• Общество
• 20 Декабря, 2022

Я В Л Е Н И Е М Ы С Л И

Сергей КОЛЧИГИН,

философ, литератор

С чем связана человеческая универсальная природа? В первую очередь со способностью мыслить. Мысль есть веер огромных возможностей для выражения чистых смыслов. В этом ее безмерное богатство и тем самым рискованная вольность. Попробуем поэтому рассмотреть основные типы и качественные определенности феномена мысли.

МЫСЛЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ

В содержательной логике мышление определяется как всеобщая, идеальная форма деятельности. Имеется в виду, что в процессе своего формирования и развития мышление подчиняется тем же универсальным законам, которые гос­подствуют в объективной действительности и едины для всего сущего. Такой подход позволяет и требует ­изучать познаваемый предмет не просто с позиций стороннего наблюдателя и не просто изнутри собственного сознания исследователя, но через реальную историю этого предмета, исследование тех внутренних противоречий, которые им движут, создавая его живую жизнь.

Внутреннее содержание мышления и внутренний ритм познаваемых объектов, сложных и подвижно изменчивых, есть логика развития и творчества. Это логика сложных систем в их собственном бытии, а не в плане нашей способности только говорить о них. Слово, язык – не единственная форма выражения мысли. Мы проявляем ее не только в словах, но и в жесте, выразительном взгляде и молчаливом решительном пос­тупке, в изготовлении орудий труда и их применении, в музыкальных композициях и математических знаках. «Как смешила меня, к примеру, уверенность тех, кто заявлял, будто нет иного мышления, кроме языкового! – писал Станислав Лем. – Эти философы не ведали, что сами они принадлежат к определенной разновидности человека разумного, а именно той, которая обделена математическими способностями. Сколько раз, пережив озарение новым открытием, запечатлев его в памяти неизгладимо, я часами искал для него языковую одежду, потому что оно родилось во мне вне всякого языка – естественного или формального» [1, с. 369–370].

Вся культура есть опредмеченная человеческая мысль. Необходимо поэтому ясно осознавать роль орудийного мастерства человека, благодаря которому возникает культура. Возделывание полей, выращивание злаков, строительство домов и дорог, машин и механизмов – все это неразрывно связано с сущностью человека как творца, призванного преображать природу, вносить в нее новую гармонию; все это – выражение универсальной предметно-деятельной природы человека.

Что касается мыслительных категорий (сущности, явления, случайности, необходимости, возможности, действительности, причинности и т. д.), то споры об онтологическом статусе этих ключевых понятий человеческого мышления идут с давних времен. Они рассматривались как роды (разряды) бытия (Аристотель), как отображения явлений реального мира в наших созерцаниях (Локк), как чистые сущности (Гегель). Вопрос может решаться и по-иному. Категории можно понять не просто как некие мыслеформы, а как формы предметной деятельности, которая является посредником между человеком с его субъектностью и миром с его родами бытия. Иначе говоря, человек выделяется из природы с помощью орудий труда и орудийной деятельности, а это позволяет ему формировать и развивать категориальный аппарат своего мышления, свою способность познания и освоения внешнего мира. Так, категория качества как понятие определенности, присущей вещи и неотъемлемой от вещи, выявляется и применяется человеком тогда, когда он активно вовлекает познаваемый предмет в сферу своей практики. Этим путем постигались, к примеру, различные свойства камня, его твердость, тяжесть, ломкость и т. д.

Мышление в этой концепции есть способность человека как мыслящего тела строить движение по форме любого другого тела [2, с. 38]. И формировалось мышление в ходе практической работы с деревом и камнем, с огнем и водой, с растениями и животными. Человек извлекал из этого опыта те или иные уроки и действовал все более самостоятельно, шаг за шагом становясь подлинным субъектом, творцом истории. А в вершинных своих проявлениях мысль человека достигает того концептуального уровня, где ментальные схемы и умственные понятия обретают универсально-космический характер, не только в теоретическом выражении, но и в значении практически-проективной программы. Космизм есть человеческая мысль, нацеленная в Метагалактику и отыскивающая пути технологического освоения Вселенной вкупе с методами расширения возможностей человека.

