• Культура
• 24 Августа, 2014

Интеграция литературы и философии

Максим ПОНОМАРЕНКО, 
Институт филологии и полиязычного образования КазНПУ им. Абая

Гуманитарное знание, ключевыми отраслями которого являются литература и философия, оказывается сегодня менее востребованным для познания личностью, нежели техническое; происходит методологический кризис гуманитарных наук. Технологизация современного бытия диктует духовному миру человека перспективы «механизации» мышления. 

Современный индивид прекращает мыслительную деятельность, которая направлена на что-либо иное кроме обогащения, подсчетов расходов и доходов, выполнения поверхностных социальных функций. Мыслящий человек (идеал и литературоведческий, и философский) часто оказывается не интересен современности, заменен на протез, на механическое устройство, чьи желания направлены на достижение материального блага, либо демонстрацию своих псевдоталантов. Современная нравственная ситуация характеризуется прогрессирующим инволюционным состоянием. Литература может оказывать воспитательное воздействие лишь в том случае, если ее внутренний замысел направлен на постижение каких-либо сторон человеческого бытия, их осмысленный анализ и перспективную позицию, предупреждающую развитие девиаций, аморализационных процессов в воспитываемом обществе.
Интеграция двух направлений гуманитарной мысли – литературы и философии, позволяет сформировать так называемый «художественно-философский тип мироотношения».1 Этот термин был предложен В. Д. Диденко в одной из его работ, демонстрируя, таким образом, возможность выражения литературой моделей и смыслов бытия через философию и ее средства.
Современная культура (в том числе и художественной речи) местами значительно упрощается, тематика литературного произведения силится отразить что-либо захватывающее дух, повествующее о чем-либо для многих желаемом, словом, предназначенное для успешных продаж. В ином случае современное произведение может выражать личные амбиции автора, не неся в себе никакой смысловой нагрузки, не осмысляя бытие; требования автора к себе и своему духовному развитию также упрощаются. В этой связи важнейшим шагом в гуманитарной науке становится возможная интеграция (подчеркиваю – интеграция, но не отождествление) литературы и философии, направленная против засилья псевдокультуры и аморализации личности в современном обществе. Смыслы, которые несет в себе какая-либо философема, обретая художественно-образное выражение, становятся универсальным средством научения и воспитания человека современного мира.
Если смысловая глубина произведения малосущественна; если автор обладает скудными представлениями о духовном мире – закономерно формирование в литературе так называемого «псевдоискусства». Псевдоискусство – это собирательный термин, характеризующий творческие реалии, умонастроения, которые направлены на выполнение сторонних задач и не способны к осмыслению бытия. Г. Н. Поспелов в исследовании по теории литературы замечает: «Художественное творчество – задача специфическая, она требует для своего исполнения специфических талантов. Такие таланты проявились и стали развиваться только тогда, когда из синкретического творчества возникло искусство как таковое. Значит, не талант создает особенности художественного творчества, а эти особенности каждый раз вызывают к жизни и способствуют развитию соответствующих талантов. Сами же особенности художественного творчества определяются особенностями идеологических интересов и запросов какой-то части общества в той или иной стране, в ту или иную эпоху».2 Выходит, что возникновение поверхностного, недостаточно ориентированного на мысль искусства – это продукт эпохи, социально-политически детерминированный. Если потребности к развитию и популяризации определенного типа искусства социально обусловлены – это явление получает все права, чтобы называться художественным творчеством. Но степень осмысления автором своих постулатов, данных в литературном произведении остается вне поле зрения общества. «Специфические» таланты могут иметь множество различных трактовок; их применение далеко не всегда определяет наличие в создаваемом литературном произведении всех ключевых составляющих. Тенденция к упрощению жизни не оставляет без внимания и сферу художественной деятельности. Итоги мы можем видеть на примере современной литературы. 
