• Время
• 26 Июня, 2013

Провал «Плана Гофмана» – предтечи плана «Барбаросса»

Бахытжан АУЕЛЬБЕКОВ

Часть I

Приближается семидесятилетие Курской битвы – величайшего сражения в истории человечества. Вообще-то говоря, нарицательным стало название предшествовавшей ей Сталинградской битвы, и слово «Сталинград» прочно вошло во все языки мира. Но все-таки Сталинградское сражение не было решающим в той войне. Уже через три недели, после сокрушительного разгрома под Сталинградом, немцы смогли перейти в контрнаступление на Донбассе и харьковском направлении. Отбросив войска Юго-Западного фронта и левого крыла Воронежского фронта на 150–200 км, они вновь захватили стратегическую инициативу, навязав свою волю советскому командованию. До Победы было еще очень далеко. Только в результате Курской битвы ход войны был переломлен, и стало ясно, что окончательный разгром врага – дело времени.

Но мы сегодня хотели бы поговорить не об этих великих сражениях, а о тех факторах, что привели к самой возможности Второй мировой войны. Многое из того, что мы расскажем, широкому читателю неизвестно и, думается, заставит в значительной мере по-новому взглянуть на грандиозные и трагические события тех, не столь уж далеких от нашего времени, лет.

Как известно, Вторую мировую войну развязала гитлеровская Германия. Но какие причины толкнули ее на развязывание агрессии? Чтобы понять это, нам следует совершить определенный исторический экскурс. Не все это знают, но в начале ХХ века Германия находилась в демографическом и, соответственно, в экономическом тупике. Только с 1850 по 1910 год численность населения страны увеличилась на 30 миллионов, или на 90%! Правящие и интеллигентские Германии круги панически боялись, что скоро страна окажется не в состоянии прокормить стремительно растущее население. В результате этих процессов, в германском обществе сформировалось мнение, что государство нуждается в крупных колониях, в которые можно было бы отправить избыточное население. Эксплуатация же колоний, в свою очередь, стимулировала бы экономическое развитие Германии. Но для реализации этих планов, прежде всего, необходимо было нейтрализовать противодействие крупнейших колониальных держав – Британия и Франции. Кроме того, разумеется, необходима была мощная сухопутная армия и мощный военный флот, поскольку соперники на мировой арене свои позиции без боя не сдали бы никогда. Собственно говоря, вследствие влияния этих факторов, Германия уже со второй половины XIX века была ориентирована на европейскую войну.
Никогда прежде у Германии не было собственного военного флота. Несколько броненосцев, построенных в 1848 году, которыми командовали сухопутные прусские генералы и экипажи которых состояли из шведов и англичан, конечно, могли выступать лишь в роли «плавучей береговой артиллерии», но никак не являлись инструментом мирового господства. Корветы, фрегаты и канонерки, что находились в распоряжении «верховного лодкокомандующего» (так армейские зубоскалы называли главкома ВМФ), не способны были устрашить сколько-нибудь серьезного противника.
После образования империи в 1871 году, флот стал любимым детищем немецких правящих кругов. Но только в 80-е годы XIX века Германия принялась за создание настоящего флота. Теперь противника предполагалось запугивать, демонстрируя военно-морскую мощь броненосцев, крейсеров, торпедных катеров, мин и береговых укреплений. В 1888 году на германский престол вступил новый правитель – Вильгельм II. Именно на него уповали сторонники колониальных захватов. И он оправдал их ожидания. «Трезубец сжимает наша рука», – любил говорить новый император. И добавлял: «Океан возвеличит Германию».
