• Культура
• 18 Апреля, 2014

Открытое сердце Шакена

K 100-летию Шакена Айманова

Людмила Енисеева-Варшавская

Шакен АЙМАНОВ (1914–1970) – актер и режиссер театра и кино, народный артист СССР и Казахской ССР, лауреат Государственных премий СССР и Казахской ССР, художественный руководитель студии «Казахфильм», один из основателей и до конца жизни первый секретарь Правления Союза кинематографистов Казахстана, неоднократный член жюри Московского международного кинофестиваля, а также жюри Международного кинофестиваля стран Азии и Африки, член Комитета по присвоению Ленинских премий. Депутат Верховного Совета КазССР двух созывов, награжден орденами Ленина, Трудового Красного знамени, двумя орденами «Знак почета», а также медалями, «выдающийся шахматный любитель» в командном первенстве творческих работников Алма-Аты 1956 года. На сцене Государственного театра казахской драмы им. М. О. Ауэзова им создано более ста образов – Исатай, Ахан серэ, Кобланды, Кодар, Хлестаков, Отелло, Петруччио и другие. Наиболее яркие экранные роли Джамбула, Алдара Косе. В числе поставленных им фильмов «Дочь степей», «Наш милый доктор», «Алдар Косе» («Безбородый обманщик»), «Земля отцов», «Ангел в тюбетейке», «Конец атамана». Зная, сколь яркой личностью был Шакен-ага, ценя все, мы решили предложить вам записанные в разное время отзывы и воспоминания о нем. 

«Шакен Кенжетаевич Айманов был исключительно природным дарованием, самородком. В молодости он ярко заявил о себе как артист – а если есть насто­ящий, большой талант, то он никогда не замыкается на одном деле. Он проявляется во многом. Великолепный актер сцены, Шакен-ага сначала стал режиссером театра, потом снимался в кино и снимал фильмы, а также вел огромную общественную работу».

Вот такие слова о своем учителе Шакене Айманове были произнесены его учеником и последователем в области кинорежиссуры Эльдором Уразбаевым. Совершенно справедливые по сути своей, они как бы итожат то, что сказано теми, кто знал его, работал с ним и наблюдал в разных ипостасях. Взятые мною в разные годы из первых рук записи эти составляют пусть далеко не полный, но все-таки ощутимый портрет этого удивитель­ного, на редкость одаренного человека. 

Хадиша Букеева, народная артистка СССР:
Многие из вас, должно быть, помнят один из театральных эпизодов в снятой Шакеном-ага кинокомедии «Наш милый доктор». Это сцена состязания в колкостях и остротах двух героев шекспировского спектакля «Укрощение строптивой» – Катарины и Петруччио. 
– Мы играли эту сцену на подмостках Казахского Академического театра драмы, – рассказывает Х. Букеева, – и, запечатленная на пленке, она всякий раз возвращает меня к дням моей юности. Это был памятный сезон 1943–1944 года. Мне, молодой тогда еще актрисе, посчастливилось исполнить роль занозистой героини. Партнером моим был Шакен. Его Петруччио, как писал потом искусствовед Николай Львов, вел себя нахально, первые фразы произносил очень громко. Сам располагался на пододвинутом для моей Катарины стуле, а ее, то есть меня, усаживал себе на колени. Я не уступала ему в дерзости. Мы Шекспира тогда еще не играли, и нам было важно обжиться в той далекой, незнакомой нам совсем эпохе и ее нравах. С Шакеном было все в порядке – он был прекрасный актер, ему одинаково легко давались трагедия и комедия, гротеск и высокая драма. Тут тебе Исатай, Ахан серэ, Кобланды, Кодар, Хлестаков, Отелло, Сатин, солдат Шадрин и многие другие. А со мной были проблемы, так как я стеснялась выражать строптивость Катарины. Мучилась от того, что все слова, поведение ее противоречили нашим национальным обычаям. Особенно страшным было одно место. Там, чтобы сильнее поддеть Петруччио, распаленная Катарина бросает: «Мой язык в твоем хвосте». По-русски издевка эта язвительна, загогулиста и даже остроумна, а по-казахски она ужасна, если не сказать – цинична. Как только приближалась эта фраза, я разворачивалась и уходила. Но Шакен всякий раз ловил меня и возвращал на площадку, пока я не освоилась, убедив себя, что ведь дело-то происходит не у нас, а в какой-то там Италии… Да, пока Шакен не ушел совсем в кино, мы постоянно играли в паре. Многие вещи он вообще ставил сам и сам играл в них, и я всегда поражалась его таланту. Как он прекрасно исполнял Отел­ло, как легко давались ему отрицательные роли! Шакен улавливал все тонкие движения души. Я знала, что он, будучи прекрасным импровизатором, по молодости ходил из аула в аул и выступал на всех празднествах. Играл он также и в самодеятельности, пока его в 1933 году не приметил и не привез из Семипалатинска в Алма-Ату для пополнения труппы тогдашнего нашего театра писатель и драматург Габит Мусрепов. 
