• Общество
• 20 Сентября, 2023

АЙЮБ, или Homo kazakus

(Заколдованный век)
 

 (Рассказ в рассказах)
 

От редакции:
Мы начинаем публикацию глав из книги известного публициста Сейдахмета Куттыкадама 
«Айюб, или Homo kazakus» (Заколдованный век). Свой литературный труд автор называет «рассказом в рассказах». В нем он описывает судьбу жителей города Туркестана, которые, несмотря на драматические испытания, выпавшие на их долю в XX веке, не теряли чувства собственного достоинства и иронического отношения к себе и окружающему миру. 

Сейдахмет КУТТЫКАДАМ, 
писатель-публицист

«Опротивела мне жизнь, не вечно жить мне. 
Отступи от меня, ибо дни мои суета. 
Что такое человек, что ты столько ценишь его 
и обращаешь на него внимание твое, 
Посещаешь его каждое утро, каждое мгновение испытываешь его?»
Книга Иова

«Я не знаю, почему я так поступаю, 
я так поступаю. Это голос моей судьбы».
Ле-цзы

ЧАСТЬ I
Чем все это было?

Я впервые пишу художественное произведение и не могу обойтись без привычного публицистического вступления, которое не столько вводит в содержание повествования, сколько объясняет психологический фон вокруг событий, о которых в нем говорится. Поэтому читатели могут его пропустить без ущерба для литературного содержания или прочитать его после основного текста, пытаясь понять то, чего не понимает сам автор...

