• Время
• 24 Июля, 2013

Провал «Плана Гофмана» – предтечи плана «Барбаросса»

Бахытжан АУЕЛЬБЕКОВ 

Часть II

Как мы указывали в предыдущей части нашей публикации, в основу гитлеровского плана «Барбаросса» был положен так называемый «План Гофмана» – военно-политический проект, составленный генералом Максом Гофманом (1869 – 1927) еще в 20-е годы. Если коротко, то план предусматривал своего рода новый «крестовый поход» объединенных европейских держав – прежде всего Германии, Англии и Франции – против Советской России с целью ее расчленения и фактического порабощения в экономических и геополитических интересах Запада, Германии, прежде всего. План был до ужаса реален. С ним были ознакомлены правящие, военные и промышленные круги Англии и Франции, в которых он встретил весьма благосклонное внимание. А ведь план этот, заметим, был создан задолго до того, как Гитлер пришел к власти, и даже задолго до того как нацистская партия стала сколько-нибудь серьезной политической силой.

Напомним, что Гитлер еще в самом начале своего политического пути был ознакомлен с «Планом Гофмана», полностью поддерживал его, («группа Гофмана – Рехберга» была первым источником средств национал-социалистического движения в дни его зарождения) сам исповедовал такие же взгляды, а много позже, придя к власти, последовательно стремился претворить линию «Плана Гофмана» в жизнь; а линия эта в первую очередь предусматривала налаживание дружеских отношений с Англией и Францией. С другой стороны, трудно сомневаться в том, что на политику ведущих европейских держав того времени существенное влияние оказал именно «План Гофмана», с которым руководители означенных держав были ознакомлены и к которому относились с симпатией. В противном случае их действия на политической арене в те годы не поддаются рациональному объяснению и начинают выглядеть как какое-то умопомрачение.

Практическая реализация «Плана Гофмана» вступила в активную фазу с 1935 года. Согласно Версальскому мирному договору Германия не имела права строить более 4 линкоров и 6 тяжелых крейсеров. Однако летом 1935-го года Британия, в нарушение Версальского договора, подписала с Германией военно-морское соглашение по которому последняя получала право иметь флот в 35%, а подводных лодок – в 60% от британского. Соглашение выглядело парадоксальным, ведь увеличение германского флота, и тем более количества подводных лодок, казалось, угрожало прежде всего могуществу самой Британии. Именно германские подводные лодки, по признанию самих британцев, едва не поставили их страну на колени во время Первой мировой войны и чуть не уморили островное государство голодом.

Секрет соглашения раскрывался в программе военно-морского строительства Германии. Программа предусматривала прежде всего строительство подводных лодок водоизмещением 250 т, то есть даже меньше, чем самые первые германские подлодки времен Первой мировой в 260 т, и тем более современные, водоизмещением 600 – 1400 т. Широко известный на Западе публицист, советский разведчик Эрнст Генри (Н. С. Ростовский, 1904 – 1990) в своих острых статьях разоблачал сущность соглашения: «Германия строит маленькие подводные лодки не потому, что у нее нет денег, а потому, что этого требует ее будущая позиция – мелководный Финский залив. В этом также причина массового производства карликовых торпедных катеров, обладающих скоростью в 45 узлов». Даже новые германские крейсера – линейные корабли вроде «Дойчланд», приспособлены для «сравнительно мелких вод». Тогдашний германский министр иностранных дел Константин Нейрат в 1935 году, говоря о Балтийском море, заявлял: «Мы должны контролировать этот район и не давать России доступа к океану». Для Британии, со времен Петра I, не было лучшей музыки, чем эти слова.

Морской пакт утверждал передел мира и союз между Британией и Германией. Недаром, по словам английского историка И. Феста, подписавший его Риббентроп вернулся в Германию великим государственным деятелем, «еще более великим, чем Бисмарк», как заметил позже Гитлер. Сам Гитлер назвал этот день «самым счастливым в своей жизни». Геббельс в те дни записывал: «Фюрер счастлив. Рассказал мне о своих внешнеполитических планах: вечный союз с Англией. Хорошие отношения с Польшей. Зато расширение на Востоке. Балтика принадлежит нам…».

