• Исторические страницы
• 20 Февраля, 2016

Хан Алтынсары в дипломатической переписке Российской и Цинской империй (1809–1874 гг.)

Клара Хафизова, 
доктор исторических наук, 
профессор-китаевед

Значение, которое придавалось  присуждению и признанию титулов казахских правителей, а также  роль, которая предназначалась цинским правительством казахским титулованным особам, хорошо прослеживаются на  материалах биографии малоизвестного в истории Казахстана правнука хана Абулмамбета султана Алтынсары. Имя Алтынсары   встречается в китайских и русских документах, охватывающих период правления четырех цинских и четырех русских императоров   в течение 60 лет, в связи с  дипломатическим казусом по поводу его статуса. События свидетельствуют о продолжающихся попытках казахских правящих домов сохранить свои политические права и  хотя бы декоративную государственность.

Султан Алтынсары был подростком около 16-ти лет, когда его впервые привезли  в Китай в составе внушительной казахской делегации, прибывшей сюда для участия в торжествах по случаю юбилея пятого императора династии Цин.  Личное имя этого императора Юнянь, храмовое имя Жэньцзун, период его правления приходится на 1796–1820 гг. и называется  Цзяцин. По сложившейся китайской исторической традиции и во избежание путаницы, цинские императоры называются  именем своего правления, поскольку храмовое имя не упоминается всуе, а на личное имя накладывалось табу. 
Период правления Цзяцин относится к третьему и последнему периоду могущества Цинской империи, когда приобретенные территории на западе и севере страны полностью находились под влиянием цинов, а колониальная агрессия западных стран еще не началась. Восстания уйгуров и других народов Восточного Туркестана, вспыхивавшие одно за другим, пришлись на периоды правления последующих правителей, так же как и опиумные войны, навязанные Цинской империи Англией. Другие крупные соседние государства – царская Россия в конце ХVIII – первой четверти ХIХ вв. продолжала отношения с казахскими правителями через Коллегию иностранных дел, а Кокандское ханство находилось в процессе образования.    Цзяцин справился с задачей сохранения земель, захваченных его предками – императорами Канси и Цяньлуном, и укрепления власти маньчжуров на  национальных окраинах. Два ответвления возрожденного  северного участка Шелкового пути, первый – тянувшийся от Ланьчжоу на реке Хуанхэ и далее через Казахстан по долинам рек Чу и Талас до Ферганской долины, и второй – по левобережью Иртыша и через Семиречье до  Центрального Казахстана,  отвечали экономическим интересам феодальной казахской верхушки. Одновременно, преимущественно по этим же маршрутам, осуществлялись их дипломатические связи с цинским Китаем. Новогодние праздники по лунному календарю и круглые даты юбилеев императора были отличным поводом для определения настроений ханов и султанов, уточнения их политических и экономических интересов, а также взаимного обмена подарками. Во время проведения  торжеств цинские императоры лично беседовали с знатными гостями и оказывали им другие знаки благоволения для укрепления отношений, что отражалось в записях дворцовой хроники.1
 Осенью 1809 г. в летнюю резиденцию Бишу шаньчжуан в Жэхэ прибыли посольства  многих народов Восточной и Центральной Азии. Среди них были и представители влиятельных казахских правящих домов:  султана Тогума – сына хана Болата,  ближайших родственников Вали хана,  Абулфаиз султана. Император Цзяцин 4 октября 1809 г. издал несколько указов, относящихся  к Казахстану. Один из указов гласил, что династия Цин  официально признает  сына почившего хана Болата-Тогума новым казахским ханом. Второй указ был о том, что официальным наследником хана Тогума объявляется его сын султан Алтынсары, который имеет право сесть на трон после смерти отца.2 Третий указ имел отношение к послам Вали хана, который просил признать его наследником султана Габбаса, что  наводит на мысль о  том, что  цинский двор принимал посольство хана  Тогума, потомка Абулмамбета вместе с посольством  сына Абылая Вали хана. Следовательно, наследные дела были согласованы с этим казахским ханом. Это было большой поддержкой Вали хана со стороны цинского правительства в преддверии подготовки ликвидации ханства русским императором.  Но, возможно, в какой-то степени и острасткой сыну Абылая, имевшему в то время более тесные связи с российской стороной. 
