• Геополитика
  • 24 Марта, 2013

Тегеран – возмутитель мирового спокойствия?..

Бахытжан АУЕЛЬБЕКОВ Часть III Сегодня Исламская Республика Иран является головной болью для правительств целого ряда стран мира, прежде всего для Израиля и США. Некоторые западные политики открыто призывают нанести удар по ее исследовательским атомным центрам, обвиняя Исламскую Республику в тайной разработке ядерного оружия, хотя никаких доказательств тому нет. Откровенно говоря, все эти угрозы больше напоминают попытки психологического давления, к коим руководство ИРИ демонстрирует полное равнодушие. Впрочем, другие западные политики, наоборот, предостерегают от попыток использования военных действий в отношении Ирана. Так, бывший советник президента США по национальной безопасности Збигнев Бжезинский, который до сих пор пользуется огромным влиянием в Штатах, предостерегает: «Военное вмешательство США в Сирию или Иран приведет к геополитическому взрыву во всем регионе Ближнего и Среднего Востока, последствия которого ощутит на себе весь мир». А авторитетнейший директор Центра им. Фернана Броделя по изучению миросистем, экономик и цивилизаций, профессор Йельского университета (США) Иммануил Валлерстайн вообще высмеивает все эти угрозы: «У Америки нет денег, нет человеческих ресурсов, нет политической поддержки на мировой арене. Возьмем Иран. У нас в буквальном смысле не хватает войск, чтобы справиться с ситуацией. Нам бы потребовалось вдвое больше войск, чем мы имеем сегодня, для того чтобы провести там наземную операцию. Но у нас их просто нет. Нам не удалось овладеть ситуацией даже в Афганистане – а там ситуация была намного более простой, – так как же мы хотим идти в Иран? Таким образом, мы – самая могущественная страна в мире, но мы не можем послать свои войска: что делать? У мистера Рамсфелда на этот случай появилась совершенно сумасшедшая идея – просто сбросить на Иран бомбы. Но ведь после этого все равно придется идти в эту страну. Для этого нужны войска, человеческие ресурсы, но у нас их нет. Если вы спросите, являются ли США сильнейшей военной державой мира, то я отвечу: конечно, да. У них больше всего самолетов, больше всего вооружений всех возможных видов, всяческого оборудования. Проблема лишь в том, что они не могут больше навязывать свою волю даже таким относительно небольшим странам, как Северная Корея. Не говоря уже об Иране, на который они уж точно не смогут повлиять. Я знаю, что люди, которые сидят в Вашингтоне, говорят: мы должны что-то сделать. Но что? Реалистичный взгляд на вещи состоит в том, чтобы признать: США не могут больше контролировать мир. Необходимо признать это как данность и действовать исходя из существующих ограничений». Нам тоже кажется, что все угрозы в адрес Ирана больше похожи на блеф, и надеемся, что не ошибаемся на этот счет. Сегодня мы продолжаем рассказ о политике этой великой и необычной страны в последние десятилетия. В предыдущей части публикации мы рассказывали о борьбе иранского премьер-министра Мохаммеда Мосаддыка за национализацию иранской нефтяной отрасли, главного богатства страны. На первом этапе своей борьбы ему удалось добиться своей цели. Вскоре ЦРУ разработало и запустило в действие план свержения Мосаддыка. Но иранский премьер проявил удивительную для семидесятидвухлетнего старика ловкость и энергию, перехватил инициативу и сам организовал свержение шаха Ирана. Шах бежал из страны. Однако через несколько дней был осуществлен контрпереворот, Мосаддыка арестовали, а шах вернулся в Иран, защищенный иностранными штыками. Таким образом первый раунд борьбы за национализацию иранской нефти был проигран. Казалось, навсегда. Но на самом деле все еще только начиналось. В последний день 1977 года президент США Джимми Картер, совершая свой вояж по трем континентам, на пути из Варшавы в Дели прибыл в Тегеран. Он сказал, что миссис Картер хотела бы встретить Новый год вместе с шахом и его супругой. За шесть недель до этого шах и шахиня посетили Вашингтон и провели длительное время в обществе четы Картеров. На ужине в канун Нового года Джимми Картер произнес тост: «Иран, благодаря замечательному руководству шаха – надежный островок стабильности в одном из наиболее неспокойных регионов мира. В этом ваша заслуга, ваше