• Исторические страницы
• 26 Июня, 2013

«МОСКОВСКАЯ КЛЕТКА» ДЛЯ ЛИДЕРА «АЛАШ-ОРДЫ»

Султан-Хан Аккулы

(1922–1937)
II часть

Возможно, первая решительная попытка Алихана Букейхана вернуться в Казахстан была так или иначе связана с «избранием» осенью 1925 года на пост первого секретаря ЦК компартии Казахской АССР Филиппа Голощекина, будущего инициатора и проводника чудовищной операции под названием «Малый октябрь», поставившего более 6-миллионный казахский народ на грань исчезновения. 

Голощекин и тревожное 
предчувствие «Сына степей»
Букейхан знал, что Голощекин ставленник Сталина, затеявшего очередное коварное политическое «игрище», с заменой партийных руководителей ряда союзных и автономных республик на «своих», с одной лишь целью – сохранить за собой пост генерального секретаря единственной правящей партии. Живя в Москве и поддерживая связь со «старыми большевиками», лидер «Алаш» следил за ходом и последствиями внутрипартийной борьбы в Кремле, усилившейся особенно после смерти Ленина. Хорошо разбираясь в «политической кухне» Кремля, зная о властолюбии и коварных замыслах Иосифа Сталина, благодаря которым тот стремительно набирал вес и влияние в партии и по всей стране, он предчувствовал, что может грозить Казахстану с приходом его ставленника Голощекина, одного из организаторов чудовищной казни царской семьи. Историк революции В. Бурцев, знавший Голощекина лично, характеризует его как «типичного ленинца», которого кровь не остановит: «Палач, жестокий, с некоторыми элементами дегенерации».

Забегая вперед, напомню, что в результате последних «игр», Сталин добился желаемого – на очередном пленуме партии 1 января 1926 года он снова утвержден на посту генсека ЦК ВКП (б).
Кстати, Букейхан следил за событиями, происходящими в родном Казахстане по газетам, которые получал регулярно, письмам, рассказам членов компартии Казахстана, часто приезжавшим в Москву. Например, в письме, адресованном Ахмету Байтурсынулы от 23 июня 1925 года, он высмеивает неуклюжие попытки «новых казахов» походить на Ленина. И, как обычно, используя притчу (на этот раз древнегреческую) о быке, мечтавшем стать богом Юпитером: «В русских книгах, оказывается, часто цитируют статьи Ленина. В наших казахских книгах подобных вещей ни у кого нет, кроме бедного Сакена [Сейфуллина]. Об этом мне недавно рассказал один из коммунистов. Я напомнил ему одну притчу, как однажды Юпитер в образе быка спустился на землю, и как обычный бык задумал стать богом. И когда я его спросил: «Если казахские коммунисты желают стать Лениным, скатертью им дорога. Но как казахи-коммунисты, больше похожие на того бычка, могут ли стать Лениным?», мой «торе» серьезно расстроился и даже обиделся». (Ориг.: «Орыстың... кітаптарында Лениннің  мақалалары   толы  болады екен. Ондайлар біздің қазақ кітаптарында байғұс Сәкендікінен басқаларда жоқ. Мұны маған жақында болған коммунистің бірі айтты. Мен оның есіне мынадай мысалды түсірдім: «Юпитер бұқа кейпінде жерге төмен түсіп, сиырлардың арасында ұрпақ өндіру қамымен жүреді екен. Бірде жай ғана кәдімгі бұқа Юпитер құдай болуды ойлапты... Қазақ коммунистері Ленин болуды қаласа, жол ашық. Әлгі бұқаның кебін құшып жүрген қазақ коммунистері Ленин бола ала ма? – дегенімде, мына «төрем» көңілсізденіп әрі өкпелеп қалды»).1
Хотя первая и все последующие попытки вернуться  в Казахстан с тем, чтобы как-то повлиять на дальнейший ход событий, и не увенчались успехом, но он все же побывал в Кызыл-Орде – новой столице республики, причем именно накануне 5-й партийной конференции, состоявшейся в декабре 1925 года. 