1 июля 1911 года кайзер Вильгельм II направил военное судно «Пантера» в порт Агадир, находящийся  на атлантическом побережье Марокко. Целью рейда был сбор сведений о французском влиянии в Африке и поиск колониальной ниши для Германии. Но хотя «Пантера» была всего лишь канонерской лодкой, а Агадир – портом второстепенной важности, прибытие военного судна породило глубокий международный кризис. Рост немецкой военной мощи давно вызывал беспокойство у соседей по Европе; теперь Германия в поисках «места под солнцем», казалось, бросила прямой вызов колониальным интересам  Франции и Великобритании. В течение нескольких недель в Европе царил страх ожидания большой войны. Однако к концу июля, когда Уинстон Черчилль, в то время министр внутренних дел, впоследствии морской министр, а во время Второй мировой войны премьер-министр Великобритании, заявил, что «возмутитель спокойствия сдает позиции», напряжение спало. Но кризис изменил взгляды Черчилля на будущее. В противоположность прежним убеждениям о намерениях Германии, он теперь считал, что Германия стремится к господству и готова ради этого применить силу. Он пришел к выводу о неизбежности войны и что это – лишь вопрос времени. Именно к войне он и стал готовить ВМС Британии, заняв пост морского министра, что годы спустя, имело далеко идущие последствия. 
Эпизод с «Пантерой» вызвал небывалый подъем антигерманских настроений как в Великобритании, так и на континенте, особенно во Франции. Но еще задолго до рейда «Пантеры», Берлин начал бросать вызовы Англии и Франции и в столь отдаленные регионы, как Южная Африка, Марокко, Ближний Восток, Тихоокеанский регион, и приступил к беспрецедентной программе военного и военно-морского строительства. Вскоре Германия обзавелась колониями на Тихом океане – Каролинскими, Маршалловыми и Марианскими островами, а также захватила китайский полуостров Шаньдун.  В Лондоне пришли к выводу о том, что перспектива получить в лице Германии державу, обладающую одновременно доминирующей сухопутной и военно-морской мощью, совершенно неприемлема. В результате произошло, казалось бы, невозможное: Англия, традиционно считавшая Францию своим главным конкурентом в Европе, а Россию – в мире, предложила им союз. В 1907 году сформировалось Тройственное согласие, известное нам как Антанта. Теперь в Европе друг другу противостояли две военно-политические группировки, готовившиеся к столкновению.
Основным полем разногласий были Балканы, где главным союзником России выступала Сербия, а противниками – Австро-Венгрия, Германия и Турция, подозревавшие русского царя Николая II в намерениях добиться объединения под русской эгидой славянских земель и захватить Черноморские проливы. В 1908 году Вена приняла решение аннексировать Боснию-Герцеговину, а Германия потребовала от России и Сербии признания этого действии факта. Россия, престижу которой наносилось смертельное унижение, смирилась. Турция трижды организовывала при сочувствии центральных держав балканские войны. Россия не вмешивалась. В 1913 году Германия поддержала реорганизацию турецкой армии и отправила немецкого генерала, чтобы он принял на себя командование в Константинополе.
Одновременно в Германии вспыхнула откровенно милитаристская и антироссийская кампания. В Берлине был построен огромный фанерный Кремль, который сожгли под грохот фейерверка, национальный гимн и дружное улюлюканье бюргеров. Чем Россия так не угодила Германии, кроме того, что она проявляла повышенный интерес к Балканам? У Берлина были и долгосрочные виды геополитического характера. «Во-первых, только после ликвидации угрозы со стороны России, Германия, открыв Второй фронт, могла успешно бороться с французами и англосаксами за мировое господство, – заметил американский историк Ричард Пайпс. – Во-вторых, Германии, чтобы стать серьезным конкурентом в Weltpolitik (мировой политике), требовался доступ к природным ресурсам России, включая продовольствие, и доступ этот можно было получить на приемлемых условиях только в том случае, если бы Россия стала государством зависимым».
С обеих сторон разрабатывались планы военных действий, союзники брали на себя все более жесткие обязательства о взаимной поддержке. Поступавшая в Берлин информация говорила о том, что Россия и Франция, в отличие от Германии, еще не скоро будут готовы к войне, на основании чего делался вывод, что время работало против них, то есть следует воспользоваться своим преимуществом именно сейчас, пока это преимущество еще есть. На случай войны был только один разработанный план – план Шлиффена: сначала немецкие войска за шесть недель громят французскую армию, затем за шесть недель объединенные австрийские и немецкие войска громят Россию. Решение Парижа и/или Москвы о мобилизации означало незамедлительное приведение плана в действие. В то же время Франция и Россия, чувствуя угрозу немецкого блицкрига, договорились производить одновременную мобилизацию, если ее предпримет любой член Тройственного союза. Это вносило элемент автоматизма в дальнейшее развитие событий. После неизбежной победы в войне, согласно расчетам немецких стратегов, никто не смог бы помешать Германии осуществлять так необходимую ей колониальную экспансию.