величество, и заслуга вашего руководства, дань того уважения, восхищения и любви, с которыми ваш народ относится к вам». История жестоко посмеялась над наивной уверенностью американского президента в стабильности Ирана и любви иранского народа к своему монарху. Через неделю после отъезда Джимми Картера из Ирана одна из тегеранских газет опубликовала статью с резкими нападками на непримиримого противника шаха, пожилого шиитского священнослужителя аятоллу Рухоллу Хомейни, находившегося в то время в изгнании в Ираке. Статья была анонимной, но было понятно, что написал ее кто-то из должностных лиц шахского режима. По-видимому, визит Картера придал уверенности шахскому правительству. Статья, несомненно, явилась результатом растущего раздражения резкими выступлениями самого Хомейни против шаха и его правительства, тайно распространявшимися на магнитофонных кассетах по всему Ирану. Враждебность между монаршим домом Ирана и шиитским духовенством восходила еще ко временам отчаянной борьбы за власть Реза-шаха в двадцатые и тридцатые годы и была частью более широкой борьбы между светскими и религиозными силами, которая не прекращалась в течение десятилетий. Но статья в газете от 7 января 1978 года положила начало совершенно новому этапу в этой борьбе. В середине 70-х годов стало ясно, что Иран просто не в состоянии поглотить поступавший в страну огромный приток нефтяных доходов. Нефтедоллары бездумно растрачивались на экстравагантные программы модернизации, пропадали в результате ненужных расходов и коррупции, порождая экономический хаос и политическую нестабильность. Сельское население устремилось в перенаселенные города, производство сельскохозяйственной продукции сокращалось, и импорт продовольствия возрастал. В стране господствовала инфляция, порождавшая всеобщее недовольство. В Тегеране средний служащий или чиновник тратил до 70% своей зарплаты на наем жилья. Инфраструктура Ирана не справлялась с внезапно свалившимся на нее грузом, устаревшая железнодорожная система была парализована, на улицах Тегерана постоянно возникали пробки. Национальная энергосистема, не выдержав напряжения, вышла из строя. В отдельных районах Тегерана и в других городах регулярно отключалась электроэнергия, иногда на 4-5 часов в день – что гибельно сказывалось на работе промышленности и создавало сложности в быту и являлось дополнительным источником возмущения и недовольства. Беспорядочно проводившаяся шахским режимом и безнадежно проваливавшаяся попытка модернизации страны истощила терпение всех слоев общества. В поисках хоть какой-то уверенности люди все внимательнее прислушивались к резким проповедям аятоллы Хомейни, нравственные устои и несгибаемая стойкость которого делали его знаменем оппозиции шаху и его режиму и вообще всему образу жизни Ирана середины семидесятых годов минувшего столетия. Аятолла Хомейни родился около 1900 года в небольшом городке неподалеку от Тегерана и был выходцем из семьи священнослужителей. Его отец умер через несколько месяцев после его рождения, мать он потерял, будучи подростком. Уже в сроковые годы он стал известным лектором по философии ислама и мусульманской юриспруденции, повсеместно пропагандируя концепцию исламской республики под твердым контролем духовенства. Режим Пехлеви аятолла Хомейни считал коррумпированным и незаконным, но активную политическую деятельность он начал вести, когда ему было около 60 лет, с оппозиции к «белой революции» (так шах с гордостью называл свою программу реформ). Его страстные обличительные речи против режима оказывали огромное впечатление на слушателей. Как писал один из американских исследователей, «по-видимому, им двигал гнев невиданной силы», и вскоре он стал тем центром, вокруг которого объединилось растущее недовольство. Аятолла Хомейни несколько раз подвергался арестам и наконец оказался в эмиграции в Ираке. В стране продолжала свирепствовать САВАК, тайная иранская полиция. Она действовала исключительно жестоко, быстро и прибегала к страшным пыткам; она отличалась произволом, глупостью и проникала во все поры общественной и частной жизни. Это, кстати говоря, совершенно не вписывалось в программу Великой цивилизации – амбициозной программы, выдвинутой шахом, которая, по его замыслу, должна была превратить