• Исторические страницы
• 18 Мая, 2021

СЕМЬ ВЕКОВ РИМСКОЙ СТАГНАЦИИ

Бахытжан АУЕЛЬБЕКОВ, 
обозреватель

В статье «Древнеримская торговля», размещенной в Википедии, говорится: «В результате падения Западной Римской империи в V и VI веках, а затем череды военных конфликтов на Востоке, численность населения сократилась, и в Западной Европе вернулась к прежнему уровню лишь в XII – XIII веках»... Вдумайтесь в эти страшные цифры. К началу XIII века Западная Европа  только-только вернулась к той численности населения, которую она имела семьсот лет назад (!). Иначе говоря, в течение столетий на нее обрушивались совершенно чудовищные  социа­льно-политические катаклизмы, уносившие человеческие жизни десятками миллионов.

«Вот  демографические данные: население Италии в  I в. – н. э. – 7 – 8 млн, около  600 г. – 4 – 5 млн (Козлов В. И. Динамика численности народов. М., 1969. Табл. 12). Уменьшение вдвое, несмотря на прилив лангобардов, герулов, рутов, готов, иммигрантов из Сирии и Малой Азии, т. е. семитов-христиан…» (Гумилев Л. Н. Этногенез и биосфера Земли). 
И это только в Италии… А сколько народу погибло и вымерло в эти страшные столетия по всей  Европе? Лангобарды, кстати говоря, устроили на Апеннинском полуострове совершенно потрясаю­щую резню, как минимум уполовинив его население. И это только одни лангобарды. И только в одной Италии. «…Лангобарды в VI в. после множества зверств… снискали известность своей жестокостью и охарактеризованы как «дикие более страшной дикостью, чем обычно бывает дикость германцев» (Ле Гофф, Жак. «Цивилизация средневекового Запада»). 
Апеннины, Галлия, Испания, Северная Африка и Британия были истерзаны нашествием вандалов, бургундов, свевов, франков, англов, саксов ютов и других германских, а также некоторых иных варварских племен. По всей Западной Европе возникли так называемые «варварские королевства», которые непрерывно воевали между собой; страдало в первую очередь местное население, на которое ложились все издержки войны. Один только Карл Великий, король, а впоследствии и император франков,  все 32 года своего правления только и делал, что воевал (не говоря о том, что он вое­вал и до своего восхождения на императорский трон). Результаты его деяний были впечатляющими. Так, например, война Карла с аварами началась в 796 г. и длилась несколько лет.  Придворный летописец императора Эйнхард   (ок.  770 – 840), автор единственной прижизненной биографии Карла Великого сообщает, что по ее окончании в Паннонии не осталось в живых ни одного человека. Авары исчезли с лица земли, просто перестали существовать. И это только один Карл, и только в одной Паннонии.   «На востоке Карл Великий положил начало завоеваниям, в которых истребление людей перемежалось их обращением в истинную веру. Эта была христианизация силой оружия, которую Средневековье практиковало долгое время» (Ле Гофф). При этом Карл был ничуть не хуже других  воителей той эпохи и даже лучше многих.
Видный французский историк-медиевист Виктор Дюрюи, характеризуя начало средневекового периода в истории Европы, констатирует:  «На этом можно остановиться,  ибо от Рима уже ничего не осталось, ни верований, ни институтов, ни курий, ни военной организации, ни искусства, ни литературы – все исчезло» (Дюрюи,  Виктор Жан (1811–1894). «История римлян с древнейших времен до смерти Феодосия»). Действительно, от Европы римского периода к началу Средневековья ничего не осталось, «все исчезло». Пос­тантичную Европу создавали совсем другие этносы, не имеющие отношения к римской эпохе. Непрерывности развития не было, а был колоссальный разрыв между эпохами.  Только в период Возрождения новые европейцы начали с изумлением открывать для себя Античность: оказывается, такая когда-то тоже существовала!
