• Новости
• 23 Июня, 2012

Непревзойденный талант

Аклима Омарова Искусству К. Ж. Байсеитовой в разные годы были посвящены не только многочисленные газетные статьи и страницы воспоминаний ее выдающихся современников и коллег, но и работы (в том числе недавно переизданные), преследовавшие цель представить жизнь и творчество певицы в необходимо полном объеме. Тем не менее, следует констатировать, что феномен личности и художественной индивидуальности Куляш Байсеитовой раскрыт далеко не в полной мере и не до конца. Вне должного внимания остается, прежде всего, проблематика концептуального характера. Как выстраивалось взаимодействие в системе «власть – общество – художник»? Как преодолевались идеологические и прочие барьеры? Каким было личностное «самочувствование» певицы в ее безусловном реагировании на запросы и требования времени (причем не только творческого характера)? Чрезвычайная интенсивность музыкально-исполнительской и общественной деятельности, осуществлявшейся в сложной, противоречивой и неоднозначной, обстановке тех лет, безграничная самоотдача, горечь потерь и неминуемых разочарований – все это остается по-прежнему раскрытым только в самом общем плане, без необходимой последовательности и документальной точности. Звездный статус и повседневная реальность с ее неизменными испытаниями на прочность, необходимость совмещать и в жизни, и в творчестве практически несовместимое, соответствуя общественным представлениям по таким разным параметрам – данные позиции и сегодня кажутся трудноосуществимыми. Из воспоминаний Н. И. Сац: «…Итак, кто у меня будет Чио-Чио-сан? Ольга Хан кажется рожденной для этой роли, но она – вторая. Первая – народная артистка СССР Куляш Байсеитова. Она уже не очень молода, фигура не «ах», но на репетициях держится умно, своего премьерства не подчеркивает, раньше всех начала слушать и как-то реагировать на мои реплики. То и дело мне шепчут: «Сделайте, чтобы Ольга пела эту партию первой, разве их сравнишь?!». А мне начинает казаться (неужели ошибаюсь?), что все «три измерения» у Куляш значительнее: и понимание задач шире, и мечта любви выше, и трагедийное глубже…». А Куляш Байсеитовой на тот момент всего 32 (!) года. Из письма А. Б. Никольской Л. М. Ауэзовой (1947): «…Поют хорошо, подобраны лучшие силы. Участвуют оба брата Абдуллины, Умбетбаев, Досымжанов, Куляш (ей, бедняжке, должно быть, нелегко петь партию Любы – матери, теряющей во время пожара своего ребенка, – это после смерти-то ее собственной девочки!)...». Потом будет десятилетие, ускорившее не только процесс непрекращающихся изменений внутри театральной жизни, но и закономерное появление молодых и профессионально «крепких» коллег-вокалистов, формирование нового ощущения себя во Времени, наверняка корректируемого его неумолимым ходом… И неизменная ответственность, определяемая званием «Народной артистки СССР», понимание необходимости достижения более высокого уровня по отношению к событиям теперь уже двадцатилетней давности и неминуемости «баталий», естественных накануне еще одной декады и связанного с нею «марафона»… Действительно, «личность композитора, исполнителя, артиста в зрелом сталинском обществе являлись общественно значимыми. Они находились на самом верху общественной иерархической лестницы. Ведущие композиторы и музыканты занимали и ведущие позиции в социально-музыкальных институтах. Их выдвигали на депутатские должности, давали премии, ордена и почетные звания. Степень плодотворного влияния больших музыкантов на общественное сознание в то время трудно переоценить». И вместе с тем «подходить к его (сталинского общества) изучению с едиными оценочными характеристиками, присущими, например, времени середины 1930-х годов, а также начала или, напротив, конца 1940-х годов, значит – грешить против исторической истины» (Е. С. Власова). Именно эти тезисы, думается, должны явиться определяющими в осмыслении статей и заметок самой Куляш Байсеитовой, опубликованных в течение трех десятилетий в периодической печати – всесоюзной и республиканской. Этот материал (его большая часть до сих пор не введена в научный обиход) следует прокомментировать в контексте культурной политики и идеологической конъюнктуры соответствующего периода. Подчеркну, что все публиковавшееся