 Глава 1. За великой советской стеной

Время – одна из редких загадок Сфинкса-Вечности, которая непостижима и необорима. Нет ничего прочнее зыбких объятий неуловимого и неумолимого Хроноса, пожирающего все, из которых никому и ничему не удавалось вырваться.
Вот и Советский Союз – величайшая империя всех времен и народов – погружается в его утробу, унося с собой множество мировых тайн, а также иллюзии и надежды, гнев и боль, неутолимую печаль и несбыточные планы, вожделенное счастье и горькое разочарование сотен миллионов не только советских людей, но и многих страждущих в разных концах света. 
Отцы-основатели Советского государства, похоже, действительно планировали построить коммунистический рай в отдельно взятой стране, являвшейся немного уменьшенной моделью мира. Но им в руки, по их мнению, попались не лучшие образцы человеческой породы, поэтому они принялись ее исправлять, проводя немыслимые эксперименты над человеческой природой и для чистоты «научного» результата в полной изоляции от враждебного мира.
Их последователи жестокими методами проводили индустриализацию и усиливали оборонную мощь страны, не считаясь ни с какими человеческими потерями.
Вместе с тем они построили новые города, в невиданно короткие сроки ликвидировали неграмотность большей части империи, развивали науку, создали много новых вузов и культурных очагов, укрепили здравоохранение, построили доступные многим санатории и дома отдыха... Формулируя кратко, можно сказать: социальные достижения Советского Союза поражают, но беззащитность Личности перед тоталитарной системой пугает. В результате эта химерическая империя действительно умудрилась искусственно создать уникальную популяцию советских людей, в которых сочетались, казалось бы, несовместимые понятия: наивность и образованность, литературная изощренность и политический дилетантизм, знание истории и идеологическая косность, вера в высокие идеалы и материальная мелочность, теоретическое постижение культуры и бытовое невежество, интернационализм и национальные предрассудки.
Во многом это было связано с тщательной промывкой мозгов и с тем, что «железный занавес» не позволял им общаться с внешним миром, который представал перед ними опасным, недоступным и загадочным.
Мне вспоминается публикация конца шестидесятых годов прошлого века в одной из популярных газет Советского Союза, автор которой, впервые оказавшись на границе, рассматривает в бинокль приграничную землю на той стороне и наивно восклицает: «Представляете, там такая же земля, как и у нас!..». Вероятно, он сам не знал, что там ожидал увидеть, но только не то же, что у нас.
Все это делало заграницу, особенно бичуемый официальной пропагандой «гнилой» Запад, мистически притягательным и... соблазнительным запретным плодом. И это притяжение компенсаторно сублимировало к книжному познанию, в немалой степени через высокую литературу.
Поэтому знание мира homo sovetiqus, особенно Запада, было литературным, то есть творческо-мифологическим, причем с запозданием большей частью на век, а современные произведения его писателей, философов, историков и ученых проходили тщательную цензуру и публиковались очень избирательно.
По принципу полярности и на Западе возникли свои изощренные механизмы «промывания мозгов». Поэтому западные люди, не имея возможности свободно общаться и видеть реальную картину, а не искусно сформированный образ неисправимого «врага» или специально подготовленные для редких из них, кто попадал в СССР, «потемкинские деревни», не могли разобраться, что есть на самом деле идеологический Восток (то есть СССР).
После того как пала Берлинская стена, да с таким грохотом, что это привело к последующему падению не только «железного занавеса» социалистического содружества, но и цитадели – СССР, два враждующих мира получили возможность взглянуть непосредственно друг другу в глаза, и вдруг они выяснили, выражаясь словами одного немецкого писателя из бывшей ГДР: «Все, что Советский Союз и Запад говорили о себе, оказалось в большинстве своем хорошо приукрашенной пропагандистской ложью, а все, что утверждали о другой стороне, – настоящей правдой».
Вместе с падением «железного занавеса» у западных людей исчез страх перед «империей зла», а для бывших советских людей исчезла тайна внешнего мира, и в определенной степени из-за этого пропал интерес к чтению. Запад привык считать, что жизнь советских людей была трагической, серой и неинтересной. Перестроечные СМИ и кино утвердили их в этом мнении, и не только их, но и самих бывших советских людей (у которых лубочные издания о райской жизни в СССР быстро выветрились из головы), конечно, не без основания, и оно господствует до сих пор на постсоветском пространстве. То есть у бывших советских людей возник комплекс неполноценности. Но насколько это справедливо? Да, наша общая жизнь в недавнем прошлом была очень трудной, но была ли она неинтересной и покорной? И были ли бессмысленными наши страдания? И какое счастье принесло последующее сплетение независимости и глобализации?
Это трудно передать сухим публицистическим языком, поэтому я попытаюсь это сделать непривычным для меня художественным слогом, как говорится, без «гнева и пристрастия».
Я озаглавил эту книгу «Айюб или Homo kazakus», Айюб – это коранический аналог библейского Иова.
На самом деле в жестоком ХХ веке Всевышний подверг испытаниям не одного праведника, а огромное сообщество народов в Советской империи. (По сравнению с советским Вавилоном библейский Вавилон выглядел небольшой деревушкой.) И, наверное, наиболее тяжелая участь в нем досталась казахам. Впрочем, каждый помнит свою боль, и я не буду спорить с теми, кто утверждает, что им пришлось не легче.
Как Бог мог допустить такое?
Чего добивались люди, которые создавали эту вселенскую «лабораторию» по выведению Нового Человека? Что двигало ими? Что происходило с их душой?
Ведь достоевское «Бога нет – значит, все дозволено» воплотилось в явь: большевики, устранив Бога, выбросили на свалку вместе с ним и многие моральные ограничения.
Но где-то в закоулках людской души таилось Божеское, и оно всегда себя проявляло. И это выразилось в том, что позже идеологи коммунизма создали свой моральный кодекс, во многом похожий на библейский. К своему концу коммунизм стал постепенно обретать человеческое лицо, но тут его время закончилось. И было неясно, что себя проявило в этом: добро или зло?