Мы как-то привыкли воспринимать историю Европы так, как ее подают в кинофильмах и художественной литературе. А там она выглядит вполне прилично и даже романтично и увлекательно. Культура, цивилизация, непрерывный прогресс… отсюда и произрастают демократия и права человека…  Надо у них учиться.  На самом деле, при внимательном рассмотрении европейская история выглядит как какая-то непрерывная кровавая мясорубка, сопровож­дающаяся  совершенно потрясающими социальными  катаклизмами. Но весь ужас истории Запада ускользает от нашего внимания, поскольку в учебниках истории об этом не пишут, а потому все чудовищные потрясения  Античности и Средневековья остаются за пределами нашего понимания –  не рассказывали нам об этом в школе.
Что же касается Древнего Рима, то его проблема заключалась в том, что Римская империя (Западная)  была экономически нежизнеспособна. Римская экономика не была производящей, то немногое, что в метрополии производилось, внутри нее же и потреблялось. Награбив несметные сокровища, римляне свою экономику не развивали, закупая все, что их душа пожелает, в покоренных ими провинциях. (Совсем не случайно вождь восставших бриттов Кассивекалаун назвал римлян – «грабители всего мира».)
«Римская история… оставалась, даже в период наибольших успехов, лишь историей грандиозного закрытого мира. Город  [Рим] благодаря завое­ваниям собирал вокруг себя все более обширные земли…  и тогда он в I в. решительно закрылся пограничным валом, этой своего рода китайской стеной западного мира.  Под защитой этого укрепления город занимался эксплуатацией и потреблением, сам ничего не производя: после эллинистической эпохи не появилось никаких технических новшеств, хозяйство поддерживалось за счет грабежа и победоносных войн, которые обеспечивали приток рабской рабочей силы и драгоценных металлов, черпаемых из накопленных на Востоке сокровищ» (Ле Гофф).
В эпоху расцвета Римской империи из Испании  в Рим ввозились лошади, шерсть, смола, соль, рыба. Из Британии римляне вывозили свинец, серебро, скот, шкуры, рабов. Галлия поставляла Северной Италии пшеницу, лес, льняные и шерстяные ткани, в частности грубые суконные плащи – обычную одежду римских солдат, простолюдинов и рабов. В Галлии к I в. н. э. значительного развития достигло ремесленное производство металлических изделий – украшений, бронзовой утвари, оружия, а также керамическое производство. Но продукция этих мастерских шла главным образом не на юг, а на север и восток –  в Британию, Германию, Скандинавию, придунайские страны. Германия и дунайские провинции доставляли Риму большие массы рабов, скот, кожи и другое сырье. Кроме того, через эти области шел сухопутный торговый путь, по которому из Прибалтики в Средиземноморье поступал янтарь.
Но вся эта видимость процветания и роста потребления касалась только узкой прослойки населения империи. Бедняки же (90% населения)  жили крайне скудно, едва сводя концы с концами. Большинство римлян питалось очень просто, в их ежедневную пищу входило в основном зерно, из которого изготовлялись каша и хлеб. По сообщениям позднеантичных авторов, хлеб и вино являлись основными продуктами питания римлян.  Голод в понимании римлян означал, что заканчивался основной продукт питания – зерно, об этом свидетельствуют восстания населения из-за нехватки хлеба. Нет свидетельств ни одного восстания из-за нехватки мяса, рыбы или овощей (их и так потребляли мало – слишком дорого). Долгое время в городе бедняки имели возможность выращивать овощи на грядках: женщины выращивали «грошовые овощи», Плиний Старший называл огород «рынком бедняка» «Основной пищей бедного городского населения, так же как у крестьян и рабов, был хлеб. Мясо и свежую рыбу бедняки могли позволить себе лишь изредка» (Ле Гофф).
Римская экономика базировалась на рабском труде, а основным поставщиком такого «товара» как рабы являлись войны. При Октавиане  Августе, после окончания гражданских войн, ситуация в империи несколько стабилизировалась, наступил мир и приток рабов  на рынок упал, рабы стали дорогими, а на наемную рабочую силу денег не было. 
 «Да, товарно-денежные отношения были развиты. Но их было мало: только каждый тридцатый человек в Риме был вовлечен в товарно-денежные отношения. Процентные ставки по кредитам (20 – 25% годовых) превышали прибыль… и были рассчитаны на военные победы, трофеи, налоговые откупы, а не на производство» (Никонов А.  Почему гибнут империи. От Рима до СССР. М.: АСТ, 2015). И тогда римляне стали набрасываться сами на себя.