 По возвращении после юбилея домой Алтынсары незаметно прожил большую часть своей жизни, ничем особо не проявляя себя и никак не привлекая внимание ни китайского, ни русского правительств. Судя по последующим событиям, все потомки хана Тогума и его  наследник Алтынсары продолжительное время не имели прочных отношений с Китаем. Если   их торговцы и выезжали в Синьцзян,  то могли это они делать не самостоятельно, а присоединяясь к караванам Вали хана, других феодалов восточных казахов, возможно, также и Кокандского ханства. 
 Об Алтынсары цинское правительство вспомнило по прошествии  нескольких лет.   После неудачи с вручением ханского ярлыка Губайдулле Валиханову в 1822 г. цинское правительство решило не отказываться от практики титулования казахских ханов и в поисках подходящей другой кандидатуры извлекло из архива дело хана Тогума. В это время на трон сел новый император Даогуан, а обстановка на пограничных окраинах вскоре была дестабилизирована вторжением в  Кашгарию войск ходжа Джахангира. 
Получив официальное известие о смерти хана Тогума от одного из его ближайших родственников – Джангира, который  назван братом Алтынсары, илийский генерал-губернатор тотчас доложил об этом Военному совету. Вскоре последовал указ императора Даогуана от 9 луны 1826 г. о присвоении  ханского титула  старшему брату Джангира – Алтынсары.3 Для того чтобы передать ханский титул официально утвержденному еще 20 лет назад наследнику, а также для  того, чтобы заручиться   лояльностью Алтынсары, илийский генерал-губернатор согласно установившейся традиции должен был позаботиться о приезде в Пекин одного из его сыновей. Военный совет рекомендовал устроить визит  в начале весны  1830 г., приурочив их к новогодним торжествам. Однако, как уже упоминалось выше, с Алтынсары в течение 17 лет цинское правительство не имело никаких связей.4 Поэтому вначале следовало отыскать самого Алтынсары, а также его первенца или любого из его  родных  детей. Об этих планах, а по  выражению западно-сибирской администрации – «происках», китайских властей сохранились сведения и в русских архивах.5 
В начале декабря 1827 г. в Омске от частных лиц стало известно, «что по повелению китайского богдыхана предположено возвести в киргизской Степи на ханство султана Алтынсары». Когда до Алтынсары была доставлена весть (что само по себе являлось в то время весьма нелегким предприятием) о намерении цинского двора передать ему патент на ханство, султан с небольшой свитой прибыл в кочевье своего родственника султана Сарта Ючина   (о нем разговор отдельный. – К. Х.), пребывающего в кочевьях у  реки Аягуз. Отсюда он мог легко связаться с властями города Чугучака  (Тарбагатая),  куда  регулярно выезжали семипалатинские купцы. Встревоженный этой новостью омский областной начальник писал семипалатинскому окружному начальнику: «Поелику известие сие по важности своей требует точнейшего удостоверения, то и поручаю Вам,  Ваше  благородие, без  малейшего упущения времени распорядиться секретным образом разведать по сему обстоятельству и донести мне в непродолжительном  времени со всею подробностию и основательностью». Решено было направить в ставку Сарта Ючина конфедеранта – татарского купца, для сбора достоверных материалов. В Омск вскоре стали поступать из разных источников сведения об обстоятельствах связи султана Алтынсары с администрацией Чугучака. Старший султан Аягузского округа Сарт Ючин, как российский чиновник, в то же время имеющий китайский княжеский титул, со своей стороны также вынужден  был сообщать российским властям о делах своего родственника. От него стало известно, что Алтынсары получил грамоту цинского императора о том, что в связи со смертью его отца Тогума три года тому назад, он наследует ханский титул, который тому достался некогда от его отца хана Болата – деда Алтынсары. Цинское правительство намеревалось совершить полный церемониал возведения Алтынсары Тогумова на ханство по  принятым  правилам: вначале провести поминки по его отцу («приличную азу»«), а затем конфирмацию нового хана. Чугучакский хэбэй-амбань (главноуправляющий Тарбагатайского округа Синьцзяна) приглашал Алтынсары прибыть ближе к городу Чугучаку к горам Тарбагатай для совершения этих двух церемониалов приблизительно к 19 декабря 1827 г. Он  сообшил, что китайское посольство доставит туда серебро, шелка и другие вещи, а также продукты, среди которых особо упомянут рис (сорочинское пшено).  Когда купец-осведомитель зимой 1827 г. прибыл к султану Сарту Ючину, чтобы выполнить тайное поручение омского начальства о намерениях и действиях Алтынсары, то оказалось, что он опоздал: Алтынсары уже отбыл из ставки Сарта Ючина и устроился поблизости   китайской границы  в кочевье султана Бопы – сына Абулфаиза. Зимовка того находилась в урочище Мамырсу по эту сторону Тарбагатайских гор. При султане Алтынсары находилось человек 12 его приближенных туленгутов, три почетных бия: Торекан Исенбаев, Джамгурча Гангельдин, Баянбай Буронбаев, а также молодой султан Убий – сын Мурата султана.  Так искаженно записаны имена приближенных Алтынсары русским толмачом того времени, надеюсь, историки Казахстана идентифицируют этих людей. 