Приезд Букейхана в Кызыл-Орду подтвердил небезызвестный Салимгерей Каратлеуов, сообщивший на допросе от 2 июля 1929 года, что «Швецов сказал мне, что он привез с собой в К-Орду Алихана Букейханова. Это было перед пятой партконференцией в 1925 году». В своих показаниях М. Дулатулы, допрошенный следователями НКВД на следующий день, уточняет цель приезда лидера нации: «В 1925 году, во  время приезда Букейханова и Швецова, мы были у АКААВА [?] в гостях. Помню один случай приглашения нас Ходжановым. Были: я, Дулатов, Букейханов, Байтурсунов, Кадырбаев». По этим отрывочным сведениям нетрудно понять, с какой целью лидер «Алты Алаш» стремился и спешил в Кызыл-Орду. Основной его целью была не работа в наркомземе или в любой другой должности. Его возвращения с нетерпением ждали в высшем руководстве республики. Где-то скрыто, где-то открыто содействовали его скорейшему возвращению, в чем убедимся чуть ниже. Поскольку его авторитет среди высшего советского руководства республики и даже среди тех, кто видел в нем «лидера буржуазных националистов», по-прежнему был очень высок и незыблем. Об этом очень хорошо знали в Кремле и лично Сталин. Вспомним телеграмму Ходжанова и Рыскулова. Никто не смел перечить ему в лицо. И многие из них, приезжая в Москву или живя там, считали за честь навестить его. И это позже будет инкриминировано им как преступление и сотрудничество с контрреволюционным центром в Москве. Лишь редкие карьеристы, наподобие С. Мендешева, тайно или явно будут доносить на Алихана в Кремль. 
Писатель Сабит Муканов, один из «идеологических» оппонентов идеи «Алаш», со своей женой Мариям был в Москве на кремации тела Смагула Садвакасова, умершего в кремлевской больнице в 1933 году. Мариям Муканова, увидев А. Букейхана впервые в 1933 году, в своих воспоминаниях, изданных отдельной книгой в 2000 году, с нескрываемым восхищением напишет: «Букейханов оказался привлекательным человеком... Внешний вид его мне показался царственным. Высокомерный, с непроницаемым лицом». (Ориг.: «Бөкейханов келбетті адам екен. ...Кескін-кейпі патшадай боп көрінді маған. Тәкәппар, суық жүзді»).2
Покойный Смагул Садвакасов был родным зятем Алихана Букейхана, мужем его дочери Лизажан, и отцом единственного на тот момент внука Кенки (так ласково называли Искандера в семейном кругу).
Сегодня в академическом справочнике о нем написано: «Неординарная и талантливая личность, обладавшая непоколебимыми жизненными принципами и прекрасными качествами характера, Смагул Садвакасов вобрал в себя талант яркого публициста, незаурядного писателя и критика, деятеля культуры, организатора казахского театра, оратора-трибуна и наставника молодежи».
В 1925 году, ставший наркомом просвещения Казахстана в 25 лет, Смагул Садвакасов в 1926 году одним из первых вступает в резкую конфронтацию с Голощекиным, новым партайгеноссе республики. Их разногласия касались как раз вопросов насильственного перевода казахов к оседлости, проведения массовой коллективизации казахского аула, с конфискацией имущества у зажиточных семей. Замечу, что непримиримая конфронтация между Садвакасовым и Голощекиным являлась еще и невидимым и безмолвным противостоянием двух личностей – лидера «Алаш» Букейхана и вождя большевистской власти Сталина, борьбой Добра и Зла. Если одни из них действовали, исходя из коренных интересов своего народа, и во благо которого были готовы на самопожертвование, то другие руководствовались авантюрными, античеловеческими замыслами, опираясь на мощь и карательную систему огромной империи.
В итоге, в 1928 году С. Садвакасова отзывают в распоряжение ЦК ВКП (б) в Москву, где бывшего наркома Казахстана зачисляют в студенты первого курса Московского института инженеров железнодорожного транспорта. Вслед за ним в Москву будет отозван и Ныгмет Нурмаков. Теперь и бывший председатель Совнаркома зачислен на так называемую учебу в коммунистический университет при ЦК ВКП (б). Стоит ли напоминать, кто за всем этим стоял, если после окончания института С. Садвакасов по личному распоряжению Сталина направлен на строительство железной дороги Москва-Донбасс. Работая под Воронежем осенью 1933 года, он, по официальной версии, заразился брюшным тифом и 16 декабря 1933 года умер в московской больнице. После кремации его прах до 2011 года будет находиться на Донском кладбище в Москве. Там, спустя несколько лет, появится «братская» могила, в котором будет тайно похоронен и прах родного тестя.
Но все эти события произойдут чуть позднее.