В конце XX века российский писатель Венедикт Ерофеев наиболее точно, пусть и не без экспрессии, отразил свою философскую позицию относительно нынешнего поколения: «Нет, честное слово, я презираю поколение, идущее вслед за нами. Оно внушает мне отвращение и ужас. Максим Горький песен о них не споет, нечего и думать. Я не говорю, что мы в их годы волокли с собой целый груз святынь – Боже упаси! – святынь у нас было совсем чуть-чуть, но зато сколько вещей, на которые нам было не наплевать». В. Ерофеев говорит о равнодушии современного поколения, что выражается в эгоистическом отношении к жизненным реалиям, в прагматизации мышления, в эклектичности социальных отношений. Писатель продолжает: «А эта пустоголовая юность, идущая нам на смену, словно бы и не замечает тайн бытия. Ей недостает размаха и инициативы, и я вообще сомневаюсь, есть ли у них всех чего-нибудь в мозгах».3 Ключевое сочетание «тайны бытия» говорит о том, что многие представители современного поколения не утруждают себя поисками смыслов, предпочитая оставаться на развлекательной и максимально комфортной периферии культурной жизни, из года в год индивидуализируя и переосмысливая окружающее бытие в крайне негативном упрощающем значении. Так, некоторые современные постмодернистские направления отличаются беспристрастной фиксацией действительности, пытаясь сделать русскоязычную литературу актуальной «своему» времени. Эпатажность подобных экспериментов из года в год становится ярче, заметнее, например: «По запросу bebop  гугл выдает тонну аниме –  гугл говорит: бибоп – это японский киберковбой с милым детским лицом»,4  «У него седые виски.  Его магически-волшебное обаянье. Вызывает в сердце кровоизлиянье».5 Семантическая «загрязненность» подобной поэтической речи, тем не менее, приходится по душе (пусть и с осознанием ее крайней ироничности) литературным журналам, которые выделяют отдельные рубрики для неиссякаемых потоков графомании.
Академик РАН В. А. Лекторский указывает на разницу между двумя отраслями гуманитарной науки, но констатирует: «Литературное произведение может глубоко проникать в мир человека, делать «человековедческие» открытия. От этого оно не превращается в философию. Философ может размышлять над литературным произведением и давать ему интерпретацию и оценку именно с философских позиций (как это делал, например, Л. Шестов в отношении Достоевского, Толстого, Чехова или Хайдеггер в отношении Гельдерлина)».6 В составе литературного произведения, как мы можем заметить, философия переходит в некое качественно новое состояние, она отходит от своей привычной методологии, меняет свое выражение в тексте, направляя свое внимание на менее ориентированные на традиционную науку «человековедческие открытия». Московские исследователи отмечают, «что стена между философией и литературой размывается. Началось это не сегодня. Обсуждение глубоких философских проблем можно найти у Толстого и Достоевского. Сартр и Камю были не только великими философами, но и выдающимися писателями. Ницше – философ и писатель. Писатель и философ наш В. В. Розанов. Сюжетами многих новелл Борхеса являются философские концепции (от Беркли и Шопенгауэра до У. Джеймса)». 
Размытие границ, интеграция литературы и философии ни в коем случае не означают принижение значимости какой-либо из них. Напротив, объединив свои специфические способы постижения бытия (равнозначным образом) они могут создать небывалый культурный потенциал для современного человека, в полной мере реализовав при этом воспитывающую функцию литературы. Новое выражение философии (к примеру «эстетическое обыгрывание» философской идеи в литературном произведении) способствует и расширению читательской аудитории.

ЛИТЕРАТУРА
1. Философия и литература: линии взаимодействия: сборник научных статей. М.: МГПУ, 2009, с. 30.
2. Поспелов Г. Н. Теория литературы. М.: Высшая школа, 1978, с. 83.
3. Ерофеев В. Москва-Петушки. Мой очень жизненный путь. М.: Вагриус, 2003, с. 119–218. 
4. Погода П. И. Стихи. Алматы, 2009, с. 48.
5. Веселая безумь. Улыбка пегаса. Простор, № 1, 2014, с. 191.
6. Материалы круглого стола «Философия и литература: проблемы взаимных отношений». Вопросы философии, № 9, 2009, с. 56–97.