«Светоний в своей биографии первого римского императора Октавиана Августа рассказывает: «…Немало разбойников бродили средь бела дня при оружии, будто бы для самозащиты: по полям хватали прохожих, не разбирая свободных и рабов, и заключали в эргастулы помещиков», где цепи с них не снимали даже во сне, а на работу узники должны были выходить в кандалах. «Против разбоев Август расставил в удобных местах караулы, эргастулы обыскивал». Примерно то же сообщает Светоний и о Тиберии, взошедшем на трон вслед за Августом в 14 г. н. э. Но еще раньше «гражданскую деятельность он начал с того», что тщательно обыскал эргастулы по всей Италии, «хозяева которых снискали всеобщую ненависть тем, что хватали и скрывали в заточении не только свободных путников, но и тех, кто искал таких убежищ из страха перед военной службой». И даже в самом Риме неопытные чужестранцы могли попасться в ловушку и быть проданными в рабство… Обнищавшим крестьянам не оставалось порой ничего другого, как продажа самих себя вместе с женой и детьми в рабство, что позволяло выплатить по крайней мере часть ужасающего долга и хоть как-то поддержать свое существование» (Гельмут Хефлинг. Римляне, рабы, гладиаторы… Пер. с нем. М.: Мысль, 1992).
Заметим, что Италия была не в состоянии прокормить сама себя, а латифундисты при этом еще и усугубляли ситуацию, используя сельхозугодья не для производства зерновых, а для виноградарства (для производства вина, то есть). Разоряющееся мелкое  крестьянство массами стекалось в Рим, превращаясь в люмпен-пролетариат, который надо было как-то поддерживать, чтобы избежать мятежей, поэтому до 270  года беднякам в Риме бесплатно раздавали зерно, не обязательно для выпечки хлеба, а скорее для приготовления каши.
При преемнике Цезаря Октавиане Августе  число получателей составляло 250 тысяч человек, а к  5 году  до н. э. оно достигло 320 тысяч человек. Раздаваемых ежемесячно 5 модиев (около 33 кг) зерна хватало в лучшем случае на питание двух взрослых людей, поэтому хлебные раздачи обеспечивали продовольствием не больше 400 тысяч человек или 40 % от миллионного населения Рима.  При числе получателей раздач в 320 тысяч с учетом членов их семейств бесплатным снабжением зерном было охвачено 600 тысяч человек. А ведь речь идет только о самой столице империи, за ее пределами ситуация была еще более отчаянной, поэтому и бежало население из деревни в город. И всех надо было как-то кормить. А ведь была еще и армия, достигшая колоссальных размеров: непомерно разросшаяся империя нуждалась в легионах для защиты своих границ.
«Экономика у Рима была маленькой, а расходы – большие, и год от года они росли. Армия, в начале Империи составлявшая 200 000 человек, выросла к IV веку до 500 000! Расставшись с рес­публикой и став обычной деревенской империей, Рим попал в ту же ловушку, что и прочие аграрные государства – постоянно растущее налоговое бремя в связи с растущими расходами на наемную армию. И как только налоги перевалили критический рубеж, экономика рухнула» (Никонов).
Согласно позднеримским папирусам  из Египта, легионерам полагалось 969 граммов хлеба в день. Одной из главных материально-технических проблем римских военных было кормление людей, лошадей и вьючных животных, обычно мулов. Пшеница и ячмень были основными источниками пищи. Мясо, оливковое масло, вино и уксус также были включены в рацион питания. Армия из 40 тыс. человек, включая солдат и другой персонал, такой как обслуга, погонщики имела около 4000 лошадей и 3500 вьючных животных. Армия такого состава потребляла  около 60 тонн зерна и 240 амфор вина и оливкового масла каждый день. Вдумайтесь. Армия численностью всего 40 тыс. человек потреб­ляет 60 тонн зерна… В день! Сколько ей требуется в год? А сколько требуется зерна для прокорма  армии численностью в 500 тыс. человек? А ведь речь идет об империи с непроизводящей экономикой («общество потребления»), которая была не в состоянии сама себя прокормить.