28 июня (по новому стилю) 1914 года наследник австрийского престола Франц Фердинанд отправился с визитом в аннексированную Боснию. Организация «Млада Босна», выступавшая за объединение с Сербией, расставила на улицах Сараево семерых террористов на пути следования кортежа машин. Гимназист Гаврило Принцип не промахнулся, убив эрцгерцога и его жену. Через неделю кайзер пригласил австрийского посла и заявил, что Германия полностью поддержит Вену, если она захочет выяснить отношения с Сербией. Колесо эскалации конфликта было запущено. Австрийский император Франц Иосиф, которому исполнилось уже 84 года, все-таки решился на применение силы, рассчитывая на немецкую помощь и пассивность России. 23 июля Сербии был предъявлен 48-часовой ультиматум. Николай II написал в дневнике: «Австрия предъявила Сербии ультиматум с требованиями, из которых 8 неприемлемы для независимого государства». Генри Киссинджер (бывший не только госсекретарем США, но и историком) достаточно точно описывал сложившуюся ситуацию: «Болгария, чье освобождение от турецкого правления было осуществлено Россией посредством ряда войн, склонялась в сторону Германии. Австрия, аннексировав Боснию-Герцеговину, похоже, стремилась превратить Сербию, последнего стоящего союзника России на Балканах, в протекторат. Наконец, коль скоро Германия воцарялась в Константинополе, России оставалось только гадать, не окончится ли эра панславизма тевтонским господством над тем, чего она добивалась в течение столетия».
28 июля Австро-Венгрия объявила вой­ну Сербии, и через день начался обстрел Белграда. Но что еще хуже,  –   Вена объявила мобилизацию. Это выводило ситуацию из-под контроля творцов политики, в ход вступали союзнические обязательства и планы военного развертывания. Николай II обнародовал указ о частичной мобилизации – Киевского, Московского, Казанского и Одесского военных округов,  –  уверив Вильгельма II в том, что она направлена исключительно против Австро-Венгрии. Кайзер потребовал прекратить мобилизацию, грозя в противном случае начать собственную – против России. В Петербурге в тот тревожный день была получена информация, что немецкая мобилизация уже началась. Николай II, проводивший непрерывные совещания с высшими военными и правительством, 30 июля объявил о всеобщей мобилизации. В ответ Вильгельм 1 августа объявил России войну.
Тогда же он запросил Францию, намерена ли она оставаться нейтральной. В случае положительного ответа от нее потребовали бы передачи крепостей Верден и Тулон. Президент Раймонд Пуанкаре ответил уклончиво, и тогда, инсценировав пограничный инцидент, Германия объявила войну Франции. План Шлиффена был приведен в действие, война на Западном фронте началась немедленно. Английский кабинет колебался, но когда 5 августа Германия, нарушив нейтралитет Бельгии, вступила на ее территорию, тоже объявил войну. Давно подготовленный маховик войны стал раскручиваться автоматически. Вслед за Великобританией войну рейху объявили английские доминионы – Австралия, Новая Зеландия, Канада, Южно-Африканский Союз. На стороне Антанты выступили, в конечном итоге, Бельгия, Сербия, Япония, Италия, Румыния, Португалия, Египет, Китай, Греция, южно-американские республики и, впоследствии, США; а к Германии и Австро-Венгрии присоединились Турция и Болгария, создав Четверной союз. Война продлилась более четырех лет. Она унесла жизни двадцати миллионов человек. По ее результатам Австро-Венгрия исчезла с политической карты и пали три из четырех вступивших в войну монархий – Романовых, Гогенцоллернов и Габсбургов. Уцелела только Виндзорская династия.