Этот вопрос стал еще более головоломным после падения советского колосса. Казалось бы, после исчезновения «империи зла» США, которые подразумевали себя «империей добра», оставшись единственной гипердержавой, должны были установить справедливый мировой порядок.
Но вдруг выяснилось, что глобализация, проводимая ими, – это всеобъемлющая тоталитаризация, удушающая национальные культуры, обычаи и традиции, мир стал постепенно впадать в хаос, и призрак апокалипсиса замаячил на горизонте. И возник новый, неожиданный вопрос: а кто в самом деле был «империей зла», во всяком случае, для других, – Советский Союз или США? Или эти непримиримые империи, как китайские инь и ян, составляли единое полярно-метафизическо-экзистенциальное целое, и аннигиляция одного приводит к включению глобально-разрушительных, в том числе саморазрушительных механизмов, другого?
Ставлю эти вопросы не для того, чтобы самому предлагать ответы на них, это неподъемная задача для меня, а чтобы показать, что они довлеют над нами и персонажами, которые я вывожу на сцену. Я выбрал для себя задачу поскромнее – попытаться передать, как жилось в этом вселенском спецлагере. Как росли, как учились, как любили люди. Какими их воспитала система. И, может быть, в этом описании драматических судеб выражается борьба вселенского зла и непокорного добра в душах людей, хотя они вряд ли сами это осознавали.
Далее: почему люди, вырвавшись из коммунистических казематов и обретя долгожданную свободу, потеряли достоинство? Почему через четверть века после падения Советского Союза они стали испытывать ностальгию по нему.
Бесчисленное количество вопросов, и главный из них: так чем же был СССР? Сотни политологов, социологов, философов, историков, психологов... по всему миру по-своему исследуют советский феномен. Они рассматривают со всех сторон тоталитарный режим: его политику, экономику, культуру, искусство, описывают состояние людей, но неуловимая душа не поддается науке.
Душа – это экзистенциальная задача для художников. Я плохо знаю современную мировую литературу, может быть, кому-то уже удалось ответить на эти вопросы, но в казахстанской литературе – нет. Человечество ощущает приближение апокалипсиса, то есть оно оказалось на грани небытия, из которого некогда появилось. Именно сейчас, в этой сумеречной зоне, человек может познать тайну своего существования и не унести ее с собой в вечность.
Но для того чтобы познать тайну человека, надо познать тайну дьявольского, заколдованного ХХ века. Для того чтобы познать тайну ХХ века, надо познать тайну СССР. А так как советский Казахстан являлся мини-моделью СССР, то тайну СССР легче раскрыть через тайну Казахстана.
Для этого надо написать минимум три книги, посвященные трем большим и разным периодам в нашей истории: сталинско-хрущевскому, брежневско-горбачевскому и независимости Казахстана. Откровенно говоря, я не знаю, смогу ли осуществить до конца задуманное (это будет зависеть от того, насколько удачной будет первая книга, и позволят ли мне возраст и здоровье).
Что же заставило меня все-таки взяться за работу, перспективы которой у меня самого вызывают сомнения? Кроме важности темы, которая очевидна, расхожая ныне мысль – что литература умирает.
Моя душа старого запойного книгочея не может с этим смириться, поэтому я решил сам попробовать писать художественным слогом. Реализация этого намерения уже на первом этапе оказалась очень сложной и имела следующую логическую последовательность. Я начал с того, что вдохновил себя следующей мыслью: «Большинство наших писателей, облаченных в жесткую шинель соцреализма, как только ее сбросили, тут же напялили на себя драные лохмотья постмодернизма. А я буду писать в стиле наивного романтического реализма (правда, я сам не знаю, что означает это чудище о трех головах и куда оно может меня увлечь) с примесью живой публицистики. Как Бог на душу покладёт. Выбрав течение, я должен был определиться с тем, куда и на чем плыть. В молодости человек, взявшийся за перо, над этим не задумывается, он бросается в воду, а там – куда вынесет. И эта безрассудная дерзость, как правило, оправдывает себя. Тот, кто впервые берется за литературу на старости лет, считает несерьезным для себя писать какие-то там рассказы, повести или новеллы, ему подавай роман. А слово «роман» коварно, непременно хочется выдать нечто эпическое. Я тоже, взявшись за это дело, поначалу все время пытался выдумать какие-то необычные сюжеты, загадочные повороты и колоритные персонажи. И все получалось нереальным, вычурным и безжизненным. Это продолжалось почти десять лет. Когда я уже подумывал бросить это занятие, мне в моей библиотеке в руки попался один из томов волшебной «Тысячи и одной ночи», о которой Луис Борхес писал: «Человеку хочется затеряться в «Тысяче и одной ночи», он знает, что, погружаясь в эту книгу, может забыть о своей жалкой судьбе, может проникнуть в мир, полный образов-архетипов, наделенных в то же время индивидуальностью».
Я подумал: почему бы мне не последовать этому древнему и испытанному примеру и не описать в отдельности, но в привязке друг к другу многие десятки серьезных и забавных, важных и причудливых людей, которые мне встречались в жизни? Ведь переливы жизни намного красочнее любых фантазий – природа обладает такой палитрой, о которой наш скудный ум не может даже и мечтать. Писатели, особенно самые именитые и колоритные, обычно большую часть своего повествования посвящают нескольким героям, во всех подробностях описывая их характеры, поступки и приключения.
Но порой там встречаются интереснейшие персонажи, о которых так хочется что-то подробнее узнать, но нет: авторы, бегло упомянув о них, торопятся к главным. Из-за этого неутоленного любопытства я решил давать в своей книге небольшие, но цельные описания таких людей. Конечно, это принижает статус моего повествования и превращает мой опус в некий «винегрет», но это простое блюдо по-своему хорошо. Что же в конечном виде вышло из моей затеи, названной мной «рассказ в рассказах», – судить вам.
Я пишу о казахстанском обществе, причем больше о казахах. Читая мое описание казахов, вот что надо иметь в виду: они в отношении друг друга часто используют обереги, прозвания, разного рода традиционные сокращения и причудливые эпитеты. Для того чтобы не запутать читателей и не запутаться самому, я буду использовать только имена персонажей. Это заметно обеднит палитру эмоций, отражающих их эпитетное состязание, но зато не будет потеряна нить повествования и не возникнет путаницы в наименовании фигурантов.

