, а во-вторых, духа друга моего Ахметжана. Да благословит тебя Господь, ты к тому же, оказывается, из родных мест Ахметжана. Хочу вам сказать сразу: после того как благополучно сыграете свадьбу, куда бы вы ни уехали, где бы вы ни работали, за меня не беспокойтесь. Ухаживать за мной, слава богу, есть кому, родственников и близких достаточно. Сейчас обстановка в Сухуми из-за грузино-абхазского конфликта накаляется все сильнее. Возможно, это перерастет в большую войну. Я учел подобный вариант и рассказал про вас по телефону свату в Кутаиси, который заведует там всеми учебными делами. Он готов оказать вам всестороннюю помощь и ждет вас. Или же вы захотите уехать в Казахстан, воля ваша. Я не буду чинить вам препятствия. Но это успеем обсудить после свадьбы.
После этого старик вышел из палаты и оставил молодых наедине. Они же некоторое время молчали. Асет, винивший во всем случившемся только себя одного, сидел с поникшей головой и не знал, с чего начать. Почувствовав, как сильно мучается Асет от угрызений совести, Медико слабыми пальцами медленно погладила его перевязанный локоть и, собравшись с силами, заговорила первой.
– Да, нам все-таки удалось уберечься от дикой неукротимой природы гор, от свирепых ветров и грохочущей грозы, – тихо произнесла она, пытаясь обратить в шутку все то, что произошло в их судьбе за последнее время. 
– Да, Медико, рокочущий шторм утих. Мы остались живы. Теперь, наверное, в нашей судьбе наконец-то наступит прояснение и солнце озарит наши счастливые дни.
– Аминь. Да будет так, – сказала Медико. 
С молоком матери впитавшая традиции и законы своих предков, гордая дочь гор Сванетии посчитала неприличным выказывать перед своим возлюбленным своей слабости, но, как она ни пыталась сдерживать свои чувства, все же Асет заметил, как на кончиках ее длинных, густых ресниц набухли капельки слез. Он не выдержал и принялся целовать ее глаза, с которых вот-вот готовы были скатиться свисающие бусинки. Девушка так соскучилась по горячим страстным и чистым чувствам своего возлюбленного, что наконец-то дала волю своим нежным чувствам, присущим всем женщинам, и молча заплакала. 
***
Стояла середина ноября. Природа осеннего Сухуми вот уже несколько дней была в объятиях умеренно-прохладной погоды. В такие дни обычно строптивые непокорные волны Черного моря не бушуют, а плавно и спокойно колышут широкую водную гладь. Асет, вышедший с работы пораньше, долго бродил, не находя покоя, вдоль морского берега. У него вошло в привычку хотя бы раз в день справляться о состоянии Медико, которая вот уже пять дней находилась в роддоме. И всякий раз, беседуя с врачами, он непременно расстраивался и тревожился. В последнее время о себе давала знать рана, полученная Медико в область груди, и состояние ее начало ухудшаться. Ничего утешительного врачи ему не сказали.
Вот и сегодня врачи ничего определенного о недуге Медико ему не сообщили и проводили с обещаниями сделать все возможное, чтобы ей стало лучше. Не услышав конкретного заключения, Асет не хотел возвращаться домой. Лишь только выдастся на работе свободное время, как он спешит к морю, чтобы, побродив по берегу, избавиться от тревожного и подавленного состояния. 
С наступлением вечера умеренно-прохладная погода вдруг резко переменилась, усилились порывы внезапно подувшего холодного ветра, и отдыхающие на побережье люди и рыбаки, удившие рыбу на пирсе, быстро разошлись по домам. На берегу не осталось никого, кроме Асета. Оставшись в гордом одиночестве, он долго наблюдал за нависшими над морем свинцовыми тучами, внезапно заслонившими все небо. Они на глазах сбивались в сплошную огромную массу, все вокруг стало темнеть, и, казалось, вот-вот море и небо сольются воедино. Все небо стремительно затягивалось грузными штормовыми тучами, которые еще сильнее сгущали вечерние сумерки. 
Вот уже погрузились в объятия темноты прекрасные горы, своими яркими пестрыми красками придававшие морскому побережью очарование. Внезапно поднялся буйный холодный ветер, нарушив тишину моря и взволновав его спокойную гладь. Он поднял высокие волны и неистово погнал их своим мощным напором к берегу. Несшиеся вдогонку друг за другом большие непокорные волны с бешеным грохотом ударялись о берег, словно пытаясь достичь гор, скрытых от глаз в темноте ночи. С удивлением наблюдавший за бушующей морской стихией Асет только сейчас почувствовал, что начинает замерзать, и уже направился было домой, как увидел бегущего к нему со всех ног мальчишку лет двенадцати. Он сразу же узнал его. Это был сын детины – Гоча. Мальчик на бегу кричал ему и по-грузински, и по-русски: «Дзия Асет, дзия Асет, дядя Асет!» Полы его куртки развевались на ветру, сам он бежал так быстро, словно за ним гналась злая собака, и, запыхавшись, он с ревом бросился к нему в объятия. Прерывистым от рыданий голосом он только протяжно выговаривал имя Медико и больше ничего. Сжимая в объятиях мальчика, он разом почувствовал, что случилось нечто непоправимо ужасное, и понял, что потерял Медико навсегда. «Все кончено!» – вспышкой сверкнула в его голове страшная мысль.