У современников цель соглашения не вызывала сомнений. Так, голландский посланник в Берлине считал военно-морское соглашение, заключенное между Англией и Германией, опасным шагом, но полагал, что «Россию надо по-прежнему держать в строгой изоляции. Германия установит полное господство над Балтикой. Турция будет вечно закрывать России доступ в Средиземное море, а Япония – зорко следить за малым Тихоокеанским фронтом». Но военно-морское соглашение было лишь одним из шагов на пути к цели, предусмотренной «Планом Гофмана». Как отмечал Э. Генри, в балтийских государствах начали строиться новые аэропорты, которые должны продлить сети европейских воздушных путей через Швецию до Финляндии.

Однако дело не только в этом. Приход Гитлера к власти означал, что агрессивные планы Японии в отношении СССР, которых она, в общем-то, и не скрывала, в скором времени могли обрести реальность. Геббельс в августе 1935 года записывал в дневнике: «Конфликт Италия – Абиссиния – Англия, затем Япония – Россия уже у порога. Затем придет наш великий исторический шанс. Мы должны быть готовы. Грандиозная перспектива».

Обеспокоенный посол США в Германии Уильям Додд летом того же года отмечал:

«Япония должна господствовать на Дальнем Востоке и захватить Владивосток. Германия должна господствовать в Европе, но прежде всего на Балтике, и, если Россия станет сопротивляться, Япония нападет на нее с востока. Это неминуемо должно случиться, если Лига Наций окажется бессильна. Тогда Франция и Италия будут низведены до уровня второстепенных держав, а Балканы перейдут в подчинение к Германии, между тем как Россия останется в своем прежнем положении, как это было в ее историческом прошлом. В конце концов либо Соединенным Штатам придется пойти на сотрудничество Северной и Южной Америки с Германией, либо немцы подчинят себе страны этого полушария».

Теперь Гитлер стремился лишь заручиться поддержкой британских партнеров. «Германия и Япония могли сообща напасть с двух сторон на Советский Союз и разгромить его. Таким образом они освободили бы не только Британскую империю от острой угрозы, но и существующий порядок, старую Европу от ее самого заклятого врага и, кроме того, обеспечили бы себе «жизненное пространство» Эту идею всепланетарного антисоветского союза Гитлер стремился реализовать на протяжении двух лет, пытаясь убедить в ней прежде всего английского партнера. В начале 1936 года он изложил ее лорду Лондондерри и Арнольду Дж. Тойнби», – пишет И. Фест. Реакция британской стороны была вполне обнадеживающей, и 9 июня 1936 года Геббельс записывает в дневнике: «Фюрер предвидит конфликт на Дальнем Востоке. Япония разгромит Россию. Этот колосс рухнет. Тогда настанет наш великий час. Тогда мы запасемся землей на сто лет вперед».

Успех «Плана Гофмана» полностью зависел от отношения к нему великих европейских держав, именно они должны были обеспечить тыл Гитлера на Западе. Гитлер утверждал, вспоминал Геринг, «что Франция ничего не сделает без одобрения Англии и что Париж сделался дипломатическим филиалом Лондона. Следовательно, достаточно было уладить дело с Англией, и тогда на Западе будет все в порядке». «Фюрер, – показывал на Нюрнбергском трибунале Геринг, – приложил все усилия, чтобы прийти к соглашению. Чтобы добиться союза с Англией он был готов гарантировать территориальную неприкосновенность Голландии, Бельгии и Франции. Он даже допускал возможность отказаться от Эльзас-Лотарингии… Наконец, он не прочь был подписать азиатский пакт, гарантирующий Индию от покушения со стороны СССР».

Стремление к сближению на антисоветской почве было обоюдным, с Гитлером или без него. В 1928 году генералы, командовавшие оккупационными войсками Англии и Франции в Германии проводили военные маневры, отрабатывая стратегию нападения на восток. Французский маршал Фош, в 1918 году командовавший союзными войсками, посылал Гофману приветственные послания через «Neues Wiener Journal»: «Я не настолько безумен, чтобы поверить, что горстка преступных тиранов может и в дальнейшем господствовать над половиной континента и обширными азиатскими территориями. Но ничего не может быть сделано до тех пор, пока Франция и Германия не объединились. Я прошу вас передать мое приветствие генералу Гофману, величайшему поборнику антибольшевистского военного союза».

Уже в 1930 году французский премьер А. Бриан вывел войска из Германии, на 5 лет раньше истечения срока их пребывания. И совсем не случайно У. Черчилль писал в 1932 году: «Подчинить своей власти бывшую русскую империю – это не только вопрос военной экспедиции, это вопрос мировой политики… Осуществить ее мы можем лишь при помощи Германии».

