• Геополитика
• 23 Апреля, 2013

Тегеран – возмутитель мирового спокойствия?..

(Продолжение. Начало в № № 1, 2, 3)

Бахытжан АУЕЛЬБЕКОВ

Часть IV

В нынешнем неспокойном мире Исламская республика Иран занимает особое место. Для одних она представляется рассадником религиозного фанатизма, для других – является символом сопротивления политическому и экономическому диктату Запада. Страна формировалась в сложных условиях, и для того чтобы понимать эту великую и необычную страну, необходимо знать ее недавнюю историю.

Утром 22 сентября 1980 года в Вене в бывшей резиденции Габсбургов собрались министры нефти, финансов и иностранных дел стран ОПЕК (Организация стран – экспортеров нефти, Organization of Petroleum Exporting Countries,). Им предстояло обсудить план предстоящих торжеств по случаю двадцатилетия этой организации. Юбилей предполагалось отметить с помпой и шумом на весь мир. Но через несколько минут в зале вдруг возникло какое-то замешательство, и в обстановке почти полной растерянности началось закрытое совещание. Что же произошло?

В тот день, когда министры готовились открыть заседание в Вене, военные самолеты Ирака без предупреждения стали наносить бомбовые удары по целям в Иране, а войска, широким фронтом вторгшиеся на его территорию, стали обстреливать из тяжелых орудий города и ключевые объекты страны. Внезапное начало войны потрясло регион Персидского залива и подвергло опасности всю систему поставок нефти, угрожая нефтяным кризисом.

Пограничные инциденты и стычки между Ираком и Ираном происходили задолго до 22 сентября, и уже с апреля война представлялась все более вероятной. Начало войне положило соперничество: этническое и религиозное, политическое и экономическое, идеологическое и личное. Сыграли свою роль борьба за господство в регионе, непрочность национального сплочения и чисто произвольный подход к определению границ на карте прекратившей свое существование после Первой мировой войны Османской империи. Так что в центре конфликта определенно лежала география.

Шах Ирана Мохаммед Пехлеви был в конфликте со светским режимом правившей в Ираке Партии арабского социалистического возрождения (Баас) со времени ее прихода к власти в 1968 году. Один из главных спорных вопросов касался Шатт-эль-Араб, извилистой дельты реки, образованной слиянием двух иракских рек, Тигра и Евфрата, и нескольких рек Ирана. По Шатт-эль-Араб на протяжении 120 миль проходит граница между двумя странами. Эта река имеет исключительно большое значение для Ирана как главный, хотя не единственный, путь к Персидскому заливу – в Абадане, на речных наносах в низовье реки был построен его нефтеперерабатывающий комплекс. Но для Ирака Шатт-эль-Араб служит единственным выходом к морю. Протяженность береговой линии Ирака составляет всего около 28 миль, Ирану же принадлежали 1400 миль береговой полосы. Басра, главный порт Ирака, находится почти в 50 милях вверх по течению Шатт-эль-Араб, где из-за мелководья и скопления ила часто приходилось вести дноуглубительные работы. Таким образом, суверенитет Шатт-эль-Араб приобретал конкретное и жизненно важное значение.

Положение осложнял тот факт, что значительная часть нефтяной инфраструктуры обеих стран – нефтепромыслы, насосные станции, перерабатывающие мощности, трубопроводы, погрузочные комплексы, нефтехранилища – сконцентрирована вдоль Шатт-эль-Араб и так или иначе зависит от нее. В качестве альтернативы транспортировке нефти по реке шах предусмотрительно построил трубопроводы, а также гигантский морской терминал на острове Харк, куда могли подходить гигантские супертанкеры. Ирак же экспортировал значительную часть своей нефти по узкому рукаву Шатт-эль-Араб, хотя существовали трубопроводы через Сирию и Турцию.