Когда Асет и мальчик, основательно промокнув под хлестким дождем, пришли домой, то громко причитавшие от горя родные и близкие даже не заметили их появления. 
Хотя ребенок умершей во время родов Медико остался жив, но гибель несчастной стала для родных и близких тяжелейшей утратой. Особенно болезненно отразилось это горе на дедушке Луко, ведь выделявшуюся из всего их рода незаурядными способностями девушку, получившую высшее образование в Москве, в скором времени приняли на ответственную работу и, когда уже наконец-то она могла проявлять по отношению к родственникам участие, заботиться о них, – она внезапно ушла из жизни. Незадолго до этого ему пришлось пережить горе, связанное со смертью Здоровяка и его младшего брата. Они погибли два месяца назад во время абхазско-грузинского конфликта. А после смерти внучки Медико, оставшейся от единственного сына, последние силы покинули девяностодвухлетнего старика, и он лежал теперь, прикованный к постели. И для Асета потеря любимой стала сильным потрясением. В этой далекой стране единственными близкими и любившими его людьми были Медико, ее дедушка Луко и Здоровяк. И вот теперь, когда двое из его самых близких людей ушли из жизни, а третий лежал при смерти, Асет как будто остался один-одинешенек на всем белом свете. Хотя со дня смерти Медико прошло уже около двух недель, число людей, пришедших высказать старику свои соболезнования, не убывало. Все до единого многочисленные родственники с рыданиями и причитаниями повторяли ему одни и те же слова:
– Медико была нам всем очень дорога, и все мы ею гордились. 
С каждым днем старику становилось все хуже и хуже, и Асет все свободное от работы время старался проводить возле него. Однако по прошествии нескольких дней жена Здоровяка Талико, непонятно отчего затаившая на него злобу, вместе со своей младшей сестрой перестали допускать его к старику. Вдобавок ко всему они ни разу не показали ему новорожденную дочь. Пытаясь увидеть ее, он задабривал их подарками, но женщины постоянно отделывались от него одной и той же отговоркой: 
– Дочь твоя в горах, пусть немного окрепнет, и, после того как проведем ее кыркы3, покажем ее тебе. 
Он считал дни в ожидании, когда увидит свою дочь. Пока подходил срок, в мир иной ушел дедушка Луко. 
Положение усугубляло и то обстоятельство, что он не просто не мог видеться со своей дочерью, но даже не знал, где она находится. Асет злился, думая: «Эх, если бы был жив Здоровяк, то он не позволил бы этим двум взбалмошным бабам так глумиться надо мной», но ничего не мог поделать. С тех пор как ушли из жизни самые близкие ему люди, он ощущал себя бесконечно одиноким и подумывал уже уезжать на родину, однако родное дитя удерживало его. Асету надо было разыскать ребенка и забрать с собой, чего бы это ему ни стоило. Но как его увезти? Кто поможет ему в этом? Озлобленные на него бабы так просто не отдадут ему дочку, и не только не отдадут, а еще могут и натравить на него своих братьев, да и помощи-то ждать неоткуда. 
Единственным для него утешением оставалась работа, где можно было отвлечься от тревог и переживаний и как-то облегчить свою душу. С тех пор как Асет возглавил туристическое агентство и занимался обустройством соотечественников из Казахстана, приезжавших сюда на отдых, он мог как-то утешиться общением с ними, отвлечься и воспрянуть духом. Но с наступлением холодов и к тому же с дальнейшим обострением грузино-абхазского конфликта перестали приезжать и они. А с оттоком туристов работа и вовсе разладилась. Теперь уже не оставалось никакого другого выхода, как уехать на родину. 
Как-то к нему подошел старый рыбак и поздоровался, желая познакомиться с ним поближе. Наверное, тому просто по-человечески стало жалко человека, который каждый вечер неприкаянно слонялся в одиночестве с понурым видом вдоль берега моря. А, может, из чистого любопытства, узнать, кто это такой. Однако Асет не стал открывать свою душу перед чужаком и ничего путного в ответ не сказал. И все же рыбак сердцем чувствовал, что незнакомца что-то гложет, поэтому подошел к нему и на следующий день. На этот раз новые знакомые долго бродили за беседой до наступления сумерек. 
Узнав все подробности, старик, а его звали Таймураз, на третий день подошел к нему и пригласил к себе в гости. Хотя Асет почел зазорным для себя сразу же принять приглашение, рыбак был настойчив. 
– Я уже предупредил своих домочадцев, что приведу сегодня гостя. Они ждут, что вы придете к нам. Сейчас должен подъехать и мой сын. 
Не успел старый Таймураз договорить, как возле них остановилась белая «Волга». 
– А вот и мой сын. 
Из машины вышел высокий светлолицый молодой человек с открытым улыбающимся лицом и, словно увидев своего давнего знакомого, по обычаю горцев и тепло обнял Асета и поздоровался с ним. Асет, придерживаясь традиций и обычаев гостеприимного народа, поздоровался в ответ и представился. После этого рыбак Таймураз сказал им: 
– Вы поезжайте пока сами, а я подъеду позже, – и направился к своей машине, груженной рыбой. 
Уже в пути по дороге домой в беседе выяснилось, что сына рыбака зовут Тенгиз, он всего лишь на год старше Асета и по профессии учитель. Следуя традициям гостеприимства, он продолжил знакомство и стал рассказывать о своей семье. 