Итак, в Каздраме Шакен проработал без малого двадцать лет, сыграв более ста ролей и, будучи режиссером, а потом главным режиссером театра, поставил множество спектаклей. За постановку ауэзов­ского «Абая» получил Государственную премию КазССР. Ну, а что касается кинематографа, то соприкоснулся он с ним еще в довоенном 1937 году, когда под Алма-Атой снимались основные эпизоды фильма «Амангельды». Шакену нетерпелось самому посмотреть, что это за штука – кино, и добравшись до места съемок и увидев, как все тут делается, он попросил режиссера Левина зачислить его, поскольку все роли уже были распределены, хотя бы в массовку сарбазом. 
– Сарбаза я изобразил, – рассказывал потом Шакен Кенжетаевич, – а на следующий свой фильм «Райхан» Левин уже пригласил меня, дав сыграть довольно большую роль вредителя и байского прислужника Сарсена. В ней, чтобы усыпить бдительность положительных героев, я улыбался, улыбался и улыбался. Посмот­рев потом эту картину, один мой знакомый увидел в улыбке моего Сарсена страх за свою жизнь. Но мне кажется, что это был не его, а мой собственный страх. Страх театрального актера, впервые один на один очутившегося перед съемочной камерой. 
Григорий Рошаль, кинорежиссер, народный артист СССР:         
– Я имел счастье работать в Казахстане с истинными мастерами театрального искусства. И среди них – аксакал раньше своих лет, руководитель по натуре – блис­тал Шакен Айманов. Шакен был удивительным умельцем в решении больших мизансценных задач и в филигранной отработке деталей, характерных черточек, микронаходок, делающих образ живым. Для меня сделанный Шакеном при непосредственном участии Мухтара Омархановича Ауэзова образ Шарипа в фильме «Песни Абая» был как бы ключом к трактовке всего реакционного, лживого, преступного, что восставало и глушило радость жизни.
С Шакеном меня связывает работа не только в кино, но и в театре. Он играл в спектакле, поставленном мною по нашей с Абдильдой Тажибаевым пьесе «Ковер Жомарта». Если говорить откровенно, Айманов был создан для театра и театрален в высоком смысле слова от головы до пят. Он принадлежал к той удивительной плеяде актеров, которые наделены величайшей интуицией и любой образ выковывают в себе, как истину – художник. Границ постижения его личности нет. Любую национальную форму, любой возраст, любой жанр он воспринимал как данность, с которой весело сразиться и которую весело одолеть. Это был актер радостного творчества и народного лицедейства. Он вносил личностное творческое мастерство свое в любой образ.
Я не могу говорить спокойно о Шакене, потому что, прежде всего, его любил. Все в нем мне нравилось. Его русская речь и превосходная казахская речь его. Мне нравились его жесты и на глазах происходящее преображение. Должно быть, это последнее и определяет таинственный дар актера. И, конечно, подкупала меня в нем народность его, подлинная влюбленность в свою родину, в удивительный, поэтичный, уходящий в древние степные туманы казахский эпос, в казахские сказки, предания, легенды. Ну а в Шакене-человеке меня больше всего трогала его детскость. Он радовался шутке, знал уйму рассказов, рассказиков, смешно изображал их героев, любил застолье, знал толк в беседе на пиру. Он был запрограммирован на долгие годы счастья. Его блестящая режиссерская работа в «Конце атамана», его «Джамбул», двукрылое чувство театра и кино – все это делает его непреходящим для живых и вечным в искусстве.    
Итак, солнечный Петруччио, жестокий Аяз, бесчеловечный Шарип-убийца, мудрый, бесконечно талантливый Джамбул, хитроумный Алдар-Косе и… Шакен – чудо!