В любопытной ситуации в 1914 году находилась Япония.  С одной стороны, ее основным конкурентом в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР) была никак не Германия, а как раз наоборот. Страны Антанты – Англия, Франция, Россия и тяготевшие к ним США – представляли для Токио куда большую угрозу. Однако война с такой коалицией вряд ли была по силам Японии. В имперском правительстве, в конце концов, рассудили, что значительно выгоднее взять то, что лежит под рукой, нежели ввязываться в длительный, дорогостоящий и скорее всего бесперспективный конфликт. Япония объявила войну Германии. 
Военные действия в Азии в корне отличались от кровопролитных сражений европейских армий. С началом войны Япония легко очистила от немецких войск Шаньдун. Затем Императорский флот провел ряд десантных операций, которые принесли империи немецкие колонии на Маршалловых, Каролинских и Марианских островах. На этом Первая мировая война для Японии закончилась. Летом 1916 г. японское правительство потребовало от Лондона признать за Японией, бывшие немецкие владения в Тихом океане и Шаньдуне. Ухудшение положения на Западном фронте и фактический развал русского фронта вынудили Великобританию пойти на уступки. 16 февраля 1917 г. было подписано соответствующее секретное соглашение, о котором никто ничего не знал вплоть до Парижской мирной конференции (1919 – 1920 гг.). Таким образом, Британия «подарила» Японии не принадлежащие ей германские колонии. Мнения китайцев, разумеется, никто не спрашивал. Своих, и без того незначительных, колоний Германия вообще лишилась.
Кстати говоря, представление о том, что Германии грозит перенаселение и ей совершенно необходимо расширить свое «жизненное пространство», было ложным. Оно исходило из господствующих в то время в европейской науке взглядов Томаса Мальтуса, который считал, что рост населения Земли носит линейный характер, то есть все возрастает и возрастает и в конечном счете человечеству грозит гибель от, скажем так, «многолюдства». На самом деле Мальтус ошибался. Отмеченные им закономерности в демографических процессах линейного характера не имели и к тому времени уже затухали. Дело шло к стабилизации роста населения Европы, гибель от перенаселения Германии не грозила. 
Но это понятно только сейчас. А в то время немцы в ужасе озирались по сторонам, лихорадочно ища способ расширить свою территорию, на которой можно было бы разместить избыток населения. Именно это обстоятельство подвигло Германию на активную внешнюю политику, нацеленную на приобретение колоний на других континентах. И это же обстоятельство с неизбежностью вело ее к вооруженному столкновению с Францией и Британией, наиболее крупными колониальными державами в мире, которые никогда добровольно не поступились бы своим положением главных колонизаторов планеты. Мировая война становилась неотвратимой.
Уже в ходе войны стало понятно, что Германия переоценила свои силы и не в состоянии разгромить два крупнейших европейских государства, тем более, что за их спиной маячили Соединенные Штаты, вступившие в войну 6 апреля 1917 года и добившие уже обессилевшую Германию. Поэтому германские интеллектуальные круги пересмотрели свои взгляды и пришли к выводу, что следует отказаться от мысли отобрать у европейских государств часть их колоний, а проблему расширения «жизненного пространства» («Lebensraum») надо решать за счет России. Уже  20 июня 1915 года видные представители немецкой буржуазии передали рейхсканцлеру Бетману Хольвегу «совершенно секретный» меморандум, в котором писали: «Мы хотим полного международного признания, соответствующего нашей культурной, экономической и военной мощи. Нам, очевидно, не удастся достичь одновременно всех целей в сфере национальной безопасности перед лицом такого превосходства наших врагов. Однако достигнутые ценой такого большого числа жертв военные успехи должны быть использованы до предела возможностей… Пограничный рубеж на восточной границе и основу для сохранения роста нашего народонаселения составят земли, которые нам должна уступить Россия. Это должна быть территория, заселенная сельским населением, которая даст нам здоровых крестьян – вечно молодой источник народной и государственной силы».
Меморандум, подписанный с целью развертывания общей дискуссии о военных целях Германии 352 преподавателями высших учебных заведений, 148 судьями и адвокатами, 158 священниками, 145 чиновниками высокого ранга, бургомистрами и депутатами магистратов, 40 парламентариями, 182 промышленниками и финансистами, 18 действующими генералами и адмиралами, 52 помещиками и 252 деятелями искусств, литераторами и издателями. (Мазер В. «Адольф Гитлер». Пер. с нем. Минск: ООО «Попурри», 2002).