Глава 2. Казахия в начале ХХ века

Чтобы понять характеры казахов и особенности их судеб, необходимо сделать небольшой экскурс в их историю. Дело в том, что казахи, как и их предки по доминантно-пришлой тюркской линии (на современной территории Казахстана): гунны, тюрки и кыпчаки – и саки – по вторично-местной, в течение многих тысячелетий были кочевниками на Великой Евразийской равнине. Эти кочевники, господствовавшие над оседлыми народами и в течение пятнадцати веков вращавшие ось мировой истории, когда сошли с арены, были представлены дикарями и оплеваны оседлыми. Это была своего рода компенсаторная месть за прошлые унижения.
В конце первой трети XVIII века казахские земли после некоторого колебания между Российской и Китайской империями, стали добровольно-принудительно присоединяться к первой, и этот процесс растянулся на век с третью по территориальной линии: запад – север – восток – юг.
В начале ХХ века казахи были еще в основном кочевниками, и только очень небольшая часть их в связи с постепенным развитием промышленности, строительством железных дорог, увеличением чиновного аппарата стала вовлекаться в них и добровольно оседать.
Без общего описания событий этого времени в Российской империи нельзя понять историю Степи (Степь – синоним Казахстана). Поэтому вкратце поведаем о них, причем в восприятии казахов.
Российский император, или Белый царь, как называли его в казахских степях, был олицетворением Бога на земле. И все, что происходило в империи, казахи связывали с его именем. И когда в 1904 году этот хан всех ханов потерпел поражение от неизвестного японского владыки, которого почему-то тоже называли императором, вера в Белого царя поколебалась. Казахи плохо себе представляли, где шла русско-японская война, и ее перипетии, но они поняли одно: Белый царь склонил голову перед Желтым царем.
С началом Первой мировой войны, которая неожиданно затянулась, против ожиданий всех государств, участвовавших в ней, Россия меньше всех главных ее участников оказалась готова к этому. Не только на фронтах, но и в тылу положение становилось все труднее.
Тяжелым стало и положение казахов: налоги для них резко возросли, в частности, ввели специальный военный налог в размере 21 процента от существующих сборов, их принудительно заставляли подписываться на государственный заем, у них реквизировали гужевой транспорт, теплую одежду и продовольствие, а огромное количество скота правительство «покупало» у них по ценам в три раза дешевле реальных. Отсюда поголовье скота (основной промысел казахов) резко упало. Не менее сложным было положение и народов Средней Азии. Поэтому царский указ от 25 июня 1916 года о реквизиции на тыловые работы «инородческого» мужского населения азиатской части России в возрасте от 19 до 43 лет стал спичкой к «пороховой бочке». Началось знаменитое восстание 1916 года, охватившее весь Казахстан и всю Среднюю Азию. Первыми поднялись таджики к Ходженте, но наиболее широкие масштабы оно приобрело в Казахстане.
Дополнительными причинами этого были отъем у казахов лучших земель, злоупотребление во время составления списков на прифронтовые и тыловые работы, когда богатые откупались, а вместо них вносили представителей бедняков, не достигших указанного возраста, и очень большая квота для казахов – из общего числа 400 тысяч человек привлекаемых азиатов они составляли 250 тысяч.
Кроме того, казахи хотели служить в отдельных кавалерийских частях, наподобие (русско-) казацких, но понимали, что царские власти боятся давать им в руки оружие, чтобы они могли принять участие в боевых действиях, а копаться в грязи они считали унизительным для себя. Определенную роль сыграло и то, что до этого на прифронтовые работы была привлечена часть казахов из Букеевской Орды, и некоторые из них бежали оттуда, рассказывая о невыносимых условиях работы. И все это узун кулак («длинное ухо» – степной телеграф) разносил по Степи.
Баи – богатые – раскололись в отношении восстания: одна часть встала на сторону властей, другая присоединилась к восставшим, а в некоторых местах даже возглавила их.
Восстание сарбазов-повстанцев, вооруженных в основном пиками, саблями и берданками, было жестоко подавлено царскими войсками, применившими против них пушки и пулеметы. Отрицать связь между этим восстанием 1916 года и случившейся через два месяца после его подавления Великой русской революцией 1917 года вряд ли возможно.
Она не только сокрушила царскую власть, но и изменила мир и, конечно, судьбу Казахстана. Русская революция была единым процессом, но большевики из идеологических соображений делили ее на уничижительную Февральскую буржуазную и восславленную Октябрьскую социалистическую.
Немногочисленная казахская интеллигенция более российско-образованная, чем у других среднеазиатских народов, с энтузиазмом встретила начало этой революции, и она поддержала Временное правительство. Но его неуверенная и половинчатая политика привела к тому, что в стране стало постепенно усиливаться влияние Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, находившихся под влиянием большевиков, левых эсеров и меньшевиков.
В стране утвердилось двоевластие, причем эти лагеря на окраинах почти полностью состояли из европейских представителей, считавших, что местное, азиатское, население не «доросло» до большой политики. В этих условиях многонациональное население (Большого) Туркестана, включавшее в себя и южные области Казахстана, стало консолидироваться на базе ислама и создало партию «Шуро-и-ислами» («Совет ислама»), ставшую в регионе третьей силой.
А лидеры либерально-демократического направления основной части Казахстана с 21 по 26 июля 1917 года провели в Оренбурге первый всеказахский съезд. (Из-за отсутствия опыта подобных мероприятий на нем были допущены кое-какие просчеты.) На съезде обсуждались вопросы взаимодействия с Временным правительством, национальной автономии, земли, подбора делегатов на Учредительное собрание, создания национальной политической партии и др. Определенную дискуссию вызвал вопрос о форме автономии: Бокейханов предлагал территориальную, а Байтурсынов – национальную автономию.
Бокейханов считал, что у казахов очень мало политически и экономически образованных людей с опытом не просто государственного, но даже местного управления. Поэтому необходимо время для подготовки квалифицированных управленцев всех уровней и повышения общей грамотности населения. Только после этого можно ставить вопрос о национальной автономии.
Байтурсынов придерживался мнения, что история редко дает такой шанс и им надо воспользоваться, чтобы создать национальную автономию, без которой невозможно развивать казахскую культуру, язык и готовить патриотические кадры. Да, надо привлекать специалистов со стороны, прежде всего русских, но в качестве заместителей и советников, а ключевые посты должны занимать казахи.