Итак, мышление логично определяется как собственная человеческая способность, притом важнейшая и творчески-продуктивная. Мы самостоятельно выдвигаем, продумываем и оцениваем всевозможные новые идеи, разрабатываем те или иные гипотезы, концепции, теории. Мы сами управляем нашими мыслями; скажем, оцениваем их на предмет логичности или этичности. Мы сами реализуем на практике объекты нашей мысли: проекты зданий, художественные и научные замыслы, рабочие планы. Мы самостоятельно и эффективно используем в мире, внеположном сознанию, практические плоды наших мыслей, изобретений, открытий.

Правда, у концепции, которая отстаи­вает идею о том, что мышление есть собственно человеческая творческая способность, существуют и крайние проявления. В истории культуры они известны под названиями антропо­центризма, волюнтаризма и крайнего субъективизма. Сегодня к этим крайностям можно, пожалуй, добавить и уход человека в виртуальный мир, неотличимый от ментальных процессов.

МЫСЛЬ КОСМИЧЕСКАЯ

В идее детерминации мышления предметно-практической деятельнос­тью нет роковой неизбежности его редукции к субъективизму и антропоцентризму. Необходимо понимать, что в концепции мышления как деривата предметной деятельности речь идет не о том, как и откуда мышление возникает, а о том, как оно формируется и развивается.

Хотя именно люди творят свою историю, сами они произошли, тем не менее, путем естественной эволюции. Соответственно, противоположность материи и сознания, бытия и мышления только относительна, условна. Об этом прямо писали даже самые последовательные материалисты К. Маркс и В. И. Ленин, не говоря уж о таких философах, как­ ­­­

Н. А. Бердяев, А. Ф. Лосев и многие другие. Прекрасно сказал по этому поводу классик русского космизма К. Э. Циолковский: «Голос человека, его мысли, открытия, понятия, истины и заблуждения есть только голос Вселенной <…>. Но мы должны жить так, как будто тоже имеем волю и самостоятельность, хотя и то и другое не наше» [3, с. 168–169].

Сознание, мышление – отнюдь не только субъективный феномен, а нечто гораздо более масштабное и онтологически укорененное. Мы не сами наделяем себя способностью мыслить: она нам дана как нечто, не зависящее только от нашей воли. Сознание объективно, следовательно, присуще всему миру как целому и, тем самым, всему вообще. Поэтому и человек, поскольку он наделен вселенским сознанием, универсальным мышлением, является существом вселенским. Такое понимание представляет собой традицию, идущую от веданты и Платона до Гегеля и Последнего Завета.

Объективность сознания, космичес­кую природу мысли зачастую объясняют тем, что личное сознание обусловлено сознанием человечества, а оно, в свою очередь, общественно-исторической практикой. Этот взгляд отчасти верен: нельзя отрицать гигантского влияния, которое оказывают на каждого из нас семейное воспитание, друзья, музыка, книги, школа, телевидение, интернет… Но в ответ на концепцию общественно-исторической обусловленности нашего сознания спросим: откуда появился мыслительный опыт у наших предтеч? Если мы приобрели его от них, то от кого – они? Нельзя думать, будто, к примеру, Иммануил Кант был столь наивным, что, говоря об априорных формах, о трансцендентальном единстве апперцепции, об эмпирическом и трансцендентальном субъекте, не ведал роли исторического человечества.

Между тем сознание очень часто мыслит, без преувеличения, вместо нас либо через нас; оно создает свои объекты самостоятельно. Так, сновидения говорят об активном характере подсознания и надсознания, о некоей творческой силе, переводящей потенциальное в актуальное. В качестве иллюстрации можно привести неожиданные сновидческие превращения. Почему они происходят помимо нашей воли? Очевидно, потому, что их природа объективна. Сюда же можно отнести внезапное озарение, неожиданное воспоминание забытого, феномен двойной интенциональности и т. д.