– В семье нас четыре сестры и трое братьев. Самый младший из нас – студент. Все остальные работают, и у всех разные профессии. Среди нас есть учитель, врач, юрист, агроном, экономист. Но если даже объединить все наши специальности, то и в этом случае никто не может превзойти нашего отца. Он настоящий универсал, потому что является и экономистом, и юристом, и бухгалтером в одном лице. Поэтому он все решает сам, и последнее слово всегда за ним, – сказав это, он от души рассмеялся и продолжил свой рассказ: – Мы относимся к народности мегрелов. И хотя чужестранцы нас, как и родственников вашей жены – сванов, обобщенно называют грузинами, наш язык сильно отличается от грузинского. Что же касается сванского языка, то он вообще не похож ни на грузинский, ни на наш. Местные жители сразу же могут определить принадлежность человека к какой-либо из наших народностей по окончанию фамилии. Если последняя буква – «я», то это мегрел. К примеру, враг народа Берия, печально известный на весь Советский Союз, – мегрел. Поэтому такие фамилии, как Нодия, Пртахия, Хупения – мегрельские. А вот сванские фамилии, в том числе и фамилии родственников вашей жены, сплошь заканчиваются на букву «и». Возьмите, к примеру, знаменитых грузинских футболистов Метревели, Кипиани и Героя Советского Союза Аргвляни. Все они сваны. Если вы обратите внимание на места проживания наших немногочисленных народов, то мегрелы и абхазы проживают у моря и внешне они светлолицые. В то время как сваны – небольшой народ, проживающий высоко в горах. Внешне они смуглолицые. Они очень крупного телосложения, густобровые и волосатые. 
Здесь Асет перебил его, заметив:
– Да, родственники моей жены все как на подбор волосатые верзилы. Когда они раздеваются и купаются в море, то издали их можно принять за медведей. 
Тут оба дружно рассмеялись. 
– В старину, когда ваши предки монголо-кипчаки завоевали полмира, в том числе и весь Кавказ, то не смогли покорить только смуглых сванов, живущих в этих высоких горах. Они хоть и были малочисленным народом, но построили мощные крепости и, осыпая конницу врага градом камней, погубили множество всадников, которые замертво скатились с горных круч на предгорные равнины вместе со своими конями. По сей день один из крутых утесов в горах Сванетии так и называется «Монгольская погибель». Сколько бы войн и страшных битв здесь ни происходило, но никому никогда не удавалось победить или покорить сванов. О том, что это народ храбрый и отчаянный, свидетельствуют немало легенд и сказаний. Есть даже такая пословица: «Чтобы победить одного свана, нужно целое войско». Поэтому соседние народы стараются жить с ними в мире и согласии. Но стоит обидеть кого-то из них, считай, что ты не жилец на этом свете. Поэтому всю дорогу, пока мы едем, я не перестаю удивляться вам. 
– Почему?
– Потому что вы приехали из далекого от нас Казахстана и взяли в жены представительницу самого отчаянного народа. Жениться на сванке – это весьма непростое дело. Вы совершили самый настоящий подвиг. А, может быть, вы прямой потомок тех самых монголо-кипчаков, которые ушли отсюда не солоно хлебавши, с жаждой лютой неутоленной мести? 
Тенгиз, довольный своей острой подковыркой, от души расхохотался, при этом крепко стиснул плечи своего гостя и попросил прощения. И Асет не растерялся и тоже ответил шуткой на шутку своего спутника:
– Да я и сам не пойму, как это мне удалось набиться в зятья к сванам. Возможно, меня сюда привели духи моих предков. Но вся эта история началась и завертелась-закрутилась в Москве, в студенческие годы. 
И тут сын рыбака сказал ему в ответ:
– Да, студенческая пора беззаботна и весела, потому в ней и заключена причина всех бед. И я в свое время, желая поначалу стать экономистом, поступил на учебу в Москву. Однако, не довелось, и года не прошло, как пришлось возвратиться домой. Всем известно, что приезжавшая на учебу в Москву со всех концов тогдашнего Союза молодежь сплошь была талантливой и окончившей школу с хорошими знаниями. А так как это был факультет экономики, подавляющее большинство студентов составляли девушки. Будучи совсем молодым и учась с талантливыми и прекрасными как на подбор девушками разных национальностей из разных республик, ой, как трудно не обратить на них своего внимания. Мне сразу же очень понравилась девушка из Молдавии. Яркая и красивая внешне, серьезная и основательная. Такая девушка – мечта любого джигита, который хочет найти себе верную спутницу до конца своей жизни. Но, на беду, дорогу нам перешла девушка из Украины. Тогда мне было двадцать. Девушка из Молдавии на год младше меня. А самая старшая в нашей группе – девушка из Украины Ксения. Эта была уже опытная и вполне зрелая двадцатичетырехлетняя девушка, пять лет проработавшая на производстве. Она, воспользовавшись моей молодостью и неопытностью, прибегала к различным уловкам, лишь бы я не встречался с понравившейся мне девушкой. После занятий она ни на шаг не отходила от меня, преследовала буквально по пятам. У нее