    1982 год
Ефим Дзиган, кинорежиссер, народный артист СССР: 
– В период подготовки съемок фильма о Джамбуле наибольшую трудность представлял выбор исполнителя на центральную роль. Претендентов было много, и всех их я просил исполнить любой импровизированный текст, сыграть на домбре или спеть казахскую песню. После того, как отснялись все приглашенные, пройти пробы предложили и Шакену Айманову. Вообще-то его прочили на второстепенного отрицательного персонажа – акына-прислужника. Но за него очень ратовал мой молодой ассистент Мажит Бегалин, и я решил – почему бы нет? И вот однажды, уже почти отчаявшись в поисках главного героя будущего фильма, я в перерыве между съемками услышал ритмичные звуки домбры. Молодой сильный голос запел одну из песен Джамбула. Я заглянул в зал. Там, изображая в шутку своего героя-акына, по-казахски подвернув под себя ноги, развлекал собравшихся какой-то парень. В его дерзкой игре было что-то захватывающее и покоряющее. Так, впервые видя этого молодого человека, я случайно услышал его импровизационное пение «под Джамбула» и был буквально поражен его исполнением. Он прямо-таки сверкал талантом. Разумеется, дело было не в вокальных достоинствах. Айманов не обладал сильным голосом. Голос у него был задушевный, а сам он был артист, причем, артист незаурядный. Живость лица, выразительные глаза, весь облик в целом, внешний рисунок, поза с домброй в руках, мимика – все говорило о том, что перед нами актер больших возможностей. Оказалось, что это был тот самый Айманов. Я попросил Айманова пройти в гримерную и сделать грим Джамбула. Это вызвало удивление моих товарищей – он же совершенно не похож на акына! Но все же мы его загримировали и после съемки увидели на экране отдаленное сходство с Джамбулом. Была назначена вторая съемка, затем третья, и так до шести раз. Мы пробовали Шакена в разных возрастах роли – от двадцати до ста лет. Наконец похожесть была достигнута, и даже не столько гримерами, сколько шакеновским даром перевоплощения. И я сказал, что выбор сделан – мы останавливаемся на Айманове.
В то время пробы актеров утверждались в Москве, причем на каждую роль полагалось представлять не менее двух кандидатов. Узнав, что Джамбул представлен у нас одним-единственным претендентом, председатель совета от просмотра отказался. Пришлось долго уговаривать его посмотреть отснятый нами трехминутный ролик, и вот, наконец, включили проектор, и сидящие в зале члены коллегии увидели, как на их глазах взрослеет, мужает, входит в почтенный возраст, стареет, дряхлеет, поддается немощам и превращается в глубокого старца двадцатилетний юноша. Уже само по себе, по чисто внешнему рисунку это очень впечатляло. А если учесть, что все снятое было согрето талантом Айманова, его темпераментом, правдой чувств и обаянием личности, то можно представить себе, каково было воздействие пробных кусков. «Да это же Джамбул!» – воскликнул по окончании просмотра встречавшийся с ним раньше писатель и кинодраматург Леонид Леонов. Его поддержали другие члены совета и совершенно безоговорочно сам председатель. Шакен Айманов был единодушно утвержден на исполнение этой роли. 
Прославленный певец-импровизатор Джамбул был сыгран Шакеном с блеском. 
            1974 год
Евгений Диордиев, народный артист СССР:
– Большая, трогательная дружба связывала меня с Шакеном Аймановым – замечательным актером и режиссером сцены и киноэкрана. Много актерского пота и слез пролито за долгие годы совместной работе в одном – тогда он был практически объединенным – Республиканском объединенном русско-казахском драматическом театре. В спектакле «Победители» («Женимпаздар»), который был осуществлен в 1946 году в двух сценических вариантах – на русском и казахском языке приглашенным на разовую постановку Георгием Товстоноговым по пьесе Бориса Чирскова, мы играли одну роль. Роль генерала Кривенко. Гримуборная была одна на двоих, играли в одном костюме, в одних сапогах. Разница была лишь в том, что он играл генерала-героя только что закончившейся войны на своем родном казахском, а я на русском языке. Глядя друг на друга в этой роли, мы, что называется, взаимообогащались. Мне нетерпелось что-то посоветовать, подсказать ему, а Шакен старался привнести в нашу общую копилку свое – новое, неожиданное и удивительное. Потом мы с интересом смотрели на сцене – он меня, а я его: что из этого получилось. И получалось порой поистине прекрасно. 
К премьере «Победителей» я подарил ему новые настоящие генеральские погоны, а он мне собственный плащ с двумя звездами на погонах. Позже как родного встречала его Варна – родина моих болгарских предков, и как родного встречала меня земля Баян-аула – родина Шакена Айманова. 
