• Культура
• 21 Сентября, 2022

ЗАБИЯКА ТОКАШ

Улугбек ЕСДАУЛЕТ, 
поэт
 

Когда я впервые увидел Токаша Бердиярова, то он показался мне человеком, не знающим на ком сорвать свою вечную злость. Он нервно отмерял шаги на первом этаже Союза писателей, без видимой на то причины скрипел зубами, хлестко бил друг об друга кулаками в черных кожаных перчатках. В его глубоко посаженных глазах как бы провалился бессмысленный взгляд, не зная, за что зацепиться.

Видимо, неспроста за его спиной говорили, что он хулиган, забияка, драчун. Были и другие подобные сравнения, которые не красили облик поэта. Поэтому я совсем не обрадовался, когда меня утвердили редактором его книги, запланированной к изданию. Но, когда мы с ним принялись готовить рукопись к печати, то я его просто не узнавал.

Передо мной сидел в тщательно выглаженном чистом костюме предельно вежливый, сдержанный человек. Когда похвалил стихи, то его холодный взгляд тут же потеплел, он заметно оживился, слегка приосанился. На самом деле, хотя и встречались в его поэзии шероховатые по смыслу строки, то с точки зрения стиля они были безупречны. Безоговорочно согласившийся с моими редакторскими замечаниями, найдя свои упущения в текстах, он, не затягивая время, устранил все недостатки. Получалась хорошая во всех смыслах книга. Его рукопись мы быстро отправили в типографию.

– Первый раз в моей жизни в производство ушли стихи без сокращений. Это все благодаря тебе, а так, чего я только от редакторов не натерпелся. И стихи мои тоже… Я доволен, – сказал он. И это было взаимно. Я тоже был доволен им. После этого Токаш ага, если видел меня, то тепло здоровался, беседовал как с близким человеком.

Время шло, чередовались месяцы. О благополучно отправленной в срок рукописи ничего не было слышно. Теперь вопросы Токе ко мне стали однотипными:

– Парень, что-то с книгой запаздывают, не прислали верстку? Ответ молодого редактора в моем лице его явно не устраивал.

– Ты перестань пожимать плечами. Иди в производственный отдел, узнай. Когда я захожу к ним, то все съеживаются и тупо молчат. Уточни, почему запаздывают гранки, – высказался он в следующий раз весьма сурово.

Я сходил, спросил, ничего конкретного производственники не сказали, сославшись на очереди в типографии. О состоянии будущей книги Токаша известил я и своего начальника Саги Жиенбаева, однако ничего внятного от него не услышал.

Дни шли чередой. Рутинный технологический цикл издательского дела. Производство. График. Наплыв рукописей, некогда поднять голову. В то время рукопись, включенная в тематический план, в обязательном порядке должна была увидеть свет, если только в ней не было политических ошибок. Поскольку за низкий художественный уровень издания в первую очередь отвечает редактор, приходилось переписывать сочинения слабых авторов. Издательская формула тех лет: «Слабая книга – плохой редактор». Как в таких условиях разгуляешься?

В один из таких суетно-застойных дней резко открылась тяжелая дубовая дверь в редакцию поэзии издательства «Жазушы». Выставив свою жидкую бороденку, в комнату ворвался Токаш Бердияров. Переступив порог, он, скрипя зубами, сурово осмотрелся, затем впечатывая каждый свой шаг, двинулся вглубь кабинета. Я, сидевший с краю, привстал и поприветствовал его, однако даже не удостоился его мимолетного взгляда. Он подошел к столу Саги Жиенбаева, пристально посмотрел на него, подняв указательный палец, без всяких прелюдий выругался: «Е.. твою мать!..». Концовку мата он продолжил на русском языке. Саги ага потерял дар речи. Сидевший напротив поэт Абдикарим Ахметов только успел произнести:

«Токашжан, что с тобой?»