Германия потерпела поражение в войне и не только не приобрела новых колоний, но лишилась даже тех, что имела. Но идея «натиска на Восток» («Дранг нах Остен») не была отброшена, наоборот, она завоевывала себе все новых и новых сторонников. Именно ею и вооружился Адольф Гитлер, который в «Майн кампф» писал прямо и со всей откровенностью: «Мы начинаем там, где остановились еще шесть столетий тому назад. Мы останавливаем святой поход германцев, на юг и запад Европы и направляем взгляд на землю на востоке. Мы завершаем, наконец, колониальную политику предвоенного времени и переходим к земельной политике будущего. Приняв решение раздобыть новые земли в Европе, мы можем получить их, в общем и целом, только за счет России…. Немецкий меч должен завоевать землю немецкому плугу и тем обеспечить хлеб насущный немецкой нации». 
И он был совершенно искренен: он действительно именно так и думал. И не только он один, а вообще огромное множество немцев, особенно в кругах интеллигенции. Гитлер был только носителем и выразителем этих взглядов. Главный редактор центральной нацистской газеты «Фолькишер беобахтер» («Народный барабанщик»), впоследствии глава внешнеполитического отдела НСДАП и один из семи официальных лидеров нацистской партии Альфред Розенберг в 1927 году в своей программной книге «Будущий путь немецкой политики» писал не менее откровенно, чем Гитлер: «Германия предлагает Англии – в случае, если последняя обеспечит Германии прикрытие тыла на Западе и свободу рук на Востоке, – унич­тожение антиколониализма и большевизма в Центральной Европе».
Через несколько лет в книге «Кризис и новый порядок в Европе» Розенберг пояснял, что, по его мнению, все западноевропейские страны могут спокойно заниматься экспансией, не мешая друг другу. Англия займется своими старыми колониями, Франция – Центральной Африкой, Италия – Северной Африкой; Германии должна быть отдана на откуп Восточная Европа. Германия распространит свое влияние на Прибалтийские и Скандинавские страны. В итоге будет создан «Германский континентальный союз». Но создание «Германского союза» только первый шаг. Вторая задача – завоевание России: «Дать германскому крестьянину свободу на Востоке (Россия), – вот основная предпосылка возрождения нашей нации… Новая колониальная империя на Востоке… с собственным выходом к морю, не только разрешит проблему германской безработицы…, но эта империя при одновременном подчинении всех дунайских стран должна приблизить Германию к европейской гегемонии». Любопытно, что нацистские вожди не только никогда не скрывали свои планы, но, наоборот, объявляли их громогласно, на весь мир. И придя к власти, именно эти планы они и попытались реализовать, и даже чуть было не реализовали.
Розенберг не написал ничего нового. Идея нападения на Советский Союз в союзе с державами Запада активно муссировалась в германских военных кругах с начала 1920-х годов. Но политические планы – это одно. Коль скоро становившиеся все более и более популярными проекты расширения «Lebensraum» на Восток предусматривали исключительно военное решение вопроса, нужны и конкретные военные планы. Такой план и был разработан бывшим начштаба Восточного фронта (1914 – 1916), главой немецкой делегации во время Брестских переговоров генералом М. Гофманом (1869 – 1927). Этот план вошел в историю как «План Гофмана» 1922 г. Основной его тезис гласил: «Ни одна из европейских держав не может уступить другой преимущественного влияния на будущую Россию. Таким образом, решение задачи возможно только путем  объединения крупных европейских государств, особенно Франции, Англии и Германии. Эти объединенные державы должны путем совместной военной интервенции свергнуть Советскую власть и экономически восстановить Россию в интересах английских, французских и немецких экономических сил. При всем этом было бы ценно финансовое и экономическое участие Соединенных Штатов Америки.… В русском экономическом районе следует обеспечить особые интересы Соединенных Штатов Америки». 