Сохранились записи и о внешности Алтынсары. Это был мужчина  34-х лет  (отсюда следует, что он родился ок. 1793 г.), лицом смуглый, «вид имеет не очень острого человека», никогда не был замечен в притеснениях русских и кокандских купцов, т. е. никогда не был уличен в их грабеже. Он жил неприметно у себя в кочевьях, не имея тесных связей ни с кем, соединяясь с другими родами только при прикочевке к рекам Ишим и Нура в летнее время. Зимние его стойбища также  находились в отдалении от китайских пределов, что и явилось причиной отсутствия в Кульдже каких-либо точных сведений о нем, его семье и его роли в политической и общественной жизни Казахстана. Но он имел наследственные права на трон, что и привлекло к нему внимание цинской династии, решившей причислить его к своим вассалам.
Китайское посольство, прибывшее для вручения грамоты Алтынсары, состояло из 120 человек во главе с крупным чиновником. Однако оно не могло пройти через местность Улуяр в  связи с большим снегопадом и возвратилось обратно в Чугучак. Все же оно успело уведомить через верных казахов Алтынсары о том, что церемониал непременно будет проведен,  сроки же его переносятся на конец февраля 1828 г. Узнав об этом, Омск решил вновь направить на границу своего конфедеранта,  вновь положив ему за услуги вознаграждение в 170 руб., немалую сумму для того времени.
Начальник Семипалатинского внутреннего округа полковник Кемпен от многих слышал, что Алтынсары не имеет авторитета среди своих родичей, мало известен в Казахстане: «...  Он неславен и от прочих орд тоже мало имеет уважения, он и на волость свою мало имеет влияния, да и вовсе сия почти выходит из повиновения его». В то же время, не было замечено за Алтынсары никаких «шалостей», т. е. случаев неповиновения или проявления враждебности по отношению к сибирским властям. Находился султан в Алтай-аргынской волости, в  летнее  время прикочевывал к горам Улытау и Кишитау, зимовал у реки Дарьи (?). Это были родовые кочевья дома хана Тогума (умер ок. 1824 года), сына хана Болата, внука Абулмамбета. Правда, среди зимовок Тогума упоминаются и урочища в Тарбагатайских горах. Кочевья Алтынсары находились далеко от российских линий, он никогда не приезжал для торговли или по другим делам в Тобольск и Омск, ни тем более, в синьцзянские города.  Вероятно, у него не было больших стад скота. Сибирские власти  уверились в том, что в поле зрения китайской дипломатии он попал лишь в связи со своим происхождением и благодаря тому, что его дед и отец в свое время получили  ханские ярлыки, выданные цинским правительством.  В этих ярлыках непременно отмечались специальным указом их прямые наследники. Алтынсары еще в 1809 г. был записан наследником  своего отца Тогума, с чем был связан его приезд в Китай в подростковом возрасте, о чем сказано выше. 
В связи с далеко идущими планами цинского правительства, Алтынсары привлек к себе опасное внимание русских пограничных властей и сам, не желая того, попал в фокус китайско-российских отношений. Между тем, в  20-30-е годы ХIХ века политика Цинской империи активизировалась в связи с намерением  России упразднить ханство в Казахстане, а также в связи с политикой Кокандского ханства в регионе. Кокандское ханство, несмотря на постоянные дворцовые интриги,  завершавшиеся иногда ханоубийствами, начало завоевание Семиречья  и усилило  политику проникновения в китайский Туркестан, оказывая моральную и материальную поддержку уйгурским религиозным вождям – ходжам в их борьбе за Восточный Туркестан. Илийский генерал-губернатор Юй Линь предлагал Военному совету  нанести решительный удар Коканду, чтобы обеспечить безопасность управляемому им краю. Другой важной целью Юй Линя было  помешать Коканду завоевать киргизов и казахов, для чего он под предлогом поимки «мусульманских бунтовщиков» предлагал ввести отряды   в район междуречья Чу-Талас.6 В  1825 г. основная деятельность цинского пограничного командования была направлена против Кокандского ханства. Поэтому  стало придаваться большое значение  весенне-осеннему объезду цинскими пограничными отрядами караулов на границе с казахскими и киргизскими владениями, а также   встречам и переговорам  офицеров и чиновников с местными правителями и старшинами.    Государственное значение придавалось возобновлению связей с ранее титулованными казахскими и киргизскими правителями, а также присуждению титулов  их новым  старшинам, чтобы увеличить число своих сторонников и доброжелателей. 