Окончательного решения по этому вопросу не было принято, но большинство склонялось на сторону Бокейханова (в определенной степени по причине, о которой будет сказано чуть ниже).
Депутатам, избранным на съезд «Шуро-и-ислами», было поручено разработать программу и устав национальной партии, но при этом даже не определились с ее названием. После задним числом стали считать этот съезд первым съездом партии «Алаш».
Не обошлось и без закулисной борьбы вокруг выбора лидера. Главными кандидатами считались Алихан Бокейханов и Ахмет Байтурсынов. В преддверии съезда группа делегатов пришла к Ахмету как к народному просветителю и высказала ему следующее: «Мы хотели с вами посоветоваться по поводу лидера. Некоторая часть делегатов склонна поддержать Алихана. Мы признаем его достоинства, но он кадет, чингизид и вместе с тем еще и масон, а что это такое, почти никто из казахов не знает. Алихан плохо понимает нужды народа, и, если мы его изберем своим лидером, люди могут не пойти за нами. Поэтому мы хотели бы видеть нашим руководителем Вас и, если Вы дадите согласие, сможем склонить большинство делегатов съезда на вашу сторону».
Ахмет спокойно их выслушал, снял очки, протер их и вновь надев, ответил: «Друзья, спасибо вам за доверие, но вот что я вам хочу сказать. Я хорошо знаю Алихана – это благородный, по-современному образованный, порядочный человек и настоящий патриот. У него большой политический опыт и широкие связи среди влиятельных людей в России, что чрезвычайно важно для создания нашей партии и ее усиления. Тайное общество масонов он покинул, из партии кадетов, думаю, он выйдет на днях, а то, что чингизид, ну что ж, это даже хорошо, его каста привыкла управлять.
Племя торе-чингизидов – такие же казахи, как и мы. Кроме того, среди казахов до сих пор живы жузовско-племенные предрассудки, и если сейчас мы выберем лидера из какого-нибудь племени и жуза, то другие будут чувствовать себя ущемленными, а чингизиды – вне жузов и племен. Когда образованность народа возрастет, эти предрассудки отомрут сами собой, и люди будут выбирать наиболее достойных, не обращая внимания на их происхождение. Наша с вами задача – ускорить приближение этого времени».
Депутация покачала головами и молча ушла.
Вскоре Алихан объявил о том, что он выходит из рядов Конституционно-демократической партии России, и его выбрали лидером партии, которой еще предстояло сформироваться. А ее официальным и общепризнанным идеологом стал Ахмет. Эти два выдающихся деятеля партии «Алаш» навсегда сохранили взаимное уважение и доверие друг к другу.
Между тем в России разворачивалась великая историческая драма: по невероятному стечению обстоятельств ее судьбу решало противоборство двух политиков – Владимира Ульянова и Александра Керенского, которых многое объединяло: рождение и детство (с разницей в одиннадцать лет) в одном небольшом городке на Волге – Симбирске, педагогические семьи, юридическое образование и ораторский дар. Второй стал вождем эсеров и председателем Временного правительства, а первый – вождем большевиков и председателем будущего Совнаркома.
Считается, что семьи Керенских и Ульяновых поддерживали в Симбирске дружеские отношения. Однако Александр Керенский и Владимир Ленин люто ненавидели друг друга, и, возможно, это определялось не только политическим антагонизмом, но и сетью провинциальных семейных сплетен, из которых трудно выпутаться даже великим, в отношении своих земляков.
В октябре 1917 года большевики неожиданно легко свергли Временное правительство и стали повсеместно устанавливать свою диктатуру, причем одним из первых в Туркестане. Здесь Советы захотели узурпировать власть, поэтому в противовес ему 26–29 ноября IV Чрезвычайный краевой мусульманский съезд объявил об образовании Туркестанской автономии, впрочем, ограниченной рамками бывшего Кокандского ханства и больше известной в истории под названием Кокандской автономии. Председателем ее Временного правительства стал Тынышпаев, а министром иностранных дел – Шокаев.
А руководство партии «Алаш» решило созвать второй Всеказахский съезд для того, чтобы выработать новую тактику в сложившихся сложных условиях. Съезд открылся 5 декабря и завершился 13 декабря 1917 года, в нем приняли участие восемьдесят делегатов со всех областей, где в большинстве проживали казахи.
К тому времени Тынышпаев успел сложить с себя полномочия премьер-министра Кокандской автономии и передал их Шокаеву. В этом ранге Шокаев и прибыл на съезд с небольшим запозданием.
Съезд принял решение об образовании Казахской автономии, включившей в свой состав Букеевскую Орду, Уральскую, Тургайскую, Акмолинскую и Семипалатинскую области, а также районы Закаспийской области и Алтайской губернии, населенные казахами (то есть идея Байтурсынова осуществилась).
Было сформировано правительство автономии, названное Алаш-Орда, в составе пятнадцати человек и оставлено десять вакансий для представителей русской и других национальных общин. (Два видных представителя партии «Алаш», входивших в организационную комиссию из пяти человек по созыву съезда, – Ахмет Байтурсынов и Миржакып Дулатов из среднего жуза, видя, что в правительстве может произойти перекос в сторону их жуза, попросили не включать их в его состав.)
Председатель правительства был избран на конкурсной основе из трех человек, в их числе: А. Бокейханов получил сорок голосов, А. Турлыбаев – двадцать, Б. Кулманов – девятнадцать голосов, и первый из них стал первым премьер-министром первого, пока номинального, казахского правительства.
На съезде возник спор о времени объявления автономии. Большинство настаивало на том, что надо выяснить общую позицию русских и казахов Сырдарьинской и Семиреченской областей, меньшинство требовало немедленно объявить автономию.
Мустафа Шокаев изначально был за то, чтобы Казахская Степь объединилась с Туркестаном и было создано единое правительство. Но, зная реальную ситуацию в Туркестанской (Кокандской) автономии и видя наметившийся раскол на казахском съезде, он предложил компромиссный вариант:
1. В течение месяца представители Алаш-Орды проведут переговоры с туркестанскими казахами об их присоединении к ним. В случае удачи Алаш-Орда сразу же объявляет о единой автономии.
2. При неудаче каждая часть казахского народа самостоятельно определяет свою судьбу.
3. Вопрос о присоединении казахов Туркестанского края должен решить съезд представителей Сырдарьинской области.
В конце 1917 года в России состоялись выборы в Учредительное собрание: из 715 депутатских мест эсерам досталось около 59 процентов, большевикам – 25, кадетам – 5 и меньшевикам – 3 процента.