всегда находился повод увести меня с собой. Так я и сам не заметил того, как стал пленницей Ксении. Но, как ни сильны были чары Ксении, у меня никак не выходила из головы молдаванка Аурика4, в которую я влюбился по уши. Мне все время казалось, что она создана только для меня. И на занятиях все мои мысли были о ней. Да вот не знал, как избавиться от лукавой и хитрой разлучницы Ксении. На волнах юношеской пылкой страсти мы с ней предавались и телесным утехам. Об этом молдаванке всем своим видом как бы намекала и сама Ксения. Чувствуя это, похоже, Аурико окончательно разуверилась во мне. Но, несмотря на это, на уроках я часто поглядывал в сторону разуверившейся во мне девушки. Зная, что она не удостаивает меня, как прежде, ответным взглядом, все равно продолжал смотреть на нее. И вот в один прекрасный день после всех этих безуспешных и напрасных подглядываний на ту, для которой я уже не существовал, мне пришлось уехать из Москвы. Отец через кого-то выведал, что я совершенно запутался в этом любовном треугольнике и нахожусь меж двух огней, приехал, заставил меня бросить учебу и расстаться с девушками. Поступок моего родителя оказался и своевременным, и уместным. Промедли он еще чуть-чуть, то разбитная Ксения привязала бы меня к себе навсегда… 
И тут Асет, резко прервав исповедь своего спутника, выплеснул всю свою невысказанную тоску, теснившуюся у него в душе:
– Извини, что перебил тебя, когда ты начал рассказывать о своем отце. Ты счастливчик, что он есть у тебя. А я чувствую себя скитальцем от того, что у меня нет отца! Кстати, в соседней с нами фирме работает бухгалтером одна молодая молдаванка. Ее тоже зовут Аурика. Вот только жаль, что она замужем, иначе ты мог бы познакомиться с ней. 
– Интересный ты человек, да я вот уже три года как женат. Моему сыну два годика. На целом свете для меня нет никого дороже и родней, чем он и моя жена. Ну, давай-ка я продолжу свой рассказ. После того как я бросил учебу, полгода просидел под «домашним арестом» у старика, пока не поступил в наш Сухумский педагогический институт, где проучился четыре года и получил диплом. После окончания первого курса отец хотел меня женить на дочери своего друга и уже собирался посвататься к нему, как сама судьба спасла меня от этого. Внезапно мне выпала удача съездить в Москву. Прежде до меня мои братья, старший и младший, возили на рефрижераторе туда апельсины и мандарины. На этот раз неожиданно заболел мой старший брат, и мне пришлось заменить его. В тот момент невозможно было описать, какая безграничная радость, какое бесконечное счастье охватили меня. Хотя к тому времени прошло уже полтора года, как я уехал из Москвы, но своих надежд, связанных с Аурико, не потерял. Покидая этот город, строго-настрого наказал своему сокурснику – татарину Фариду присматривать за ней. Он-то мне и передавал известия о том, что Аурико пока еще ни с кем не встречается. И вот теперь я спешил как можно скорее увидеть свою любимую. Мы безостановочно гнали машину втроем с моим другом Тофиком и младшим братом, сменяя друг друга за баранкой, и на вторые сутки еще до обеда добрались до Москвы. По прибытии быстренько выгрузили в назначенном месте свой груз, помылись-побрились, привели себя в порядок и вечером явились в общежитие, где жила Аурико. Двери комнаты открыла она сама. Увидев меня перед собой, девушка вытаращила от удивления свои прекрасные глаза и буквально остолбенела. Соседка по комнате была удивлена не меньше. Обе они в этот миг напоминали двух испуганных еликов5. Надо же, какое удачное стечение обстоятельств: приехать специально, чтобы повидаться с Аурико, и застать ее на месте. Огромная радость охватила меня. Хотя мой вид выражал решительность, а сам я выглядел грозным, напоминая, наверное, в тот миг ангела смерти Азраила, явившегося по чью-то душу, но потерял дар речи, не зная, что сказать и с чего начать. Первой недолгое молчание нарушила Аурико и, сообразно своему серьезному, основательному характеру, спросила у меня:
– Ты вернулся на учебу?
Вместо ответа я лишь утвердительно кивнул головой.
– Это хорошо, что ты решил вернуться, поздравляю тебя с приездом, – сказала она мне и протянула руку в знак приветствия.
Я поблагодарил и пожал ее руку. Когда она увидела мое уставшее и загорелое от южного солнца лицо, то вдруг спросила:
– Ты очень возмужал и сильно изменился. Выглядишь как семейный человек. Женился? 
Я так сильно растерялся и, не зная, что и ответить ей, взял и выпалил:
– Да вот, собираюсь жениться. 
Она снова поздравила меня, выразив радость по поводу моей предстоящей женитьбы. И тут меня охватила страшная досада от того, что я ляпнул такую чепуху. Потом, наконец, взял себя в руки и сказал, что пришел ее пригласить поужинать в кафе. И в это время в комнату за нами следом вошел Тофик, неся в руках ящик с апельсинами и кувшином вина. Хотя Аурико приняла мой подарок, но вежливо отказалась от приглашения в кафе. 
– В кафе сходим как-нибудь потом, а пока будьте нашими гостями и садитесь ужинать. 