Позиция Англии относительно Германии ни у кого сомнений не вызывала. Так, летом 1937 года У. Додд в своей записи беседы с британским послом Гендерсоном отметил:

«Хотя я и подозревал, что Гендерсон склонен поддержать германские захваты, я не ожидал, что он зайдет так далеко в своих высказываниях… Германия должна подчинить себе дунайско-балканскую зону, а это означает ее господство в Европе. Британская империя вместе с США должна господствовать на морях. Англия и Германия должны установить тесные отношения над всем миром. Развивая дальше свою мысль, он заявил: «Франция утратила свое значение и не заслуживает поддержки. В Испании хозяином будет Франко».

Премьер-министр Англии С. Болдуин в те дни заявлял: «Нам всем известно желание Германии, изложенное Гитлером в его книге, двинуться на восток… Если бы в Европе дело дошло до драки, я бы хотел, чтобы она была между нацистами и большевиками».

В ноябре 1937 года министр иностранных дел Британии Э. Галифакс по поручению нового премьер-министра Н. Чемберлена прибыл в Берлин. Позже Галифакс напишет, что ему «понравились все нацистские лидеры, даже Геббельс». Но главной была встреча с Гитлером. Она состоялась 19 ноября. Сохранилась стенограмма беседы Галифакса с Гитлером. Британский министр ясно дал понять Гитлеру, что Англия «не будет мешать» ему в Восточной Европе.

Однако главная трудность для правящих кругов Лондона и Парижа состояла в том, что ни одна нация не поддержала бы открытого призыва к войне. Тем более против СССР, – еще были свежи в памяти события, когда призывы к интервенции в Россию привели Европу к социальному взрыву. Поэтому перед своими народами руководители Франции и Англии выступали как борцы за мир. Внешней формой их политики стало «умиротворение». Но обман не мог продолжаться вечно, точку на нем поставил Мюнхенский сговор, отдавший Германии Судетскую область Чехословакии. Это утверждал не кто иной как сам У. Черчилль, который при этом отмечал, что самым поразительным в позорной сделке в Мюнхене было то, что она произошла публично, предательство было сделано открыто и без тени смущения. При этом англичане и французы вели себя так, словно никакого Советского Союза и не существовало.

Сдача Судетов Германии вполне укладывалась в русло принципиальной политики, избранной западными державами и нацеленной на поощрение экспансии Гитлера на восток. Бывший министр экономики рейха Ялмар Шахт в своем выступлении перед Нюрнбергским трибуналом заявил:

«Веймарская республика не устраивала некоторые страны Запада из-за заключенного Рапалльского договора. Поэтому на все просьбы и предложения Веймарской республики эти страны отвечали «нет». Но когда к власти пришел Гитлер, все изменилось. Возьмите всю Австрию, ремилитаризуйте Рейнскую область, возьмите Судеты, возьмите полностью Чехословакию, возьмите все, – мы не скажем ни слова. До заключения Мюнхенского пакта Гитлер не осмеливался даже мечтать о включении Судетской области в империю. Единственно, о чем он думал, – это об автономии для Судет. А затем эти глупцы, Даладье и Чемберлен, все преподнесли ему на золотом блюдце. Почему они не оказали Веймарской республике хотя бы одну десятую такой поддержки?»

Что ж, предшествовавшая Третьему рейху Веймарская республика действительно не устраивала западные державы. И именно потому, что в 1922 году в итальянском городе Рапалло (во время Генуэзской конференции) она заключила с Советской Россией договор о восстановлении двусторонних отношений. Это означало прорыв советской стороной дипломатической и экономической блокады и препятствовало созданию единого антисоветского блока европейских государств, что эти самые государства не устраивало ни в коей мере. Для проигравшей Первую мировую войну Германии договор также имел большое значение. Он создавал более благоприятные условия для ее сопротивления диктату держав-победительниц. Данная ситуация крайне раздражала западные правительства, и они сделали все, чтобы задушить Веймарскую республику, приход к власти Гитлера гораздо больше соответствовал их интересам.