Все эти потребности покрывались за счет усиления имперского гнета в провинциях. Наиболее важными источниками зерна для империи были Египет, Северная Африка (современные Ливия, Тунис, Алжир и Марокко) и Сицилия.  Римский историк Иосиф Флавий сообщал, что к 70-м годам н. э.  Африка кормила Рим в течение восьми месяцев в году, а Египет  – четыре. И ведь речь идет только о городе. Но и возможности провинций тоже не безграничны, поэтому там постоянно вспыхивали восстания. Когда империя стала разваливаться, логистические связи стали рушиться и грянул голод.
Расходы государства огромны, экономика является  непроизводящей; хлеба нет, денег нет. И то и другое взять неоткуда. 
«Финансы империи трещат. Из-за падения бюджетных  доходов служба в армии становится принудительной, в поздней империи рекрутов уже клеймят как рабов – чтобы не сбежали. В IV веке население окраин Рима, утекая от непосильного налогового  гнета, бежит из империи к варварам. Чтобы задержать бегство крестьян с земли и тем самым поддержать тающую налоговую базу, императоры закрепощают свободных крестьян. Но крестьяне и ремесленники все равно бегут, в стране растет преступность, ширится дезертирство из армии» (Никонов).
Население империи разбегается, бежит к варварам.    «Послушаем Сальвиана: «Бедные обез­долены, вдовы стенают, сироты в презрении, и настолько, что многие из них, даже хорошего происхождения и прекрасно образованные, бегут к варварам. Чтобы не погибнуть под тяжестью государственного бремени, они идут искать у варваров… человечности, поскольку не могут больше сносить… бесчеловечности римлян. У них нет ничего общего с народами, к которым они бегут; они не разделяют их нравов… и тем не менее они предпочитают смириться с различием нравов, нежели терпеть несправедливость и жестокость, живя среди римлян. Они уходят к готам, или  багаудам, или к другим варварам… и совсем не сожалеют об этом… Римского гражданства, некогда очень уважаемого…  ныне избегают и боятся, ибо оно не только не ценится, но вызывает страх… Это происходит с большинством испанцев и многими галлами, равно как и со всеми, кого на обширных пространствах римского мира римская несправедливость побуждает отрекаться от Рима. Багауды, к примеру, обездоленные, истерзанные и изничтожаемые нечестивыми и кровожадными судьями, лишены были прав свободных римлян, а вместе с тем и достоинства называться римлянами. И мы называем их бунтовщиками… хотя сами же сделали из них преступников» (Ле Гофф, Жак. «Средневековье и деньги. Очерки исторической антропологии»).
[Сальвиан из Массалии (400 – 480) – пресвитер, известный римский проповедник и писатель.]
Поднимают восстание готы, надеявшиеся найти защиту и приют в Империи, но доведенные до предела отчаяния алчностью римских чиновников.
«Более важны для нас отдельные аспекты этого нашествия. Прежде всего это было почти всегда бегство вперед. Завоеватели – это беженцы, подгоняемые другими, более сильными или более жестокими, чем они. Их собственная жестокость часто проистекала из отчаяния, особенно когда римляне отказывали им в убежище, коего они обычно миролюбиво испрашивали...  Иордан подчеркивает, что если готы и взялись за оружие против римлян в 378 г., то лишь потому, что их разместили на малой территории без средств к существованию и римляне за золото продавали им мясо собак и других поганых животных, вынуждали отдавать детей в рабство за скудную пищу. Против римлян их вооружил голод» (Ле Гофф, Жак. «Цивилизация средневекового Запада»).
Любопытно, что нечто похожее происходило примерно в ту же эпоху и в Китае. Население Империи разбегалось, пришлось даже Великую Китайскую стену построить, чтобы  жители страны не убегали к кочевникам в степь, спасаясь от притеснений и невыносимых условий жизни. 
«Граница  империи… фактически имеет двойное назначение. Она служит не только для того, чтобы преграждать путь соседям, но и для  того, чтобы не выпускать своих жителей за пределы страны… Китайцы, покинувшие китайскую орбиту и приспособившиеся к некитайскому  экономическому и социальному порядку, либо подчинялись варварским правителям, либо сами начинали практиковать варварские формы правления...»  (Lattimore O. Inner Asian Frontiers of China. London and New York: Oxford University Press, 1948. P. 184 – 187.). 
Такая нежизнеспособная конструкция как Римская империя рано или поздно должна была рухнуть. Она и рухнула.
