• Новости
• 13 Октября, 2012

Национальная идентичность Казахстана и этнокультурный символизм

Рустем КАДЫРЖАНОВ,

доктор философских наук

Пытаясь определить свою национальную идентичность, современный человек задает вопрос: «Кто мы?» и дает на него ответ, исходя из своего  отношения к политическим и культурным институтам и символам общества, в котором он живет. К этим институтам и символам относятся государство, гражданство, законодательство, территориальное устройство, язык, религия, история и др. Это дает возможность людям считать себя  французами, американцами, немцами, индийцами и т. д.

Если обратиться с этим вопросом для определения национальной идентичности Казахстана, то выясняется, что однозначного, общего для всех его граждан ответа на него нет. Одна часть граждан Казахстана дает на этот вопрос ответ «Мы – казахи», тогда как другая часть граждан не хочет признавать себя казахами и предлагает другой ответ – «Мы – казахстанцы». Получается, что сегодня в Казахстане существуют две национальные идентичности, в зависимости от того, как различные части общества отвечают на вопрос: «Кто мы?». Одну из этих идентичностей можно определить как казахскую, поскольку она опирается на определение «мы – казахи». Другая идентичность может быть определена как  казахстанская, поскольку она исходит из формулы «мы – казахстанцы».

Слова «казах» и «казахский» относятся к коренному населению Казахстана и несут в себе, прежде всего, этнокультурный, этнонациональный смысл. Слова же «казахстанец» и «казахстанский» еще с советского времени выражают территориальный аспект, имеют административно-политический и идеологический оттенок. Термин «казахстанский» относился к Казахской ССР и ко всему, что с ней было связано. Аналогичным образом этот термин теперь  относится к Республике Казахстан.

Например, еще с советского времени термин «казахская порода лошадей» несет в себе этнокультурное содержание, поскольку относится к казахам как коренному населению Казахстана, с древних времен ведшему кочевой образ жизни, занимавшемуся разведением лошадей и, соответственно, выведением их новых пород. Вместе с тем, термин «казахстанские сорта пшеницы» имеет очевидное неэтническое, территориальное значение. Здесь подразумеваются сорта пшеницы, выведенные на территории Казахстана, но не казахами, которые, будучи скотоводами, земледелием не занимались. Имеется также в виду, что зерновое хозяйство стало развиваться в Казахстане в результате освоения целинных земель. Эта кампания была осуществлена под руководством коммунистической партии, которая мобилизовала для этого представителей славянских народов из европейской части СССР. Из этого видно, что слово «казахстанский» несло в себе, кроме прочего, политико-идеологическое содержание.

Территориальное, административное, политико-идеологическое содержание присутствует и в термине «казахстанец», который был введен  для обозначения всего проживающего на территории Казахской ССР населения, включающего в себя представителей всех национальностей Казахстана. Благодаря исторической преемственности, этот термин широко используется и в современном, ставшем суверенным, Казахстане в том же собирательном значении, хотя в его содержании произошла определенная трансформация, о чем будет сказано ниже.

Исторически сложилось таким образом, что правом выступать от имени всех национальностей страны, от всего казахстанского общества в целом могут только лишь термины «казахстанец» и «казахстанский». Термины же «казах» и «казахский» не могут выступать в этой роли, так как относятся только к части, а не ко всему населению страны. Это мнение прочно утвердилось в общественном сознании Казахстана.

Любопытно при этом то, что, на самом деле, слова «казахстанец» и «казахстанский», как и слова «казах» и «казахский», нагружены вполне определенным этническим смыслом. Само слово «Казахстан» переводится с персидского языка как «земля казахов» или «страна казахов». Поэтому слова «казах» и «казахстанец», «казахский» и «казахстанский» оказываются в своем логическом содержании полностью эквивалентными. Это означает, что «казахстанец» по своему смыслу есть не что иное как «казах», а слово «казахстанский» следует употреблять в том же значении, в каком мы употребляем слово «казахский».

Однако,  политическая, социальная и национальная практика советского, а затем и постсоветского общества способствовала тому, что слово «Казахстан» в его реальном употреблении во многом утеряло свое исходное значение «страна казахов». То же самое произошло и со словами «казах» и  «казахский», которые с определенного периода перестали относиться ко всему Казахстану во всех его социально-политических значениях – территориальном, административном, государственном, национальном и прочих, оставшись только в упомянутом выше партикулярном этнокультурном употреблении. Универсальное же употребление в этих сферах социальной жизни Казахстана приобрели искусственные конструкции «казахстанец» и «казахстанский».