И увидел направленный на него, словно дуло пистолета, указательный палец незваного гостя, затем услышал грозное: «Заткнись! И твою е…мать!».

И тут раздался привычно пронзительный, резкий голос сидевшего выше меня Шоны Смаханулы.

– Эй, Токаш, прикуси язык! Чего себе позволяешь, обкладывая матом всех подряд! – не успел он договорить, как Токе резко повернулся к нему и также смачно выругался. Затем, как будто ничего не случилось, твердо печатая шаг, также скрипя зубами, направился к выходу. Перешагнув через порог, обернулся, направив на меня указательный палец: «И твою тоже мать еб…» – издал он, словно контрольный выстрел, и захлопнул дверь с той стороны.

Показалось, будто кто-то облил меня с головы до ног ледяной водой. В нашем ауле не принято так поносить матерей. У меня кровь хлынула в голову: в жизни не слышал такого отборного мата, не помню, как выбежал из кабинета. Токаш, оказывается, не успел далеко уйти. Я подбежал и, схватив его сзади, приподнял и потащил к дальнему углу коридора. Наша редакция была в самом крайнем кабинете первого этажа Союза писателей. В боковой части здания, в конце коридора находился подвал. Протащив по бетонным ступенькам норовистого поэта в полутемный подвал, крепко сжав его за горло, при этом локтями вдавливая ему ребра, я гневно воскликнул: «Почему обматерил меня? Я помогал тебе издать книгу и что я сделал плохого?! Хочешь, вырву сейчас твою бороденку?», – я требовал от него ответа.

Токаш ага захрипел: «Эй, я же всех обложил матом, а тебя, оказывается, пропустил. Поэтому заодно и тебе досталось». От неожиданности я не нашелся, что сказать. Мои крепко сжатые пальцы разжались. «Оказывается, ты парень с характером. Ты сейчас мне нравишься. Пойдем, угощу коньяком… в «Каламгере», – сказал Токе, как будто ничего не произошло. Теперь я и вовсе потерял дар речи. Вся моя злость улетучилась мгновенно, я не заметил, как рассмеялся. Мы поднялись наверх, зашли в бар «Каламгера». Токе заказал двести граммов коньяка и по кофе. Уютно расселись…

– Знаешь, почему я матерился, – стал рассказывать он. – Мою книгу, которую ты подготовил к печати, а затем под разными предлогами откладывали, оказывается, перенесли на следующий год. Расспрашивал о причине запаздывающей верстки, и тут на «Фабрике книги» мне показали график выпуска, подписанный начальством. Ты об этом не слышал. Хлопаешь ушами. Ничего не знаешь. Саги знает обо всем. Однако все держит при себе. Скрывает, молчит. Его окружение – мои друзья, твои братья Абдикарим и Шона должны об этом знать. Но и они скрывают тайну издательства от автора. Все они еще те пройдохи. Поэтому и обматерил их. А еще показалось мне, что об этом знал и ты. Подумал так, потому что ты молчал все это время. Вот почему и тебе досталось от меня. Надеялся, что благодаря тебе впервые в жизни вый­дет у меня нормальная книга без всяких сокращений... Несколькими месяцами ранее израсходовал полученный аванс. Выйди книга по графику, получил бы гонорар полностью в этом году. Шестьдесят процентов. Приличные деньги. Что нужно безработному писателю, кроме гонорара? Кому я перешел дорогу, чтобы передвинули издание моей книги на следующий год? Я не знаю, что такое благодать, радость! Мальчишкой пошел на войну. Не обзавелся нормальной семьей. Всего себя отдал поэзии. Однако всю жизнь терплю такие пакости. Как здесь не расстроиться? Как не заматериться? Не обижайся, дорогой. Ты, оказывается, не причем. «У мужчин дружба начинается с потасовки». Теперь будем братьями до конца. Только прошу одного: даже под угрозой смерти не ври, не обманывай. И в жизни, и в творчестве…».