«Все посыпалось как-то вдруг. С конца II  –  начала III  веков население империи начинает сокращаться. Есть некая налоговая граница, переходить которую государству опасно для его целостности. Если у крестьянина забирать больше, чем ему нужно на прокорм семьи и семена, у него останется два выхода – бежать или умирать. Оба сужают фактическую налоговую базу государства. При Диоклетиане критический рубеж был перейден. Начался финансовый кризис, раскручивалась инфляция» (Никонов). 
Кризис в экономике усиливался. Прибыль от Британии, Галлии и Испании практически исчезла. Цены росли, монеты чеканились все более дешевые, правительство старалось расплатиться новыми монетами, а налоги стало собирать зерном, таким образом возвращая экономику на уровень натурального хозяйства  – в результате страдали ремесленники и вслед за селом кризис настиг города. «Мощный кризис III века пошатнул постройку. Единство римского мира стало разваливаться; его сердце, Рим и Италия, было парализовано и не снабжало кровью части тела империи, которые пытались начать самостоя­тельную жизнь: провинции сначала эмансипировались, а затем перешли в наступление» (Ле Гофф).
А потом начались страшные времена…
Мы не будем рассказывать,  какое жуткое кровопролитие царило в Европе в течение столетий – такое повествование может заполнить много томов  – напомним лишь страшный факт – только к XIII веку, согласной имеющимся расчетам, население Западной Европы вернулось к той численности, какую она имела за семью столетиями ранее – в VI веке! Весь ужас той эпохи мы сегодня даже представить себе не можем. Люди гибли в бесконечных войнах и вымирали от голода  миллионами. В течение столетий… Но как ни странно, только такое резкое и жуткое сокращение численности населения позволило сохранить на месте умершей античной Европы нечто непонятным образом более-менее функционирующее, некий непонятный,  вроде как социальный, субстрат из которого и произросла современная Европа. 
Распад античной Европы начался в III веке и очень скоро перерос в бесконечный кошмар. Однако четырьмя столетиями позже, в VII веке началась экспансия арабов, и им удалось собрать заново существенную часть развалившейся Античности, но уже на новой основе – введя в мир такой ранее не существовавший фактор как исламосфера. Возникновение исламосферы фактичес­ки спасло Европу, когда она была уже почти что при смерти.
«Кому или чему поставить в заслугу пробуждение средневекового Запада? Как полагает Морис Ломбар (1904 – 1965), влиянию развивающегося мусульманского  мира, мира городских метрополий, возрастающие потребности которых стимулировали на еще варварском Западе производство сырья и другой продукции на экспорт в Кордову, Кайруан, Каир, Дамаск, Багдад, как, например, древесины, железа (франкские мечи), олова, меда и человеческого товара – рабов, крупным рынком по продаже которых в каролингскую эпоху был Верден» (Ле Гофф).
Дело тут обстоит следующим образом. Видя, что западная часть империи  рушится, император Константин Великий в IV веке  перенес центр метрополии на восток – на Балканы и сделал столицей Константинополь (Новый Рим).  «Основание Константинополя, этого Нового Рима, императором Константином (324 – 330) как бы материализовало перемещение центра тяжести римского мира к Востоку» (Ле Гофф). Впоследствии восточная часть империи, став де-факто (но не де-юре) отдельным государством, получившим у историков название «Византия», оказалась в гораздо более выгодном положении, чем западная часть. Находясь в исключительно выгодном географичес­ком положении, раскинувшись на трех континентах – Европе, Азии и Африке – и на пересечении всех значимых торговых путей, Византия, несмотря на все пертурбации, во все периоды своей истории поддерживала активные экономические связи с мусульманским Востоком. Этим обстоятельством не преминули воспользоваться нарождающиеся итальянские торговые республики, преж­де всего, Венецианская республика.
«Надо признать, что торговые связи между Западом и Востоком никогда не прерывались  – византийский и особенно исламский Восток платил золотом за сырье (дерево, железо, рабов), которое непрерывно поставлял ему христиа­низированный или варваризованный Запад. Фактически только благодаря большой торговле с Востоком на Западе сохранялось какое-то обращение золота в виде византийской (номисма, называвшаяся на Западе «безант») и мусульманской (золотой динар и серебряный дирхем) монеты. За счет этих монет несколько обогащались европейские правители  (императоры до конца существования Западно-Римской империи, «варварские» вожди, ставшие христианскими королями и крупными собственниками)» (Ле Гофф, Жак. «Средневековье  и деньги. Очерки исторической антропологии»).