Казахстан относится к тем государствам, где национальную ситуацию характеризует вполне ощутимое противостояние между коренным народом, давшим имя государству, и остальной, некоренной частью населения. Казахский титульный национализм не утвердил до сих пор своего доминирующего положения в национальной сфере Казахстана. Поэтому любые его попытки в этом направлении встречают сопротивление со стороны неказахской части населения.

Противостояние между коренной и некоренной частями населения Казахстана находит свое выражение в терминологическом противостоянии слов «казах» и «казахский», с одной стороны, и «казахстанец» и «казахстанский», с другой стороны. Это касается, например,  официального названия нашего государства «Республика Казахстан», которое было принято сразу же после провозглашения независимости страны в декабре 1991 г. При обсуждении Конституции РК летом 1995 г., в ее первом варианте значилось предложение переименовать государство в «Казахскую Республику». Однако это предложение встретило сопротивление, как среди разработчиков основного закона неказахской национальности, так и в неказахской массе населения. В конце концов, в окончательном варианте Конституции сохранилось название «Республика Казахстан».

Как было сказано, многие казахи определяют свою национальную идентичность как казахскую («мы – казахи»), тогда как другие национальности не хотят, чтобы их называли казахами и определяют свою идентичность как казахстанскую («мы – казахстанцы»). В то же время, многие из тех, кто определяет свою идентичность как казахскую, отрицают, в свою очередь, казахстанскую идентичность и не хотят, чтобы их называли казахстанцами. Красноречивым в этом отношении является заголовок «Казахи не желают быть казахстанцами» обзора казахской прессы, опубликованного в ноябре 2007 г. в газете «Мегаполис» журналистом Сериком Малеевым.

Основу обзора составило открытое письмо-обращение к народу: «Станут ли казахи заложниками казахстанской идеи?», напечатанное газетой «Жас Казак» в октябре 2007 г. Свои подписи под письмом-обращением поставили семьдесят три видных представителя казахской интеллигенции. В их числе писатели – Музафар Алимбай, Абдижамил Нурпеисов, Мухтар Шаханов, поэт Туманбай Молдагалиев, композитор Ескендир Хасангалиев, певица Бибигуль Тулегенова. Этот отряд казахской элиты категорически возражает против идеи создания «казахстанской нации», которую еще «в 1994 году подняли на щит по явной указке сверху 150 русскоговорящих предпринимателей-казахов». По их мысли, казахстанская нация, основанная на казахстанской идентичности, сродни советскому народу, приведшему, в конце концов, к развалу СССР. Отсюда следует вывод, что нацией в Казахстане могут быть только казахи и, соответственно, национальная идентичность является казахской.

Если говорить о советском времени, то по политическим и идеологическим причинам для Казахстана приоритетным было то, что он является частью СССР, его союзной республикой. Иначе говоря, понятие «Казахстан», как и понятия «казахстанец» и «казахстанский», несло в себе в то время в значительной мере политико-идеологическое содержание, нежели национальное значение. Это значит,  что в советской системе ценностей и приоритетов для Казахстана было важнее быть частью СССР, чем «страной казахов».

В этом смысле казахстанцы являлись частью «новой исторической общности» – советского народа, той его части, которая проживала на территории Казахстана. Казахи были частью казахстанцев, которые были, в свою очередь, частью советского народа. Это было определение казахов в духе советской идеологии, которая утверждала интернационализм и отрицала национализм национальных меньшинств, к которым относились и казахи, под угрозой жестких санкций и репрессий.

В этих условиях казахи были в значительной мере этносом, то есть культурным сообществом, тогда как возможности его превращения в политическое сообщество, или нацию, были минимальными. Казахи рассматривались коммунистическими лидерами как «образцовая советская нация», а Казахстан как «лаборатория дружбы народов». Характеристика казахов как образцовой советской нации означала, что они, в отличие от закавказских или прибалтийских народов, не выступали с национальными требованиями и претензиями и всегда следовали в русле национальной политики Москвы. Из этого, однако, не следует, что у казахов отсутствовало национальное самосознание, и они не были подвержены этническому национализму. Ростки этнического национализма у казахов советского периода, несомненно, были, но они не приобрели тех зрелых форм, которые существовали в Закавказье и Прибалтике.