Иран в мировую державу и ввести его в первую пятерку промышленно развитых стран. В конце 1977 года выступления аятоллы Хомейни стали еще более яростными, после того, как при невыясненных обстоятельствах был убит его старший сын. В убийстве обвиняли САВАК. Затем 7 января 1978 года появилась уже упомянутая статья, которая спровоцировала волнения в священном городе шиитов Куме, который оставался духовным домом аятоллы. Были вызваны войска, в результате среди демонстрантов оказались многочисленные жертвы. Кровавые события в Куме дали толчок новому витку конфронтации между оппозицией и правительством, которая приняла специфическую форму. Традиция предусматривает период траура в сорок дней. Как и предполагалось, в последний день траура по убитым в Куме прошли демонстрации, принесшие еще большее число смертей. За ними снова последовал траурный период и после его окончания опять демонстрации – и снова погибшие. И так снова и снова. Один из лидеров этих бесконечных протестов позднее назвал их «временем сороковин». Бунты и демонстрации распространились по всей стране, порождая все новые столкновения, все большее число убитых и все большее число мучеников. Репрессии лишь увеличивали и укрепляли ряды антишахской оппозиции. Отмена субсидий духовным учреждениям вызвала еще большее возмущение духовенства. Открытая оппозиция режиму стала уже частью национальной жизни страны. В этот период в правительстве США вряд ли кто-нибудь предполагал, что режим шаха падет. Для Вашингтона любая альтернатива была неприемлемой. Но при этом, что интересно, американские разведывательные данные по Ирану были довольно ограниченными. С ростом зависимости США от иранской нефти в них укрепилось нежелание идти на риск и вызвать недовольство шаха, пытаясь установить, что происходит в рядах оппозиции, для чего следовало пойти с ней на контакт. В Вашингтоне, как ни странно, было очень мало специалистов по Ирану, способных дать аналитический прогноз ситуации. На протяжении всего 1978 года американские разведывательные ведомства пытались собрать воедино все сведения по Ирану и подготовить на их основе доклад, дающий оценку ситуации в стране, но так и не смогли этого сделать. С одной стороны, поступала масса сообщений, с другой – огромная трудность заключалась в установлении взаимосвязи и роли всех в корне различных сил оппозиции. В середине августа бюллетень госдепартамента «Морнинг Саммери» предположил, что шах теряет контроль над страной и социальный строй Ирана переживает период распада. Но уже 28 сентября 1978 года в докладе разведывательного управления Пентагона говорилось, что «как полагают, в ближайшие 10 лет шах останется у власти». Ведь он, выдвигалось в качестве обоснования, уже преодолевал не менее серьезные кризисы в прошлом. «Обоснование» более чем любопытное. Более того, самого шаха постоянно сбивали с толку противоречивые советы, исходившие из Белого дома. Неинформированность, нерешительность и колебания в Вашингтоне постоянно приводили к взаимоисключающим советам Ирану: шах должен быть жестким, шах должен отречься, надо использовать для подавления забастовок армию, следует соблюдать права человека, надо осуществить военный переворот, военные должны оставаться в стороне, надо ввести регентство... «От Соединенных Штатов не поступило ни одной четкой и последовательной рекомендации, – вспоминал один из ведущих американских политиков. – Чем бросаться из одной крайности в другую и не принимать никакого последовательного решения, мы достигли бы лучших результатов, если сделали выбор, подбросив монетку». Разнобой мнений со стороны США дезориентировал шаха и его правительство, мешал их расчетам и серьезно подрывал их решительность. Поспешные попытки выработать какую-то новую американскую позицию по Ирану осложнял и тот факт, что СМИ в США и других западных странах проявляли крайнюю враждебность к шаху. В результате это давало любопытную, но в общем-то, типичную схему – критику с моральных позиций политики шаха плюс пропагандирование романтического образа аятоллы Хомейни и его целей. Один известный профессор писал в «Нью-Йорк Таймс» о религиозной терпимости аятоллы, о том, что «его окружение целиком состоит из людей с умеренными и прогрессивными взглядами», а также о том, что