Китайское посольство во главе с сановником в чине,  соответствующем  русскому  полковнику, прибыло 5 мая 1828 года с охраной из сотни калмыков (ойратов) и разбило 15 белых и синих китайских палаток невдалеке от аула Бопы Абулфаизова. Бопы правил найманами Сыбановской волости и имел постоянные посольские и торговые связи с г. Чугучаком. Несомненно, он поддерживал политику цинской династии в отношении казахских правителей. Алтынсары на этот раз прибыл в аул родственника к назначенному сроку.
 Утром китайский посол зачитал Алтынсары указ цинского императора о признании его наследственных прав, а днем прислал императорские подарки. Татарский купец, имевший задание Омска разведать все подробности встречи, среди подарков назвал 100 кусков маломерной бязи, 2 куска ткани манлык (императорский шелк с изображением драконов), 8 кусков шелковых с цветами канф разного цвета, 14 аршин русского вельвета. На другой день были доставлены подарки и посреднику в переговорах представителей китайских властей с Алтынсары Бопы султану: 50 кусков бязи, 2 ткани манлык и 5 кусков канф. Затем глава посольства заявил о желании получить от Алтынсары бумагу, удостоверяющую получение им императорских даров. Вышеперечисленные подарки были такого рода, что несомненно видно их предназначение, особенно белой бязи, которая употреблялась мусульманами в траурном обряде, а также для шитья повседневной мужской и женской одежды. Однако казахский султан неожиданно заупрямился и выразил недовольство тем, что количество даров не соответствует получаемому им сану. Ему было известно, что обычно для поминовения отца наследника ханского престола цинские власти выдавали 12 ямб серебра, также не 2, а 4 куска манлыка и 8 кусков канфы. Затем, во второй раз «небесные подарки» преподносились при вручении самой грамоты на наследование титула. Отец Алтынсары Тогум наследовал после смерти деда Болата титул «ван» и рассказы об этом, а также сведения о числе получаемых при этом случаях подарках императора могли остаться в семейных преданиях и пока не обнаруженных историками документах.
В ходе переговоров китайский посол объявил, что вскоре султану будут дополнительно отосланы 5 ямбов серебра и приглашение Алтынсары прибыть на аудиенцию к императору. В докладе западносибирскому генерал-губернатору с отчетом об этом инциденте начальник Омской области также специально отметил, что «Алтынсары требовал настоятельно по прежним обыкновениям обрядов и даров, какие совершались при поминовении об умерших ханов и при утверждении новых». Однако подводя итоги дипломатического демарша цинского правительства, царский чиновник счел нужным сказать: «Обстоятельство сие, хотя впрочем довольно обыкновенное, в порядке принятых китайцами отношениях к киргизским султанам, а при том неоднократные примеры подобного возведения их на разные степени чинов и званий не обнаруживали ничего, кроме желания китайцев удерживать киргизов,  кочующих  в смежности с их владениями в мнимой зависимости своей...». Иными словами, политика Китая была направлена также на сохранение своей власти в Синьцзяне и в интересах безопасности границы.
Юноша, записанный в русских источниках под искаженным явно именем Убий и который присутствовал при переговорах Алтынсары с китайским посольством, указан как сын султана Мурата. И он по принятым правилам, несомненно,  предназначался Алтынсарой в  заложники к цинскому двору.   Оказалось, что  Алтынсары дважды присылал своего сына Чжахаламайтэ (Жалгамамбет? – К. Х.). на встречу с китайскими чиновниками  в Синьцзяне, при этом называл себя в письмах ханом и дважды преподносил от своего имени в дар императору породистых коней.