В этих условиях у казахов сложилась соответствующая иерархия идентичностей. Самой главной идентичностью была советская идентичность («мы – советский народ») с ее главной ценностью интернационализма и дружбы народов. Затем шла казахстанская идентичность, которая так же объединяла казахов и неказахов в одно сообщество, казахстанский народ, на основе интернационализма и дружбы народов. На низшей ступени была казахская идентичность, которую коммунистический режим таким же образом ориентировал на идеи интернационализма, расцвета и слияния наций, как советскую и казахстанскую идентичности. Вместе с тем, казахская идентичность потенциально содержала в себе семена столь нелюбимого коммунистическим режимом этнического национализма, представлявшего собой угрозу интернационализму, а, следовательно, советской и казахстанской идентичностям.

События декабря 1986 г. со всей очевидностью продемонстрировали, что казахи оказались отнюдь не такой «образцовой советской нацией»,  как это представляли себе коммунистические лидеры, а казахская идентичность восприимчива не только к ценностям интернационализма, но и в не меньшей степени к ценностям этнического национализма. Дальнейшие события в Советском Союзе, в Центральной Азии и в Казахстане способствовали укреплению тенденции формирования казахской идентичности, как и идентичностей других советских национальностей,  вокруг идей и ценностей этнического национализма.

Этнический национализм, этническая мобилизация в тот период способствовали росту национального самосознания казахского народа. Рост национального самосознания, в свою очередь, способствовал росту самооценки казахов, благодаря которой казахская идентичность стремилась утвердить себя в новом качестве и выйти из подчиненного положения по отношению к казахстанской идентичности. Казахская идентичность все  больше и больше  стала обретать собственную значимость и ценность. Иначе говоря, казахская идентичность во все  большей мере трансформировалась из этнокультурной идентичности в национальную, или, выражаясь точнее, этнонациональную идентичность.

Одновременно произошла трансформация понятий «казахстанец» и «казахстанская идентичность». Понятие «казахстанцы» сохранилось в постсоветский период и даже сохранило, как было сказано выше, свое собирательное значение. Однако теперь это понятие означает не часть советского народа, а совокупность всех граждан Казахстана безотносительно к их этнической принадлежности. Казахстанская идентичность уже не имеет над собой советской идентичности, а относится исключительно к Казахстану, который является теперь по своему статусу не союзной республикой, а национальным государством.

В советское время казахстанская идентичность не была национальной идентичностью в ее гражданском понимании, поскольку тогда Казахстан  не обладал собственным гражданством. Гражданство в то время было общим для всех советских людей, поэтому советская идентичность реально по своему статусу была национальной идентичностью в гражданском смысле. Что касается казахстанской идентичности, то она по своему реальному положению имела некий промежуточный характер, будучи своего рода республиканской идентичностью. Союзная республика была в соответствии с советским национально-государственным устройством номинальным, но не реальным государством, у которого не было такого важнейшего атрибута как собственное гражданство.

В настоящее время казахстанская идентичность как идентичность всех граждан Казахстана со своим (или считающимся таковым) национальным государством  является по своему формально-правовому статусу национальной идентичностью. При въезде в другие государства мы, граждане нашей страны всех национальностей, заполняя таможенные и иные декларации, в пункте о своей национальности указываем «Казахстан», что указывает на нашу национальную идентичность. Однако в национализирующемся по своему реальному положению государстве Казахстана на статус национальной идентичности, кроме казахстанской, претендует и казахская идентичность.

Мы можем отсюда придти к выводу, что между двумя идентичностями Казахстана – казахстанской и казахской – существует конкуренция за статус национальной идентичности страны. Эта своеобразная конкуренция возникла  сразу же после обретения Казахстаном суверенитета в декабре 1991 г. Конкуренция казахской и казахстанской идентичностей находит свое выражение через попытки и претензии каждой из них на утверждение своего права единолично представлять Казахстан как национальное государство, определять его внутреннюю и внешнюю политику. Речь идет о попытках и претензиях каждой из идентичностей определять, в конечном счете, судьбу Казахстана.

Пожалуй, более активными и инициативными в своих претензиях на статус национальной идентичности Казахстана выглядят те, кто выступает от имени казахской идентичности. На волне этнической мобилизации конца 1980 – начала 1990-х гг. произошло превращение казахской этнокультурной идентичности советского общества в этнонациональную идентичность постсоветского Казахстана. Это изменение содержания своей идентичности позволило казахам совершить переход с полупериферийного положения общества в его центр, по крайней мере, заявить о своих претензиях на центральное положение в казахстанском обществе.