аятолла Хомейни создаст «так крайне необходимую модель гуманного правления для страны третьего мира». Постоянный представитель США при ООН Эндрю Янг пошел дальше: аятолла Хомейни, говорил он, в конечном счете будет «причислен к лику святых». В растерянности президент Картер был вынужден заявить, что «Соединенные Штаты не занимаются канонизацией». Проходили недели, и все большую часть Ирана охватывали забастовки, в том числе и технического персонала в нефтяной промышленности. В начале октября 1978 года по настоянию Ирана аятолла Хомейни был выслан из Ирака. Получив отказ Кувейта принять его, аятолла отправился во Францию и вместе со свитой обосновался в пригороде Парижа. При этом французы обеспечили аятолле доступ к прямой телефонной связи, которую шах ранее установил в Тегеране, что намного облегчило его общение со своими сторонниками. В конце октября шаху оставалось только сказать: «С каждым днем мы таем, как снег под дождем». В иранской нефтяной промышленности нарастал хаос. Главный район нефтедобычи в Иране называли «Месторождения». «Месторождения» находились в руках компании «Ойл Сервис Компании оф Иран» («Оско»), которая образовалась на основе консорциума, учрежденного в 1954 году после падения Мосаддыка и возвращения шаха. Штаб-квартира «Оско» находилась в Ахвазе, примерно в 80 милях к северу от Абадана. В октябре бастующие иранские рабочие с промыслов заняли ее главное здание. Никто не пытался их изгнать. К ноябрю в здании штаб-квартиры находилось уже около 200 человек, которые ели и спали в коридорах, следуя своей тактике давления на «Оско» и Иранскую национальную нефтяную компанию. Продолжавшие работать западные специалисты, проходя по коридору, обходили рабочих, стараясь не наступать на них. Тем временем во дворе здания проходили стихийные митинги. Глава Иранской национальной нефтяной компании отправился на нефтепромыслы, чтобы установить диалог с бастовавшими рабочими, но когда он туда прибыл, возмущенные рабочие избили его. Он мгновенно решил оказаться от всех переговоров и немедленно убрался из страны. Пытаясь сдержать растущий хаос, шах пошел на крайнюю меру – создание военного правительства. Но во главе он поставил генерала со слабым здоровьем. Вскоре у руководителя иранского военного правительства случился сердечный приступ, и он так и не успел реализовать свою власть. Новое правительство смогло, по крайней мере, восстановить некоторый порядок в нефтяной промышленности и снова организовать работу на нефтепромыслах. Но это было временное явление. Декабрь 1978 года был у шиитов месяцем траура. Главной датой шиитского религиозного календаря был Ашура – день поминовения мученика Хуссейна, символизирующего неослабное сопротивление тиранам. Аятолла Хомейни обещал, что это будет месяц мести и «потоков крови». Он взывал к появлению новых мучеников. «Пусть они убьют 5 тысяч, 10 тысяч, 20 тысяч человек, – заявил он. – Мы докажем, что кровь сильнее меча». По всей стране прошли демонстрации протеста настолько огромные, что вызывали ужас своими масштабами. Армия на глазах распадалась. У шаха уже не оставалось никакого выбора. В дополнение ко всему к нему позвонил из Вашингтона сенатор Эдвард Кеннеди. Когда шах взял трубку он услышал голос сенатора, который снова и снова повторял как мантру: «Мохаммед, отрекись от трона, Мохаммед отрекись, отрекись…». В конце декабря в правящих кругах Ирана с трудом было достигнуто согласие о формировании коалиционного правительства, а также о том, что шах покинет Иран якобы для лечения за границей. 16 января шах прибыл в аэропорт в Тегеране. «Я чувствую себя усталым, мне нужно отдохнуть», – сказал он небольшой группе собравшихся вокруг него людей, поддерживая версию о том, что он уезжает всего лишь в отпуск. Затем он поднялся по трапу самолета и уже навсегда покинул Иран. Его первая остановка предполагалась в Египте. С его отъездом всю страну охватило ликование. В Тегеране оставалось коалиционное правительство. Но 1 февраля 1979 года на зафрахтованном самолете «Боинг-747» авиакомпания «Эр Франс» в Тегеран вернулся аятолла Хомейни. Его сопровождало множество западных журналистов – авиабилеты были проданы им для финансирования рейса. Аятолла привез с собой другое правительство – Революционный совет, возглавляемый