Первое заседание состоялось в Петрограде 5 (18) января 1918 года, в нем приняли участие 410 депутатов, среди которых преобладали эсеры-центристы, а большевики с их союзниками – левыми эсерами составили лишь 38,5 процента.
Учредительное собрание большинством голосов всячески отказывалось признать требования большевиков легитимизировать захват власти Советами и их декреты, и оно затянулось далеко за полночь.
И тогда в ночь с 5 на 6 января 1918 года, в 4 часа 15 минут, матрос Анатолий Железняков, войдя в зал заседаний, угрожающе-мрачно объявил: «Караул устал ждать».
Трусливые депутаты разбежались, русская революция завершилась, и началась одна из самых жестоких и кровавых гражданских войн в истории.
По случайному совпадению именно 6–9 января 1918 года в городе Туркестане проходил съезд казахов Сырдарьинской области по вопросу присоединения к Алашской автономии. Делегаты выразили согласие присоединиться к Алаш-Орде, но с одним условием – чтобы городу Туркестану был присвоен статус столицы автономии.
Дальнейшее развитие событий не дало этим планам осуществиться.
Правительство Кокандской автономии не имело ни финансов, ни боеспособной армии и было вынуждено в целях своей защиты воспользоваться услугами полукриминального курбаши Ергеша, который бросал тень на репутацию автономии. После победы в Петрограде большевиков Советы по всей стране стали переходить в их руки. В Туркестане их исполнительной властью стал Совет народных комиссаров края, который не желал ни с кем делиться властью и предъявил ультиматум лидерам Кокандской автономии о ее самороспуске. Ультиматум не был принят, и 6–9 февраля 1918 года совместные отряды Красной гвардии и дашнаков разгромили пестрое мусульманское ополчение и разогнали правительство в Коканде.
Из 54 членов Временного правительства и Национального совета 30 были арестованы, остальные – в их числе и сам премьер-министр Шокаев – бежали. Победители три дня бесчинствовали в городе, затем сожгли его и убили более 10 тысяч человек.
Южная полунезависимая и союзная автономия перестала существовать.
А положение самой Алаш-Орды оказалось под угрозой: фронт противостояния красных и белых расколол ее на две части – Западную и Восточную.
Основные лидеры остались в Западной Алаш-Орде, и они в первую очередь попытались договориться с белыми о своей автономии, однако те, считавшие себя державниками, не хотели об этом и слышать.
Самозваный Верховный правитель России 22 октября (4 ноября) 1918 года даже издал указ о ликвидации Казахского и Башкирского правительств. Это непродуманное решение стало роковым как для самого Колчака, так и для России в целом. Оттолкнув от себя в стан врагов азиатских мусульман, адмирал белых нарушил хрупкое равновесие в пользу красных.
Алашордынцы пошли на союз с большевиками, обещавшими предоставить им автономию. Понимая вынужденность такого шага, Алихан Бокейханов, тем не менее, из этических соображений слагает с себя полномочия председателя Алаш-Орды, и им становится Жаханша Досмухамедов.
С целью подготовки национальной автономии 10 июля 1919 года декретом Ленина был организован Революционный комитет по управлению Казахским краем (Казревком) в составе Станислава Пестковского, Ахмета Байтурсынова, Сейиткали Мендешева, Вадима Мукашева, Алиби Жангильдина, Мухамедияра Тунганчина, Бакытжана Каратаева.
Председателем был назначен Пестковский, а его заместителем – Байтурсынов. В первом составе Казревкома Байтурсынов оказался единственным алашордынцем, все остальные были большевиками, но в основном умеренными, кроме Сейиткали Мендешева, который не переносил алашордынцев. Узнав поближе Байтурсынова, Пестковский стал полностью доверять ему и полагаться на него в своей работе. Здесь, наверное, к месту будет сказать о роли польских интеллигентов в Казахстане, которые почти все как в царский, так и в большевистский период с большим сочувствием относились к казахскому народу и много сделали для его просвещения. Не был исключением и Станислав Пестковский. Польский дворянин по происхождению, он проработал председателем ревкома чуть более года, но успел внести большой вклад в подготовку первых национальных кадров-управленцев в Казахстане и их продвижение по службе. Пестковский дополнительно ввел в состав ревкома Б. Каралдина и А. Алибекова, сочувствовавших алашордынцам, оказал определенное влияние на то, чтобы Оренбург, Оренбургская и другие северные области вошли в состав Казахстана. Из уважения к религиозным чувствам казахов он разрешил празднование Курбан-айта и многое другое. После него председателем Казревкома стал также польский дворянин Виктор Радус-Зенькович. (Станислава Пестковского, как и многих других неординарных людей своего времени, расстреляли 15 ноября 1937 года.)
В ноябре 1919 года Красная Армия добивается решающего перелома в борьбе с Колчаком и тут же направляет оружие против Алаш-Орды.
21 ноября 1919 года красноармейцы захватывают ставку Алаш-Орды в Джамбейты, 12 января 1920-го издают указ о разоружении казахских частей, а в марте 1920 года большевики выносят решение о ликвидации правительства Алаш-Орды. С 4 по 12 октября 1920 года в Оренбурге проходил Учредительный съезд рабочих, крестьянских, казачьих и красноармейских депутатов Казахской АССР. В числе 273 делегатов было 128 казахов, 127 русских, 18 представителей других национальностей, около 200 из них были коммунистами.
Образованная автономия не включала в себя Сырдарьинскую и Семипалатинскую области. Председателем Центрального комитета Казахской АССР (КазЦИК) стал Сейиткали Мендешев, а председателем Совета народных комиссаров (СНК) Казахской АССР был назначен Виктор Радус-Зенькович. К этому времени кое-где еще в России раздавались отголоски Гражданской войны, но всему миру стало ясно, что большевики одержали победу, закрепленную 30 декабря 1922 года созданием СССР.
(В 1925 году все казахские земли объединились, а 5 декабря 1936 года Казахстан обрел статус союзной республики, на основании чего через 55 лет Казахстан обретет независимость.)
Эти несколько лет между кочевьем и оседлостью народа совпали со страшными событиями ХХ века, и жизнь лидеров антогонистов: алашордынцев и их соплеменников-большевиков: Алихана Бокейханова, Ахмета Байтурсынова, Мустафы Шокаева, Бахтыгерея Кулманова, Халела Досмухамедова, с одной стороны, и Сейиткали Мендешева, Турара Рыскулова, Алиби Жангильдина, Сакена Сейфуллина, Мухамеджана Тынышпаева – с другой, составлявших при всех своих противоречиях национальную элиту, сложилась трагически, почти все они были репрессированы и расстреляны.
По делу Алаш-Орды были репрессированы 4297 человек, из них расстреляны 2062, не меньшие потери понесли те, кто поверил в большевистскую идею. Они представляли собой основу зарождающейся самобытной национальной интеллигенции, и ее уничтожение навсегда изменило характер и судьбу казахского народа.