В социологии одним из важных методов определения структуры общества является дихотомия «центр – периферия». Центр общества состоит из тех социальных групп, которые определяют основные символы общества. Под символами общества, нации, этноса, класса и любой другой социальной группы подразумеваются идеальные и материальные предметы, личности, исторические события, выражающие и представляющие социальную группу. Если говорить о казахском народе, то его символами следует считать кочевой образ жизни и все связанные с ним материальные предметы (казахская порода лошадей, юрта и ее конструктивные части, зимние и летние места кочевок и т. д.). Важнейшими символами казахов является казахский язык, музыка и музыкальные инструменты, и другие элементы народной культуры. Фигуры ханов Кирея и Джанибека, Абылай хана, Абая, Чокана Валиханова, Курмангазы, Ахмета Байтурсынова и других деятелей партии «Алаш» и многих других относятся к важнейшим символам казахского народа. Война казахов с джунгарами, присоединение Казахстана к России, народное восстание 1916 г. под предводительством Амангельды Иманова, кампания коммунистического режима под названием «Малый Октябрь» и связанный с ней голод и массовая гибель казахов в начале 1930-х гг. и целый ряд других исторических событий являются важнейшими для казахов национальными символами. К числу своих главных символов казахи относят свою землю, историческую родину с ее степным ландшафтом и такими местностями, как Сары Арка, Алтай, Алатау, Арал, Каспий и многие другие.

Символы играют определяющую роль в формировании любого человеческого сообщества, включая и нацию. Что делает то или иное сообщество людей устойчивым в социальном времени и пространстве? Главным условием здесь является общественное сознание, это те символы, ценности, традиции, которые разделяются всеми членами сообщества. Одним из первых на это указал Эмиль Дюркгейм, для которого центральным понятием социологии стала солидарность. Для Дюркгейма солидарность является «цементом» любой социальной группы, превращающим разрозненных индивидов в цепкую, устойчивую целостность. Для того чтобы индивиды ощутили себя членами когерентного человеческого сообщества, начиная от самого малого по размеру коллектива до массового национального общества, необходимо освоение (то есть превращение в «свое»), или интернационализация ими символов, ценностей, норм и принятых в этом обществе образцов поведения.

Современные крупные человеческие сообщества представляют собой сложные, комплексные социальные образования. Например, большинство современных наций представляет собой многоэтнические общества. Это относится и к Казахстану, в котором проживают представители 130 этносов. В многоэтнических обществах каждая этническая группа имеет свою систему символов, и это создает сложность для формирования нации как единого политического сообщества, поскольку этнические символы могут быть несовместимыми друг с другом. Несовместимыми являются, например, религиозные символы, если этносы многоэтнического общества являются последователями различных религий.

Как же в таком случае оказываются возможными нации, как они цементируются, вокруг каких символов происходит их консолидация? Ответ на эти вопросы заключается в неоднородной структуре общества, в наличии в нем центра и периферии. Центральные группы находятся в привилегированном положении, так как они задают основные смыслы, ценности и ориентации общества, которым вынуждены подчиняться нецентральные и периферийные группы. Логика поведения нецентральных и периферийных групп состоит в том, чтобы переместиться в центр общества. Одним из важнейших способов достижения этого является такая трансформация символов общества, когда символы периферийной группы становятся основными символами общества, а прежние основные символы уходят на периферию, либо вообще сходят с социальной арены.

В советском Казахстане казахи находились на полупериферийном положении. Нельзя было сказать, что они были задвинуты на периферию общества, поскольку советская национальная политика стремилась представить союзные республики если не как национальные государства, то по крайней мере как образования, отражающие их национальную специфику. Однако эта специфика занимала подчиненное положение по отношению к господствующей идеологии режима и его символам. Поэтому символы режима рассматривались как основные символы советского общества.  Например, флаг и герб Казахской ССР содержали в себе в большей мере советскую  символику, повторяя  в основных чертах символы советского флага и герба, например, основной красный цвет флага и почти полную схожесть советского герба с гербом Казахской ССР. Национальная символика имела декоративный характер и второстепенное значение по отношению к основным символам советского общества. Например, тонкая голубая полоса у нижнего основания красного полотнища флага Казахской ССР.