Ну, а что касается кино, то я очень люблю работать в нем, и каждая из созданных мною для экрана ролей мне по-своему дорога. Но больше всего мне нравится мой Филькин из «Нашего милого доктора». Образ этот сразу же после выхода фильма на экран стал нарицательным, как Огурцов у Игоря Ильинского. Комедийный, он доведен до гротеска, и нужно было найти неожиданно яркие краски, игровые повороты, чтобы быть не просто смешным, но и убедительным. В театре это удалось бы легче, а здесь мне очень помог Шакен Айманов – мой друг и он же режиссер фильма. 
Творческий процесс, как вы понимаете, штука сложная, актерские находки приходят самыми разными путями. Не обходится и без курьезов. Помню, мы снимали эпизод, где Филькин должен прыгать с вышки в бассейн. Дело было в сентябре, погода стояла уже прохладная. И вот, чтобы я не простыл (иначе могли сорваться дальнейшие съемки), мне по совету Айманова перед каждым дублем давали спирту. Это была та еще ледяная купель! После третьего прыжка я совершенно естественно вошел в образ, и зрители, которые должны были изображать на экране смех, хохотали до упада. Шакен и операторы были довольны. Следующий эпизод не потребовал даже репетиции – опьяненный, я стал вытаскивать документы из промокшего пиджака и машинально наклеивать их на столб, и это было так неожиданно, что вызвало всеобщий восторг. В этом варианте эпизод и вошел в картину.
Филькин – это роль, так сказать, отрицательная. И она дорога мне с точки зрения профессиональной. Как материал, который позволил мне на экране найти и психологическое, и пластическое перевоплощение, обнаружить то, что не свойственно мне, Диордиеву. То была прекрасная пора. 
Несомненно, самой сильной стороной режиссуры Шакена была работа с актерами. Это не раз отмечали такие опытные мастера, как Сабира Майканова, Серке Кожамкулов, Фарида Шарипова, Нурмухан Жантурин, Юрий Померанцев, Лола Абдукаримова, Идрис Ногайбаев, Шахан Мусин, Евгений Попов и другие. Ну, а первым его режиссерским опытом в кино был совместный с ленинградским постановщиком Карлом Гаккелем фильм «Поэма о любви». Сценарий его на основе любимой казахами легенды о Козы-Корпеш и Баян-слу был написан нашим известным драматургом Габитом Мусреповым. И вот, несмотря на то, что в театре у меня было много работы, я почти ежедневно старался все свободное время присутствовать у него на съемках. Мне было чрезвычайно интересно на деле проследить, что это за искусство – кино и как справляется с ним такой маститый театральный деятель, но новичок в экранной режиссуре Шакен Айманов. Наблюдал за всеми – актерами, операторами, осветителями, гримерами, костюмерами. Ну и, конечно, за самим Шакеном. Сознаюсь, он был для меня феноменом. Взять хотя бы для сравнения футбол. Там бывают, как вы знаете, такие игроки, которые вроде бы лениво, как бы нехотя передвигаясь по полю, кажутся безразличными к мячу. Но вдруг в какой-то момент откуда только появляется в них невероятная энергия, быстрота, целеустремленность, и вот он, еще минуту назад забытый всеми игрок, становится центром всеобщего внимания. Оставаясь полтайма в тени, берет всю игру на себя и забивает, забивает, забивает гол за голом. Нечто подобное происходило и с Шакеном в первых его режиссерских трудах. Тогда меня удивляло, что он внешне вроде бы и не занимался фильмом. Однако, разговаривая о разных делах или рассказывая какую-то очередную смешную историю, либо играя в свои традиционные шахматы, он замечал любые мелочи в процессе съемки и в сторону камеры бросал отдельные реплики. Примерно такие: «И все же, Карлуша, ты этот дубль на всякий случай оставь!», «И сделай, будь добр, еще один!», «Саша, ты не забыл – микрофон-то в кадре?». Когда он это все видел – бог ведает. 
Как ни странно, но будучи многогранно одаренным человеком, Шакен, мне кажется, не обладал выдающимися педагогическими способностями, поэтому учеников, в общем-то, не имел. У него для этого не было ни времени, ни особой склонности. Не говоря уже о методике. Однако одного отличного актера он все-таки создал. То был Асанали Ашимов – артист, который пришел в кинематограф вовремя как по годам, так и по степени актерской образованности. Но в кино, как известно, театральному актеру, каковым был Асанали, по первости бывает довольно неловко, если не сказать – трудно. Знаю это по собственному опыту. Особенно когда кто-то закричит перепуганным голосом: «Есть мотор!». Но Асанали повезло. Под пристальным вниманием Шакена этот парень возмужал и стал одним из ведущих мастеров не только театра, но и кино. 