Шах и воинствующие баасисты уладили претензии, заключив соглашение, оформленное в Алжире в 1975 году и подписанное от имени Ирака Саддамом Хусейном. Для Ирана оно было более выгодным. Ирак отказывался от выдвигавшихся в течение 40 лет требований установить границу по восточному, то есть иранскому берегу, и согласился с настояниями Ирана, что она пройдет по средней линии навигационной части канала. Взамен шах предоставил Ираку то, что ему, по-видимому, было крайне необходимо. Он согласился прекратить всякую помощь курдам – этнической группе, составляющей свыше 20% всего населения Ирака, которая в то время вела борьбу с баасистами за автономию и национальное самоопределение исключительно богатого нефтеносного района. Отказ шаха от поддержки интересов курдов был в значительной степени услугой за услугу, своего рода компенсацией, необходимой для выживания режима партии Баас. И Багдад немедленно, всего через шесть часов после подписания в Алжире коммюнике с Ираном, начал решительное наступление против курдов. Через три года, в 1978 году, Ирак в свою очередь оказал Ирану услугу, впрочем, довольно незначительную. По просьбе шаха он выслал из страны аятоллу Хомейни, который жил в Ираке в изгнании уже 14 лет.

Хотя аятолла Хомейни был выслан из Ирака в 1978 году, а президент Ирака Саддам Хусейн пришел к власти в 1979-м, именно Хусейна Хомейни считал лично ответственным за все свои невзгоды и относил к своим главнейшим противникам. Впрочем, дело  не только в этом. Для иранского религиозного лидера и его окружения светский режим Баас был в любом случае неприемлем, они видели в нем врага веры. Однажды, когда Хомейни попросили назвать его врагов, он ответил: «Во-первых, шах, затем американский Сатана, затем Саддам Хусейн и Баас, его партия неверных».

У Саддама Хусейна были веские основания опасаться обличительных выступлений Хомейни. Свыше половины населения Ирака составляют шииты, а режим партии Баас опирался на арабское суннитское меньшинство. В Ираке находились главные святыни шиитов, и волнения среди шиитов, поддерживавшихся Ираном, росли. В апреле 1980 года после попытки покушения на премьер-министра Саддам Хусейн приказал казнить самого популярного в Ираке шиитского аятоллу. О религиозном лидере Ирана он всегда высказывался в самых резких выражениях.

Инциденты и взаимные нападки нарастали,  и Ирак решил, что для него наступил удобный момент. В Иране менялась власть, казалось, царил полный хаос, а в Багдаде  говорили, что «в Иране на каждом углу свое правительство». Иранская армия была деморализована в результате революционных событий,  в ней прошел ряд чисток. У Ирака появилась, как рассчитывали в Багдаде, возможность нанести удар по соседу, сбросить иранский режим, ликвидировать угрозу Ираку со стороны бунтующих шиитов и утвердить свой суверенитет над водной артерией Шатт-эль-Араб, защитив, таким образом, свои нефтяные интересы.  А дальше, как знать. Можно было бы выступить в качестве «освободителя» этнических арабов в иранском Хузистане (более половины жителей этого юго-восточного района Ирана –  лица арабского происхождения), привлечь их на свою сторону и, возможно, присоединить эту область, которую иракцы называют Арабистан к Ираку, или по крайней мере установить там свое влияние. Наградой было бы не только воссоединение иракских и иранских арабов – в Хузистане сосредоточено 90% запасов нефти Ирана. Вдобавок ко всему зарубцевалась бы рана, нанесенная гордости Ирака. Баасисты не забыли унижения, когда в 1975 году им пришлось уступить Ирану в вопросе о суверенитете  Шатт-эль-Араба.