Начиная с 1991 г. казахи ощущают, что теперь они уже не являются полупериферийной группой, а находятся если не в центре нового общества, то достаточно близко к нему. Символы казахского этнического, или титульного, национализма во все большей мере становятся символами всего Казахстана. Так, тонкая светло-голубая полоса на основном красном фоне флага Казахской ССР превращается в основной цвет национального флага Республики Казахстан. По мнению экспертов, чистый голубой цвет наиболее близок к душе, природе и миропониманию казахского народа. Он свидетельствует о культурно-этническом единстве казахского народа и одновременно указывает на идею неделимости государства.

В соответствии с логикой титульного национализма казахи стремятся к тому, чтобы его символы стали конституирующей основой социальной жизни Казахстана, его политической системы. В частности, чтобы такой символ как этноним «казах» стал бы названием всего многоэтнического национального сообщества Казахстана. Так, упомянутый выше журналист Серик Малеев, комментируя предварительные результаты переписи населения Казахстана 2009 г., выразившиеся в увеличении доли казахов в общем населении страны до 67 процентов, приходит к выводу: «Сегодня мы видим перед собой ярко очерченные контуры возникающей новой, большой, единой модернизированной общности, слагаемой из различных этнических компонентов, которую при желании можно называть казахстанцами, хотя и на самом деле, если отбросить в сторону всякий политес, куда правильнее нас именовать казахами».

Ставя своей целью придать казахским символам центральное положение в постсоветском Казахстане, казахские элиты стремятся к тому, чтобы прилагательное «казахский» стало бы главным определением возможно большего числа сфер социальной и культурной жизни Казахстана.   В первую очередь казахи стремятся к тому, чтобы их важнейший символ – казахский язык – распространился если не на все, то на максимально большое число социальных и культурных сфер общества. Главное для них, чтобы казахский язык занял место русского языка в качестве языка межнационального общения в Казахстане, то есть основного средства коммуникации в обществе. Они стремятся к тому, чтобы казахский язык и другие казахские символы определяли систему образования в стране, а также  другие  социальные системы общества.

Несмотря на это, уже более  двадцати лет  мы наблюдаем, как казахский язык и другие казахские символы не могут занять господствующего положения в нашем обществе. Тем самым, ставятся под сомнение претензии носителей казахской идентичности на их центральное положение в новом обществе. Следовательно, ставятся под сомнение претензии казахской идентичности на статус национальной идентичности Казахстана.

Одним из главных объяснений такого положения вещей является упомянутая выше конкуренция идентичностей, противостояние казахской и казахстанской идентичностей по вопросу главных символов Казахстана. Те, кто стоят на позициях казахстанской идентичности, в первую очередь, русские и другие некоренные народы Казахстана, не хотят, чтобы русский язык и другие их привычные символы ушли бы на периферию нового общества со своего центрального места, которое они занимали в советском обществе. Естественно, что имеет место сопротивление стремлению казахского языка и других казахских символов занять господствующее положение в иерархии символов нового казахстанского общества.

В качестве примера можно указать на статью «Новый гимн – фактор сплочения или …?», опубликованную Александром Павловым на сайте «Русские в Казахстане» 13 января 2006 г. Здесь автор обсуждает ситуацию со сменой государственного гимна Казахстана. Решением Парламента РК в декабре 2005 г. был принят новый гимн на музыку известной песни «Мой Казахстан». Прежний гимн был новой музыкальной редакцией старого гимна Казахской ССР, который, как флаг и герб Казахской ССР, был создан в русле советской идеологической символики, но с элементами казахской культуры. Мелодия гимна Казахской ССР по своей музыкальной стилистике напоминала мелодию гимна СССР, написанную Б. Александровым. По мнению Павлова, достоинство этого гимна заключалось в его музыкальной преемственности, а также, что важно было для неказахского населения, – одним из его авторов был неказах Е. Брусиловский.

Новый гимн не устраивает Павлова из-за того, что в нем представлены только казахские символы и отсутствуют символы остальной, неказахской  части народа Казахстана. В первую очередь это касается текста гимна. Павлов обращается к строке «горд и силен мой казахский народ» и отмечает, что «больше о том, что из себя представляет народ Казахстана, в гимне не говорится. И у читающего и поющего возникает мысль, что еще четырежды упомянутое слово «народ» относится к казахскому народу. Такая ситуация вряд ли будет вдохновляющим моментом при исполнении гимна гражданами-неказахами».