Как раз ко времени нашего прихода они собирались ужинать – на столе в большой чашке дымился плов. Во время ужина наш разговор никак не клеился. Соседкой Аурико оказалась девушка из Татарстана Сания. Сразу же после того, как все поели, она вышла вместе с Тофиком, оставив нас наедине. Хотя теперь нам уже никто не мешал, но мы ни о чем серьезном так и не смогли поговорить. Я всячески старался не торопиться с тем, чтобы рассказать о цели своего приезда к ней, боясь испортить чего-нибудь сгоряча. Но в тот момент мне показалось, что, если в тот же день не скажу Аурико, ради кого и для чего приехал, то потом будет уже слишком поздно. Не пойму, с чего я вдруг так оробел перед ней, ведь раньше никогда не выглядел столь жалким и беспомощным при виде других девушек. Пытаясь набраться смелости, стал сам себя подстегивать и науськивать, мол, Аурико такая же, как и все, обыкновенная девушка и ничем особенным от них не отличается, и попытался откровенно рассказать ей обо всем, но слова почему-то застревали у меня в горле. Пока я сидел и мучился, не зная, с чего мне начать разговор, в комнату вошел Фарид. С радостными возгласами мы обнялись с ним. Тем временем с тортом в руках подоспели и Сания с Тофиком. Мы снова сели за стол. С приходом Фарида настроение у всех заметно поднялось, и мы с той минуты повели себя более раскованно и свободно. И Сания, и Аурико оказались хорошими певуньями. Они пели то дуэтом, то каждая в отдельности, тем самым наполнили атмосферу застолья радостью и весельем. Аурико исполнила также и казахские песни. Она ведь родилась и выросла в Казахстане, в Кокшетау, и переехала с семьей в Молдавию к тому времени совсем недавно, всего лишь лет пять назад. Когда девушки развеселили всех нас и заметно подняли нам настроение, дружеское застолье достигло своего апогея. Тогда слово взял Фарид и высказал то, что давно лелеял в своей душе:
– Я давно мечтал увидеть твою родину, Черное море. И вот, наконец, ты пришел и сам. До начала семестра осталось четыре дня. Если к этим четырем дням прибавить еще и два выходных, то получится почти целая неделя. А давай-ка я съезжу к тебе на это время и отдохну на море.
Я поддержал его и обратился ко всем с предложением:
– Если ты хочешь поехать, то незачем отдыхать в одиночестве, давайте поедем к нам всей компанией. Семь дней пролетят очень быстро.
Вся компания дружно поддержала мое предложение. Особенно сильно я обрадовался тому, что это одобрила и Аурико. В этот миг я находился на самом верху блаженства. Итак, в тот же вечер мы решили немедленно вылетать в Сухуми. Билеты тогда стоили дешево. Когда на следующее утро мы приехали в аэропорт, чтобы купить билеты, Фарид отозвал меня в сторонку и сказал: «У меня тут возникли срочные дела, и я не смогу полететь». Это известие сильно встревожило меня. Он сразу же почувствовал мое состояние, понял, что у меня творится на душе, и проявил находчивость. Когда до посадки на самолет оставалось уже совсем немного времени, он сказал девушкам, что у него возникли неотложные дела, поэтому он прилетит следующим рейсом, и убедил их не отказываться от поездки. Как здорово, что благодаря такому хорошему другу, как Фарид, я полетел в Сухуми один с двумя девушками. Моя проблема благодаря помощи двух близких друзей нашла простое решение. Если Фарид предоставил мне возможность беспрепятственно увезти девушек с собой, то Тофик позвонил к себе домой и сообщил о нашем прилете. Когда мы совершили посадку, нас встретил его старший брат Тариэл и отвез к себе домой. Через полтора дня на рефрижераторе приехал с моим младшим братом и Тофик. Денег много, недостатка в обильных конакасы6 не было. С утра до вечера мы все свое время проводили на морском пляже. Пять дней веселья пролетели так стремительно, что мы и сами того не заметили. До отъезда девушек оставался всего лишь один день. И если мне прямо сейчас не сказать Аурико, какие серьезные намерения я имею по отношению к ней, то это станет тем самым промедлением, которое смерти подобно. Этой мыслью я поделился со старшим братом Тофика Тариэлом, он сразу же подозвал свою жену, и мы решили обсудить это втроем. Жена его воспитывалась по-русски и отличалась открытым характером. Поняв, чего я хочу, она, ни секунды не медля, решительно высказала все, что думала на этот счет. 
– Девушка серьезная, сама красивая, надо ее во что бы то ни стало оставить здесь.
А выходя из комнаты, она вдруг резко обернулась ко мне, посмотрела на меня так, словно впервые увидела меня, и спросила:
– А между вами никаких откровенных разговоров еще не было?
– Нет, не было, – ответил я. 
– Ну а почему же тогда эта девушка хранит твое фото внутри книги?! Сейчас я покажу его тебе, – выпалила она и тут же устремилась в комнату, которую отвели девушкам. Вернувшись, жена Тариэла раскрыла книгу и показала две фотографии: на одной был я, на другой Аурико. И тут я вспомнил. Когда мы только поступили в институт, то сфотографировались втроем с Фаридом и еще одним парнем, с которым жили в одной комнате в общежитии. Аурико, оказывается, увеличила мою фотку и все время хранила вместе со своей в этой книге. От радости я прижал ее к груди. В этот миг меня охватило трепетное волнение, казалось, вся моя душа погрузилась в какое-то сладостное блаженное состояние. Тариэл вскочил с места и с нежностью, которую испытывает старший брат по отношению к младшему, обнял меня и воскликнул:
– Эх, молодость-молодость, оказывается, все это время ты даже не догадывался о том, что девушка любит тебя, – и еще раз прижал меня к своей груди. 