Ну, а что касается меня, то очень большое удовлетворение я получил, играя Крылова в аймановском же фильме «В одном районе». Здесь были совершенно иные сложности, чем в «Нашем милом докторе». Авторы поднимали большую и серьезную проблему – столкновения в сознании человека личностного и общественного, псевдо- и действительно принципиального. Сценарий был написан на национальном материале. Все это потребовало не только максимального психологического проникновения, но и деликатности игры.
    1970 год
Юрий Померанцев, народный артист Казахской ССР:  
– После открытия в 1945 году Алма-Атинского ТЮЗа Шакен Кенжетаевич видел меня много раз в своих спектаклях. Это был Волк в «Красной Шапочке», Ворон в «Снежной Королеве», Петро в «Осаде Лейдена». Я был молод, многого не знал, да и не умел делать. И вот в один прекрасный день получаю приглашение на фильм «Наш милый доктор» – такая своеобразная комедия-ревю с вплетением концертных номеров мастеров искусства республики. Я был очень удивлен, так как только что из картины «Береза в степи» по решению худсовета студии за полное «непонимание законов кино» был вырезан сыгранный мной эпизод. И, тем не менее, Шакен Кенжетаевич сказал: «Знаешь, Юра, я хочу взять тебя без кинопробы (это на центральную-то роль!). Роль доктора-юбиляра твоя». Я напомнил ему об этом моем провале, но он будто даже и не слышал. «Я мог бы, – пояснил он, – пригласить на эту роль Николая Черкасова, а на другие – ведущих московских актеров. Но мне хочется сделать фильм силами наших людей – лучших артистов Алма-Аты». Это был принцип – он думал о своем, национальном кино. Ну, и заодно уж это был тот самый случай, который давал возможность показать миру наши казахстанские таланты. И посмотрите, как мудро он все рассудил. Картина получилась яркой и зрелищной. Она задала тон на будущее и жива сейчас, спустя сорок с лишним лет. Потому что это история, это наши звезды. А пригласи исполнителей извне, сегодня к ней интереса бы не было. 
Как человек он был очень доступен и настолько обаятелен, что вокруг него всегда образовывалась компания людей, которые влюбленно смотрели на него. Ну, и эта знаменитая страсть его к шахматам в перерывах между съемками… Вот один эпизод. Дело было в экспедиции на съемках фильма «Земля отцов» в Кентау. Был большой перерыв, и мы пошли в местный магазин «Культтовары». Выбор товаров в нем был скудный, но зато были шахматы! Пройти мимо них Шакен, конечно же, не мог и, купив их, говорит: «Юрочка, сейчас мы проведем с тобой турнир века. Мы сыграем восемь партий, и тому, кто одержит большее число побед, достанется вот эта большая коробка с шахматами». 
Я играю очень плохо, можно сказать, никак, но – внимательно. Шакен играет здорово. Таким образом, прошло семь партий, и всякий раз он меня моментально обставлял. А на последней его кто-то отвлек, а, может, просто ему стало скучно, он подставил фигуру, и я выиграл. Шакен радуется, громко меня поздравляет. Но одна случайная победа – не есть повод для триумфа. И тогда Шакен говорит: «Ладно, мы изменим условия!». Взял коробку и пишет: «Дорогому Юрочке за то, что он совершил героический подвиг и выиграл из восьми партий одну. Шакен Айманов». 
В прошлом году известный коллекционер киношных раритетов Ментай Утепбергенов собирал материал для музея Шакена, и я отдал ему эту доску с шахматами. Хранил я ее более сорока лет. 
            2004 год
Фарида Шарипова, народная артистка СССР:
– Шел мой третий после учебы в Алма-Атинском институте искусств имени Курмангазы рабочий сезон в Казахском государственном академическом театре драмы имени Ауэзова. После небольшой дебютной роли в картине «Песня зовет» мне предложил всерьез заняться съемками Шакен Айманов. Он увидел меня на сцене во время гастролей нашего театра в Караганде – я исполняла роль Баян в спектакле «Козы-Корпеш и Баян-Слу», вечером вызвал к себе и говорит: «Завтра полетишь со мной в Алма-Ату – мне нужна героиня для будущего фильма «Перекресток», ты должна пройти пробы». Я согласилась, а потом, честно говоря, не то, чтобы забыла, а просто не надеялась. Но меня утвердили на главную роль врача Скорой помощи Галии Исмаиловой. Это было первое мое серьезное прикосновение к искусству экрана, и мне очень повезло с партнерами. Среди них были такие опытные актеры, как Шара Джандарбекова, Евгений Диордиев, Юрий Померанцев, Рахия Койчубаева, Сейфолла Тельгараев, Шахан Мусин. Снимались у нас и москвичи – Сошальский, Чубаров, Хабарова, Элвейн. Они в тот период гастролировали в Алма-Ате, и, воспользовавшись этим, Айманов пригласил их на фильм. Моим главным партнером был Асанали Ашимов, с которым мы много играли в паре в разных спектаклях, начиная со студенческих времен. 