в те годы – в первую очередь, статьи, публичные выступления – подвергалось жесткому редактированию. Представляют интерес и публикации, появлявшиеся в прессе в связи с тем или иным выдвижением К. Ж. Байсеитовой: в соответствии с практикой тех лет отдельные факты ее творческой биографии оказываются подкорректированными, исходя из требований конкретной ситуации, что также нуждается в фиксации. Однако наибольших усилий может потребовать обобщение работ, сохранивших для истории оценочные суждения о творческой личности и исполнительском искусстве Куляш Байсеитовой. При сопоставлении данных, посвященных разными авторами воспоминаний одному и тому же событию, нередко возникают очевидные противоречия. Их преодоление («снятие») важно для установления верных акцентов в соотношении фактологической объективности и субъективной пристрастности. Среди почитателей таланта Куляш Байсеитовой – те, кто, в свою очередь, внес весомый вклад в развитие культуры Казахстана: писатели (М. Ауэзов, Г. Мусрепов, С. Муканов и др.), ученые (Е. Исмаилов, К. Мухамеджанов, А. Жубанов и др.), композиторы (Е. Брусиловский, Л. Хамиди, Г. Жубанова и др.), режиссеры и исполнители (К. Жандарбеков, Б. Досымжанов, Р. Жаманова и др.). Примечательны отклики представителей других национальных культур (Р. М. Глиэр, Н. Г. Жиганов, И. П. Яунзем и др.), образцы художественных произведений, посвященных певице (А. Тажибаев, Ж. Саин, Вс. Рождественский и др.). Весь этот массив исторических документов должен быть представлен широкой общественности с обязательной дифференциацией таких понятий и обозначаемых ими явлений, как «свидетельство» и «факт». Реконструируя и интерпретируя факты на основе многочисленных свидетельств, следует попытаться представить каждое важное событие ее биографии и творчества «в собственной, внутренней системности». Только через понимание специфики исторического момента, жизненных и творческих ситуаций, сложных и противоречивых узлов взаимоотношений, может быть воссоздан реальный, без глянца «канонического» изображения, портрет Куляш Байсеитовой, чье искусство музыкально-сценического перевоплощения, открытое для восприятия нового и ценного, оказалось во времени непревзойденным. ***** « И.В.Сталин и другие руководители посетили театр на декаде два раза. В первый раз Сталин приехал к середине «Кыз-Жибек», около третьего акта. Во второй раз он приехал к началу спектакля. В этот раз было решено поднести Сталину цветы. Сделать это должна была Куляш. После первого акта Жургенев дает мне задание. Надо передать Шанину (Шанин руководил сценой), чтобы перед началом третьего акта весь коллектив театра во главе с Куляш вышел на сцену на закрытом занавесе, и Куляш, подойдя к первой ложе справа, должна лично вручить Сталину большой букет цветов. Это задание я выполняю немедленно слово в слово. Обстановка на сцене нервная, дерганая, взвинченная. Все карманы сцены охраняются специально прибывшими товарищами в черных костюмах. Каждый выходящий на сцену чувствует на себе бдительное око товарищей, дежурящих в карманах сцены. Вид у Жумеке затормошенный, композиторские волосы взлохмачены, глаза уставшие, и когда я передаю ему распоряжение Жургенева, он одним ухом слушает меня и тут же командует установкой декораций второго акта, и тут же кто-то надоедливо на что-то ему жалуется. Но Шанин дает мне понять, что все ему ясно, и распоряжение Жургенева будет выполнено. Ладно. Я возвращаюсь и сообщаю Жургеневу, что Шанину все ясно и понятно. О’кей. Перед третьим актом ярко освещается рампа, и из-за закрытого занавеса выходит весь коллектив театра с Куляш, у которой в руках большой, красивый букет цветов. Куляш грациозно идет по авансцене направо, и за ней устремляется весь коллектив, растянувшись по сцене. Приблизившись к правой ложе и всматриваясь в сидящих в ней людей, Куляш выясняет, что тут что-то не то. Сталина и его соратников в этой ложе явно нет. Другой бы в этой обстановке дрогнул и запнулся. Но Куляш есть Куляш. Не растерявшись, она сделала полукруглый разворот и пошла столь же грациозно, не торопясь, через всю авансцену (а авансцена в филиале огромная) к противоположной, левой от сцены ложе. Коллектив, развернувшись, двинулся за ней. Куляш подошла к ложе, Сталин встал и принял