• Время
• 30 Октября, 2022

КАК НАРИСОВАТЬ ВРЕМЯ

Лариса МАРТЫНОВА, 
специалист экспозиционно-выставочного сектора
Восточно-Казахстанского музея искусств
 

У меня техническое образование. Я училась архитектуре в строительно-дорожном институте. На общетехническом факультете у нас были замечательные преподаватели. Иногда в моей музейной гуманитарной жизни мне не хватает физики и математики. Постепенно я научилась писать стихи про геометрию и архитектуру и узнавать в среде живописцев тех, кто воплощает на холсте идеи теории относительности. Одному из таких художников, – Алпысбаю Казгулову, была посвящена моя статья, опубликованная в июльском номере журнала «Мысль». Я рада, что автор согласился с основными положениями моего исследования о природе его творчества. Это очень важно, чтобы восприятие автора и зрителя были «на одной волне». Конечно, таких художников, чувствующих время на кончике кисти, таких людей, которые видят время, как мы дорожку в парке, пока не много.

Задача сотрудника музея состоит в том, чтобы, разглядеть, понять и поддержать таких смельчаков, ведь художник в силу специфики своей деятельности чаще всего пребывает в эмоциональной сфере бытия. Для него интуиция превыше логики, образ формируется в виде готовой картинки, поэтому он не всегда находит его вербальный аналог.

Чтобы оценить то, что делают художники в четвертом временном измерении, надо снова цитировать классиков, которых вроде бы и опровергать нельзя. В своей работе «Содержание и форма» Василий Кандинский пишет: «Средства выражения каждого искусства назначены и дарованы ему искони и не могут в существенности своей измениться…» и далее: «… такими в корне неизменными средствами служат:

музыке – звук и время,

литературе – слово и время,

живописи – цвет и пространство».

Сказанное – аксиома для любого искусствоведа. Но… перед нами картины Марата Смаилова, Алибека Шоканова, Ерболата Тулепбаева, Бексеита Тюлькиева, которые иначе чем физикой не объяснить. Современные живописцы и графики покушаются на то, чтобы написать само время, тягучее, неумолимое, дискретное, загадочное для каждого, кто барахтается в его потоке. Мы – как рыбки, которым не дано взглянуть на речку с высоты полета беркута. Люди почему-то лишены способности « …чувственного восприятия геометрии четырехмерного мира. Пространство и время могут быть частью одного целого, но по какой-то причине наш мозг отделяет эти две величины друг от друга» (Три интересных факта о пространстве-времени.– Северный маяк – новости науки, https://severnymayak.ru)

В культурологии эта граница также бдительно охраняется. Литераторы, музыканты, актеры имеют творческий пропуск на поляны времени. Представителей пластических искусств, как сказал Кандинский, в четвертое измерение не пускают. Для нас картина – это кусок пространства в застывшем состоянии. С помощью хитроумных приемов, которые разрабатывались в течение сотен лет, приемов окончательно оформленных только в эпоху Возрождения, художники научились паковать трехмерные виды окрестностей на плоскость. Мы восхищаемся воздушной перспективой, иллюзией глубины в пейзаже, завораживающим взглядом в портрете, но увидеть время, как физическое измерение, как объект, подобный скале или реке не можем.

Физики говорят, что данный нам в ощущениях трехмерный мир не может существовать отдельно от времени, которое, по сути, есть четвертое измерение пространства. Эйнштейн писал: «Мир физических явлений… складывается из отдельных событий, каждое из которых описывается четырьмя числами, а именно: тремя пространственными координатами и временной координатой – значением времени». Объект, существующий только в трех координатах, не способен ни двигаться, ни изменяться. Вселенная расширяется, благодаря этому появляется новое пространство, в котором могут происходить изменения, а расширение Вселенной эквивалентно течению времени. Эта не совсем простая для гуманитария картинка бытия, в которой ход времени замедляется с увеличением скорости объекта, а яблоко не только падает на голову Ньютону, но и благодаря законам гравитации способно в какой-то мере искривлять пространство своей массой, давно уже «нарисована» формулами математики и подтверждена опытами физиков. Лучшие художники панорамных пейзажей вселенной – Герман Минковский, Альберт Эйнштейн, Бернхард Риман, Николай Лобачевский, Александр Фридман написали свои космогонические эскизы, которыми до сих пор пользуются современные астрономы и философы.