Снималась я с удовольствием, а все опасения Шакена-ага в возможностях дебютантки рассеялись на первом же заседании художественного совета. Там просматривали рабочую пленку картины с моим участием, и член худсовета Хадиша Букеева буквально развела руками: «Я ничего не вижу – ведь Фарида здесь вообще не играет!». «Так это же и прекрасно! – воскликнул Шакен-ага. – Это как раз то, что мне нужно, потому что она живет на экране». Айманов радовался – значит, все получится, как задумано! Галия была моей первой киноролью. И сегодня я с благодарностью вспоминаю это. 
Впоследствии мне удалось участвовать в нескольких фильмах и очень много заниматься дубляжом. 
        1984 год
Евгений Попов, заслуженный артист Казахской ССР:
– Начало моего вступления на актерскую стезю, – говорит он, – относится к сороковым годам, когда у нас в Алма-Ате действовал Объединенный русско-казахский театр, руководил которым Яков Соломонович Штейн. В своих постановках того времени он занимал одновременно как казахских, так и русских актеров. Это был такой своего рода эксперимент. Взять, например, «Ивана Грозного» Алексея Толстого, где Марию Темрюковну играла блистательная Букеева, а Михаила Темрюковича – Жолумбетов. Или «Кобланды», которого он ставил одновременно с той и другой труппой. Там Кобланды – Айманов, у нас – Чепурнов, там – Букеева, у нас – Харламова, там – Кожамкулов, у нас – Азовский, там – Огузбаев, у нас – Сериков и так далее. Я несколько раз сыграл в нем Кастаулети на казахском языке. К спектаклям такого рода относились «Порт-Артур», «Мы здесь живем» и другие. В числе наиболее одаренных артистов нашего большого интернационального коллектива был Шакен Айманов, впоследствии ушедший в кино. Искусство экрана привлекало меня тоже, но об участии в съемках я мог лишь мечтать. Впрочем, однажды мечта эта моя благодаря Шакену Кенжетаевичу стала реальностью. Утвержденный на главную роль в художественном фильме «Джамбул», он почему-то предложил режиссеру его Ефиму Дзигану взять меня на крошечную роль. Посмотрев какой-то из спектаклей с моим участием, поговорив со мной и тем самым как бы прощупав меня, Ефим Львович согласился. Я был несказанно счастлив, и с этого фильма началась моя биография в кино. Правда, получить серьезную роль было проблематично, потому что руководство театра не любило отпускать актеров на съемки, поскольку для создания ее на экране нужен был немалый срок. Но вот когда мне предложили сняться в фильме о целинниках под названием «Мы здесь живем», Яков Соломонович позволил мне уехать аж на пять месяцев. Там у меня была довольно внушительная работа, и с этой целинной киноленты в постановке Шакена Айманова. я стал сниматься у него и впредь. Это были фильмы «Наш милый доктор», «Дорога жизни», «Песня зовет», «Перекресток». В общей сложности у меня получилось 49 экранных ролей. 
Когда меня спрашивают, дружил ли я с ним, я говорю, что в этом случае это слишком громкое слово, потому что нас разделяло и возрастное расстояние, и мое уважительное отношение к нему. Хотя не скрываю, Шакен Кенжетаевич относился ко мне нежно и благосклонно. Мне очень горько, что его уже нет, потому что я бы с удовольствием еще и еще работал под его началом. Это был человек, который, казалось, сам не понимал, насколько он талантлив. Или, скорее всего, не обращал на это внимания. Меня, например, часто спрашивают: «Как вы делали с ним вашего милиционера в «Милом докторе»? А я не знаю. Он никому ничего особенно не навязывал. В первую очередь, ведь он актер, потом уж режиссер. И как актер он какой-нибудь пустячок так покажет, что невольно чувствуешь всю тщетность своих потуг. Как же это, мол, я сам до такого не додумался? Даже обидно. Так он ярко и изобретательно все сделает, что это как толчок. А как оттолкнулся, так и иди. Потом, всегда какая-то особенная атмосфера существовала у него на площадке, будто мы все равны. Именно так, хотя я-то понимал, что есть он – режиссер, есть уважаемый всеми директор картины Лелюх, есть большой мастер-оператор Беркович, с которым они много и плодотворно работали. Амикошонства, панибратства типа «Ну, что, брат Толстой, все еще пишешь?» между нами не было. Просто была одна семья. Мы могли с ним запросто играть в шахматы, в какие-то другие игры или устроить вдруг импровизированный оркестр. Айманов любил все эти вещи, он отлично играл на мандолине, гитаре, домбре. Бывало, берем – я гитару, он домбру и что-то поем, сочиняя на ходу что-нибудь смешное. И никто не унывал, хотя в тот же 1956-й год в Кокчетавской области март был холодным, неуютным, и съемки были не из легких. А уж когда возникал дуэт Айманов – Беркович, изобретательству и шуткам не было конца. Тут было чему поучиться. 