у нее букет. Дело, столь аварийно начавшееся, благодаря самообладанию Куляш благополучно завершилось. Было много шуток и аплодисментов. Но после спектакля Жургенев страшным голосом распекал Шанина, обвиняя его во всех смертных грехах и угрожая привлечь к ответственности прямо в ГПУ. Шанин должен был догадаться, как считал Жургенев, что правая ложа из зрительного зала будет со сцены левой. Но в общем благополучный финал смягчил возбуждение наркома». Брусиловский Е. Г. Пять тетрадей // Простор, 1997, №10, с. 96-97. ***** Байсеитова К. Нас слушал родной Сталин Москва оказала нам теплый, товарищеский прием. Все мы чувствуем себя здесь, как в родной, братской семье. Восторженные, бурные овации, которыми награждают нас зрители, похвальные отзывы прессы, исключительное внимание вождей партии и правительства придают нам бодрость и энтузиазм. Но самое большое счастье для нас, казахских артистов – это присутствие любимого вождя народов товарища Сталина на нашем спектакле. Нас слушал родной Сталин, отец всех трудящихся. Благодаря его заботам возрожден казахский народ. Я, в прошлом угнетенная беднячка, теперь имею счастье выступать на большой сцене столицы всех народов. Правда. 1936, 21 мая. *** Байсеитова К. Создам образ новой женщины На встрече с московскими работниками искусств в Кремле я сидела рядом с любимым вождем народов тов. Сталиным. Недостает слов выразить те чувства, которые меня охватили в этот момент. Я с небывалой силой почувствовала все значение нашей работы, поняла, что эта работа, сколь бы скромна она не была, является частью огромной работы по культурному переустройству шестой части земного шара. Сейчас я преисполнена одним желанием – всей своей будущей жизнью оправдать доверие, которое оказали мне руководители нашей страны, наградив меня орденом Трудового Красного знамени. Я хочу в своих будущих ролях создать образы казахских женщин, которые активно строят вместе с трудящимися всего Союза счастливую и радостную жизнь. Казахстанская правда. 1936, 5 июня. *** Байсеитова К. Слово перед поднятием занавеса Итак, сегодня мне снова выступать в роли «шелковой девушки» в «Кыз-Жибек». Не впервые играть мне эту роль, но каждый раз, готовясь к выступлению в роли Кыз-Жибек на сцене, я чувствую большое радостное волнение и вместе с тем огромную заботу о том, как удастся мне роль на этот раз. Ведь «Кыз-Жибек» – это моя, так сказать, «коронная роль», впервые в этой роли мне удалось создать живой сценический образ, доходящий до зрителя. В этой роли меня видел на сцене Большого театра великий Сталин в памятный день 19 мая 1936 года. Первый раз я играла Кыз-Жибек в 1934 году, последний раз – недавно, на съезде животноводов. Но никогда не удавалось мне сыграть так, как в Большом театре 19 мая. Внимание великой пролетарской столицы к нашим выступлениям, внимание вождя советских народов были для меня лучшим источником вдохновения. Вот так сыграть сегодня, такую Кыз-Жибек показать алма-атинскому зрителю при открытии нынешнего сезона – мое горячее желание. Со всех сторон я чувствую большую заботу о себе как об артистке возрожденного казахского народа, и это заставляет меня больше и упорнее работать. Сейчас, готовясь к первому в нынешнем сезоне спектаклю, я вспоминаю ценные советы и указания, которые делали мне в Москве мастера советской культуры. Я вспоминаю слова тов. Керженцева о том, что надо мне сделать, чтобы пронизать образ «шелковой девушки» глубокой, присущей ей лиричностью. Наибольшее волнение вызывают во мне сцены последнего акта этой музыкальной пьесы. Красивы и величественны сцены первого акта, но в последнем акте по-настоящему глубоко доходит до зрителя драма героини. И всегда, играя Кыз-Жибек, проклинающую убийцу своего любимого Тулегена, оплакивающую его, я невольно заражаюсь волнением, я нахожу в своей игре наиболее искренние, живые ноты. Сегодня я выступаю в прекрасном большом театре, созданном заботами нашего правительства и крайкома ВКП (б), заботами нашего любимого шефа тов. Л. И. Мирзояна. Пьеса идет в тех же декорациях, что и в Москве, в памятный день 19 мая. Все это рождает во мне большое воодушевление и желание сыграть роль как можно лучше. Социалистическая Алма-Ата. 1936, 11 октября. В роли Кыз Жибек (Е.Брусиловский. «Кыз Жибек»)