Проще говоря, Россия должна быть разгромлена, расчленена и поделена между западными державами. Это было оформление именно тех идей, которые возникли в ходе Первой мировой войны, когда Гитлер еще воевал на Западном фронте и даже представить себе не мог, что когда-нибудь займется политической деятельностью. «План Гофмана» был встречен в Германии очень внимательно: он отражал экономические интересы влиятельных групп. Кроме того, этот план был официально доведен до сведения Англии и Франции. Во Франции с планом был ознакомлен французский президент (1920 – 1924) Александр Мильеран, премьер-министр Аристид Бриан, начальник штаба Верховного главнокомандования во время войны генерал Вейган и другие видные политики и военачальники. В Англии – Г. Детердинг, хозяин нефтяного треста «Ройял Датч/Шелл», потерявший свои владения в Баку и ряд влиятельных британских политиков. Под эгидой Детердинга в Лондоне в 1926 – 1927 годах состоялись две конференции, посвященные «Плану Гофмана». «Большевизм следует ликвидировать», – таков был лозунг Гофмана. А тут еще очень кстати подоспел выход на политическую арену нового, исключительно агрессивного политического движения – национал-социализма. «Группа Гофмана – Рехберга» (Рехберг – один из совладельцев германского калийного треста) была  первым источником средств национал-социалистического движения в дни его зарождения, когда эта партия была еще слишком мало известна. И Гитлер сразу принял «План Гофмана» – он его полностью разделял.
«План Гофмана» предусматривал два главных направления ударов: Северо-Балтийское и Юго-Восточное. Северо-Балтийское направление позволяло, во-первых, создать мощную непосредственную базу для нападения на СССР. На всех прочих путях германской армии пришлось бы проделать длинный, трудный и весьма сомнительный переход по чужой территории с враждебным населением и неразвитым железнодорожным сообщением. Во-вторых, этот путь ведет прямо к жизненному центру Советского Союза.
Для решения этих задач план предусматривал установление господства Германии на Балтийском море «Германского союза» и создание военных баз по его берегам, нацеленных на Ленинград. В соответствии с планом, Германия должна поощрять создание оборонительных сооружений Данией и Швецией, блокирующих Зундский и Бельтский проливы – «балтийские Дарданеллы». Впоследствии Розенберг, во исполнение «Плана Гофмана», даже предложил Дании гарантию немецко-датской границы. И Дания в 1935 году начала сооружать авиабазы и базы подводных лодок в фиордах.
На континенте первой базой наступления должна была стать польская Гдыня близ Данцига: грузооборот Гдыни в то время обгонял грузооборот любого другого балтийского порта. К этой базе должен был впоследствии присоединиться Мемель, литовский порт, который лежит значительно ближе к следующим базам – Риге и Ревелю. Мемель – это, с одной стороны, рычаг для изолированной войны с литовцами, которая в двадцать четыре часа приведет к исчезновению литовской армии; с другой стороны, Мемель является рычагом к военному поглощению Германией всей Балтики, поскольку немедленно вслед за разгромом Литвы в Риге и в Ревеле абсолютно «сами собой» возникнут завуалированные германские колониальные правительства. С севера Ленинграду угрожает еще большая опасность. «Финские фиорды на Северо-Балтийском направлении должны представлять передовую линию наступления». Кроме того, летное расстояние от Финляндии до Ленинграда исчисляется минутами. Стратегически Ленинград –  идеальная оперативная цель. Расстояние от него до границы на юге (граница с Эстонией) равняется 12 км, на севере (граница с Финляндией) – 35 км. Здесь-то и находятся действительные ворота, ведущие в Ленинград. С запада к Ленинграду непосредственно подходит третья граница – Финский залив, который принадлежит тому, кто господствует на Балтийском море. Эта граница находится не более чем в 48 км от Ленинграда (от Кронштадта). Ленинград – это второй политический, культурный и экономический центр СССР, его взятие нанесет сильный, быть может, смертельный удар по советскому государству.