Надо сказать, что у Шакена Кенжетаевича была одна особенность. Он не очень увлекался «варягами», то есть приглашенными артистами. Чаще старался обойтись собственными силами, из местных. Но это не мешало его общительному нраву, дружбе, скажем, с москвичами. В его гостеприимном доме в те поры не выводились люди. Как-то на встрече со зрителями меня спросили, есть ли сегодня богема в мире искусства. Так вот у Айманова была богема. Но какая! Потрясающе интересная. Тут можно было встретить самых разных, как правило, талантливых людей. Например, Николая Рыбникова, Аллу Ларионову, которые с огромным уважением относились к Шакену Кенжетаевичу как к человеку, к личности, к актеру. Мне часто приходилось присутствовать при этом, и я счастлив, что «варился» там.
И еще. Более двадцати лет в передаче «На колючей волне» нашего республиканского радио я вел разговор со слушателями от имени знаменитого героя казахских сказок Алдара Косе. То есть, был, что называется, аксакалом сатиры и юмора. И когда я узнал, что Айманов будет играть в кино Безбородого Алдара, я заблудился. Как-то на студии я решил выяснить у него, что же это за Алдар без бороды? И вообще, какой он должен быть? «Всякий, – ответил Айманов. – У каждого человека – свой Алдар». «Ну, что ж, – сказал я, – посмотрим, у кого лучше получится!». На что Шакен Кенжетаевич, конечно, рассмеялся. 
    1979 год
Раиса Мухамедьярова, заслуженная артистка Казахской ССР: 
– Было это в 1961 году. Я училась в Алма-Атинском институте иностранных языков, и на каком-то из наших эстрадных выступлений меня увидел замечательный актер Диордиев. Подойдя ко мне, он сказал, что на студии «Казахфильм» Шакен Айманов готовится к запуску художественного фильма «Песня зовет», где, по его мнению, я могла бы сыграть едва ли не главную роль. Наблюдательное око Евгения Яковлевича перевернуло мне всю жизнь. Мои мечты о преподавании английского языка начисто сбились одной телеграфной строкой: «Утверждены на роль. Немедленно прибывайте для съемок». Кино! Я и помыслить не могла о нем всерьез, когда старательно собирала открытки и фотопортреты известных его мастеров. И вот нежданно-негаданно оно вошло в мою жизнь. Для меня все в нем было ново, все поразительно, все восхищало и удивляло. Аульная девочка, я окунулась в среду таких талантливых людей, как Шакен Айманов, Ермек Серкебаев, Рахия Койчубаева, Бибигуль Тулегенова. Под фонограмму этой прекрасной певицы я исполняла все песни в фильме. Естественно, поначалу я растерялась, но постановщик картины Айманов умел так работать с людьми, создавать такую непринужденную обстановку, что я стала постепенно смелее. Шакен Кенжетаевич очень поверил в мои актерские задатки. А когда чувствуешь, что кто-то в тебя верит, видишь попытки растормошить тебя, извлечь сокрытое, хочется сделать больше и лучше. Ну, а если режиссер владеет актерским мастерством, он может помочь еще и действием, жестами, мимикой. Так было с Шакеном Кенжетаевичем. И эта первая дебютная роль стала для меня стартовой площадкой. С тех пор мною сыграно около двадцати экранных ролей. Есть и главные, и эпизодические. Фильмы? «Песня зовет», «Сплав», «Меня зовут Кожа», «Мальчик мой», «Путешествие в детство», «У подножья Найзатас», «Однажды и на всю жизнь», «Дополнительные вопросы», «Невестка для брата», «Три дня праздника» и другие. Ну, и, конечно, работа на дубляже. 