Присоединением Судетов к рейху Гитлер не ограничился и 15 марта 1939 года немецкие войска вошли в Богемию и Моравию. Чехия была оккупирована, часть ее территории отошла к Венгрии, а Тешинскую область отхватила Польша. Словакия получила «независимость» под немецким протекторатом. Невилл Чемберлен по этому поводу заявил: «Никакой агрессии не было!» Заметим, что Британия и Франция являлись гарантами независимости Чехословакии. Но Чемберлен сослался на провозглашение «независимости» Словакией: «Эта декларация покончила изнутри с тем государством, незыблемость границ которого мы гарантировали. Правительство Его Величества не может считать себя далее связанным этим обещанием».

При этом Британия немедленно передала Германии золотой запас Чехословакии на сумму 6 млн. фунтов стерлингов, который чехословацкое правительство оправило в подвалы Английского банка накануне оккупации для сохранности. Сохранили!

Как видим, реализация «Плана Гофмана» шла полным ходом. Однако дальше пошел сбой. Британский депутат-консерватор Л. Эмери не без удивления вспоминал: «Чуть ли не за один день Чемберлен перешел от умиротворения к угрозам». Что произошло? Что изменилось? По словам американского историка У. Ширера, через два дня после ликвидации Чехословакии «на Чемберлена снизошло прозрение. Снизошло оно не само собой. К величайшему удивлению премьера, большинство английских газет (даже «Таймс») и палата общин враждебно отнеслись к новой агрессии Гитлера. Более того, многие его сторонники в парламенте и половина кабинета восстали против продолжения курса на умиротворение Гитлера. Лорд Галифакс, как сообщал в Берлин немецкий посол, настаивал на всесторонней оценке премьер-министром случившегося и резком изменении курса. Чемберлену стало ясно, что его положение как главы правительства и лидера партии консерваторов под угрозой». Примерно такая же реакция была и во Франции.

«Дальновидные» западные лидеры не смогли просчитать реакцию народных масс своих стран. А те были напуганы. Раны Первой мировой войны еще не зажили, память о ней была еще свежа. Миллионы людей с тревогой следили за действиями Гитлера и задавались вопросом: когда же кончится расширение и усиление Германии? К чему оно приведет? Судеты Гитлеру «подарили» по крайней мере согласно хоть и предательским и позорным, но все-таки каким-то договоренностям. Но всю остальную Чехословакию он проглотил, вообще не оглядываясь ни на что, не делая ни малейшей попытки хоть как-то, хоть с кем-то согласовать свои действия. Призрак новой войны стал отчетливо вырисовываться в Европе. Население европейских стран запаниковало. Хитроумные планы правителей народные массы не интересовали, им стало страшно и они готовы были свалить любое правительство, которое стало бы продолжать прежний курс. Демократия, знаете ли. При всех недостатках у нее есть и свои достоинства.

Кроме того, возникло опасение и в политических кругах: а вдруг все пойдет не по плану и результат окажется совсем не таким, какой ожидается? Идеалом для Англии было бы столкновение Германии и СССР их взаимное ослабление, а еще лучше уничтожение. Пространство от границ Франции до Урала и дальше в этом случае превращалось в новую Америку (времен ее покорения), свободную для экспансии. Политика «нейтралитета» и «невмешательства» в тех конкретных условиях становилась ни чем иным, как новой формой традиционной английской «дешевой империалистической политики», когда вся работа делается чужими руками. Но тут возникал вопрос: а что будет, если Гитлер выиграет войну, но Германия при этом не ослабеет, а только усилится?

Общая точка зрения британского истеблишмента, которой он придерживался на протяжении столетий заключался в следующем: главный интерес Британии заключается в предотвращении доминирования одной страны в Европе. Как указывал военный историк и теоретик Дж. Фуллер: «Величие Британии было создано и сохранялось поддержанием равновесия сил, ее будущая безопасность всегда зависела от восстановления равновесия». Поощрение Гитлера это равновесие нарушало. Другой военный теоретик, полковник Поллак писал: «До тех пор пока европейские державы разделены на группы и мы в состоянии будем противопоставлять их одну другой, – Британская империя может не опасаться своих врагов, кроме палаты общин… Наша внешняя политика в высокой степени эгоистична и не потому, что мы желаем этого, а потому, что у нас нет выбора… Наше назначение состоит в том, чтобы быть или вершителем европейских дел, или ничем!»