Наличие широких экономических связей с мусульманским Востоком не только позволило Византии продержаться еще тысячу лет после падения  Западно-Римской империи, но кроме того, через посредничество итальянских торговых республик, спасло и Запад от окончательного экономического крушения, по существу, от продолжения раскручивания спирали  самоуничтожения.
Теперь вернемся в нашем повествовании в 4-му Крестовому походу, одному из ключевых событий в мировой истории. Как указывалось, к XIII веку население Западной Европы вернулось к той численности, какую оно имело  в VI веке. Но одновременно вернулись и те же проблемы. В VI веке Европа была перенаселена. В XIII столетии перенаселение обозначилось вновь. Исключительно удобным способом «выпустить пар» оказались Крестовые походы, позволявшие попутно решить еще целый ряд проблем. Коротко напомним хронологию 4-го Похода.
Венецианцы подрядились перевезти крестоносцев на своих кораблях на Святую Землю. Однако денег, чтобы расплатиться за перевозку у рыцарей не хватило. Тогда дож Венеции  Энрико Дандоло предложил им отсрочку в уплате долга в обмен на взятие Зары  (Задар, совр. Хорватия), города хотя и христианского, но являющегося главным конкурентом Венеции в Адриатике. Зара была взята штурмом и разграблена. В этот период на исторической сцене появился бежавший из Константинополя претендент на византийский престол  цесаревич Алексей, сын свергнутого, ослепленного и посаженного в темницу императора Исаака II Ангела, и пообещал крестоносцам заплатить  200 тыс. марок, если они помогут ему свергнуть узурпатора  (Алексея III). Под давлением Дандоло рыцари приняли предложение цесаревича, отправились на Босфор и вскоре осадили Константинополь.  О том, какое значение придавали этой экспедиции в Венеции можно судить по тому факту, что сам президент (дож) Венецианской республики Энрико Дандоло, которому было 95 лет (!) отправился с крестоносным воинством в качестве советника.
Рыцарям  удалось ненадолго  овладеть  частью  городской стены и поджечь прилегающие к ней городские здания. Только тогда Алексей III (узурпатор, т. е.) надел доспехи и собрал вокруг себя небольшой отряд. Но, едва выйдя за стены, он тут же с позором отступил. Той же ночью он  тайно покинул столицу, взяв с собой казну и дочь Ирину. Население города извлекло из темницы Исаака II и вновь возвело его на трон. Цесаревич Алексей был провозглашен соправителем.  Штурма как такового не было, только мелкая стычка, крестоносцы даже город занимать не стали, а расположились лагерем под его стенами. Однако у Исаака с соправителем Алексеем денег хватило только на то, чтобы выплатить половину обещанной крестоносцам суммы, казна была пуста.
Попытка соправителя Алексея (теперь уже Алексея IV) ввести чрезвычайный налог  –   «аллеманикон» – вызвала беспорядки в городе, и от этой затеи пришлось отказаться. Алексей пытался переплавить в звонкую монету церковные ценности и статуи, но тут воспрепятствовали церковные власти. Денег, чтобы расплатиться с крестоносцами не оказалось. 13 апреля 1204 года крестоносцы пошли на штурм Константинополя. Предварительно они заключили с Дандоло  договор, согласно которому три четверти захваченного в городе имущества достанется Венеции. 
Возникает вполне резонный вопрос. Хорошо известно, что в результате ограбления Константинополя участники 4-го Похода безмерно обогатились, во всяком случае, обогатились его руководители. Как это могло произойти,  если госказна оказалась пуста? Тут надо понимать следующее. В те времена золотых и серебряных монет пускали в оборот  столько, сколько было нужно чтобы не допустить инфляции. Излишки же драгметалла отливали в слитки или изготавливали из них различные статуи и драгоценные изделия. В случае необходимости их расплавляли и чеканили из них монету. То есть все эти статуи и ценная утварь представляли собой то, что в наши дни называется ЗВР – золотовалютные резервы, золотой запас государства. Так что в попытке Алексея конфисковать церковные статуи и утварь для чеканки монеты не было ничего экстраординарного. Но церковь воспротивилась. Ну а среди жителей города было немало сверхбогатых людей, которые могли с лихвой покрыть дог правителей…  Но кто же по доброй воле захочет расставаться  со своими деньгами? Тут надо применять силу, а ее-то как раз  у соправителей не было.