Но и это было еще не все. Шаха, регионального полицейского в районе Персидского залива, больше не было. И образовавшийся вакуум мог бы заполнить Саддам Хусейн, утвердив превосходство Ирака, а заодно и свое в регионе огромного международного значения. Более того, при изоляции, в которой оказался в арабском мире Египет, подписав Кэмп-Дэвидские соглашения, Ирак, ликвидировав угрозу распространения иранской революции, мог бы стать лидером и воинствующим защитником всего арабского мира, а также одной из главных нефтяных держав планеты. Короче говоря, отказаться от таких соблазнительных возможностей было нелегко. С самого начала Хусейн выступал с идеей объединения арабского мира, что соответствовало панарабской идеологии партии Баас. Если аятолла Хомейни обосновывал легитимность своей власти событиями, которые произошли в VII столетии, то так же поступил и Саддам Хусейн. Он назвал новую войну «второй битвой за Кадиссию» – первая произошла в 637 году вблизи Наджафа, города на юге центральной части современного Ирана. Через сто лет после этой битвы был основан Багдад, ставший на несколько столетий политическим и экономическим центром Азии. Теперь, в 1980 году, снова пришла очередь Багдада. Во всяком случае, так там считали.

Саддам Хусейн направил главный удар в сердце иранской нефтяной промышленности, в том числе на Абадан и Ахваз. Он полагал, что это будет блицкриг, серия внезапных и сокрушительных ударов, которая приведет к достижению его целей. Этой точки зрения придерживались не только в Багдаде. В Вене, где заседание на уровне министров было сорвано известием о начале войны, буквально все считали, что через неделю, самое большее две, война закончится. Но в иракской стратегии был допущен серьезный просчет. Иранцы выдержали первый удар и стремительно перешли в контрнаступление. Нападение Ирака дало возможность аятолле Хомейни еще прочнее консолидировать общество, заставило замолчать критиков и позволило приступить к созданию Исламской республики. Все это способствовало мобилизации населения для обороны. В защите страны приняли участие иранцы практически всех политических направлений. Арабы Хузистана, не проявили желания быть «освобожденными» и отнеслись к иракцам скорее как к захватчикам. Ирак не был готов встретить такой подъем духа. Впереди регулярных иранских сил, не думая о сохранении своей жизни, в бой шли сотни тысяч молодых иранцев, влекомые шиитском идеалом мученичества.

Ирано-иракская война вызвала обострение на мировом нефтяном рынке и вывела из равновесия всю экономику планеты. 23 сентября 1980 года иракские военные самолеты начали массированные бомбардировки иранского нефтеперерабатывающего комплекса в Абадане – самого большого в мире, которые продолжались в следующем месяце и произвели серьезные разрушения. Бомбардировкам подверглись все иранские порты и нефтяные центры. Иранское контрнаступление полностью прервало иракский экспорт нефти по Персидскому заливу. Более того, Иран убедил Сирию, где у власти находилась соперничающая ветвь партии Баас, перекрыть иракский экспорт по трубопроводам через Сирию, что оставляло Ираку только один трубопровод через Турцию, имевшей ограниченные возможности. В результате войны иракский экспорт нефти сократился, чего Саддам Хусейн, безусловно, не ожидал.

В ходе военного конфликта были нарушены все принятые «табу». Разрушались не только города, но и нефтеперерабатывающие предприятия, наносились удары по нефтепромыслам и танкерам, в том числе ходившим под флагами других стран. В 1987 году продолжавшаяся седьмой год война вышла за рамки двустороннего конфликта и впервые приобрела международный характер, затронув интересы других арабских государств Персидского залива и дух сверхдержав. Годом ранее Иран захватил полуостров Фао, южную оконечность Ирака, граничащую с Кувейтом. Было похоже, что Фао может открыть путь к захвату иракского города Басра, создавая тем самым потенциальную угрозу территориальной целостности иракского государства, образованного после Первой мировой войны с помощью Великобритании. Но иранцы, захватив Фао, не смогли продвинуться дальше, застряв в болотистых песках, где были заблокированы усиленными частями иракской армии. Ракетные удары Ирака по иранским транспортам в Персидском заливе – «танкерная война» – привели к увеличению числа ударов Ирана по танкерам третьих стран. Иран обрушился на Кувейт, который помогал Ираку. Иранские войска  не только топили приходящие и уходящие из Кувейта суда, но и нанесли по крайней мере пять ракетных ударов непосредственно по Кувейту.