Можно говорить о пассивной и активной формах указанного сопротивления. Пассивное сопротивление выдвижению казахских символов на центральное положение и соответствующему вытеснению старых основных символов вылилось в форме «протеста ногами». Речь идет о массовом выезде из Казахстана в первой половине 1990-х гг. русских и других некоренных национальностей на историческую родину, где их символы оставались центральными и не подвергались сомнению. Вследствие эмиграции некоренного населения из Казахстана, его население в 1999 году сократилось за десять лет на два миллиона человек, с 16,9 млн. человек в 1989 г. до 14,9 млн. человек в 1999 г.

Если пассивное сопротивление оказывается на массовом уровне, то активное сопротивление казахским символам оказывается элитами славянских и других некоренных народов в самом Казахстане. Это может быть, например, прямое игнорирование закона о языках, либо такое его исполнение, которое по  существу равносильно игнорированию. Известно ставшее анекдотичным исполнение радио- и телеканалами положения закона о языках, требующее не менее половины эфирного времени вещать на государственном языке, когда это вещание ведется в ночное время, а днем вещание ведется на русском языке. Активное сопротивление выражается и в том, что представители некоренных народов Казахстана открыто выражают  несогласие с программой правительства по переводу делопроизводства на государственный язык, давая оценку этим мерам как дискриминационным по отношению к этим народам.

Активному сопротивлению превращения казахских символов в основные символы казахстанского общества способствует ориентация Казахстана на Россию в политической, экономической, культурной и других сферах. Эта ориентация ведет к сильному влиянию России на Казахстан, продолжая в новых условиях русификацию казахов. Казахи были в числе самых русифицированных народов Советского Союза. Таковыми они остаются и сегодня, но уже среди постсоветских народов. Русификация казахов и российское влияние на Казахстан являются другим важнейшим объяснением того, что казахские символы до сих пор не могут занять господствующего положения в современном Казахстане. Эта же причина объясняет то, что казахская идентичность, настаивающая на центральном положении казахских символов, не может стать легитимной, признаваемой всеми частями общества, национальной идентичностью.

Русификация является тем фактором, который формирует сложное и неоднозначное отношение казахов к конкуренции казахстанской и казахской идентичностей за статус национальной идентичности Казахстана.  С одной стороны, они хотят, чтобы казахские символы стали доминирующими в новом обществе. С другой стороны, многие казахи не хотят, чтобы ставшие привычными символы русской культуры и советского времени ушли бы на периферию казахстанского общества.

Это означает, что многие казахи имеют наряду с казахской идентичностью и казахстанскую идентичность. В принципе, современный человек может обладать множеством идентичностей, причем некоторые из этих идентичностей могут находиться в противоречии друг с другом по разным основаниям, в том числе и в вопросе о том, символы какой из идентичностей должны занимать центральное положение в обществе, а какие должны находиться на периферии.

Было бы упрощением рассматривать противостояние казахстанской и казахской идентичности как противостояние русских и других некоренных национальностей Казахстана, с одной стороны, и казахов, с другой стороны. Социальная и культурная реальность современного Казахстана демонстрирует, что русифицированные казахи нередко оказываются по своей идентичности, по своим культурным ориентациям ближе к русским, чем к тем казахам, кто отрицательно относится к русской культуре и российскому влиянию на Казахстан в различных сферах.

В этой связи важно отметить и то, что казахская и казахстанская идентичности не являются по своей структуре и составу чем-то однородным и непроницаемым по отношению к другой идентичности. Каждая из них подразделяется внутри себя на группы, придерживающиеся различного отношения к влиянию противоположной идентичности на себя. Такие группы имеются как внутри казахской идентичности, так и внутри казахстанской идентичности.

Таким образом, то, что внешне выглядит как противостояние монолитных, отрицающих друг друга казахской и казахстанской идентичностей, при внимательном анализе оказывается множеством сплавов этих идентичностей с различным удельным весом той или иной. На самом деле национальная идентичность Казахстана представляет собой целый спектр идентичностей, полюсами которого оказываются ортодоксальные формы казахской и казахстанской идентичностей.

Один полюс спектра составляет та форма казахской идентичности, которая утверждает, что основными символами казахстанского общества должны быть исключительно казахские символы. На другом полюсе этого спектра находятся те группы некоренного населения, которые противятся выдвижению казахских символов на господствующее положение и ратуют за то, чтобы оставить все так, как было в советское время. Указанные формы идентичности находятся между собой в непримиримом противоречии. Между этими полюсами находятся различные тона, полутона и оттенки казахской и казахстанской идентичностей.