«Церковь, особенно монастыри, за счет десятины, часть которой выплачивалась в денежном виде, и эксплуатации своих земельных владений осуществляла тезаврацию большей части своих монетных доходов.  Монеты и драгоценный металл, который они содержали, золотые и серебряные слитки превращались в произведения искусства, которые, хранясь в сокровищницах церквей и монастырей, составляли монетный запас. Когда появлялась потребность, эти предметы переплавляли в монеты.  Эта практика, к которой, впрочем, прибегали не только церкви, но и магнаты и даже короли, демонстрирует, что люди средневековья сравнительно мало нуждались в монете» (Ле Гофф).
Так или иначе, но Константинополь был взят, разграблен, соправители его были убиты еще ранее. Но как  был взят город? Между прочим, это одна из загадок мировой истории.  За 874 года своей истории Константинополь подвергался осаде 23 раза, но ни разу не был взят. Город обладал мощными стенами и  могучими защитными сооружениями и был абсолютно неприступен. (Двумя столетиями позже султан Мехмед II вторично взял Константинополь, но он уже мог использовать тяжелую артиллерию; при этом, даже применив  артиллерию у турок на штурм города ушло два месяца.) То, что 20-тысячное крестоносное войско решилось брать прекрасно укрепленный город с огромным населением (одних только мужчин, способных носить оружие, было в столице не менее нескольких десятков тысяч, не считая наемников), свидетельствовало либо о безумии вождей похода, либо, наоборот, о точном расчете.  
И тут уже без конспирологической версии не обойтись. Вспомним, что Византия вела активную торговлю с мусульманским Востоком. А вся византийская торговля уже давно находилась под контролем венецианцев; как выразился Фернан Бродель, «Венеция паразитировала на Византийской империи, пожирала ее изнутри». Иначе говоря,  весь Константинополь был нашпигован венецианской агентурой, которая проникла буквально во все поры государственного управления. В нужный для крестоносцев момент в городе вспыхнули волнения, не позволившие Алексею ввести чрезвычайный налог. А церковники почему-то не позволили ему воспользоваться золотым запасом в виде статуй и ценной утвари, хотя такая практика была вполне ординарной. Что дало крестоносцам повод для начала штурма.
Дальше  –  больше. Рыцари не решались на штурм, понимая, что сил у них недостаточно, но на нем настоял Дандоло, будучи уверенным, что неприступный город падет, не оказав серьезного сопротивления. Так и случилось. Горожане сорганизоваться не смогли, а наемная гвардия заявила, что не будет сражаться, пока ей не выплатят задержанное жалование. Поскольку денег в казне не было, гвардия просто сдалась крестоносцам. Для защиты города на крепостные стены вышла только варяжская дружина (200 человек) и 200 человек добровольцев. Крестоносцы при штурме потеряли одного (!) человека (по неосторожности упал со стены). Рыцари, разграбив город провозгласили создание нового государства – Латинскую империю  и предложили стать ее императором… Энрико Дандоло! Дандоло скромно отказался, он уже добился всех своих целей, и императором  был провозглашен Балдуин Фландрский. 
Новоиспеченный император должен был подтвердить все торговые привилегии, полученные венецианцами, а также дать гарантии ненападения на Венецианскую республику. Таким образом венецианцы взяли под свой контроль всю Средиземноморскую торговлю. Папа римский Иннокентий III признал новое государство. Захват Константинополя  (христианского города!) был  приравнен папской курией к исполнению крестоносного обета (!), а церковное отлучение, ранее наложенное на венецианцев за захват Зары, было с них снято. Занавес.
Согласитесь, столь странный ход развития событий трудно объяснить без привлечения версии об активном вмешательстве неких тайных, действующих за кулисами сил. Немыслимая, прос­то невозможная авантюра прошла как по маслу. Как говорил Филипп II Македонский, «осел, нагруженный золотом, возьмет любую крепость».