В разговор вмешалась и жена Тариэла:
– То-то же я думаю, если бы девушка не любила тебя, то зачем ей было приезжать сюда. Ну а теперь приведите гостей с пляжа, пока еда не остыла.
Не успела она сказать это, как открылись ворота и во двор вошли девушки в сопровождении Тофика. Вечером того же дня две женщины под началом жены Тариэла всю ночь напролет путем применения житейской дипломатии изо всех сил пытались добиться согласия Аурико стать моей женой. В конце концов, как только согласие было получено, мы за два дня успели оповестить и пригласить всех ее и моих родственников на свадьбу. После этого в течение десяти-пятнадцати дней перевели Аурико с дневного отделения на заочное. Та самая бухгалтер Аурика, о которой ты мне говорил, и есть моя жена. 
– Ну и герой! Оказывается, Аурико, работающая в соседней фирме, твоя жена. С Божьего повеления, благодаря родным и друзьям ты женился на своей любимой девушке, пусть долгим будет ваше счастье! А не таким коротким, как у нас, – сказал Асет и снова выдал печаль и горе, терзавшие его душу. 
Тенгиз сразу же почувствовал состояние своего гостя. 
– Будь стойким и не кляни свою долю. Человеку дано пройти в своей жизни через многие испытания, но он должен пройти через них достойно, с высоко поднятой головой. У нас, у горцев, есть хорошая поговорка: «Кто сломлен горем, тот готовит себе новое». Поэтому настоящий джигит не должен поддаваться горю и печали, а, решительно стряхнув с себя все переживания, смело браться за любое дело, и только тогда оно будет сделано. Будь настойчив, остальное все сможет решить мой отец. За какое бы дело ни брался старик, он всегда найдет верное решение. Поэтому пожелаем, чтобы задуманное нами дело завершилось успешно. 
Сказав это, Тенгиз уверил и обнадежил Асета, что тот с Божьей помощью воссоединится со своим ребенком. 
– Ты знаешь, что Аурико родилась и выросла в Казахстане, и поэтому, как твоя землячка, всегда испытывала к тебе сострадание. Каждый день она со стороны видела, в каком угнетенном состоянии ты находишься, и как-то рассказала мне твою трогательную и печальную историю. Эта история растрогала и меня. Я решил посоветоваться с отцом, и старик захотел тебе помочь вернуть ребенка. Поэтому мы сегодня втроем подумаем, как нам это сделать. 
Дом рыбака находился почти у самого подножья горного хребта, обращенного к морю. Как только они вошли через ворота, Асета поразил большой сад с множеством плодовых деревьев. Они радовали глаз обилием поспевших фруктов. Ровными, аккуратно высаженными рядами росли апельсиновые и мандариновые деревья. За пределами двора на отдельно огороженных участках царило такое же фруктовое изобилие. Пока он осматривал эту красоту, созданную руками человека, подъехал и старик Таймураз. Он подошел к восхищенному от увиденного зрелища Асету и стал ему пояснять:
– Этот гектар земли получили в свое владение мои родители, когда были членами колхоза. С тех пор эти фруктовые деревья кормят всю нашу семью. 
– Да, и вправду богатство у вас большое, – произнес Асет, не скрывая своего восхищения.
 Старик сорвал один из плодов, еще не успевших созреть до конца, и подал его Асету со словами: 
– Отведай от него небольшую часть и с мыслью: «Да приумножатся плоды ваши!», брось его в самую гущу деревьев. Таково поверье. Приход хорошего и желанного гостя сулит благо. 
Старик засмеялся. 
– Какое же хорошее у вас поверье, – ответил Асет и все сделал в точности, как сказал ему старик. 
На следующий день старый Таймураз привел с собой двух сомнительного вида мужчин и познакомил с ними Асета:
– Эти люди займутся твоим делом. 
Мужчины на вид показались самыми что ни на есть отъявленными головорезами, которым скажешь припугнуть кого-нибудь, а они вполне могут и убить. Особенно ему запомнился один из них, смуглый громила со шрамом на лице, с горящими, как у раненого матерого волка, глазами. Взгляд у него был при этом какой-то злобный. Точь-в-точь оборотень из сказок или хищник с человеческим лицом. 
«Боже мой! Как можно еще доверять таким людям?», – с беспокойством и тревогой в душе подумал Асет. Старик растолковал им положение Асета и стал убеждать их, чтобы они выкрали ребенка, чего бы это им ни стоило. Пока они обсуждали на своем языке план действий, Таймураз повернулся к Асету и спросил у него, мол, есть ли у тебя верный человек, который бы мог узнать, в каком доме и где находится ребенок. Асет призадумался, а потом вспомнил сына Здоровяка Гочу и сказал, что ему он вполне доверяет. 
На следующий день Асет долго ждал Гочу на дороге из школы, от него-то он и узнал, в каком доме держат его дочь. А затем передал старику адрес, записанный на листке бумаги. Старый рыбак, многое повидавший на своем веку, решил для верности проверить, на самом ли деле ребенок находится по указанному адресу. Для этого он подговорил женщину-почтальона, а та через некоторое время подтвердила, что ребенок действительно находится там. Теперь дело оставалось за теми двумя громилами. Но перед этим он дал задание самому Асету.