– Тока, расскажите, пожалуйста, о Толеужане Исмаилове и Толегене Айбергенове. Какими они были в молодости? С ними, наверное, не раз были вместе? – я перевел беседу на другую тему после небольшой паузы.

– Они были настоящими поэтами. Горели, как факелы. Толеужан, Толеген, Мукагали, Кудаш – все они были мощными. Это долго рассказывать. Это я их пристрастил к спиртным напиткам. Их нет, я пока живой.

В его голосе была не радость от того, что жив, а грусть. Наверное, грусть от одиночества. А может быть, от тоски по друзьям?...

К нашей барной стойке подошли посторонние, и беседа осталась не завершенной.

НОЖ И КАМЧА

Я находился на работе. Неожиданно раздался громкий шум, кто-то крикнул несколько раз. Не зная, что случилось, я выбежал. Пронзительный голос раздавался в приемной директора. В центре просторного кабинета Шона Смаханулы, повалив кого-то на пол, сидел на нем «верхом», тяжело дыша.

– Турсынзада! Адам! Дуйсенбек! – натужно кричал он при этом. Его пронзительный крик, буквально, мог разорвать барабанную перепонку. Словно ухватившись за загривок коня, крепко стиснув, он двумя руками держал за шею беднягу. Придавив его своим весом и прижав к полу коленями. Директор издательства Абильмажин Жумабаев, бледный-бледный, оцепенев, стоял возле кресла. Очень воспитанный, впечатлительный человек от такой неожиданной грубости был в шоке.

– Турсынзада! Адам! Дуйсенбек! – продолжает орать Шона ага. Хотя у него явная отдышка, но голосом своим он всегда покрывал полсвета.

– Шоке, их нет на работе, я пришел.

– Ты не нужен. Силенок не хватит. Эта лежащая собака может встать. Позови старших – Дуйсенбека, Турсынзаду. Срочно подойдите.

– Шоке, скажите, что нужно делать? – спрашиваю я, всматриваясь в мужчину, лежащего лицом вниз.

– Шоке, выпусти… Я перестал… – послышалось снизу. По голосу узнал Токаша Бердиярова.

– Ты не прекратишь! Ты лжешь. Улугбек, зови Турсынзаду. Пригласи двух-трех мужчин. Крепких. Твоих силенок недостаточно. Если кровопийца встанет, то он нас обоих поколотит. Пока я его буду держать. Ты сбегай за ними!

В это время на зов Шоке собралось несколько человек. Среди них оказались и Турсынзада Есимжанов, Адам Мекебаев, Дуйсенбек Канатбаев. Все здоровые джигиты.

– Шоке, встань, хватит уже, – сдавленным голосом просит совсем утихомировавшийся Токаш ага.

Шона ага, продолжая сидеть на Бердиярове, стал неспешно объяснять собравшимся свой поступок.

– Захожу с рукописями в кабинет директора... Этот подлец… поигрывая ножом в руках… идет на Абеке. Настоящий большой нож! Еще немного и пырнул бы… Но как я могу позволить порезать своего руководителя? Кинулся на преступника, вывернул руку, отобрал нож. Его, естественно, повалил на пол, с тех пор держу обезвреженного… Аллах поддержал меня, добавил сил. Не знаю, как мне удалось свалить его. Теперь хотел бы выпустить, но если поднимется, то боюсь, он меня поколотит.

– Шоке, хватит, отпусти, тебя не трону, – обещает сдавленным голосом Токаш ага. Все бросились поднимать Смаханулы, а затем «освободили» Токаша. Тока выпрямился, отряхивая себя от пыли, и заявил без того растерянному директору издательства:

– Если не издашь мою книгу в этом году, то знай, зарежу, – пригрозил он и покинул нас.