Пока же вернемся к главной теме. Если исходить из показаний
М. Дулатулы и С. Каратлеуова от июля 1929 года, то участие А. Букейхана в декабрьской партконференции в Кызыл-Орде, приехавшего в город накануне и именно с целью попасть на нее, не покажется уже чистым вымыслом. Судя по тому, что ему предоставили место в президиуме, о чем свидетельствует случайно обнаруженная в Казахстане в 2011 году кинохроника того форума, партийное руководство Казахстана если и не ждало Букейхана, то уж точно относилось к нему с большим уважением. Но выступление на этом форуме Голощекина, заявившего, что «до его приезда в республике никакой советской власти не было», превзошло самые пессимистические предчувствия лидера «Алаш-Орды».
Однако дальнейшие события, развернувшиеся уже по диктату и сценарию ставленника Сталина, свидетельствуют, что лидеру «Алаш» в Кызыл-Орде не удалось добиться желаемого – преодоление разногласий и разлада между казахскими руководителями страны, разделенными групповыми противостояниями, а значит, предотвратить надвигающиеся гонения и репрессии. Голощекин, еще больше способствуя этому разладу, натравливал эти группы друг против друга и использовал их разногласия для расправы над ними поочередно.  

Первая карательная 
реакция Сталина
Летом следующего года, в 1926 году, Букейхан предпринял вторую попытку примирения и объединения рядов казахских коммунистов в партийно-государственном руководстве страны. Воспользовавшись поездкой в Адайский уезд в составе антропологической экспедиции Особого комитета АН СССР, он приехал в Кызыл-Орду вместе с ленинградским ученым С. Руденко, руководителем экспедиции. Сам же Алихан возглавлял группу по экономическому исследованию этого уезда. 
Нет смысла гадать, с кем он встречался в Кызыл-Орде и какие задачи или проблемы с ними обсуждал. Незамедлительная и карательная реакция Сталина свидетельствует, что лидеру «Алаш» в ходе этой поездке удалось добиться определенных успехов. По возвращении в Актобе А. Букейхан был арестован и, как в 1922 году, под конвоем доставлен в Москву и сразу заключен в Бутырку.
Дальнейшая судьба лидера «Алаш» теперь полностью зависела от настроения и прихоти Сталина, ставшего уже к этому времени почти полновластным хозяином Кремля и всей страны. Не исключено, что вождь в этот момент пришел к мысли, что наступил долгожданный час для того, чтобы, наконец, осуществить план октября 1922 года по «ликвидации руководящей нелояльной части Алаш-Орды». В этом случае Букейхан находился на один шаг от верной смерти. 
Боялся ли он смерти? Его последующие действия говорят, что нет. Его больше всего тревожила судьба своей страны и народа, которая, как и он предчувствовал, в недалеком будущем их ожидает. И в который раз, самые тревожные предчувствия его не обманули. Обвинения Голощекина молодых и талантливых руководителей страны в лице председателя Совнаркома Н. Нурмакова и наркома просвещения С. Садвакасова в «национал-уклонизме» и «садвакасовщине» ничего доброго не предвещали. Вслед за ними подверглись гонениям, казалось бы, самые «преданные» коммунисты, такие как С. Сейфуллин, М. Мурзагалиев, С. Мендешев и многие другие видные политические деятели.
Тем временем дочь Букейхана, с маленьким Искандером на руках, была бессильна что-либо сделать для освобождения отца, когда вся власть в стране, в том числе и судебная, была сосредоточена в руках одного человека.
И все же, в этот раз ее отца спасла счастливая случайность. Случайностью это было или нет, это не так важно. Но об этом случае автору этих строк рассказал Раимжан Букейханов, племянник лидера, не раз гостивший у дяди в Москве. 
Когда Лиза, придя к своей подруге, начала со слезами рассказывать ей о постигшем ее семью горе, отец подруги, услышав ее плач, вмешался в их разговор. Им оказался один из «старых большевиков», Василий Андреевич Шелгунов, потерявший зрение из-за долгого пребывания в сибирской ссылке.3 Он вспомнил ее отца, легендарного пропагандиста учения марксизма А. Букейхана и вызвался ей помочь. Сразу же напросился на прием к Сталину. Присутствовала ли на этой беседе со Сталиным сопровождавшая его в Кремль Лиза, доподлинно неизвестно. Но в статье Ж. Бектурова от 1989 года описываются некоторые подробности этой встречи. Войдя в кабинет Сталина, «старый большевик» с порога набросился на него: «Коба, ты хоть знаешь, кого арестовал? Он же убежденный марксист! Это ведь он нас учил марксизму. Немедленно прикажи освободить его!».4
Сверхосторожный Сталин, видимо, осознавал, что его позиция на посту Генсека Политбюро ЦК ВКП (б) еще не столь всемогуща и надежна, чтобы проигнорировать слова «старого большевика» из так называемой «ленинской гвардии». И по телефону распорядился освободить А. Букейхана из Бутырки и доставить его в свой кабинет.