Как и другие арабские государства, Кувейт серьезно воспринял кампанию Соединенных Штатов против продажи оружия революционному Ирану. Тем большую тревогу вызвали у него сообщения, что США тайно продавали оружие Ирану, надеясь добиться освобождения находившихся в Ливане американских заложников и начать каким-то образом диалог с «умеренными» в Тегеране, кто бы их ни представлял (скандал «Иран – контрас»). Эти утечки информации усиливали чувство неуверенности в безопасности в маленькой стране. И, тем не менее, именно ракетные удары Ирана заставили Кувейт в ноябре 1986 года обратиться в США и просить у них защиты для своих танкеров. В Вашингтоне вышли из равновесия, узнав, кто кувейтцы приняли дополнительные меры защиты, обратившись за помощью к СССР (скорее всего, это был демонстративный шаг с целью оказать давление на принятие решения Белым домом). Когда информация об этом дошла до высших должностных лиц рейгановской администрации, просьба Кувейта, как выразился один из них, «не была отложена». Возможные последствия обращения кувейтцев за помощью к Москве послужили основанием для быстрого ответа. Участие СССР в укреплении безопасности Кувейта расширило бы его влияние в зоне Персидского залива, влияние, которого американцы старались не допускать уже свыше  четырех десятилетий. Но дело было не только в соперничестве Востока и Запада. Одновременно с этим было признано необходимым защитить поток нефти с Ближнего Востока.

Президент Рейган говорил о необходимости самообороны в районе Персидского залива, а также подтверждал, что США будут обеспечивать защиту транспортировки нефти из региона. В результате в марте 1987 года его администрация сообщила кувейтцам, что Соединенные Штаты готовы взять на себя полную смену флагов. Таким образом, на одиннадцати кувейтских судах стал развеваться звездно-полосатый флаг, что давало основания для сопровождения их американским военно-морским эскортом. А через несколько месяцев Персидский залив уже патрулировали корабли США. С целью защиты свободы навигации в воды Персидского залива также вошли морские соединения Великобритании и Франции, наряду с кораблями из Италии, Бельгии и Голландии. Японцы, которым конституция запрещала посылать корабли, но которые находились в исключительно большой зависимости от нефти из этого региона, внесли свою лепту, увеличив средства, выделяемые для сокращения американских расходов по содержанию сил США в Японии, и вложив средства в установку локационной системы повышенной точности в Ормузском проливе. Западная Германия перевела некоторые свои военные суда из Северного в Средиземное море, высвобождая, как она сказала, американские корабли для несения службы в Персидском заливе и вокруг него. Но при той главной роли, которую взяли на себя США в этом регионе, теперь возникла угроза военной конфронтации между Соединенными Штатами и Ираном.

К весне 1988 года война между Ираном и Ираком стала «выдыхаться». Среди влиятельных иранских политиков, ратовавших за ее прекращение, был Али Акбар Хашеми Рафсанджани, спикер иранского парламента и заместитель командующего сухопутными  силами. Он принадлежал к богатой семье владельца плантации фисташек. Сам он был священнослужителем, учеником и последователем Хомейни и с 1962 года находился в антишахской оппозиции. Проявлявший инициативу и активно участвовавший в переговорах «оружие за заложников» с Соединенными Штатами,  он избежал критики в свой адрес и настойчиво продвигал свою линию. Али Хашеми Рафсанджани был вторым после аятоллы Хомейни лицом, принимавшим решения в Исламской республике. И он пришел к выводу о необходимости поисков пути для прекращения войны. Тем более, что Иран находился в дипломатической и политической изоляции, в то время как Ирак, судя по всему, набирал силу.

К тому же американское военное присутствие в Персидском заливе в сущности привело к серьезной конфронтации с Ираном и носило теперь трагический характер. В начале июля 1988 года американский эскадренный эсминец «Винсенс» принял иранский аэробус, с 290 пассажирами на борту, за вражеский самолет и сбил его, хотя он даже не покинул пределы иранских территориальных вод. Конечно, это была ошибка. Однако в Америке сообщение о происшествии восприняли с восторгом, а когда «Винсенс» вернулся в Штаты, в порту его встречала ликующая толпа и военный оркестр. Некоторые в иранском руководстве увидели в этом сигнал, что США готовятся использовать свою военную силу для прямой военной конфронтации с Ираном. Все эти факторы еще больше усиливали необходимость пересмотреть позицию Ирана продолжать войну.