Даже сам опыт, который, казалось бы, принадлежит субъекту целиком и полностью, обусловлен чем-то над-субъективным и досубъективным и проявляет себя то по ассоциации, то по внешнему толчку, и требует собой овладеть. Правда, небывалые творческие взлеты иногда пытаются объяснить как раз с помощью опыта, накопленного подсознанием. В течение многих лет человек набирается впечатлений, они откладываются в подвалах памяти, а затем, в какой-то момент, в силу тех или иных обстоятельств и факторов, прорываются наружу в творческом акте. Действительно, так бывает нередко. Однако (исключая возможность реинкарнаций) это не объясняет хотя бы тех случаев, когда творческий гений просыпается в невероятно раннем возрасте, как, например, у Лермонтова, тем более что объяснить здесь надо еще и сам дар стихосложения, очень ранний и проявляющийся спонтанно.

Объективная природа мышления доказывается, помимо прочего, еще и тем, что оно именно спонтанно [4], т. е. имеет место без специальных усилий и намерений с нашей стороны. Мы можем, конечно, регулировать нашу мысль. И даже на некоторое время приостановить ее работу (как это делается в интегральной йоге), но и тут очень скоро в нас начинает вливаться поток образов и мыслей, правда, какого-то другого уровня и плана. Спонтанность фактически не нарушается при небольшом перерыве в работе сознания. Да и перерыв ли это? Вспомним темные зоны метасознания: обмороки, сны без сновидений, амнезию и т. д. Это тоже сознание, только не обернувшееся на само себя.

С непрерывностью мышления связана и его хаотичность. Это прекрасно показано в «Улиссе» Джойса, где разворачивается метод «потока сознания» – «словá из слов ради слов». Хотя в то же время при чтении романа присутствует чувство, что за этой хаотичностью – бескрайний и бездонный Океан Сознания, «поток мысли». Под зыбкой поверхностью – тайна, глубина, поле высшего, глубинного сознания, а человек – это существо, которое стоит на границе двух миров и порой пытается их удержать и гармонизировать. «I between them. Where? Between two roaring worlds where they swirl, I» [5, p. 241].

Спонтанность нашей мысли проявляется не только в ее непрерывности, но и в том, что мы, как говорил Владимир Набоков, думаем не словами, а тенью слов. Ошибка Джойса, по его убеждению, состоит в том, что он наделяет свои мысли слишком тяжелым вербальным тоном [6, с. 283]. И лишь в последнем счете язык из «тени мышления» превращается в «как бы тело мышления» [7, с. 320].

Объективность сознания, универсальный характер феномена мысли подтверждается и тем, что способность мыслить дана всем в равной мере. Любой народ и любой индивид мыслит теми же понятиями, что и другие народы и индивиды: высоко – низко; видеть и слышать; вода, небо, жизнь: мера, причина, цель… Эта объективность сознания, его единство для всех людей доказывается, в свою очередь, тем, например, что любой текст можно перевести на любой другой язык.

В концепции мышления как вселенского феномена человек предстает как существо не только земное. Его дом – Вселенная. А его мысль продолжает и в известной мере венчает космическую «экспансию жизни» [8].

В крайних своих проявлениях идея объективности мысли, ее внечеловеческого характера, воплощается в интенсивную разработку искусственного интеллекта, по существу – той «Матрицы», для которой люди – только орудия. Искусственный интеллект, если ему не ставить никаких ограничений, может обладать разрушительной мощью и уничтожить человеческий род [9].

Своеобразной крайностью в вопросе об объективности феномена сознания является современная объектно ориентированная онтология, довольно популярная на Западе. Она состоит в идее о том, что, если абстрагироваться от человека (мысленно или реально), мы придем к вещам самим по себе, во всей их плотности, вещественности. И среди этих вещей постепенно, путем редукции, придем к суперплотным веществам, к ядру материи, чему-то вроде хтонических чудовищ Лавкрафта. И человек, поскольку он неизбежно будет трансформироваться в трансчеловека, должен готовить себя уже сегодня к превращению в некоего Ктулху. Он будет взаимодействовать с реальностью с помощью щупалец – «оптимальных приспособлений» для взаимоотношений с миром [10]. Буквальное превращение человека в «вещь в себе» среди таких же «вещей в себе» есть крайность, противоположная крайности антропоцентризма.