Вторая встреча и беседа лидера «Алаш» со Сталиным прошли в гнетущей обстановке. На этот раз И. Сталин предстал не в образе наркома по национальностям, а главы государства, и тон его разговора был подобающим. Он напомнил ему о своем первом требовании, которое повторил еще раз, но уже голосом, не терпящим возражений и тем более неисполнения. 
По разговору И. Сталина нетрудно было догадаться, что он хорошо подготовился к этой встрече и знал, о чем будет беседа. Вдруг он, хитро прищурив глаза и слегка улыбаясь, сказал: «Если вы скучаете по своим конским блюдам и кумысу, почему бы вам не поехать в Башкирию? Там ведь употребляют те же блюда и кумыс?». Этим самым он еще дал понять собеседнику о своей прекрасной осведомленности. Но, судя по архивным документам, даже в этом случае, несмотря на свое давление, И. Сталин не смог заставить лидера «Алаш» пересмотреть свое решение вернуться в Казахстан, что похоже не раз вызывало раздражение, а иногда и ярость «отца всех народов». Ярким подтверждением тому могут служить новые архивные документы, предоставленные РГАСПИ в 2010 году. Более того, эти документы свидетельствуют и о том, что через несколько месяцев глава огромной империи был вынужден лично заниматься трудоустройством... Алихана Букейхана.
Из двух образцов одной и той же секретной телеграммы, больший интерес представляет первый. Поскольку и отличие их как раз состоит в том, что первый образец – рукописный, составленный и подписанный лично рукой И. Сталина, второй – отпечатанный на машинке. Телеграмма, адресованная Ф. Голощекину и Н. Нурмакову, датируется 17 мая 1927 года.
Если внимательно изучить телеграмму не только по содержанию, но и чисто визуально, то и по ее содержанию, и по размашистому почерку нетрудно уловить настроение ее составителя. Она составлена человеком, находившимся в состоянии раздраженности или даже ярости. Возьмем только содержание: 
«Сообщите немедля[:] возражаете ли против временной поездки Букейханова в Казахстан или постоянной его работы у вас. № 11064/с – 3837/ш.
СТАЛИН».5 
А теперь обратим внимание на то, как тонкий психолог Сталин сформулировал вопрос: «ВОЗРАЖАЕТЕ ЛИ?» – как будто диктует своим адресатам предпочтительный ответ на него: «ДА». В случае правильной постановки вопроса: «НЕ ВОЗРАЖАЕТЕ ЛИ?» – вероятнее всего, последовал бы нежелательный для Сталина ответ: «НЕТ, НЕ ВОЗРАЖАЕМ». Теперь что касается личности адресатов сталинской шифрованной телеграммы и их вероятного ответа на нее. 
Филипп Голощекин в то время был секретарем Казахского крайкома ВКП (б), а Ныгмет Нурмаков – с 1924 года председателем Совнаркома Казахской (Киргизской) АССР и оставался им до апреля 1929 года.
Ответные телеграммы Голощекина и Нурмакова на зашифрованный запрос Сталина от 17 мая 1927 года пока обнаружить не удалось. Но очередные архивные документы и справки свидетельствуют о том, что Нурмаков опередил «отца всех народов» Сталина в «заботе» по трудоустройству казахского лидера. Вполне допустимо, что прямо «под носом» у Голощекина, Нурмаков пригласил Букейхана из Москвы и принял на работу в Наркомзем. «Под носом» говорится условно, т. к. будучи секретарем Казахского крайкома ВКП (б) с 1924 по 1933 годы, Ф. Голощекин «царствовал» (сарказм Льва Троцкого в его адрес: «Что, барчук, все царствуешь?»), сидя в теплой и уютной Алма-Ате, в то время когда все центральные органы власти республики находились в Кызыл-Орде. И решение Нурмакова, принявшего Букейхана на работу без согласия Голощекина и одобрения Сталина, было очень смелое и рискованное.

Работа в Наркомземе 
Казахстана
Между тем, письмо «временно исполняющего дел» Наркомзема (ВРИДНАРКОМЗЕМ) КазАССР за подписью Букейхана, адресованное в Совет народных комиссаров КазАССР, то есть Н. Нурмакову, подтверждает тот факт, что лидер автономии уже в июле 1927 года занимал в там ответственную должность не ниже заместителя наркома. Из письма также следует, что Букейхан исполняет обязанности наркома Султанбекова временно, в связи с нахождением того в Москве и просит «разрешения на выезд в Москву 6-го июля сего года и возложить временное исполнение обязанностей Наркома на Члена Коллегии Наркомзема тов. Алимбаева».6 Как видно из письма, в нем год не указан, но то, что оно написано в июле 1927 года, подтверждается нижеследующими документами.