Так вот, в результате политики поощрения экспансии Гитлера возникла реальная опасность того, что Германия превратится в единственную доминирующую державу в Европе, а Британия в этом случае действительно станет ничем. Угроза такого оборота событий заставила значительную часть британского истеблишмента, – даже патологического антисоветчика Черчилля, – пересмотреть свое отношение к проводимой империей внешней политике и выступить против нее. Для Чемберлена же в новых, изменившихся условиях откровенное продолжение прежнего внешнеполитического курса означало политическое самоубийство. Именно этим объясняется внезапная смена тональности его выступлений, так удивившая многих. На резко изменившуюся ситуацию Чемберлен среагировал мгновенно, в своей очередной речи он уже заявлял: «Нам говорят, что захват Чехословакии был продиктован беспорядками внутри этой страны… Если там и были беспорядки, то не стимулировали ли их извне?.. Конец ли это прежней авантюры или начало новой? Станет ли это нападение на малое государство последним или за ним произойдут другие?.. Было бы большой ошибкой полагать… что наша нация… настолько утратила боевой дух, что не приложит всех усилий, чтобы противостоять подобному вызову, если он последует». Это был важнейший поворотный пункт для Чемберлена и всей Британии.

Мы не будем здесь касаться политики СССР в описываемый нами период. Отметим только, что американский историк У. Улам отмечал: «Советская дипломатия между октябрем 1938 г. и мартом 1939 г. обнаружила великолепное хладнокровие и силу нервов». Тем не менее ситуация после Мюнхена изменилась, нужно было искать новые решения, подходящие для новой обстановки. Американский посол в СССР Дж. Дэвис 1 апреля 1938 года телеграфировал госсекретарю Халлу, что Москве приходится иметь дело с «враждебностью со стороны всех капиталистических государств», что она со всех сторон окружена врагами и что в такой обстановке весьма вероятен «в недалеком будущем союз с Германией».

Дипломатическое и экономическое сближение между СССР и Германией, как известно, действительно произошло, западные державы своей политикой буквально затолкали их в объятия друг друга. Закончилось это сближение подписанием между двумя странами 23 августа 1939 года пакта о ненападении сроком на 10 лет. В секретном протоколе к пакту о ненападении были установлены территориальные границы раздела Польши. Данный документ обезопасил Германию от угрозы выступления в войне СССР на стороне Польши. Предварительно СССР предпринял все усилия, чтобы заключить с Англией и Францией договор о взаимопомощи, но те намеренно саботировали его затягивая переговоры, не желая брать на себя никаких обязательств и присылая в Москву чиновников второстепенного ранга, не имеющих полномочий подписывать какие-либо документы и принимать обязательства от имени своих правительств. Пакт был заключен только после того, как стало ясно, что англо-франко-советские переговоры провалились, и перед Москвой встала перспектива очередного Мюнхена, но на этот раз за счет Польши и СССР. Чтобы не остаться в ситуации политической изоляции или один на один с Гитлером, в Кремле предпочли выиграть время и пошли на сделку.

А вот Гитлером двигали совсем иные соображения. Как известно, в «Плане Гофмана» Польше отводилась роль одного из главных союзников Германии в ее «походе на Восток». Предложение Риббентропа Польше, сделанное им всего через месяц после подписания Мюнхенского соглашения, казалось, полностью соответствовало этим планам. Оно включало присоединение Польши к Антикоминтерновскому пакту, ее участие вместе с Германией в походе на Россию и долю в разделе Украины. Риббентроп обольщал поляков созданием Великой Польши от Балтийского до Черного моря. В обмен Гитлер требовал лишь Данциг и возможность обустройства Польского коридора (прокладку через него автомобильной и железной дороги).

По Версальскому договору немецкий Данциг становился «вольным городом» под управлением Лиги Наций, ограниченные функции (таможня, полиция, пограничная охрана) передавались Польше. То есть Данциг формально Польше не принадлежал и находился под юрисдикцией Лиги Наций. Польский коридор также был наследником Версаля. Часть территории Германии была просто отобрана у нее и передана Польше, чтобы последняя имела выход к Балтийскому морю. Таким образом Германия была рассечена на две части – рейх и Восточная Пруссия (ныне Калининградская область), а между ними лежала польская территория, точнее территория отобранная державами-победительницами у Германии. Ни один из пунктов Версальского договора не раздражал Германию так, как тот, по которому был образован Польский коридор. Тем не менее Гитлер, имевший далеко идущие планы, к вопросу о коридоре подошел весьма умерено.