МЫСЛЬ ОДУХОТВОРЕННАЯ

Мысль человеческая, устремленная в космические дали, и мысль информационно-космического происхождения не исчерпывают существа человека. Высшие проявления человечности – не мысли сами по себе, а их наполненность нравственным содержанием. Причем нравственность не вырастает ни из природных задатков, ни из предметно-практической деятельности, ни из попыток воспитывать человека, лишь наставительно внушая ему правильные представления. Нравственность рождается от иного источника, вся суть которого – духовность. Она имеет не понятийный, а чувственный характер, причем духовная чувственность есть высшая форма человеческих чувств. Она тоньше и глубже сферы ощущений и сферы эмоций: они не специфичны для человека, так как присущи и животным. И значит, мысль человека и его высшие чувства имеют разную природу, вырастают из разного корня и нуждаются во взаимном дополнении.

Душа – это, по удачному выражению М. Бахтина, «как бы тончайшая внут­ренняя плоть» [11, с. 198]. В силу этой предельной тонкости душа, духовное чувствование все воспринимает сразу и правильно, тогда как мысль призвана следовать зову души. Мысль подчас хит­рит и может перехитрить саму себя, например, когда человек в глубине души чувствует сомнение в своей правоте, но с помощью рациональных, логичных доводов и хитроумных рассуждений убеждает самого себя: я прав. А душа хитрить не умеет. Если ты чувствуешь нечто как прекрасное, то это – правда чувства. Не бывает ложных чувств, потому что чувство есть непосредственность восприятия и как таковое не способно чувствовать то, чего не чувствует. Это тем более касается чувств высших, проникнутых гармонией, соответствующей высшим планам бытия человека и мира. Это означает, что движения души – вибрации неизмеримо более тонкие, нежели движения мысли.

Стоит отметить, что особой уникальностью в этом отношении обладают в истории мысли философские концепты казахской и русской культуры. Абай и Шакарим, Бердяев и Франк не только отчетливо понимают специфику разума в сравнении с душой, но и справедливо полагают, что наличие разума само по себе не гарантирует его духовного (нравственного и социально-этического) применения. Отсюда, из осознания этой коллизии, и вырастает стремление дополнить разум этичностью, одухотворить его, органично соединив с началами души.

Мысль – это возможность любых возможностей. Мысль – это навигация в неизведанных областях, это творчество, понимание, глубинное единство с миром и еще многое другое. Но мышление само по себе – не панацея от всех бед человечества. Человек есть универсальное существо, призванное делать историю, творить общественные отношения. Призванное, но пока еще на этапе предыстории, далеко не творящее.

Нетрудно видеть: человек на протяжении всей истории оборачивает свою творческую силу против самого себя. Чудовищный парадокс: творчество унижает и фактически уничтожает своего творца. В чем, в принципе, должен состоять смысл творчества, если не в совершенствовании человека, раскрытии его духовной сущности, позволяющем облагораживать и окружающий мир? Но в реальной общественной истории творчество оборачивается беспрерывной и безудержной перестройкой окружающего мира, подчас весьма произвольной его реконструкцией в целях удобства для человека, творчеством ради потребления. В жестких рамках античеловечности творчество меняет свой вектор на противоположный: из созидания оно превращается в разрушение. Процесс «творческого разрушения» при этом вторгается во все сферы жизнедеятельности и культуры: в окружающую среду, создавая экологическую проблему; в военную сферу, создавая оружие массового уничтожения, и т. д. А главное – такое деструктивное творчество сказывается на самом человеке. Он превращается в слепое орудие собственных сущностных сил. Это означает, что смысл человеческой жизни постепенно, с ходом жизни, отфильтровывается, дистиллируется, теряет жизненную непосредственность. Живой смысл вытесняется смыслом виртуальным, «чистым»; чувственное вытесняется ментальным.

Можно выразиться и жестче. Смысл, подменяющий собою жизнь в ее блес­ке, текучести, пестроте, это смысл без жизни, умственное существование, погружение в идеальные конструкции вместо непосредственных чувств и отношений. Это – не что иное, как отчуждение человека от собственной жизни и от самого себя.

Творчество должно быть не просто «креативным» (как модный тренд современного мира), но – одухотворенным. Оно должно проистекать не из целей той или иной выгоды, а из внутренней озабоченности интересами окружающего мира и окружающих людей. Творчество сопряжено с творением, креативность же подразумевает предприимчивость, своеобразную «техническую смекалку», связанную с хитростью разума. Иными словами, креативность – феномен сугубо человеческий, в нем нет божественной искры, а есть лишь устремленность индивида на пути к одному ему известной цели.