    1981 год
Лев Варшавский, киновед, сценарист: 
– Я встретил его когда он был совсем молод и откровенно радовался своим первым успехам в искусстве. Блестяще складывались дела в театре, а счастливая случайность, подсказавшая кинорежиссеру Ефиму Дзигану выбрать именно этого молодого актера на роль столетнего Джамбула, принесла его избраннику мгновенную и безоговорочную популярность. Я прослеживал все его актерские и режиссерские работы, писал о них в рецензиях и театральных обзорах. Хорошо все пошло у него и в киностудии, где он поручил мне вести сценарную мастерскую. 
Потом он предложил мне же написать сценарий об Алдаре-Косе. Надо сказать, что сыграть этого персонажа и уж тем более самому поставить о нем фильм было давнишней мечтой Шакена. Загоревшись такой идеей, он сам отбирал наиболее яркие эпизоды. Ему казалось непростительным упущением, что нет еще казахского фильма о народных мастерах шутки и розыгрыша. Одним из таких был самый популярный в народе, притча во языцех Алдар. Неуемный, щедрый на шутку и красное словцо безбородый весельчак, знающий невзгоды, но не знающий уныния. Шакену хотелось как можно ярче показать этого народного любимца, чье слово разило и спасало, уничтожало и миловало. В Алдаре он видел воплощение одаренности и нравственного начала казахов. Это был герой, чьим оружием были не копье и булатный меч, а вложенная в уста мудрость. 
С каким наслаждением работал я с ним во время создания сценария об Алдаре-Косе! Шакен приходил в наш тесный подвал старой гостиницы «Дом Советов», где после войны осталось жить еще множество работников театра и кино, художников и музыкантов, эвакуированных в свое время в Алма-Ату, и буквально с порога начинал разыгрывать сцены, эпизоды, фантазировать, проигрывать в лицах, имитировать. Это были подлинные представления на дому, театр одного актера – да еще какого актера! В его импровизациях наш Алдар обнаруживал сотни оттенков своего неизбежно жизнелюбивого нрава. Шакен изображал его то веселым и язвительным, то задумчивым и озабоченным, то по-старчески философски-рассудительным, то в виде ярмарочного комедианта. Фильм проигрывался буквально на глазах. И, следуя за воображением исполнителя, я оказывался то в старой бедняцкой юрте, то в жилище шамана, то в мрачном укрытии мазара, куда забрался Алдар подстеречь недругов или соперников. Иногда на такое представление собиралось много любопытствующих, потому что не всякий день выпадает возможность видеть подобные зрелища. Шакен не смущался. Наоборот, публика вдохновляла его фантазию. Такой метод был очень плодотворен. 
Я писал Алдара как бы с натуры – казалось, характер героя-острослова, хитреца и благородного обманщика был присущ его будущему исполнителю. К каждому приходу Шакена я торопился дописать новый эпизод. Делал это тщательно, с прикидкой на его фактуру, интонации, манеры. Наконец в один прекрасный день сценарий был завершен, и начались съемки фильма «Алдар-Косе», он же «Безбородый обманщик».
    1966 год
Сахи Романов, народный художник Казахстана: 
– Я пришел на «Казахфильм» в 1955-м году, в период становления национального художественного кино. Царил творческий дух, шел поиск основного направления, вырабатывались критерии на будущее. Упорядочивалась и кадровая проблема. Поэтому каждый специалист был желанным, и ему немедля находили дело. Здесь мне и пришлось столкнуться с такими режиссерами, как Эмир Файк, Куат Абусеитов, Юрий Чулюкин, Мажит Бегалин, Азербайжан Мамбетов, Александр Карпов и другие. 
Надо сказать, что я сужу о режиссерах с точки зрения художника. Не просто как исполнитель их замыслов, а как потенциальный соавтор. Всякий уважающий себя постановщик всегда заранее заботится об изобразительной стороне фильма. Загодя знакомит тебя с темой, старается увлечь ею, обозначает цели и задачи, обговаривает эпизоды. Иначе он несерьезный человек. Ибо картина должна состояться прежде в голове, а умение перенести ее на бумагу и декорации – дело элементарной техники. Ведь искусство должно делаться сердцем, что отлично понимали те, с кем я работал. А это особенно ценно, ибо тогда отдавалось предпочтение разговорному кино. Превалировали диалоги, а на изобразительную часть не очень-то обращали внимание. И как же мне было приятно работать с Шакеном Аймановым над фольклорным материалом в фильме «Алдар-Косе», где любимый персонаж казахских сказок – хитрец и острослов – выступал главным героем! Здесь была масса этнографических тонкостей, интересные типажи. Словом, простор для художественного воображения.
Самым внимательным о