В частности, справка, предоставленная в свое время ЦГА МВД КазССР в распоряжение НКВД СССР, подтверждает, что Букейхан выехал в Москву и участвовал на заседаниях профильного комитета ВЦИК:
1. В материалах фонда «Народный комиссариат земледелия Казахской АССР» в «протоколе заседания рабочей комиссии по выработке норм земельного обеспечения по Казахской АССР, выработанных на основании Положения о сплошном землеустройстве Казахской АССР» от 2-3/VIIІ-1927 г. проходит Букейханов, как представитель Казахской АССР».7
2. В «протоколе заседания президиума Федерального комитета по земельному делу при Президиуме ВЦИК от 24/VIIІ-1927 года проходит Букейханов, как представитель Казахстана».8
Имеется и четвертый документ из того же фонда «Народный комиссариат земледелия Казахской АССР» – это письмо в адрес Сыр-Дарьинского ГЗУ от 1927 года, под которым стоит подпись «Букейханова» как «Нач. Центр. Упр. Зем-ства» («Начальник Центрального Управления Землеустройства». – Прим. автора).9
В письме указан лишь 1927 год, а день и месяц составления письма отсутствуют, поэтому сложно определить, когда лидер «Алаш» занимал должность «Нач. Центр. Упр. Зем-ства» – до поездки в Москву или после.
Пока также остается загадкой, до какого года Букейхан работал в Наркомземе Казахстана и при каких обстоятельствах был уволен.
К примеру, 1 октября 1927 года «Сыну степей» был выдан «отзыв» о его работе в Казахской секции ЦИН СССР, где сообщается, что уволен с 1 октября того же года «в виду общего сокращения штатов». Но исключительно положительный характер отзыва склоняет к мысли, что его увольнение произошло все же по его собственному желанию. Относительно его работы в Наркомземе в период, когда он еще числился литературным сотрудником Казахской секции ЦИН СССР, особых вопросов нет, так как он параллельно и весьма успешно преподавал, будучи профессором, в Ленинградском университете, и привлекался к работе в качестве эксперта в Особый комитет АН СССР, выезжал в научную экспедицию. Во всех этих случаях он мог попросить отпуск «без содержания» на длительный срок, что широко практиковалось в творческих организациях СССР.
Порождают массу вопросов причины его увольнения из ЦИН СССР именно в октябре 1927 года, а не позже или раньше, например, когда его пригласили на работу в Наркомзем, о чем он убедительно просил наркома А. Алибекова в письме еще от 2 октября 1925 года. Было ли это увольнение связано с его намерением окончательно вернуться в родную степь или с появившейся, наконец, возможностью для этого – остается загадкой. Хотя, если исходить из содержания шифрованной телеграммы И. Сталина, такой вопрос все же стоял в повестке дня Генсека ВКП (б) и, похоже, он его серьезно рассматривал, предварительно прощупав точку зрения Голощекина и Нурмакова (шифрованной телеграммой от 17.05.1927 г.).
Более того, академик С. Швецов, соратник «Сына степей» еще по революционному движению в Сибири и Степного края и коллега по научным экспедициям 1904 и 1927 годов, в январе 1928 года написал характеристику на А. Букейхана, дав высокую оценку его научно-исследовательской деятельности. На характеристике, датированной 5 января 1928 года, проставлена печать Постоянного представительства КазАССР в Москве.
Исключительно положительный отзыв с последующим увольнением от ЦИН СССР и характеристика, которую смело принимать и за рекомендацию, с высокой оценкой своей научно-исследовательской деятельности от действительного члена, академика АН СССР – для каких целей они понадобились А. Букейхану: для защиты научной диссертации или для возвращения и занятия высокой должности в Казахстане? Есть однозначный ответ на то, что и отзыв, и характеристика были предназначены для поездки в Казахстан. Но для чего? Это очень важный и большой вопрос, на который и по сей день – нет убедительного ответа.