– Как только ребенок окажется у тебя на руках, ты быстро должен отсюда исчезнуть!
В течение двух дней Асет уволился с работы и теперь томился в ожидании счастливого завершения задуманного ими плана. По совету старика решено было, что после того, как задуманное осуществится, Аурика и Тенгиз будут сопровождать Асета и его ребенка в Казахстан, до самых дверей их дома. Аурика, давно скучавшая по своим родным краям, восприняла это решение с радостью. 
Троице в лице Асета, Аурики и Тенгиза, поджидавшей старика с его спутниками в одном из ущелий гор на западной окраине города, ждать пришлось долго. Когда терпение их иссякло и они стояли в полной растерянности, не зная, что им делать дальше, наконец-то подъехал и старик со своими спутниками. Как только машина остановилась, Асет, с тревогой и волнением ожидавший встречи со своей дочерью, чуть ли не бегом устремился к ним. Но дорогу ему преградил старый Таймураз, вышедший из машины:
– Успокойся, с дочерью встретишься потом, – торопливо объяснил он ему. – Планы поменялись, мы возвращаемся к нам домой. 
Асет был в полном недоумении, почему же все произошло не так, как было задумано, и когда посмотрел на сидящих в машине громил, те лишь холодно глянули на него и молча поздоровались, слегка кивнув головой в знак приветствия. 
Когда они пришли домой, старик подробно объяснил ему сложившиеся обстоятельства. 
– Сынок, пойми, мы живем по соседству со сванами в этом городе, на этой земле уже очень давно. Поэтому нельзя силой забирать дите. Все-таки и мы должны уважать традиции своих соседей. По их обычаям женщина ценится выше мужчины. Если одна женщина умирает насильственной смертью, то виновная сторона обязана выдать им двух мужчин для самосуда с казнью. Короче, кун7 за одну женщину оценивается в две мужские жизни. Поэтому даже никакой речи о похищении младенца и быть не может. Увези свою дочь хоть в Казахстан, пусть даже в Австралию, но гордые, дорожащие своей честью и мстительные сваны не успокоятся до тех пор, пока не найдут тебя. От них никуда не спрячешься. Поэтому, следуя сложившимся со стародавних времен обычаям двух наших народов, мы будем вести переговоры через наших аксакалов. Завтра я возьму с собой двух наших самых уважаемых старейшин и встречусь с их почтенными старцами. Сегодня мы дали им знать об этом. Мать младенца умерла, а ты его родной отец, поэтому мы надеемся, что старшие примут мудрое решение и отдадут тебе твою дочь. Теперь моли Бога, чтобы все завтра сложилось удачно. Не стоит сейчас скандалить с озлобленными на тебя бабами, иначе мы все можем испортить. Когда аксакалы вынесут свое решение, то никто и слушать не станет женщин. Думаю, все пройдет удачно, – закончил старик и призвал Асета запастись выдержкой и терпением. 
Вот уже прошло часов пять, как в условленное время старики отправились на переговоры, а от них все нет никаких вестей. Волнение Асета уже начинало перерастать в тревогу, когда вдруг к нему в комнату вбежал Тенгиз:
– Поехали быстро, тебя зовут. 
В просторном зале дома, где шли переговоры, сидели все как на подбор почтенные старцы преклонного возраста. Как только они вошли туда, старый Таймураз стал что-то вкратце рассказывать об Асете горбатому старцу, занимавшему место во главе собрания. С десяток сидевших за столом аксакалов дружно повернули голову в его сторону, учтиво, с присущей им степенностью, кивнули ему головой в знак приветствия и продолжили свой негромкий разговор. После того как старцы завершили переговоры, они послали куда-то стоявших у входа двоих джигитов. Спустя немного времени они принесли завернутого в пеленки младенца, положили перед сидевшим во главе собрания стариком и открыли ему лицо. Тот взял листок бумаги, лежавший на краю стола, и принялся неспешно читать что-то написанное на нем. Время от времени он прерывал чтение и что-то шептал, склонившись над дитем. Видимо, какие-то заговоры или заклинания. В это время послышались крики женщин, шумно выражавших свое недовольство. Особенно явственно среди них выделялся исступленно-возбужденный голос жены Здоровяка. Когда крики женщин стали нарастать, старшие послали стоявших у входа в зал джигитов наружу. После того как глава старейшин закончил чтение, он встал с места и, пристально всматриваясь в лицо спящей девочки, трижды повторил:
– Асет, Медико, Майко, – а затем, взяв на руки младенца, движением подбородка велел Асету подойти к нему поближе. Тот, напряженно следивший за каждым движением главы старейшин, робко и как-то нерешительно подошел к нему и стал протягивать к своей дочери руки, но тут старый Таймураз остановил его окриком: 
– Стой, обряд еще продолжается!
Асет резко остановился и убрал руки. Глава старейшин, что-то бормоча, поднес головку младенца вначале к его лбу, а затем попеременно к каждому его плечу, при этом еще раз произнеся какое-то заклинание, и только после этого передал дочь отцу, который совсем уж извелся, не видя свое чадо два с половиной месяца. В этот миг Асет, окрыленный безграничной радостью, поклонился в знак уважения и благодарности старцам, все это время не сводившим с него своих глаз, и тут же, растроганный до глубины души, молча заплакал, и слезы заструились по его щекам. Первым Асета поздравил Тенгиз, сильно переживавший все это время за судьбу своего друга. Старцы один за другим подходили к нему, пожимали руку, поздравляли, говорили хорошие пожелания и не спеша выходили из зала. В этот момент радости Асета, который впервые по-настоящему ощутил отцовские чувства, не было предела. 