– Я же говорю… кровопийца. Сами слышали. Убедились! Не будь меня… Пролилась бы невинная кровь. Наверное, сам Бог направил меня? В руках вот такой (Шона вытянул руку по локоть) нож! Куда, кстати, он пропал? Где-то здесь валяется … Должно быть, кинжал! Здесь он…

– Вот это? – заметив под столом ножик, я поднял его с пола. Маленький перочинный ножик, умещающийся в ладони. Не известно, сгодится ли для заточки карандашей? Похоже, герою дня померещился огромный кинжал?

– Да, это же простой ножичек, – удивился я.

– Нет, его нож был побольше, – не признавал найденный мной ножик за холодное оружие Шона ага.

…Прошло несколько недель. Однажды в наш кабинет неожиданно вошел Токаш ага. Не суровый, как в прошлый раз, а приветливый, он тепло ответил на мое приветствие и, пройдя мимо меня, сидевшего у входа, пошел дальше. В это время Шона ага вскочил с места:

– Уходи, подлец, уходи! Не подходи! – закричал он, вытащив из задвижки стола незнакомую мне камчу. Затем начал размахивать ею перед лицом поэта. Невольно уклоняясь от плети, Токаш ага сказал:

– Ау, Шоке, нельзя ли вас поприветствовать? – и чуть отступил на безопасное расстояние.

– Сказал, убирайся, убирайся вон! Кровопийца. Не нуждаюсь ни в твоих приветствиях, ни в твоих стихах. Впредь в наш кабинет ни ногой! Убирайся! – ожесточенно вертел он заостренной плетью камчи. Токаш прыснул со смеху и молча вышел.

Позже эта история повторилась еще несколько раз. Только появится у нас Токаш, как Шон ага заклокочет, как орел, и хватается за камчу. «Противник» не успевает поздороваться с нами, как вынужден ретироваться.

Однажды мы с Шона ага возвращались с работы, увидев издали Токаша ага, я сказал:

– Шоке, впереди, на том углу с кем-то стоит Токаш Бердияров. Вроде, навеселе. Если к вам начнет придираться? Не боитесь?

– Чего мне бояться? Пусть подходит. Отстегаю камчой, мало не покажется! – с готовностью к схватке произнес он.

– А камча ваша разве не в кабинете?

– Я ведь не дурак, когда Токаш разгуливает по городу, чтобы забыть о камче? Она всегда при мне. Куда бы ни приглашали, иду с ней, – ответил Шока, при этом вытащив из рукава камчу, демонстративно покрутил ею над головой. Зубообразный кончик плети засвистел как змей.

ЗАГАДОЧНАЯ ДРАКА

Как-то заглянул к нам в издательство поэт Ануарбек Дуйсенбиев. «Сегодня моего шурина отдай мне», – выпросил он меня у Саги ага. Его супруга – корректор газеты «Қазақ әдебиеті» Рабига апай была из Зайсана. С Анеке мы пошли в бар «Каламгер», только настроились на чашку кофе, как перед нами оказался Токаш ага. Слегка подвыпивший, задорный. Я, было, вскочил с места, чтобы поприветствовать его, но Ануарбек агай сказал: «Сиди, не двигайся». Заставил сесть на место. Токаш, также не выказывая желания сесть с нами, заложив руки за спину, ходил взад-вперед по бару. Ни с кем не здоровался, ни за какой стол не садился. Вдруг, проходя мимо известного молодого поэта-критика, со всей силой выдернул из-под него стул. Творец грохнулся на пол. Не оборачиваясь на него, Токаш сказал: «Крыса!». Затем удалился. Благовоспитанный молодой человек, не ожидавший такого оборота, поднимаясь с пола, покраснел до ушей.

