• Общество
• 16 Октября, 2012

Эстетические черты японской литературы

Гайни Мухтарова,

кандидат философских наук

Эстетика охватывает почти все области жизнедеятельности человека. Категории, представленные в наиболее обобщенном виде, выражают представления человека о красоте, а также его отношение к действительности.

В японской эстетике существует классификация специфических способов отражения и восприятия действительности, как например, «ваби», «саби», «юген», «моно но аварэ» и др. Эти термины, зачастую не поддающиеся точному переводу, присущи японской культуре во многих ее проявлениях.

По утверждению писателя Тэцудзо Таникава, эстетическое чувство – это основа японского национального характера, именно та кардинальная черта, вокруг которой группируется все остальное.

Самыми яркими характеристиками эстетики японского литературы являются такие, как «недосказанность», «иносказательность» содержания произведений, в частности, литературных.

Наиболее ярко принцип недосказанности заметен в японской поэзии и литературе – например, в стихотворных пятистишиях «танках» и, в особенности, трехстишиях «хайку». Классиком этого жанра стал Мацуо Басе. Буквально через косвенные, второстепенные моменты, метко замеченные поэтом в трех строках, мы представляем перед собой картину смены времен или состояний природы и связанные с этим переживания и чувства человека.

Принцип «недосказанности» ярко выражен в японской литературе. Во многих произведениях авторы умышленно не завершают сюжет, не встают на сторону того или иного героя. Тем самым, писатель как бы оставляет свободное поле для философских размышлений, домыслов читателя, так как задачей писателя является только подтолкнуть человека к созерцанию окружающего мира с иной точки зрения, с другой позиции. Вместе с тем, каждый читатель находит в произведениях что-то личное, делает свои открытия в понимании творчества писателя.

Анализируя данный принцип, можно отметить: недосказанность мы можем сравнить с пустотой чистого белого листа на свитке каллиграфии, мастера которой отмечают, что не только красиво написанные знаки-иероглифы имеют информационную и эстетическую функции, дополняет их пустота, пространство между буквами. Соотношение пропорций белого листа и знака играет важную роль, так как пустота тоже имеет свой смысл. Если не было бы пустоты белого листа, мы бы не оценили красоту знака.

Эстетика японского искусства за­ключена в особом восприятии мира и классификации эстетических категорий, которые, воплощаясь в произведениях искусства, вызывают у человека особое чувство соприкосновения с возвышенным и прекрасным. Именно японская эстетика в привлекала всегда и поныне вызывает интерес у ярких индивидумов.

С большим вдохновением о япон­ском искусстве писал живописец Ван Гог. Он хотел понять, как чувствует и рисует японец, и это было заметно по графической манере исполнения его картин, штрихи и мазки которых напоминали приемы восточной каллиграфии. Он искал у художников Востока не оригинальные эффектные приемы, а затаенные отношения художника с природой.

Японский писатель Ясунари Кавабата отмечал, что «эстетическое сознание человека неотделимо от его эстетического опыта, от его творческой деятельности».

Хотелось бы особо остановиться на творчестве классика японской литературы, лауреата Нобелевской премии Ясунари Кавабата, так как премия была ему присуждена «За писательское мастерство, которое с большой силой выражает суть японского образа мышления». Его произведения «Танцовщица из Идзу», «Тысячекрылый журавль», «Старая столица», эссе «Красотой Японии рожденный...» отличаются глубоким гуманизмом.

На примере его произведения «Танцовщица из Идзу», мы можем заметить элементы исконно японских эстетических категорий, как фурю, югэн, ваби, саби и др.

Возьмем за пример специфическое выражение «фурю», – в переводе означающее «ветер» и «поток», – которое передает чувство прекрасного. Оно связано, чаще всего, с философ­ской позицией уединения человека от сует жизни и с желанием предаваться эстетическому наслаждению природой. В понятии «фурю» заложен смысл – жизнь быстротечна, и человек идет по ней, словно плывя по течению, не в силах остановить ее убегающие мгновения.

Незатейливый сюжет произведения о юношеских переживаниях молодого студента, наблюдающего жизнь труппы странствующих актеров раскрывает тему взросления человека, когда человек впервые сталкивается с реальностью жизни.

В конце произведения, когда главный герой уплывает, Кавабата очень трогательно описывает состояние своего персонажа.

Герой на вопрос маленького мальчика: «Почему ты плачешь?» отвечает, что он еще не взрослый и не может этого понять. То есть постижение правды жизни не всегда является для человека радостным открытием.

Вместе с тем, Кавабата через видение своего персонажа обнажает нам социальную картину существования людей искусства, в частности, артистов. Мы видим, насколько тяжелым является их быт, и насколько они преданы своему искусству. Несмотря на трудности и унизительное отношение к ним общества, они сохраняют свою чистоту и высокий нравственный облик.

Образ танцовщицы из Идзу, совсем еще юной девушки, создающей, несмотря на свой юный возраст, образы взрослых женских персонажей, скорее является символом чистоты высокого искусства.