Когда Тенгиз и Асет выходили из дома, вдова Здоровяка бесновалась пуще всех остальных женщин, собравшихся во дворе дома. 
– Приблудный монгол, верни мою дочь! Это единственное напоминание о Медико! Не для того умерла Медико, рожая ее на белый свет, чтобы отдать потом мегрелам и монголам! Не прикасайтесь к ней, верните ее мне! 
К отчаянным, истеричным крикам Талико присоединилась ее сестра и другие женщины, которые тщетно пытались вырваться из плотного кольца, образованного мужчинами. 
Когда Асет и Тенгиз спешно садились в машину, злобная и буйная баба кричала им вослед: 
– Я вам еще покажу, сделаю все, чтобы вернуть дочь Медико!..
Как только они вошли в дом семьи старика Таймураза, Аурико, принимая младенца из рук Асета, сказала ему, преисполненная материнской нежности и благоговения:
– Теперь ты отец, пусть будут нескончаемыми и радости, и счастье в твоей жизни. 
Старый Таймураз, обнимая Асета, как собственного сына, сказал: 
– Сегодня в нашем доме большой праздник, большая радость: ты обрел дочь, а я еще одну внучку. 
В честь благополучного возвращения ребенка ее отцу большая семья старого Таймураза пировала два дня. На третий день старый рыбак долго совещался со своими родственниками по поводу того, как лучше устроить отъезд Асета с младенцем на родину. Если поначалу задумывалось, что его будут сопровождать Аурика и Тенгиз, то сейчас, после долгого обсуждения, когда собралось много родичей Таймураза, решено было, что пока Асету надо ехать одному, потому как младенец вряд ли сможет выдержать долгую дорогу. С этим решением с радостью согласился и Асет. Ведь он сам оставался в неведении, что же его с дочерью ожидает там, на родине, и как встретят отца-одиночку дома. Поэтому решение о том, что Асет поедет к себе пока один, стало окончательным. Провожали его в аэропорту чуть ли не всей семьей, ребенка держала на руках Аурико. Перед самой посадкой Асет, наклонился к дочке и понюхал ее лоб, а затем ласково сказал ей:
– Прощай, доченька, прощай, моя маленькая. 
Крохотное еще создание, глядя на отца, неуклюже протянуло к нему руки и вдруг заулыбалось. Аурико поднесла головку маленькой Майко к лицу Асета и радостно произнесла:
– Вот видишь? Она как будто бы чувствует, что ты ее отец. А за доченьку свою не беспокойся. Заберешь, когда она совсем окрепнет и уже сможет стоять на ногах. До твоего приезда я буду холить и лелеять ее вместе с моим сыном Левоном. Верь мне, это моя материнская клятва. 
После этих слов Аурико поцеловала своего земляка в щеку. 
Стоявший рядом Тенгиз, как всегда, остался верен своей привычке шутить в любой ситуации:
– Если Богу будет угодно, возможно, станем сватами. Дочь твою Майко будем лелеять не хуже нашего сына Левона. 
Тронутый этими словами, Асет крепко обнял своего друга и сказал:
– Для меня это большая честь, если моим сватом станет такой достойный человек!
Таймураз, услышав это, обнял обоих своих сыновей.
– У меня к тебе есть единственная отцовская просьба. Если ты по-настоящему меня уважаешь и желаешь, чтобы я жил еще долго, то давай знать о себе как можно чаще. 
Входя самым последним в салон самолета, он обернулся к толпе провожавших его людей. Среди нее выделялся своим высоким ростом мужчина в белом костюме. Это был Тенгиз. Он высоко поднял над собой его дочь и кричал, мол, посмотри на нее напоследок еще раз. И без того растроганный Асет при виде этой щемящей душу картины разволновался так сильно, что обмяк всем телом и уже не в силах был держаться на ногах. Он просто-напросто рухнул на крайнее кресло, словно изрядно подвыпивший человек. Вся его душа горела, в груди теснились чувства невыразимой благодарности к народу, к людям, ставшим ему родными, которые оказали ему такую помощь и поддержку и проявили самое теплое участие. Глядя в иллюминатор в сторону гор, опоясывающих берег моря, он прошептал слова благословения:
– Милые вы мои горцы, тех, кто вам пришелся по душе, превозносите до гор, а тех, кто вам не по нутру, можете уничтожить. Эх, лишь бы в этой прекрасной стране не было больше войны…

ПРИМЕЧАНИЕ
1 Междометие, выражает удивление, радость, неудовольствие, отчаяние и т.п.; о! да-а! боже мой! 
2  Здесь имеется в виду праздник, устраиваемый в честь окончания Медико учебы в Москве
3  Здесь имеется в виду сороковой день ребенка со дня его рождения.
4  Далее это имя будет даваться на грузинский лад – Аурико.
5 Елик – косуля.
6 Специально устроенный по какому-нибудь случаю обед или ужин.
7 Плата, выкуп за убийство или увечье (ответчиком являлся весь род виновника).