Нельзя обойти и такой весьма существенный момент. Работая отрывками в структурах народного комиссариата земледелия Казахстана в 1920–1921 и 1927 годах, Букейхан успевает изучить состояние и перспективы сельского хозяйства некоторой части своей страны, ранее малоизученной им самим, например, как Каракалпакская автономная область, которая, как известно, была отделена от Казахской АССР лишь в марте 1930 года и передана в состав Узбекистана в 1936 году. Его научно-аналитический очерк под характерным заголовком «Сельское хозяйство Кара-Калпакской области» был опубликован в «Народном хозяйстве Казахстана» в 1928 году в Кызыл-Орде. В нем он дает рекомендацию на акцентированное развитие в Каракалпакии «интенсивного поливного земледелия с уклоном в сторону хлопководства и семенного люцерноводства», а для традиционного животноводства он видит в наличии все условия развития каракулеводства: «Только нужно по отношению его (каракулеводства. – Прим. автора) иметь систему мероприятий протекционисткого характера, как и в отношении хлопка»,10 – отмечает ученый.
Тем временем, смелый поступок председателя Совета народных комиссаров Казахской АССР или, выражаясь современным языком, премьер-министра Ныгмета Нурмакова, пригласившего Алихана Букейхана на работу в народный комиссариат земледелия без согласия на то Филиппа Голощекина и одобрения Иосифа Сталина, имел и для него, и для лидера «Алаш» серьезные последствия. Замечу, что этот поступок был лишь поводом – не будь этого, непременно нашелся бы другой. И в апреле 1929 года он был освобожден от занимаемого поста и отозван в Москву в распоряжение ВКП (б) под предлогом учебы в коммунистическом университете при ЦК ВКП (б). А уже в мае месяце Букейхан был приглашен на допрос в Алма-Ату. Единственный допрос состоялся  27 мая 1929 года, в протокол которого занесен короткий ответ лидера «Алаш» «О деятельности «Алаш-Орды» со времени ее организации и до распада я давал показания т. Каширину».
В том же году было арестовано большинство его соратников по правительству «Алаш-Орда» во главе с Ахметом Байтурсынулы. При допросах следователи НКВД особо интересовались и обстоятельствами приглашения А. Букейхана на работу в Особый комитет АН СССР и его участия в антропологической экспедиции АН СССР в Адайском уезде. В этом можно убедиться из показания С. Каратлеуова от 2 июля 1929 года: «Когда Академия приняла работу от Казахстана, она сразу же через Швецова пригласила на работу хорошо знакомого Швецова – Букейханова, как исключительного знатока Казахстана».
На допросе от 6 июля тот же С. Каратлеуов дал следующее показание: «В какой степени влиял Букейханов на экспедицию, мне не известно, но знаю, что Букейханов влиять мог».
Из этих документов видно, что безжалостная карательная система, выстроенная советской властью и лично И. Сталиным, серьезно взялась за Алихана Букейхана. Тем более к 1929 году лидерство и власть И. Сталина в партии и стране настолько укрепились, что позволяли ему действовать уже без оглядки на «старых большевиков» «ленинской гвардии». Уже не осталось людей, называвших его по кличке «Коба», зато начали появляться, кто называл его «хозяином», хотя еще только за его спиной.

«Опасный» авторитет 
лидера «Алаш»
Что спасло бывшего основателя и главу Национально-территориальной автономии «Алаш-Орда» Алихана Букейхана от первой волны массовых репрессий 1928–1929 годов, когда практически все его бывшие соратники во главе с А. Байтурсынулы, М. Дулатулы и Х. Габбасовым арестованы и несли различные сроки наказания в сталинских лагерях? На это тоже нет однозначного ответа. Вероятнее всего, Сталин не решился на «крутые меры» в отношении лидера «Алаш», опасаясь последствий в Казахстане. Иного объяснения нерешительности «вождя всех народов» в отношении него просто не существует. Поскольку, с подачи своего ставленника Ф. Голощекина, он владел точной информацией об истинной ситуации в Казахстане, о шатком положении коммунистического правления в стране. Он так же, как никто другой, был хорошо осведомлен о сохраняющемся безграничном и безупречном авторитете и ничем незапятнанной репутации А. Букейхана перед своим народом и в целом в стране как подлинного вождя, лидера казахов. Доподлинно известно, что в народе его называли «Ұлт көсемі», «Алты Алаш көсемі», «Біздің ханымыз» («Вождь нации», «Вождь Шести Алаш», «Наш хан»). Более того, в среде казахоязычной творческой интеллигенции современного Казахстана и по сей день принято называть Букейхана «Ұлт көсемі» и даже «Нағыз тұңғыш президент».  