Случай с конфирмацией султана Алтынсары показывает, что цинское правительство  после инцидента с Губайдуллой, закончившегося трагически для последнего – султан и его сын были арестованы царскими властями и сосланы в Березов, не собиралось отказываться от своей многолетней практики титулования казахских феодалов. Точно так же и казахские феодалы для сохранения своей власти и казахской государственности продолжали придавать этим обрядам большое политическое значение. Так материализовался их протест против царской России, лишавшей их законных прав на трон, на управление своими сородичами и своей страной.   Подобные настроения  послужили одной из причин мощного восстания   под управлением Кенесары хана – современника Алтынсары. Однако на этом дело с Алтынсары не закончилось. Оно имело свое продолжение, показывавшее, что между казахскими феодалами разгорелась борьба для получения титулов, в том числе с целью завладеть пастбищами на территориях Монголии и Синьцзяна, находившихся в  пределах Цинской империи.
Обычно цинское правительство жаловало разные чины и титулы преимущественно потомкам хана Абылая, который стоял у истоков казахско-китайских связей. Затем оно решило расширить круг титулованных казахских ханов, включая в их число потомков Абулмамбета, среди которых были феодалы, не проявившие себя ничем в Степи, а также не имевшие никаких связей с Синьцзяном. Вновь интерес цинских властей к личности Алтынсары  возобновляется  в середине  и в начале 70 гг. ХIХ века. В период подготовки Кульджинского (Илийского договора) 1851 г., когда решался вопрос об открытии городов Кульджа и Тарбагатай для русской торговли и праве России привлекать казахов к юридической ответственности за правонарушения. Затем вопрос об Алтынсары временно заглох, но вновь приобрел остроту в связи с новым этапом территориального разграничения между Российской и Цинской империями на западном участке границы. Цинская сторона продолжала возлагать большие надежды на факты титулования казахских правителей, стремясь в дальнейшем предъявить свои права на  районы их проживания.
В 1855 г. в Пекине на Военном совете в присутствии императора  и в  кабинете министров (Нэйгэ) обсуждался доклад  Тарбагатайского цанцзань дачэня Ин Сю о ходе расследования  дела о наследовании ханского титула Алтынсары. Ин Сю докладывал, что им получено письмо от Алтынсары, который якобы просил передать ханский титул его племяннику по имени Чотан (Чотан, Чаотан – очевидно искаженное Шортан), так как сам он, достигнув преклонных лет, уже не в силах управлять казахами. Китайское правительство решило поступить согласно просьбе хана. Но дело это оказалось непростым. Последующие события показали, что цинское правительство было преступно введено в заблуждение этим Шортаном. Как оказалось, никаких писем цинским властям с отречением или с каким-то  отказом от ханского титула Алтынсары никогда не писал. Выяснилось, что письмо было сфабриковано Шортаном и поддержано маньчжурскими толмачами за определенную мзду. В связи с этим было заведено уголовное дело, длившееся несколько лет. Цинское правительство в тот период по-прежнему  не имело представления о том, где находятся Алтынсары со своими сыновьями. Но точно было известно, что у Алтынсары  был сын (старший? – К. Х.) по имени Чжахаламайтэ. Через 4 года после этого события из архива вновь  было извлечено это дело в связи с тем, что новый тарбагатайский наместник поднял тревогу, выяснив, что Шортан является племянником Алтынсары по женской линии, а не по отцовской, т. е., что он является  сыном одной из его сестер, а не родного брата. О подложном письме от имени Алтынсары  и обмане  с вопросом о родственных связях вопрос обсуждался в Военном совете, главном политическом органе Цинской империи, настолько важным он представлялся для государственных интересов. Тем более, что 31 августа 1859 г. (в 8 луне 9 года правления Сяньфэн) последовал указ императора о награждении Шортана  шляпой с плюмажем из двухочкового павлиньего пера,  т. е. присуждения ему звания офицера дворцовой гвардии. В этом указе Шортан уже именуется казахским ханом. Но и этим интрига себя не  исчерпала.