Глава 3. Голодомор

После бурных событий, связанных с вхождением Казахстана в Советы, потери интеллигенции – пастыря народа – мы должны описать национальную катастрофу – голодомор.
У подавляющего большинства казахов все было приспособлено к кочевому образу жизни: быт, культура, миропонимание, традиции, обычаи, жилье и пищевые пристрастия. Они одновременно верили и в Аллаха, и в Тенгри, принимая их за две ипостаси Единого Бога. Будучи животноводами, они постоянно перемещались в пространстве в поисках травы и воды для своего скота. А это предполагало независимость и непредсказуемость кочевников, с чем не могла смириться тоталитарная советская власть, и как только она утвердилась, то заставила казахов стать оседлыми, для того чтобы легче было их контролировать. Таким образом, казахи по историческим меркам в одно мгновение, в течение всего лишь нескольких лет, принудительно стали оседлыми. И это совпало, а скорее стало главной причиной страшной национальной трагедии – геноцида. Как?
До сих пор среди историков – отечественных, российских и западных – не утихают споры: случилось ли это в силу совпадения многих непредумышленных, роковых обстоятельств или это был тщательно продуманный злой умысел?
Выскажем свою точку зрения. Прежде всего, это было связано с тем, что главари большевиков считали прогрессивной силой только пролетариат. О крестьянстве они говорили как о сопутствующей силе, но относились к нему с большим подозрением. А скотоводов вообще считали неуправляемой и темной, а потому опасной массой, которую надо срочно обуздать, иначе она может расшатать Красную империю.
Немаловажным обстоятельством было и то, что эти случайные выскочки, в руки которых попала судьба сотен разных народов в огромной империи, абсолютно не понимали культуру Востока, его уклад жизни, обычаи и предрассудки, не говоря уже о «диких» степняках. Немного знали они и о крестьянах, главным занятием которых было земледелие, и весьма поверхностно сравнивали их со степными скотоводами. Вот что писал Лев Толстой, досконально знавший жизнь русских крестьян, о наличии у них скота в конце ХК века: «На десять дворов здесь четыре лошади и четыре коровы; овец почти нет». Крестьянин, имевший пару коров, тройку лошадей, десяток свиней, овец и коз, считался крепким середняком.
И когда большевистские функционеры увидели, что даже бедный казах владеет как минимум тремя сотнями овец, несколькими десятками коров и лошадей, то решили, что эти «киргизы» – сплошь кулаки. Они не понимали, что при меньшем количестве скота он бы не воспроизводился в достаточной мере и казахская семья, основой натурального обмена и питания которой были мясные и молочные продукты, просто не выжила бы.
Большевики, долго не раздумывая, конфисковали у кочевников скот и стали сгонять их силой в поселки из юрт, остаткам скота при этом негде было пастись, и он вымирал. Но если «недомыслием» большевиков мы можем объяснить начало катастрофы, то, когда она разразилась явственно, их дальнейшее бездействие показало, что страшный голодомор, причем не только в Казахстане, все же был организован сознательно. Об этом говорят два обстоятельства. Первое, общее – то, что этот голодомор случился в самых неспокойных советских регионах, не только в скотоводческом Казахстане (большевики помнили о периодических восстаниях в Степи, особенно о восстании 1916 года, перекинувшемся на большую часть Средней Азии), но и в земледельческих: на Украине и в Поволжье. Второе, частное – геополитическо-иезуитский расчет: Казахстан является буферной зоной между Россией и Средней Азией. Потеря беспокойного Казахстана могла бы автоматически привести к отделению всей Средней Азии, а в последующем – по принципу домино – к отпадению всех окраин и крушению революционной России. (Отдельные обоснования есть и для Украины, и для Поволжья.)
Отсюда становится совершенно ясно, что большевики сознательно, руками Филиппа Голощекина, устроили в Степи голодомор. В результате «в течение 1931–1933 годов умерло... до 1,75 млн человек (оценка Абылхожина, Козыбаева и Татимова, 1989 год). Около миллиона казахов было вынуждено откочевать в сопредельные с Казахской ССР регионы. А по данным А. Н. Алексеенко, потери казахского населения составили.1 млн 840 тысяч человек, или 47,3 % численности этноса, в 1930 году» (Википедия). Это подтверждается переписями: «Согласно Всесоюзной переписи населения СССР 1926 года, казахов в СССР насчитывалось 3 968 289 человек, а согласно переписи 1939 года – всего 3100949 человек. То есть за период 1926–1939 годов после голода численность казахов, по официальным данным, сократилась на 867340 человек» (Википедия).
Если учесть прирост казахов до 1931-го и после 1933 года, то эти цифры умерших людей не выглядят завышенными. Было около четырехсот больших и малых восстаний казахов, однако они были жестоко подавлены огнем пулеметов. Степь обезлюдела. Если взять эти данные в процентном соотношении с этносом, то этот голодомор явился настоящим геноцидом (и он не может быть никогда прощен).
После этого в Казахстане быстро появляются новые города, а старые – растут. В новых городах и поселениях в основном стали проживать бывшие восточнославянские крестьяне, их потомки и кочевники-казахи, которые становились горожанами, а сохранившиеся древние города, в основном на юге, заселенные узбеками и сартами, стали постепенно оказахиваться.