Дж. Фуллер отмечал, что «требования, предъявляемые Германией, не были неразумными». Аналогичного мнения придерживался и Гитлер и поэтому надеялся на взаимопонимание Польши и воевать с ней не собирался. Так, 25 марта 1939 года он в беседе с главкомом сухопутных войск фон Браухичем говорил о нежелательности насильственного решения Данцигского вопроса. Что касается поляков, то им предложения германской стороны насчет Великой Польши очень даже нравились. Но к Германии они все-таки относились с опаской и на всякий случай попросили гарантий у Британии и Франции. Они, однако, не учли взрывной темперамент Гитлера. 1 апреля 1939 года правительство Чемберлена дало гарантии безопасности Польши. Это взбесило фюрера. По свидетельству адмирала Канариса, тот, узнав о гарантиях воскликнул: «Я заварю такое сатанинское зелье, что у них глаза на лоб полезут!»

Будь Гитлер более сдержанным человеком, возможно, учитывая благожелательное отношение Польши к его проектам, вопрос о британских гарантиях можно было бы обойти. Но он уже закусил удила. 11 апреля он издает директиву относительно всеобщей подготовки вооруженных сил к войне в 1939 – 1940 гг., а 28 апреля денонсирует англо-германский морской договор 1935 года и польско-германский пакт о ненападении.

Дальнейшее известно. 1 сентября 1939 года Германии нападает на Польшу. 3 сентября Берлин получает ультиматум от Лондона и Парижа, отклонение которого равносильно объявлению войны. Начинается Вторая мировая война. 17 сентября советские войска вступают на территорию Западной Украины и Западной Белоруссии. Почему именно 17-го? Сталин опасался обвинения в агрессии. 16 сентября польское правительство бежало в Румынию. А нет правительства – следовательно, и объявлять войну некому.

И тут есть один интересный момент. «Представьте себе, что где-то в 1939 году (а может, и на год-другой раньше) СССР предъявляет претензии Польше, требует отдать незаконно оккупированные поляками Западную Украину и Западную Белоруссию. Поляки бросаются за помощью к Западу. Но лидеры Англии и Франции отвечают, что они никогда не признавали присоединение этих территорий к Польше, что официально признанная и утвержденная Лигой Наций восточная граница Польши проходит по так называемой «линии Керзона» (примерно там, где сейчас проходит граница Польши с Литвой, Белоруссией и Украиной). Так что лучше бы полякам договориться с Советами полюбовно.

«Бред», – скажете вы. А вот и нет. Точно такой ответ получили поляки от французов и англичан 17 сентября 1939 года, когда Красная Армия начала свой освободительный поход! Так что польскому правительству (обитавшему, правда, в то время на территории Румынии) ничего не оставалось, как объявить, что оно не считает Советский Союз воюющей стороной, и приказать польской армии не оказывать сопротивления советским войскам» (Владимир Веселов. Расколотая тумбочка. М.: Яуза, 2007).

Проще говоря, законность присоединения к СССР Западной Украины и Западной Белоруссии была признана великими европейскими державами и даже самим польским правительством в изгнании еще тогда же, в сентябре 1939-го года! И был ли договор Сталина и Гитлера о разделе Польши секретным или не секретным, никакого значения не имеет. К СССР тут претензий быть не может.

В это время на Западе разворачивалась «странная война». На линии фронта французы вывесили огромные плакаты: «Мы не произведем первого выстрела в этой войне!» Отмечались многочисленные случаи братания французских и немецких солдат, которые наведывались друг к другу в гости, обмениваясь продовольствием и спиртными напитками. Когда же не в меру инициативный командир французского артиллерийского полка, занимавшего позиции в районе Бельфора, начал предварительную пристрелку возможных целей, то за это его чуть не предали военно-полевому суду. В дальнейшем во избежание подобных инцидентов, чтобы какие-нибудь горячие головы сдуру не начали воевать всерьез, передовым частям французских войск было запрещено заряжать оружие боевыми снарядами и патронами. Английские и французские самолеты ограничивались разведывательными полетами, а также, говоря словами Черчилля, «разбрасывали листовки, взывающие к нравственной позиции немцев» Всего с 3 по 27 сентября только английские ВВС обрушили на головы немецких обывателей 18 млн. листовок. Как самокритично заметил маршал авиации Артур Харрис, позднее прославившийся бомбардировками немецких городов: «Я лично считаю, что единственное, чего мы добились – это обеспечили потребности Европейского континента в туалетной бумаге на пять долгих лет войны».