 В следующем году против тарбагатайского наместника Ин Сю было возбуждено уголовное дело  в связи с поджогом русского торгового круга в Чугучаке. Одновременно с этим против него было выдвинуто обвинение, что он не удосужился  тщательно разобраться с прошением Алтынсары с его якобы отказом от ханского титула, а поверил на слово местным толмачам, которые небескорыстно добивались присвоения ханского титула Шортану. 28 января 1861 г. уголовное дело против Ин Сю еще не было завершено, хотя его и лишили всех должностей. На этот раз цинское правительство рекомендовало устроить в Синьцзяне очную ставку  Шортана с Алтынсары. В случае же, если Алтынсары в виду престарелого возраста не смог бы прибыть в Тарбагатай, то добиться приезда его сына Чжахаламайтэ. Следовало любой ценой добиться приезда Алтынсары в виду исполнения пунктов русско-китайского Пекинского договора  о делимитации  западного участка границы. Ввиду важности дела, дела с титулованием казахских правителей решались местными властями без соблюдения принятых бюрократических формальностей.       
Итак, в 1862 г., через 30 лет после присвоения титула   Алтынсары,  китайцы вновь приступили к розыску его самого, а также его сына (сыновей), имен которых они точно не знали. В Казахстан был тайно отправлен с заданием отыскать следы Алтынсары и его семьи казахский аксакал (старшина) Хоцзякай. Кроме того, было отправлено письмо западносибирскому генерал-губернатору с официальным извещением о том, что  прямой потомок хана Среднего жуза Алтынсары в свое время получил титул хана от китайского правительства осенью 1861 г. Таким образом, цинское правительство стало играть в открытую, поставив царское правительство в известность о своих намерениях. Дело приобретало характер международного скандала.
Западно-Сибирское генерал-губернаторство направило ответное письмо в канцелярию Кульджинского генерал-губернатора, в котором писало, что казахи приняли подданство Российской империи в 1738 году,  что с того времени титул хана в Степи отменен, и что Алтынсары является ханом-самозванцем. И он имел постоянное проживание в пределах русского государства. И что русское правительство всегда считало и продолжает считать его лишь одним из султанов. На этот раз цинское правительство официально было уведомлено о  том, что Алтынсары является подвластным России. Оно все же позволило себе выразить удивление по поводу того, что султан продолжает называть себя ханом, несмотря на то, что царское правительство утверждает об упразднении института ханства в Степи. Но до завоевания Средней Азии, Россия не могла запретить  цинам признавать за Алтынсары ханский титул и принимать его посольства в Китае. Цинское правительство из этого сделало для себя важный вывод, что Россия намерена претендовать на юго-восточные казахские земли.  Между тем, в цинском дворцовом хранилище сохранились документы, подтверждающие то, что Алтынсары дважды: в 1855 и 1856 годах присылал своего сына Чжахаламайтэ в Китай. При этом он называл себя в грамотах ханом и оба раза преподносил в подарок императору коней, что  символизировало в глазах цинского правительства даннические отношения между цинским императором и казахским ханом. 
К тому времени, вопрос осложнялся в связи с тем, что на титул хана казахов Алтая и Монголии стал претендовать некий Шортан, выдававший себя за племянника хана Алтынсары. Кочевья Шортана находились в Монгольском Алтае на территории Цинской империи, он имел многочисленных сородичей, а подвластные ему казахи обитали также в Тарбагатайском, Алтайском  округах в Синьцзяне и Улясутайском округе в Монголии. Шортан обладал реальной властью, с которой цинские власти принуждены были считаться. Как бы то ни было, несмотря на заведенное на него судебное расследование за подложное письмо о якобы отказе Алтынсары от ханского титула и намерении передать его этому старшине,  длившееся  более 10 лет, цинские власти примирились с узурпацией власти Шортаном. Они вынуждены были признать его ханский титул в связи с продвижением вопроса о территориальном разграничении. В то же время, Пекин не отказался от  признания законных прав Алтынсары и его сына. Поиски Алтынсары и его потомков цинской стороной не прекращались. В своем докладе от 10 октября 1861 г. Военному совету тарбагатайский цанцзань дачэнь Мин Сюй писал: «Покорнейший слуга уже докладывал 27 числа 3 луны (6 мая 1861 г. – К. Х.), что согласно высочайшему указу  направил  посыльных в разные казахские кочевья, чтобы выяснить место проживания Алтынсары и его сыновей. В высочайшем указе от 3 числа 6 луны (10 июня 1861 г. – К. Х.) по-прежнему (нам – рабам) повелено продолжать тайный розыск Алтынсары и его сыновей. По словам Шортана, упомянутый хан уже подчинился России. Как указано в высочайшем повелении, следует выяснить соответствует ли это действительности или  (Шортан) лжет в своих интересах? Покорнейший раб в соответствии с предначертанным указом командировал уже  чиновников в чине вэйинчжана Мулунъа, а вслед за ним отправил вэйселиня Иботу (в Казахстан, чтобы те) скрытным образом добыли верные сведения.