Вообще-то эти азиаты некогда были единым народом, называемым узбек-казахами (вернее, казаками в казахской транскрипции), и процесс их разделения на два этноса – узбеков и казахов – начался в XV веке. Часть узбек-казахов стала смешиваться с жителями среднеазиатских городов, где жили в основном таджики и некоторое количество тюрок-карлуков и оседать – они стали узбеками, взяв себе первую часть парного этнонима, а большая часть сохранила традиционный образ жизни и стала называться казаками (казахами) – второй частью.
Для того чтобы понять, что узбеки и казахи некогда были единым народом, стоит прочитать их общие эпосы, описывающие вольную и боевую кочевую жизнь. Поэтому термин «кочевые узбеки» – это нонсенс, так как они являлись казахами, кочевавшими возле крупных городов Средней Азии.
В научно-исторической литературе до сих пор спорят, кто такие сарты: часть таджиков, бывшие «кочевые узбеки» или особый этнос, который неизвестно куда делся? Ряд серьезных ученых, включая самого Василия Бартольда, и даже наш поэт Абай придерживались первого мнения. Снимая шапку перед такими авторитетами, я все же думаю, что этот термин со временем менялся, так как в послевоенные годы мне приходилось слышать, что казахи-кочевники презрительно называли сартами тех своих соплеменников, которые, отказавшись от кочевого образа жизни, становились оседлыми. И... (о, ужас!) занимались торговлей. Торговля для оседлого – это весьма прибыльное, почтенное и уважаемое занятие. Для евразийского кочевника, в частности казаха, это удел низких людей, которые только и думают о том, чтобы обмануть покупателя, продать товар подороже и подсунуть похуже.
Да, баи продавали скот, но только оптом. А если казах стоял на базаре и торговал, то не было ничего позорнее. Торговля разрешалась только вдовам и сиротам, да и то в очень редких случаях, так большинство из них брались на попечение родственниками. В этом смысле все узбеки вначале были сартами, и только их потомки через несколько поколений, усвоив оседлую таджикскую культуру, стали новым этносом – узбеками. Отсюда, строго говоря, все современные казахи – это сарты, но с одной существенной разницей: те сарты многое взяли из культуры, быта и обычаев таджиков и даже кое-какие речевые обороты, а мы сохранили казахский язык и казахскую культуру, которые эволюционировали в значительной степени под воздействием советизации, оседлости и русской культуры.
Этнообразование узбеков и казахов значительно отличалось. Оседание предков узбеков было делом добровольным, и оно длилось многие столетия, эти карлуки и кыпчаки постепенно учились земледельческому делу, привыкали к деревенской и городской жизни, перенимали культуру и обычаи таджиков, вместе с тем трансформировался их язык, и их потомки превратились в узбеков. Процесс оседания казахов был принудительно-вынужденным и, как уже говорилось, произошел с исторической точки зрения почти мгновенно.
(Конечно, большая часть казахского этноса была обречена осесть, так как кочевое скотоводчество экстенсивно, а будущее было за земледелием, техническими новациями и централизованной организацией труда. Но при эволюционно-добровольном оседании не случилось бы этой трагедии.) Алихан Бокейханов рассчитал, что для этого требовалось не менее трех веков. Даже при ускорении этого процесса до пятидесяти лет удалось бы избежать роковых последствий.
Это привело к колоссальной психологической ломке народного сознания, самоощущения и характера. Кочевников, все предки которых в течение многих тысячелетий скакали на лошадях, вдруг резко остановили, и их естественно выбросило из седла. Людей, не успевших опомниться, всегда живших на лоне природы, в полном единении с ней, привыкших к постоянным перемещениям, годовым, сезонным и суточным природным циклам, заставили жить в замкнутом пространстве, тем более по бюрократическому распорядку и в чуждой обстановке.
Один древний китайский летописец писал, что тюрки необычайно смелы и храбры, легко переносят любые лишения, но не могут жить в неволе и быстро умирают. А евразийские кочевники-тюрки: каракалпаки, якуты, туркмены, киргизы, казахи и другие – подспудно воспринимали стационарное жилище, дом, как тюрьму, а город – как «зону», и это подавляло их. Где им жить, какую выполнять работу, сколько за это получать... И в целом их судьба полностью стала зависеть от прихоти властей.
Каждый казах был абсолютным хозяином в своей семье, привык повелевать своими домочадцами и решать все вопросы сам. Хан и султаны лишь номинально управляли ими. При оседлой жизни у него стало много хозяев – малых и больших начальников, каждый из которых навязывал ему свою волю. Самостийная натура казахов долго противилась этому, но жесткая тоталитарная система методически ломала их, меняла она и тех, кто становился пресловутыми начальниками. В степной среде вожакам приходилось иметь дело со свободолюбивыми, независимыми и непокорными людьми, и потому они умеряли свои притязания. А тут они стали руководить покорными людьми. Вместе с тем они сами полностью зависели от вышестоящих, поэтому в отношении подчиненных становились тиранами, а перед высшими – лакеями. Вообще-то эта помесь тирана с лакеем была отличительной чертой партийно-советских чиновников, но их казахская разновидность, пожалуй, являлась особенно выразительной. Под влиянием всех этих факторов психический склад и экзистенция казахов постепенно стали меняться, и далеко не в лучшую сторону.
А теперь начнем наш рассказ об обычной жизни людей, переживших эти страшные времена, которая после них уже не могла быть обычной.

(Продолжение следует)