Английский историк Филипп Найтли пишет:

«Великобритания без энтузиазма вступила во Вторую мировую войну. Многие высокопоставленные консерваторы восхищались Гитлером… Значительная часть состоятельных людей недвусмысленно давала понять о своем желании избежать любых неприятностей. Двадцать два лейбориста – члена парламента подписали манифест, призывавший к быстрейшему заключению перемирия. Перебросив во Францию к бельгийской границе 158 тысяч солдат, 25 тысяч автомашин, 140 тысяч тонн разных военных грузов, Великобритания в течение восьми месяцев не пыталась сразиться с врагом».

Из Лондона советский посол И. Майский сообщал что «Чемберлен, выступая в парламенте и подчеркивая решимость Англии вести «войну до конца»… в то же время дает понять, что если бы Гитлер выдвинул какие-то новые, более приемлемые предложения, британское правительство готово было бы их рассмотреть».

Однако если западные державы не желали воевать с Гитлером, то с Советским Союзом они готовы были воевать всерьез. В эти дни СССР вел переговоры с Финляндией с тем, чтобы отодвинуть границу от Ленинграда посредством обмена территориями. Финляндия была готова принять более чем щедрые предложения СССР, которые даже маршал Маннергейм считал вполне разумными, и тем самым сохранить мир. Маннергейм советовал своим президенту и премьеру «не отклонять советские предложения, серьезно изучить их и скорее всего согласиться на них, ибо с военной точки зрения они лишь выгодны Финляндии». Только исключительное давление Англии и Франции заставило Финляндию отклонить предложенный СССР обмен территориями и компенсации.

26 ноября 1939 г. произошел известный инцидент у деревни Майнила. Согласно официальной советской версии в 15:45 финская артиллерия произвела обстрел территории СССР, в результате чего были убиты 4 и ранены 9 советских военнослужащих. 28 ноября правительство СССР денонсировало советско-финляндский договор о ненападении и отозвало из Финляндии своих дипломатических представителей. 30 ноября начались боевые действия.

По мнению историка В. Трухановского, для Чемберлена и его соратников, это был оптимальный выход из положения – война против Германии переключалась на совместную войну с Германией против Советского Союза. Правительства Англии и Франции, спавшие во время войны с Польшей, вдруг проснулись и развернули бурную деятельность. Отвечая 12 марта 1940 г. на парламентский запрос, премьер-министр Даладье заявил, что Франция поставила Финляндии 145 самолетов, 496 орудий 5 тыс. пулеметов, 400 тыс. винтовок и 20 млн. патронов. В свою очередь его коллега Чемберлен сообщил 19 марта членам британского парламента, что из Англии в Финляндию были отправлены 101 самолет, 114 орудий, 185 тыс. снарядов, 200 противотанковых орудий, 100 пулеметов «Виккерс», 50 тыс. газовых снарядов, 15 700 авиабомб, а также большое количество обмундирования и снаряжения.

началом Зимней войны в Финляндию была направлена французская военная миссия во главе с полковником Ганевалем. В штабе командующего вооруженными силами Финляндии маршала Маннергейма находился личный представитель главкома сухопутных союзных войск во Франции генерала Гамелена генерал Клеман-Гранкур. По словам члена французской военной миссии капитана П. Стеленна, главная задача французских представителей заключалась в том, чтобы «всеми силами удерживать Финляндию в состоянии войны».

Во исполнение решений верховного совета союзников французский штаб разработал план военных действий против СССР, предусматривающий высадку англо-французского десанта в Печенге (Петсамо), а также бомбовые удары по важным объектам на советской территории. Англия и Франция разрабатывали проект переброски в Финляндию через Скандинавию 150 тыс. солдат и офицеров. В январе 1940 г. французский премьер Даладье поручил генералу Гамелену и командующему ВМФ адмиралу Дарлану изучить вопрос об авиаударах по территории СССР. Удар предполагался по нефтепромыслам Баку, Грозного, Майкопа и др. с аэродромов в Сирии, Ираке и Турции.

Заместитель начальника генерального штаба ВВС генерал Бержери в разговоре с капитаном П. Стеленном в декабре 1939 года гово