И все же это был еще не конец. По результатам 4-го Крестового похода  Византия была частично завоевана крес­тоносцами, которые основали четыре государства. На остальной территории возникли еще несколько мелких государств, бывших провинций Византии, каждое из которых считало себя наследницей империи. Одним из таких мелких государств стала Никейская империя, императором которой был провозглашен полководец Феодор Ласкарис, которому удалось остановить продвижение крестоносцев в глубь Малой Азии. После смерти Ласкариса императором Никеи был провозглашен его малолетний сын Иоанн IV, а 1 января 1260 местная аристократия провозгласили императором-соправителем Иоанна полководца Михаила VIII  Палеолога. Своей целью Палеолог поставил отбить Константинополь у слабеющей Латинской империи. Для решения этой задачи ему требовалась помощь военно-морского флота, который  у него был незначительным. Поэтому он заключил  с генуэзцами Нимфейский договор , пообещав им за помощь генуэзского флота в борьбе  против Венеции на море предоставить им торговые привилегии.
Летом 1261 года один из военачальников Михаила Алексей Стратигопуло, решая  частную военную задачу недалеко от Константинополя, случайно встретил греческих торговцев, возвращавшихся из города, и расспросил у них, как там обстоят дела. Торговцы рассказали, что латинская армия отправилась в экспедицию на остров Дафнусий, а в самом городе остался лишь небольшой гарнизон. Также торговцы сказали Стратигопулу, что знают тайный ход у храма Пресвятой Богородицы, через который одновременно могут пройти 50 солдат.
Стратигопуло был человеком опытным и решительным, а времени отправлять гонцов в Никею для получения указаний  начальства у него не было,  поэтому он решил взять ответственность на себя. Один день ушел на подготовку, а затем греки сделали вылазку в город. Чтобы посеять панику среди латинян, они пустили огонь по крышам домов ночного Константинополя, предав пожару венецианские кварталы. Когда  латинский император  (уже Балдуин II)  проснулся и понял, что на город произошло нападение, он тщетно попытался собрать своих разбросанных по ночлегам и сонных солдат. Никто не знал, какими силами и откуда в Константинополь проникли греки, а потому император решил, что те привели в город огромное войско. Бросив знаки императорского достоинства, Балдуин спешно сел на лодку и отплыл.  К утру 25 июля 1261 года Константинополь вновь стал греческим. 57-летняя история Латинской империи закончилась. Михаил Палеолог отправил  посольство в Рим, надеясь успокоить папу. Но из этого ничего не вышло: послов прогнали, а с одного из них, Никифорицы, итальянцы живьем содрали кожу.
Оборотной стороной восстановления Византии, хоть и в урезанном виде стало то, что генуэзцы, несмотря на то, что их помощь даже не понадобилась, получили от  Михаила Палеолога все обещанные им привилегии. Генуэзцы стали массами поступать на византийскую службу.  И тут следует иметь ввиду, что Нимфейский договор предусматривал изгнание венецианцев с проливов, ведущих к Черному морю, которое быс­тро стало Генуэзским морем.  А в 1262 году Михаил VIII  Палеолог и мамлюкский султан Египта Бейбарс I заключили договор о свободном доступе  египетских судов   к Черному морю. 
Это было знаковое событие. В бассейн Черного моря генуэзцы и  венецианцы, а вкупе с ними   пизанцы, флорентийцы, тосканцы и  прочие итальянские купцы стали проникать еще в XII в.   В 1169 году император Византии  Мануил Комнин разрешил генуэзцам проход через Босфор и посещение  Черноморского побережья.  В 1206 году венецианцы  закрепились в Солдайе (Судаке), которым владели совместно с  половцами. После того как южнорусские степи были захвачены монголами, итальянцы быстро наладили с ними коммерческие отношения. Так был заложен первый камень в фундамент будущего Великого Монгольского пути. А после того, как Михаил Палеолог подписал с Генуэзской республикой Нимфейский договор, инициатива очень скоро  перешла к генуэзцам, которые оттеснили  венецианцев. Произошло как бы разделение сфер влияния. Венецианцы продолжали развивать и укреплять свои связи с мусульманским Востоком, а генуэзцы специализировались на Северном Причерноморье.