«Вождь всех народов» Иосиф Сталин внимательно отслеживал из секретных донесений НКВД каждый, пусть даже и редкий приезд лидера «Алаш» в Казахстан, который сопровождался ликованием и подъемом настроения простого народа во всех регионах страны. Так, например, в 1926 году в Адайском уезде, куда он приехал с антропологической экспедицией, вся общественность с торжеством и ликованием встретила и потчевала Букейхана, как «подлинного вождя нации». Об этом случае позже напишет академик Алькей Маргулан в своем дневнике, опубликованном лишь в 1994 году.11 Он был очевидцем этой славной встречи, будучи членом этой экспедиции, и в своем дневнике выразит искреннюю благодарность адайцам за то, что они не забыли заслуги лидера «Алаш» перед народом.
Весьма любопытно, что десятью годами раньше, в 1916 году, вожди рода Адай встречали Букейхана восторженно, со знаменем и возгласами: «Явился наш хан!». В ответ Алихан потребовал прекратить восстание.  Тогда он приезжал к ним для разъяснения бессмысленности и губительности безоружного их восстания против регулярных войск Российской империи. Эти и другие его аргументы оказались неоспоримыми, и он убедил вождей рода Адай подчиниться указу русского царя «25 июня» и отпустить джигитов от 19 до 35 года на фронт, пообещав им быть с ними. И сам, как всегда, неукоснительно выполнил свое обещание, отправившись вслед за ними на Западный фронт.12
И весьма печально, что ученые-историки и вся общественность Казахстана до сих пор верят в миф о восстании 1916 года якобы «под предводительством Амангельды Иманулы (Иманова)», созданный писателем Габитом Мусреповым. Подлинным же предводителем восстания в Тургае был вовсе не он, а известный хан Абдугаппар. В советской историографии его имя не указывалось только из-за того, что он был из рода торе – султанов (чингизидов). 
Более печальный факт в том, что современные идеологи Казахстана не спешат восстановить истину национальной истории всего-то 100-летней давности. И это происходит при наличии неопровержимых исторических фактов и архивных документов. 
Одним из очевидных фактов является то, что весной 1917 года А. Букейхан, будучи комиссаром Временного правительства в Тургайской области, пригласит к себе хана Абдугаппара и Амангельды Иманулы на беседу. И убедив их в том, что русский царь, против кого они подняли бунт, свержен, а предстоящее Учредительное собрание установит в стране подлинное народовластие. В ответ оба бунтаря обязуются больше не будоражить народ. Документальные свидетельства этой встречи хранятся в Государственном архиве Казахстана.13 Но свое обязательство нарушит лишь один из них – Амангельды.
Сталин не решался на арест и, тем более, физическую ликвидацию «Сына степей» еще и по тем основаниям, которые перечисляет Голощекин, секретарь Казахского краевого комитета ВКП (б) в 1925–1933 годах, в статье, опубликованной в журнале «За партию» в начале 1930 года: «Это время [1920–1925 гг.] характерно не партийным строительством, а господством группировок, господством идеологии Алашорды вне партии, господством идеологии ходжановщины, рыскуловщины и садвокасовщины, отражавших тогда алашординскую идеологию внутри партии. Это время, когда руководство было в руках всех этих группировок националистов… Я утверждаю, что в то время трудно было найти коммуниста-казаха, который не принадлежал бы к какой-либо группировке…».
Если проследить за логикой и ходом действий Сталина и датами событий в Казахстане, то заметим, что все казахские коммунисты Т. Рыскулов, С. Садвакасов, Н. Нурмаков, С. Ходжанов, обвиненные Голощекиным в «национал-уклонизме», будут отозваны в Москву под «благородным» предлогом – учебы. Но в будущем всех их ожидал более изощренный сталинский метод расправы, за исключением С. Садвакасова.
Последний арест и заключение в Бутырку лидера «Алаш» произошли 26 июля 1937 года, о чем свидетельствует ордер за № 3640. И арест последовал аккурат после появления резолюции «Об антисоветских элементах», подписанной Сталиным 2 июля 1937 года, на основании которой 30 июля 1937 года новый глава НКВД Н. Ежов подписал оперативный приказ НКВД № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов». 
Для ускоренного рассмотрения тысяч дел широко и повсеместно стали применяться внесудебные репрессивные органы, т. н. «комиссия НКВД и генерального прокурора СССР» (в нее входил сам нарком внутренних дел Н. Ежов) и трагически известная «тройка» НКВД СССР на уровне союзных, автономных республик и областей.
До своего третьего и последнего ареста в Москве, в 1928–1937 годах, как уже говорилось выше, «Сын степей», судя по редким и отрывочным сведениям, основное время проводил в своей коммунальной квартире, воспитывая своего внука Искандера. В декабре 1933 года потерял своего единственного зятя С. Садвакасова, на похоронах которого присутствовали Т. Рыскулов, Н. Нурмаков, занимавшие тогда высокие партийно-государственные посты в Москве, писатель С. Муканов с супругой и другие. 