17 июля 1988 года  Иран информировал Организацию Объединенных Наций о своем желании пойти на перемирие. «Принятие этого решения было опаснее, чем выпить яд, – заявил аятолла Хомейни. – Я подчинил себя воле Аллаха и выпил этот напиток ради его удовлетворения». «Даст Аллах, придет день, когда мы выльем боль наших сердец и отомстим аль-Сауду и Америке», – добавил он. Аятолле не пришлось увидеть этот день – не прошло года, как он умер.

После послания Ирана в ООН прошло четыре недели, и было проведено множество консультаций, прежде чем перемирие было подписано. Наконец, 20 августа 1988 года оно вступило в силу, и Ирак сразу приступил к символическим поставкам нефти из своих портов в Персидском заливе, чего был лишен в течение восьми лет. Иран объявил о своем намерении заново построить огромный нефтеперерабатывающий комплекс в Абадане, который в начале двадцатого столетия явился отправной точкой развития всей нефтяной промышленности на Ближнем Востоке, а в 1980 году, в первые же дни войны был почти полностью разрушен.

Президентом Ирана был избран Хашеми Рафсанджани, который впоследствии был переизбран и пробыл в президентском кресле два срока. (Конституция Исламской республики не разрешает занимать президентский пост более двух сроков подряд, но не препятствует тому, чтобы пропустив один срок, бывший президент мог выставить свою кандидатуру в третий раз, как, собственно, впоследствии и сделал Хашеми Рафсанджани.) Рафсанджани сменил Мохаммед Хосейни Хатами, тоже дважды занимавший пост президента. При обоих этих президентах делались определенные попытки наладить диалог с Западом, что получалось довольно слабо. Рафсанджани, правда, проводил определенные либеральные эксперименты. А Мохаммед Хатами даже провозгласил «курс на терпимое отношение к культуре», что означало постепенное сближение с Западом.

Все эти начинания не имели особого успеха, хотя отношения между Исламской республикой и Западом проходили разные этапы. Разумеется, тут следует учитывать влияние произраильского лобби на Западе. Иран принципиально не приемлет само существование Израиля и настаивает на необходимости его демонтажа, что для израильтян в целом неприемлемо. (Следует знать, что сторонники демонтажа государства Израиль встречаются даже среди израильских евреев; пожалуй, наиболее известным из них является израильский писатель и публицист, бывший спецназовец и ветеран войны 1973-го года Исраэль Шамир.) Разумеется, израильтяне, вследствие такой позиции Исламской республики, относятся к ней непримиримо, видят в ней источник опасности  и используют все свое влияние в борьбе против нее. Но, думается, дело не только в этом. Ценности, исповедуемые Ираном, попросту несовместимы с ценностями, которые провозглашает и навязывает всему миру Запад.

Известный режиссер Андрей Кончаловский совершенно справедливо говорит: «Западная цивилизация пытается навязать миру собственные идеалы и делает это весьма агрессивно. При этом по глупости или сознательно не говорится, что нет единого правила для всех. Каждый народ индивидуален, и ключ к его пониманию надо искать в национальной культуре».

Разумеется, все это совершенно неприемлемо для Ирана, который сам являет собой великую цивилизацию и великую культуру. Поэтому, позиции Запада и Исламской республики в сколько-нибудь серьезной степени сблизить просто невозможно, во всяком случае, до тех пор, пока не изменится сам Запад. А в том, что Иран никогда не отступит, нет никаких сомнений. Почвы для укоренения в иранском обществе западных ценностей нет абсолютно. Именно поэтому провалом окончились попытки сблизить позиции Ирана и Запада при президентах Рафсанджани и Хатами. Когда же в должность президента Исламской республики вступил бывший мэр Тегерана Махмуд Ахмадинежад, то отношения между Ираном и Западом обострились до предела…

(Окончание следует)