Для постижения японской литературы необходимо понимание того, что японский писатель не раскрывает нам все детали, а только передает нам сокровенную суть.

Читатель сам должен понять скрытую красоту художественного произведения, в этом и заключается смысл следующего эстетического принципа «югэн».

«Югэн» – переводится, как «суть», «скрытая красота» – термин ярко выражен в искусстве театра Ноо. Смысл югэн заключен в том, что сценическое воплощение жизни должно выявлять только «сокровенную суть» предметов, людей, душевных переживаний. То есть у читателя должен возникнуть эмоциональный отклик «ёдзе», который посредством личностного воображения дополняет все остальное.

В подобной модели воспитания человека по законам красоты заложен глубокий гуманизм, хотя и незаметный на первый взгляд. Это ярко раскрывают слова вышеупомянутого классика современной японской литературы Ясунари Кавабата из его эссе «Красотой Японии рожденный»: «Когда любуешься красотой снега или красотой луны, словом, когда бываешь потрясен красотой четырех времен года, когда испытываешь благодать от встречи с прекрасным, тогда особенно думается о друзьях: хочется разделить с ними радость. Словом, созерцание красоты пробуждает сильнейшее чувство сострадания и любви к людям, и тогда слово «друг» становится словом «человек».

В творчестве классика японской литературы Рюноскэ Акутагавы чувствуется влияние эстетических категорий как «ваби» и «саби».

«Ваби» приблизительно переводится как «скудность», «бедность» или даже «одиночество». Термин наглядно выражен в традиционном стиле «одного угла» японского пейзажа, что подразумевает максимум выразительности, чтобы вызвать у зрителя чувство безбрежности океана, достаточно в углу полотна поместить на волнах одинокую лодку, а чтобы выразить осень – показать одинокую птицу, сидящую на ветке дерева.

«Саби» – буквальный перевод «патина», «дух старины» – это понятие изящной простоты. Возникает при рассмотрении предмета искусства, воплощает «дух старины», когда отсутствуют яркие краски. Известно также, что при изготовлении фарфоровых чашек для чайной церемонии их специально покрывали неровными затеками глазури, что создавало впечатление о древности предмета. Иными словами, для японцев ценность вещи не связана с дороговизной материала, куда дороже информация, которую в себе несет вещь.

В творчестве японского писателя Кобэ Абэ чувствуются элементы эстетических категорий как «моно но аварэ», в частности, в произведении «Женщина в песках», автор помимо описания образа женщины, способной выжить в любых условиях и ее желания строить быт и продолжать жизнь, несмотря ни на какие трудности, здесь также присутствует ассоциативное сравнение женщины и песка.

Способность женщины адаптироваться в различных ситуациях можно сравнить с текучестью и изменением форм песка. То есть в принципе «моно но аварэ», переводимое как душа предмета или вещи, песок рассматривается как одушевленная среда.

В произведении «Чужое лицо» чувствуются ассоциации на тему перевоплощения с помощью маски актеров традиционного театров Ноо и Кабуки.

Особенностью японской литературы является специфика ее философ­ского мировоззрения, то есть начинаешь понимать, что суть вещей не может быть раскрыта полностью, и все зависит от вашего угла зрения.

В Конституции, составленной принцем Сётоку в VII веке, написано следующее:

«У каждого человека есть сердце. А у каждого сердца есть свои наклонности. Он считает это хорошим, я – дурным. Но я вовсе не обязательно мудрец, а он вовсе не обязательно глупец. Оба мы только обыкновенные люди».

Уважение японцев к мнению друг друга заложено и в философском мировоззрении. Если рассмотреть это наглядно, то хорошим примером может служить знаменитый «сад камней монастыря Реандзи». Его называют часто «философским садом». Он состоит из пространства, заполненного песком, сверху которого расположено 15 камней, покрытых мхом, и вокруг которых прочерчены круги по песку. Издалека это напоминает уменьшенный в тысячу раз вид скал, окруженных вокруг волнами в чистом пространстве океана. Загадка этого сада заключается в том, что с какой бы вы ни смотрели стороны на камни, вам видны только 14 камней из 15 имеющихся. То есть один из них всегда скрыт от вашего взора. По мере движения по галерее скрывается то один, то другой камень. Тогда начинаешь понимать, что истина и суть вещей не могут быть раскрыты полностью, что все зависит от угла зрения, позиции, приоритетов. Каждый человек видит картину со своей точки зрения, видит свои 14 камней.

Произведения японских писателей способствуют эстетическому восприятию окружающего мира и воспевают его красоту.

Рабиндранат Тагор под впечатлением японских стихов выразился так: «Когда рано на рассвете я сел на циновку у окна, я понял, что японцы не только прекрасные художники – они превратили всю жизнь человека в искусство. Гений Японии дал умение видеть красоту и воплощать ее в жизнь».