Спустя некоторое время Токаш ага два-три раза стукнул в спину Ануарбека Дуйсенбиева, к тому времени притомившегося как верблюд на ночном привале. Анеке спустился вниз, и они о чем-то переговаривались. Я в это время отвлекся и ничего не услышал. Вдруг гляжу: щупленький, быстрый в движениях Токаш, цепко схватив левой рукой за лацканы высокого, в два раза крупнее его Ануарбека, нанес пять-шесть сильных ударов в челюсть. Однако Анеке этого даже почти не почувствовал. Не стал отмахиваться, как от комара. Невозмутимо поглядел сверху вниз, и как бы нехотя шлепнул правой рукой в подбородок Токаш. Тот отлетел аж на несколько метров, однако, пошатнувшись, все же устоял на ногах. Более того, привычно скрипя зубами, вобрав шею вовнутрь, вновь пошел на противника. Тут подбежали мы, стали разнимать. Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы не вывели его на улицу…

– Анеке, что случилось? – спросил я, когда все утихомирилось.

– А шайтан его знает? – ответил Ануарбек ага. Эта драка для меня, сидевшего рядом с одним из ее участников, так и осталась загадкой.

«ПРЕЗЕНТАЦИЯ КНИГИ»

Та книга Токаша Бердиярова все-таки вышла в свет в следующем 1980-м году. По-особому обрадовался выходу долгожданного сборника его автор. В день получения гонорара он пригласил всех своих братишек – сотрудников редакции поэзии в ресторан. Как и положено, они «обмыли» книгу. Находясь в командировке в Риге, я не смог поучаствовать на этом застолье.

Однажды после работы случайно встретились с Токаш ага в кафе «Салют». После того, как в охотку попили пиво, он сказал мне:

– На «обмывании» моей книги тебя не было. Лучше поздно, чем никогда. Хотя и пришлось ждать ее целый год, она вышла без сокращений, без глупых поправок. Этим я обязан тебе. Однако на презентации книги твою порцию выпил Бахыткерей Искаков. Поехали ко мне домой.

 Вместе с талантливым молодым поэтом Мади последовали за Токашом Бердияровым. Его дом оказался неподалеку от нынешнего «Атакента», на пересечение улиц Ауэзова и Ботанического бульвара. В одноэтажном просторном особняке со множеством комнат, обмотав голову белым платком, в одной из них на диване возлежала, укрывшись до головы одеялом, супруга уважаемого нами поэта. Правда, мы к этому времени запутались, какая она по счету у Токаш ага. Увидев нас, новая женгей начала охать и ахать. Через каждые полминуты стонала:

 – Эта проклятая мигрень. Ух… Голова, головушка моя!

Мы с Мади дружно затрещали:

– Золотая наша женгей, пришли братишки вашего мужа, а вы, понимаете ли, задумали болеть. Не пойдет! Поднимайтесь, вас сейчас же вылечим, – шутливо подластились мы к ней, одарив ее поцелуями. Женгей тут же выздоровела, повеселела, пошла ставить чай. Была заметна с ее стороны легкая симуляция. Видимо, опасалась, что Тока придет с пьяными гостями, будет много шума… С нашей стороны пока все выглядело благопристойно. У хозяйки застолья мы заметили взрослую дочь. У Мади моментально вспыхнула симпатия к ней, что было заметно невооруженным глазом.

Посидели славно. Произносили тосты, на ходу сочиняли стихи, импровизация царила за дастарханом. Мы также расспрашивали подробности многочисленных «подвигов» у самого героя.

– Мы слышали, что Вы как-то сказали Кажытаю Ильясову: «В тот день, когда я обматерил Сабена (Сабита Муканова), ты, оказывается, побил Сакена (Сакена Жунусова). Почему Вы придрались к Сабену? Говорят, что Сабен орал до хрипоты: «Союз писателей заполонили одни жулики. Жу-ли-ки! Вызывайте милицию!». Так ли было на самом деле?

– Вся головная боль от моего языка. Во всем я виноват. Сабен, не поняв мою шутку, шум поднял. Иначе, зачем бы я матерился?

– А как Вы пошутили?

– В туалете стояли рядом. Я сказал: «Сабе, давайте сравним, чей член больше?».