Юго-Восточное направление «плана Гофмана» предусматривало нанесение удара в сторону Украины и Кавказа. Именно Гофман в Первой мировой был инициатором создания «независимого украинского государства», признание которого по сепаратному мирному договору, еще до заключения Брест-Литовского мира, он почти вырвал в феврале 1918 года, благодаря личному нажиму на Австрию. На этот раз главными целями Германии, согласно плану, должны быть: Киев, чтобы создать центр украинского сепаратизма, угольный центр в Донбассе и нефтяной центр на Кавказе. Оккупация Австрии станет первым «естественным» шагом на юг. Следующая стадия – сокрушение Чехословакии. Разгром Чехословакии не представляет проблем. Она расположена словно в тисках: между Германией, Австрией, Польшей и Венгрией. «В течение нескольких дней изолированная Чехословакия будет разодрана на клочки… Восстание немецких сепаратистов внутри страны и в Словакии, которое произойдет одновременно с германским, венгерским и польским вторжениями, только дополнит картину».
Главным союзником Германии в реализации ее планов, по мнению Гофмана, должна стать Польша. Еще во время Первой мировой войны Гофман установил тесный контакт с Пилсудским и его «полковниками» из «Польской военной организации». Уже тогда Гофман, будучи в оппозиции к генералу Людендорфу, который фактически руководил всеми военными действиями Германии на Восточном фронте, настаивал на том, что Польша должна быть «пощажена» Германией, и в то же время он поддерживал планы Пилсудского относительно Белоруссии и Литвы. Именно польские войска заняли позиции немецких войск после Версальского договора для того, чтобы при поддержке Франции, США и Англии начать в 1920 году новую агрессию (интервенцию) против России.
Заметим, что гофмановский курс на сближение и военный союз с Польшей Гитлер впоследствии выдерживал последовательно и добивался успехов.  В декаб­ре 1938 году в докладе 2-го (разведывательного) отдела Главного штаба Войска Польского подчеркивалось: «Расчленение России лежит в основе польской политики на Востоке.… Поэтому наша возможная позиция будет сводиться к следующей формуле: кто будет принимать участие в разделе. Польша не должна остаться пассивной в этот замечательный исторический момент. Задача состоит в том, чтобы заблаговременно хорошо подготовиться физически и духовно… Главная цель – ослабление и разгром России». В разговоре с И. фон Риббентропом, состоявшемся в Варшаве в январе 1939 г., «Бек не скрывал, что Польша претендует на Советскую Украину и на выход к Черному морю». (Юзеф Бек, полковник, министр иностранных дел, в то время фактический правитель Польши.) То, что впоследствии все пошло не «по плану», и Германия оказалась в состоянии конфликта с Польшей  – не вина Гитлера: он-то стремился совсем к иному.
На Дальнем Востоке союзником Германии должна была выступить Япония. Последней отводилась на востоке такая же роль, что и Германии на западе. Перечислялись причины, по которым Япония будет воевать с СССР: «1. Японские аристократические правящие круги – смертельные враги коммунистов. 2. Японцы считают, что они получили недостаточно в результате русско-японской войны. 3. Японцам нужна часть Юго-Восточной Сибири и вся Маньчжурия для осуществления их планов. 4. Пока Россия слаба, это можно сделать. Настоящее время считается самым подходящим». Дальше говорилось: «Но более важной из всех причин является факт, что Англия, Франция и другие крупные страны хотели бы видеть такую войну. Даже США могут простить Японии ее другие действия, если она нанесет этот удар коммунизму».
 Итогом нового «крестового похода», согласно «Плану Гофмана», должно стать создание новой Восточноевропейской империи Германии, простирающейся от Белого моря на севере вплоть до Азовского моря на юге, охватывая часть северной России, Белоруссию, Украину и район Дона. Вместе это составляло примерно половину европейской части СССР, которая должна быть или непосредственно включена в империю, или подчинена номинальному управлению различных германских вассалов (Балтийский орден, Финляндия, Польша и др.). Что касается другой половины европейской части СССР, то Кавказ должен быть передан грузинским, армянским и другим сепаратистам; это означало на практике, что Кавказ тоже подпадет под германский контроль, в то время как другие «зоны» и «сферы влияния» оставлены за Великобританией, помимо ее «интересов» в Центральной Азии. Сибирь должна стать протекторатом Японии, азиатского участника «крестового похода», и ее буферным государством.