Согласно полученным один за другим донесениям Мулунъа и Иботу, упомянутый Алтынсары с сыновьями действительно проживал на землях, относящихся к России, этот слух не является злонамеренным. (Командированные) офицеры, вновь отправленные для розыска в казахские кочевья, находящиеся под властью России, узнали у ахалакци (акылыкшы, казахского старшины по имени – К. Х.) Цзякай (Хоцзякай), что Алтынсары с сыновьями живут в местности Кокшетау, относящейся к России. Но туда можно проехать, лишь получив соответствующий российский пропуск».7
В канцелярию Западно-Сибирского генерал-губернатора вновь был направлен  запрос о том, действительно ли подданный Цинской империи хан Алтынсары проживает на территории Российской империи. В ответе российской стороны также вновь  подчеркивалось, что 1) казахи с 1738 г. являются поданными Российской империи; 2) в Казахстане с 1821 г. упразднены ханства и ханские титулы; 3) Алтынсары является султаном и все его дети проживают на территории подвластной России и не имеют права принимать титулы иностранного государства. Однако цинское правительство решило игнорировать заявление  русского пограничного начальства, попросив уточнить конкретное место жительства Алтынсары.8
Когда же цинское правительство, наконец, удостоверилось в том, что Алтынсары проживает на казахской территории, находившейся  под властью России, оно выдвинуло идею о том, что необходимо в любом случае информировать Алтынсары о факте узурпации  его титула Шортаном. Следовало узнать  реакцию хана на это обстоятельство и на то, намерен ли он оспаривать свои законные права. Указ об этом последовал 28 января 1861 г.  Цинское правительство стремилось добиться приезда Алтынсары в Китай в любом качестве, в том числе в качестве свидетеля или обвинителя на суде. Сведений о том, пытался ли Алтынсары нанести визит в  Китай, в нашем распоряжении нет. Понятно, это намерение почти  невозможно осуществить при жесткой позиции русского правительства. Несомненно, за действиями Алтынсары и его сына тщательно следили.
Цинское правительство продолжало придавать большое значение вопросам наследования потомками казахских правителей в связи с близостью их земель к территории Цинской империи и нахождением части подчиненных им родовых колен в ее пределах. Император отмечал, что это дело всегда находилось под контролем правительства, поэтому он приказал илийскому генерал-губернатору Чан Линю связаться с казахскими султанами на предмет избрания ими достойного хана. Кроме того, было приказано тайным образом продолжать расследование дела о подлогом пограничных чиновников в связи с титулом Алтынсары. Этот приказ был передан из Пекина  в Кульджу сверхсрочно со скоростью 600 ли (приблизительно, 300 км) в сутки. А цинскому правосудию хотелось провести очную ставку Алтынсары и Шортана, добиться приезда Алтынсары для разоблачения подлога. Иными словами, цинское правительство долго не отказывалось от своего намерения признать казахским ханом Алтынсары. Проблема оставалась актуальной в связи с желанием отсрочить делимитацию границы на казахстанском участке, начатой в 60-х годах.
Однако сановники Военного совета на заседании осенью 1863 г. настаивали, чтобы не лишать Шортана ханского титула, присвоенного им путем подкупа пограничных чиновников. Хотя его действия были не законны, но  за него  просили  тарбагатайские и другие трансграничные казахи. Шортан со своей стороны так же не уставал выражать преданность цинскому правительству и обещал, что он  ни под каким видом не переметнется на русскую сторону. Таким образом, они высказывались за то, чтобы за Шортаном  оставался титул, а виновные чиновники были наказаны за взятки и злоупотребления властью.   