Сабен на это обиделся… Моя «шутка» стала поводом серьезного разбирательства на заседании правления. Речь шла о моем дальнейшем пребывании в рядах членов Союза писателей. Так, ляпнув о члене, чуть было не лишился членства в творческом союзе.

– Оказывается, Вы дрались с Ануаром Алимжановым?

– Ну, дракой такое не назовешь. До этого, правда, повздорил с ним, тогда я внезапным ударом в подбородок отправил его в нокдаун. Он высокий, два таких, как я. Все равно я попал точно. Второй раз я поднимался, а он спускался по лестнице. Он ударил меня первым. Как ни крути, все же первый секретарь правления Союза писателей. Какой молодец, привыкший драться в детском доме. К тому же моложе меня. Нанес хлесткий удар сверху. Удар с такой позиции дает преимущество, однако он оказался смазанным, не точным. Поэтому я устоял на ногах. Нас разняли. Иначе… Чуть поостыв, я сказал, посмеиваясь, Ануару: «И это ты называешь ударом?».

К этому времени на столе закончились напитки. Токаш попросил денег у жены, она повела себя как во время джута. Я отправил Мади за спиртным в магазин, он прихватил собой дочку хозяйки, притворившись, что заблудится. Они принесли бутылку вина.

Беседа наша возобновилась.

– Говорят, что на одном собрании против милитаристских устремлений отдельных стран и личностей, вы, попросив слово, вышли на трибуну и сказали: «Да, пусть начнутся ваши войны. У меня на примете несколько человек, надо бы их пристрелить».

– Сказать-то сказал. Аллах не даст соврать, такие люди, которых надо бы пристрелить, не перевелись и ныне, – взгрустнул Тока.

– Это правда, что после войны из гауптвахты немецкого Ильменау Вас вызволил Калмухан Исабаев?

– Да, это правда. Калмухан был военным комендантом этого города. Кто знал, что он станет писателем?

…Так, мирно беседуя о том, о сём, мы только ополовинили огромную бутылку, называемую в народе «противотанковой», как вдруг женгей, которая пила на равных с нами, на наших глазах преобразилась в поборницу трезвого образа жизни.

– Хватит! Кранты! Этого достаточно! Дальше будете пить, офигеете! Поэтому оставшееся вино я припрячу,– сказала она властно, на посошок разлила всем по капельке, и початую бутылку унесла в другую комнату. Токаш ага, испытывал неловкость:

– Пусть ребята допьют принесенное ими же вино! Они ведь купили за свои деньги… К тому же «обмывают» мою книгу. Постыдись. Перестань, принеси обратно, разлей, – сказал Токаш ага. Женгей же и бровями не повела.

Время было уже позднее. Мы, поблагодарив, собрались уходить. Токаш, накинув на голое тело чапан из овчины, вышел нас провожать. Женгей последовала за ним. Токаш, не теряя надежды на оставшееся вино:

– А на посошок мы забыли? Иди, принеси, налей…

Просьба мужа возымела обратное действие, она вызвала у его супруги внезапный гнев:

– Чтобы поперхнуться тебе перед смертью последним глотком водки, ты еще не нажрался?! Теперь ты в рот ее не возьмешь! Ничего нет! Ты тоже уходи с этими пацанами! Не мозоль мне глаза! Сгинь! Объявился герой?! – после такой гневной тирады женгей со всей силой дала подзатыльник мужу. Худосочное тело Токаша изогнулось от неожиданного мощного удара, но, пошатнувшись, устояло. Чувствовалось, агашке было тяжко, однако он ничего не сказал жене, будто все нормально.

– Ну, братья мои, чем богаты, тем рады. Без обиды, – произнес он, приобняв нас на прощание.

В этот миг привычно суровый Токаш – рыцарь в львиной шкуре – напоминал нашкодившегося кота свирепой хозяйки. Всю дорогу до дома перед глазами мелькала женгешка, яростно колотившая мужа. Было жалко Тока.

И это фрагмент из жизни поэта до сих пор перед глазами…