Три письма как свидетельство 10 лет жизни
Сохранились всего три письма, датированные 1934 годом. Автором-отправителем первого из них, датированного 27 февраля 1934 года, является В. Бонч-Бруевич, близкий соратник «вождя пролетариев» В. Ленина, в тот год директор Центрального музея художественной литературы, критики и публицистики (ЦМЛ). В письме Бонч-Бруевич просит А. Букейхана помочь в «организации литературных фондов» ЦМЛ. Поиски как следов самого ЦМЛ, так и «помощи» А. Бу­кейхана в организации его фонда, как об этом просил Бонч-Бруевич, в виде «писем, взаимной переписки, дневников, записных книжек, мемуаров и всяких воспоминаний, рукописей, книг, фотокарточек, редких уникальных книг, книг, запрещенных цензурой или издававшихся в крайне ограниченном количестве» и много другого, пока не увенчались успехом. ЦМЛ, находившийся изначально по адресу: Москва, 31, Рождественка, дом 5, 1-й этаж, давно ликвидирован, все его фонды распределены между другими музеями и архивами Москвы, значительная часть фондов досталось РГАСПИ.
Два других письма написаны самим «Сыном степей», одно из которых датируется 26 сентября 1934 года и адресовано бывшему соратнику М. Дулатулы,14 отбывающему наказание в Соловецком лагере особого назначения, который спустя 10 дней трагически скончался в Центральном лазарете. Он был первым из лидеров «Алаш-Орды», погибшим в сталинских лагерях или застенках, но не последним.
И, наконец, последнее письмо, написанное 17 октября того же года, адресовано Ельдесу Омарулы. Оно было обнаружено в личном архиве Сарсена Аманжолова, что свидетельствует о том, что адресат получил его. Из содержания письма можно ясно понять, что А. Букейхан продолжал работать над научными темами, в частности, темой истории казахов и Казахстана, в чем обязался еще в 1913 году.15 Однако ни одна из его рукописей периода 1928–1937 годов не сохранилась. Вероятнее всего, они были конфискованы при его аресте и уничтожены после расстрела. Рукописи его ранних литературных переводов (1922–1927 гг.), хранящиеся в настоящий момент в фонде бывшей Центральной научной библиотеки НАН РК, впрочем, как и рукопись одного незаконченного романа С. Садвакасова, могли попасть в Казахстан через М. Ауэзова, который нередко бывал в коммунальной квартире лидера «Алаш» в Москве до 1937 года. Рукопись романа обнаружил в Доме-музее М. Ауэзова и издал в сборнике собраний сочинений С. Садвакасулы профессор Д. Камзабекулы.
Эпизод, описываемый С. Букейхановым, внучатым племянником «Сына степей», в книге «Нельзя о прошлом позабыть», где для ареста А. Букейхана прибыл наряд сотрудников НКВД во главе с самим Н. Ежовым, имеет все основания быть истиной, если иметь в виду пристрастность чекиста № 1 присутствовать при допросах и пытках известных личностей. Он любил хранить пули, еще одна страсть, которыми были расстреляны личные враги И. Сталина.
Но то, что дочь А. Букейхана «училась с ним [Н. Ежовым] в гимназии» далеко не бесспорен. Исследователь его биографии А. Павлюков установил, что в годы проживания семьи Ежовых в Мариамполе (ныне Республика Литва) Коля Ежов отучился три года в начальном училище, а в 1906 году, живя у родственника в Петербурге, учился портняжному ремеслу.16 И это все образование будущего кровавого наркома НКВД.
Куда интересней другой факт, что за 10 лет до назначения главой НКВД Н. Ежов работал в Казахстане: в 1925–1926 годах, под началом Ф. Голощекина, он занимал должность заместителя ответственного секретаря Казахского крайкома ВКП (б). Вполне правдоподобно, что в эти-то и годы он мог заглядывать в коммунальную квартиру лидера «Алаш», как об этом пишет С. Букейханов в своей книге.

Лидер «Алаш»: «Советскую власть не любил, но признал»
Если верить заместителю начальника ЦОС КГБ СССР А. Карбаинову, который в своем ответном письме от 26 сентября 1991 года на запрос автора этих строк утверждал, что «после ареста Букейханов на единственном допросе, еще до предъявления ему обвинения, признал себя виновным, а в суде подтвердил свои пок