Уютный механический мир исчез. Художники-современники чувствуют это. Теперь их впечатления наполняются содержанием новых категорий стремительно меняющейся космогонии, и они пишут то, что художнику вроде бы и не положено. Для нас и всех социологов, и физиологов современное изобразительное искусство открывает новые возможности человеческой психики и сознания. Все чаще музейщик, уже привыкший к абстракции и сюрреализму, видит работы, в которых искренне, без всяких стилизаций, искажения форм и обобщений, написан реальный но, трудно узнаваемый с первого взгляда мир, где художник пытается выйти из статики в категорию движения и времени. Конечно, наличие ритма, динамики всегда было ценной составляющей любой реалистической и абстрактной композиции. Василий Кандинский, будучи не только художником, но и блестящим теоретиком-культурологом, в своем исследовании «Точка и линия на плоскости» выделяет по его словам «некоторые простейшие» ритмические сочетания линий. Этих «простейших» у него – пятнадцать. При этом, какие ласкающие слух физика названия! «Соединенное движение кривых», «Расходящееся движение». А заканчивается глава «Комплексы линий» совсем по Циолковскому: «Солнечная система представляет собой лишь точку в космическом целом»!

 Не удержусь от того, чтобы не заметить: предыдущая глава в книге Кандинского, относящейся к его литературному наследию – настоящий гимн математике. Называется она «Число». В ней сказано: «… нам не хватает сегодня измерительных возможностей, которые, однако, рано или поздно придут к нам из области утопии. С этого момента каждая композиция получит свое числовое выражение…». «Рано или поздно» пришло. Наверное, великий художник предвидел, что наши фондовики будут заниматься оцифровкой экспонатов музейных коллекций.

Футуристы ХХ века выходили в категорию движения и времени, используя метод стоп-кадра, который они заимствовали в кинематографе. Они первыми заметили деформации форм и вибрации движущихся предметов. Не очень хороший, однако, наблюдательный человек, поэт и художник, фашист и милитарист Филиппо Маринетти в одном из футуристических манифестов 1910 года пишет: «Все движется, все бежит, все кружится… предметы в движении множатся, деформируются, следуя друг за другом, как вибрация в пространстве, которое они пробегают. Так лошадь в беге имеет не четыре ноги, а двадцать и их движения треугольны».

Такие странные картины есть в коллекции нашего музея. Наши художники пытаются изобразить даже сам поток времени, в котором все мы плывем вместе с реальными пейзажами и авторами всех панорам. В качестве примера можно показать графический лист «Батыр» усть-каменогорца Марата Смаилова. Всадник и лошадь в этой композиции летят, как птицы. При этом у них не двадцать ног. Динамический эффект достигается движением самого пейзажа, растянутого на ленте времени относительно фигуры всадника. Здесь время – голубая вязкая субстанция, в которой художник выделяет только фрагменты: колесницу, балбалы, развалины древних строений.

Не менее сильная работа такого же плана – живописное полотно тарбагатайского художника Алибека Шоканова «Кобыз». Мы видим только руки музыканта, остальное – сама музыка. Непостижимо, но цветовые переходы насыщенных вишневых и коричневых тонов с яркими вспышками светлого оранжевого и желтого очень точно передают ритмику и нижние таинственные регистры звучания кобыза. Эти волны музыки и цвета и есть река времени, над которой летит душа баксы. Приглядевшись, можно увидеть практически те же фрагменты пейзажа, что у Смаилова: разрушенные старые мазары, девушку на лошади. Такая картина – настоящее колдовство, как шаманские путешествия к душам предков. Можно, если не страшно, и опыт провести: послушать кобыз возле картины.

Южноказахстанцы Ерболат Тулепбаев и Бексеит Тюлькиев задолго до Казгулова изображали в реальном пейзаже некие пыльные воронки и вихри. Мы называли их последователями эпатажного Сальвадора Дали. Но, может быть, они были честными реалистами и писали особое состояние психики или чисто физическое явление, такое же, как появление цветного тумана, в котором объект, размывается, теряет контуры при переходе с одной временной орбиты на другую. Механику и причины подобных явлений-ощущений объяснить современным языком искусства и науки невозможно. Лучше привести аналогичные примеры. Медитативное состояние, эффект затягивающей твое сознание воронки можно испытать, если пристально всматриваться в орнаменты. Интересные идеи на эту тему, непосредственно связанную с природой и восприятием времени, есть в исследовании Александра Гениса «Ислам в Метрополитен».