Надвигалось мощное восстание мусульман  Китая. Кроме того, между Россией и Китаем шли переговоры о проведении границы от пикета Шабин-Дабага на Иртыше и далее в юго-западном направлении. Тарбагатайские казахи пришли к решению избрать своим ханом Шортана и подтвердили, что намерены вместе с ним сохранять верность цинскому императору, чтобы остаться на своих привольных кочевьях. За один день 5 октября 1863 г. последовало сразу два императорских указа о деле Алтынсары и Шортана. Наконец, 29 ноября 1863 г. был издан  высочайший указ с разрешением оставить за Шортаном титул самовольно присвоенного им титула казахского хана. Главной причиной этого было то, что  кочевья казахов к тому времени распространились не только в Тарбагатае, но и в соседних Тыве (Урянхае) и Монголии (нынешний р-н казахского аймака в Монголии Баян-Улгей). Подчинявшиеся Шортану казахи проживали на территории Кобдинского округа, хотя сами они и не относились к управлению Кобдинской администрацией, они относились к правлению Тарбагатайского цанцзань дачэня (советника Илийского генерал-губернатора). Вновь актуальным стал вопрос о том, чтобы крепче связать кочевников отработанной веками политикой  привлечения и сковывания «цзимо», которая осуществлялась  через и при посредстве лояльных правителей соседних народов. Шортан и потомок Абулфаиза гун Ацзи (Аджи) докладывали  о делах тарбагатайскому наместнику, затем после представления их доклада выносилось правительственное решение.  Чтобы собирать ежегодную арендную плату конями за пользование пастбищами в местностях  Кэрцинь-хайлюту, Хони-Майлаху и других, где обосновались казахи  из Тарбагатая, был отправлен специальный отряд. Оказалось, что при этом у китайцев не было точного списка  податных  людей, проживавших в районе Маниту-Гатулхан, Хони-Майлаху и Кэрцинь-Хайлиту, поэтому  число реквизированных коней было весьма произвольным.  Возмущенные самоуправством цинского отряда  хан Шортан и гун Ацзи (Аджи) написали жалобу в Пекин. Император Тунчжи настоятельно требовал в своем указе от 15 сентября 1864 г., чтобы перед территориальным разграничением в пределах трех указанных караулов не оставалось пустующих мест, так как эти земли на пограничной территории  цинское правительство намерено было отрезать  себе. Если бы этого  не удалось достичь, то следовало обдумать, каким образом устроить там проживающих в Цинской империи казахских правителей с подвластными им родами. Селить цинскоподданных монголов между  указанными караулами считалось нецелесообразным, очевидно потому, что земли давно закрепились за казахскими скотоводами. Кроме того, подобное переселение сразу стало бы известно русскому правительству и вызвало бы его немедленный протест. 
Мало кто из наших ученых осведомлен об Алтынсары и, тем более, изучал его деятельность. И все же, он оставил свой след в истории Казахстана. Как следует из дипломатической переписки двух соседних держав,  его биография отражает страницы китайско-русских отношений второй половины XIX века, а также специфику соперничества двух держав  в Центральной Азии  за влияние на казахов на протяжении более 50 лет. В результате раздела сфер влияния, Средняя Азия и Казахстан были присоединены к России, а Синьцзян остался во власти цинского Китая. Документы показывают, что потомки ханов не прекращали усилия за политическое выживание под покровительством одной из соседних держав в зависимости от того, где находились их главные пастбища и какие земли ими были обжиты. Казахская элита продолжала трепетно относиться к своей родословной и своим традиционным правам, хотя в международном сообществе они носили декларативный характер. 

Литература
1. Восточная дипломатия на стыке цивилизаций (конец XIV – 70-е годы  XIX вв.). Сборник документов и материалов. Отв. ред. К. Ш. Хафизова, Д. К. Кыдырали. Автор введений, переводов китайских документов, научных комментарий и указателей К. Ш. Хафизова. Астана: «Ғылым» баспасы, 2015,  400 с.    
2. Дай Цин Жэньцзун жуй хуанди шилу (Правдивые записи периода правления Цзяцин). Токио, 1936.   
3. Дай Цин Сюаньцзун чэнь хуанди шилу (Правдивые записи периода правления Даогуан). Токио, 1936.
4. Дай Цин Вэньцзун сянь хуанди шилу (Правдивые записи периода правления Сяньфэн). Токио, 1936.
5. ЦГА РК. Фонд 338. Оп. 1. Д. 659 «О происках Китайской империи в Казахской степи».
6. Пань Чжипин. Чжунъя Хаоханьго юй циндай Синьцзян (Кокандское ханство  и Синьцзян цинской эпохи). Пекин: Чжунго кэсюэюань чубаньшэ, 1991,  298 с.   
7. Дай Цин Муцзун  и хуанди шилу (Правдивые записи периода правления Тунчжи). Токио, 1936.
8. Чжун Эгуаньси данъань (Архивные материалы о каз