От СССР, согласно «Плану Гофмана», должно остаться после этого только узкое пространство между Москвой и Уралом, и там, в качестве нового государства, должна быть восстановлена старая «Московия». В «Нео-Московии» «должно править русское правительство, главная деятельность которого должна состоять в истреблении остатков коммунизма и раздаче заказов и концессий германским фирмам». На этом Восточный поход закончится.
Генерал Гофман умер в 1927 году, но «дело его продолжало жить». Нетрудно заметить, что Гитлер в своей политике реализовывал именно положения «Плана Гофмана», с которым был хорошо знаком (напомним, что именно «Группа Гофмана – Рехберга» первой поддержала Гитлера еще тогда, когда тот был почти никому не известным начинающим политиком). Вполне в духе гофмановского плана фюрер стремился сплотить вокруг себя страны Запада и сделать Восточный поход «совместным предприятием». Также он стремился к военному союзу с Польшей, направленному против СССР. Сблизился с Японией, стал укреплять свои позиции в Прибалтике и Северной Европе. Осуществил аншлюс Австрии, захват и расчленение Чехословакии.
Но дальше пошел сбой. Сталин сыграл на опережение – пошел даже на международный конфликт (война с Финляндией) и отодвинул границы Ленинграда на более или менее безопасное расстояние. Занял прибалтийские государства и тем самым лишил Гитлера возможности создать северный плацдарм для нападения на Советский Союз. Присоединил к СССР Западную Украину и Западную Белоруссию, в результате Германии не удалось организовать здесь центр объединения и мобилизации украинских и белорусских националистов, агрессивно настроенных по отношению к России.
В международном плане тоже пошли сплошные сбои. В силу ряда причин, скорее, личностного характера, Германия оказалась не в союзе, а в конфликте с Польшей. Также не удалось заключить союз с западными державами, пришлось воевать с ними. Япония, на которую рассчитывал Гитлер, действительно рассматривала планы нападения на Советский Союз и готовилась к этому нападению. Но подписание в 1939 году договора о ненападении между СССР и Германией («пакт Молотов – Риббентроп») произвел на японцев ошеломляющее впечатление. Не случайно заключение пакта было воспринято в Японии как предательство. Временный поверенный в делах СССР в Японии Н. Генералов докладывал: «Известие о заключении пакта о ненападении между СССР и Германией произвело здесь ошеломляющее впечатление, приведя в явную растерянность, особенно военщину и фашистский лагерь».
Аналогичную оценку дал и английский посол в Токио Р. Крейги, согласно донесению которого, это событие «было для японцев тяжелым ударом». Япония заявила Германии протест, указав, что советско-германский договор противоречит Антикоминтерновскому пакту, в соответствии с которым подписавшие его стороны обязались «без взаимного согласия не заключать с СССР каких-либо политических договоров». Японский кабинет министров во главе с К. Хиранума, являвшимся сторонником совместной японо-германской войны против СССР, был вынужден 28 августа 1939 г. подать в отставку. А 13 апреля 1941 г., несмотря на то, что Япония была одним из инициаторов Антикоминтерновского пакта, СССР и Япония пописали пакт о нейтралитете, что исключало для СССР войну на два фронта.
И все же все эти сбои не говорят о том, что «План Гофмана» был нереален. Еще как реален! И даже, несмотря на указанные сбои, он в значительной мере был реализован Гитлером на практике. И вполне мог удаться, пусть и не совсем в том виде, как представлял его сам Гофман.
Как известно, Гитлер подписал Директиву № 21 (план «Барбаросса») 18 декабря 1940 года. Однако сам этот проект складывался и формировался в течение десятилетий, вне зависимости от Гитлера и задолго до того, как последний вообще занялся политической деятельностью. Этот проект был оформлением тех идей, которые витали в западном, прежде всего, в германском обществе того времени; также он был отражением тех тенденций, которые существовали в нем. В достаточно законченном виде данный проект сформулирован в «Плане Гофмана», и именно этот план в несколько переработанном виде был положен в основу плана «Барбаросса» и в основу всей гитлеровской внешней политики.

(Oкончание следует)