Только из внутренней потребности в облагораживании себя и мира и может вырастать подлинное творчество. Душа человека при этом есть общий ориентир жизненного развития, а мысль – теоретик-аналитик. Следовательно, человек призван стать духовным существом, наделенным разумом. Или – разумным существом, наделенным душой. Потому что человек – не только космический инженер, но и вселенский поэт; не только «микрокосм» (малый космос), но и «микротеос» (малый бог). И мысль космическая должна становиться мыслью одухотворенной, т. е., ни много ни мало – надмирной.

Нормальная работа человеческого разума станет возможной исключительно тогда, когда проявления природных инстинктов, а с ними и содержания мысли, будут приведены к допустимому гармоничному минимуму. Эту задачу и призвано решить духовное развитие человека.

Если я возрастаю в духовном чувствовании, то вещь, с которой я взаимодействую в познании или на практике, сама раскрывает передо мной свои лучшие качества. Так цветок, уже увядший, оживает и снова становится красивым, если я обращаю на него свою добрую заботу. Так хищник становится безобидным, если я отношусь к нему по-человечески. Поэтому, кстати, кантовская «вещь в себе» – это, по сути, условие необходимости духовного роста. Иными словами, превращения существа мыслящего и разумного – в Человека.

Можно перечитать огромное количество книг, поглотить величайший объем информации по поводу правильного и неправильного, добра и зла, но от этого не стать лучше ни на йоту. Человек становится лучше только в тот момент, когда ситуация задевает его, и он, не всегда заранее зная, но сразу чувствуя и понимая, как правильно поступить, делает это правильно. Тогда его внут­ренний мир действительно изменяется к лучшему. И мысль становится одухотворенной.

При мощном развитии сознания и формирующемся при этом едином поле у человечества неизбежно вскроется тот дополнительный психический потенциал, который уже существует. Нам всем пока не хватает этого единства. Но, соединившись, мы начнем питать друг друга внутренней силой. Тогда человеческое воздействие на окружающую реальность многократно умножится и станет более ярким.

Сегодня мощное влияние мысли и чувства на внешнюю реальность даже опасно: нынешний человек, «ветхий Адам», может этим разрушить ноосферу. Поэтому крайне важно, чтобы мышление человека стало не только логичным, грамотным, глубоким, но и полностью очистилось от всякого рода негативных образов. Человек и рожден для того, чтобы творчески облагораживать мир материи, проявляя любовь и, вместе с ней, тонкое глубокое мышление. Задача неимоверна сложна. Но от нее зависит будущность человечества.

ЛИТЕРАТУРА

1. Лем С. Глас Господа // Лем С. Возвращение со звезд. Глас Господа: Романы; Повести. М.: ООО «Издательство АСТ», 2003, с. 339–522.

2. Ильенков Э. В. Диалектическая логика: Очерки истории и теории. 2-е изд., доп. М.: Политиздат, 1984, 320 с.

3. Циолковский К. Э. Неизвестные разумные силы. Циолковский К.Э. Воля Вселенной. М.: Издательство АСТ, 2019, с. 167–172.

4. Налимов В. В. Спонтанность сознания. М.: Прометей, 1989, 288 с.

5. Joyce J. Ulysses. L.: Penguin Modern Classics. 1985, 720 pp.

6. Разговоры с Набоковым. Время и мы. 1996, № 134, с. 266–287.

7. Гегель. Энциклопедия философских наук. Т.1. Наука логики. М.: Мысль, 1974, 452 с.

8. Тейяр де Шарден П. Феномен человека. М.: Наука, 1987. 240 с.

9. Bostrom N. Superintelligence: Paths, Dangers, Strategies. Oxford University Press, 2014, 352 pp.

10. Харман Г. Объектно-ориентированная онтология: новая «теория всего». М.: Ад Маргинем Пресс, 2021, 272 с.

11. Бахтин М. М. Автор и герой в эстетической деятельности. Бахтин М. М. Автор и герой в эстетическом событии. СПб.: Алетейя, 2022, с. 122–279.