Очень сильное чувство, погружения в некую бездну дает казахский узор «бітпес». В марте этого года у нас была выставка войлочных картин алматинской художницы Гульжанат Кабижановой, где такое воздействие можно было прочувствовать на практике, чисто физически. Такими же свойствами обладают некоторые купольные культовые сооружения. Стоит поднять взор вверх, под своды и произнести первые слова молитвы, сразу же возникает своеобразная «лестница в небо» – физически, до головокружения ощутимое состояние полета, опять-таки, не по прямой, а вдоль спирали (подобный совместный опыт был у меня с нашей художницей Гульнар Бекбердиновой в одной из столичных мечетей). Такие вещи не забываются.

В феврале 2019 года в ВК музее искусств, в рамках творческого проекта «Современный гобелен. Сделано в Казахстане» состоялась выставка мастерской алматинского художника, доктора искусствоведения Малика Муканова. Нам удалось приобрести несколько его работ, каждая из которых достойна отдельного исследования. Один из гобеленов представляет собой интерпретацию дискретности движения в пространстве. Здесь типичные образы скифского мира по мотивам сюжета, сохранившегося на войлочной попоне в ледяной линзе Пазырыкского кургана на Алтае (IV–III вв. до н. э.). Малик Флоберович, который глубоко изучает родословную каждого воплощенного им образа, говорит, что это не охотничий сюжет, изображающий терзание бедного парнокопытного фантастическим и кровожадным грифоном, хотя именно так он воспринимается большинством наших современников. В рамках культурных «брендов» скифо-сакского мира, существовавших на огромных территориях, такая картина – символическое изображение перехода живого существа в царство мертвых. А грифон – проводник, как лодочник Харон у древних греков

Иногда мы даже не задумываемся о том, что любое движение – смена статичных картинок на ленте времени, осуществляется прерывисто в абсолютном смысле этого слова, т. е. с полным исчезновением объекта из трехмерного бытия. В пятом веке до нашей эры эти совсем неявные для нас, существующих в реке времени, постулаты движения формулирует в своих парадоксальных апориях древнегреческий философ Зенон Элейский. Его быстроногий Ахиллес не может догнать черепаху в четырехмерном и непрерывном пространстве-времени. На примере тысячи явлений окружающего мира мы наблюдаем эту невыносимую дискретность. Она – оправдание всех ритмов, революций, чередования дня и ночи, смены времен года и эволюции животного мира. Эта дискретность – единственная форма существования химического, биологического и социального существования, как некоего движения, которое всегда происходит рывками, через смерть, через исчезновение в трехмерном ландшафте.

Поэтому когда передо мной

Дорога, словно ленточка петляет,

Я знаю, как обманчивы пейзажи,

Как солнце жаркое

зеленый цвет замажет

Закатом алым бывшее листвой,

Как лес устало осень повторяет.

Сознание по лестнице времен

Карабкается вдоль холмов осенних,

Но пассажир не помнит свой вагон

На станции последних превращений.

Пейзажи эти, словно облака

В глазах и окнах не живут подолгу.

Движенье туч не выучит рука,

А стая листьев не понятна волку,

Когда меняя цвет перед зимой,

Она, как будто-бы,

себя лишает жизни.

Нам не решать,

– кто в этих зимах лишний,

Какие мысли в облаках искать!

(Мартынова Л. Вселенная.– poembook.ru)

В переводе на прозу, имея под рукой учебник физики и книжку по истории искусств можно сказать так: закон прерывистости пространства-времени, этот главный постулат бытия, чувствовали и доступными им средствами фиксировали уже первые сапиенсы. Их послания на расстоянии в десятки тысяч лет мы читаем в орнаментах древней керамики и наскальных петроглифах. Такая графика – не дизайн интерьера пещеры и предметов их убогого, с нашей точки зрения, быта. Это физика, философия и естествознание в чистом виде на самой заре формирования сознания. Когда, с кем, как и почему эта «заря» случилась, – не знает никто, а мифология и эстетика появляются в изобразительном феномене значительно позже.

Наверное, в сознании современников палеолитического художника происходила настоящая революция, когда они, благодаря искусству научились отождествлять то, что движется, бегает, рычит и кусается на воле с тем, что остановлено, вынуто, как рыба из потока времени в виде скульптуры или рисунка на плоскости.

Кто знает, какую реальность «вытаскивают» в своих творениях Алпысбай Казгулов и другие, подобные ему авторы? Кто знает, какие силы и знания получит человечество, которое научится видеть время?