Мехди Базарганом. В 1951 году, 28 лет назад, Мохаммед Мосаддык поставил Базаргана во главе национализированной нефтяной промышленности. Именно он был тем самым человеком, который сразу же отправился на нефтепромыслы, прихватив с собой новые печати и деревянную вывеску «Иранская нефтяная компания». За оппозицию шахскому режиму его несколько раз сажали в тюрьму. Теперь же Базарган стал кандидатом аятоллы Хомейни в лидеры нового Ирана. В течение нескольких дней в Тегеране сосуществовали два соперничающих правительства. Но должно быть только одно. Во вторую неделю февраля на военной авиабазе в пригороде Тегерана вспыхнула схватка между симпатизировавшими революции сержантами и подразделениями шахской гвардии. Коалиционное правительство лишилось военной поддержки, и Мехди Базарган встал у власти. Сложившая ситуация кратко характеризовалась в телеграмме американского военного атташе в Иране в Вашингтон: «Армия сдается. Хомейни побеждает. Уничтожаем секретные документы». 4 ноября 1979 года около 3 часов утра по вашингтонскому времени сотрудник политического отдела посольства США в Тегеране Элизабет Энн Свифт дозвонилась в Вашингтон, в оперативный центр госдепартамента, куда сходятся все линии связи. Ее слова вызвали у вашингтонских сотрудников шок. Свифт сообщила, что толпа молодых иранцев ворвалась на территорию посольства, окружила канцелярию и штурмует другие здания комплекса. Через полтора часа она позвонила снова – иранцы подожгли посольство. Еще через полтора часа была получена весть, что иранцы ворвались в офис, а работники посольства безуспешно пытаются связаться с кем-нибудь из иранских властей. Около 63 американцев – те, что остались из 1400 человек, составлявших персонал посольства в шахские времена, были взяты в заложники толпой молодых иранцев, которых позднее во всем мире стали называть «студентами». Некоторых заложников они вскоре отпустили, а у себя задержали 50 человек. Начался иранский кризис с заложниками, причина которого заключалась в том, что США все-таки впустили на свою территорию шаха. В свое время его отца, Реза-шаха, приютила Южная Африка. Другая судьба ожидала сына Реза-шаха, Мохаммеда Пехлеви. Бежав из Ирана он отправился в Египет, оттуда в Марокко, затем на Багамы, потом в Мексику. Но никто не хотел предоставлять ему постоянное убежище. Главное – ни одно правительство не хотело ссориться с новым, непонятным Ираном. Все угодничество западных политиков перед шахом, лесть, заискивание перед ним премьеров и просьбы министров промышленных стран, поклоны и расшаркивания перед ним сильных мира сего – словно никогда не существовали. Положение осложнялось тем, что шах был болен раком. Друг шаха президент Джимми Картер категорически отказал ему в разрешении въехать на территорию США на лечение. И только после споров и обсуждений, месяцами шедших в высших эшелонах власти, и усилий Генри Киссинджера, Джона Макклоя, Дэвида Рокфеллера и других влиятельных лиц, его согласились принять. Шах прибыл в Нью-Йорк 23 октября. И хотя его поместили в Нью-Йоркскую клинику Корнельского медицинского центра инкогнито, под именем заместителя госсекретаря Дэвида Ньюсома – в США об этом сразу же стало известно, и это событие широко комментировалось в прессе. Через несколько дней, когда шах еще проходил курс лечения в Нью-Йорке, помощник президента Картера по вопросам национальной безопасности Збигнев Бжезинский присутствовал на приеме в Алжире по случаю 25-й годовщины Алжирской революции. В беседе с новым премьер-министром Мехди Базарганом и министрами иностранных дел и обороны Ирана Бжезинский обещал, что США не будут ни участвовать в каких-либо заговорах против Ирана, ни поддерживать их. Базарган и его министры выразили протест против разрешения на въезд шаха в США и потребовали, чтобы к нему допустили иранских врачей которые установят, действительно ли шах болен, или же болезнь лишь предлог, маскирующий заговор. Сообщения об алжирской встрече, последовавшие после прибытия шаха в Нью-Йорк., встревожили религиозных и более радикальных соперников Базаргана, равно как и молодых, воинственно настроенных революционеров. Шах был врагом. Его присутствие в США заставляло вспомнить события 1953 года, падение Мосаддыка, бегство шаха в Рим и затем его возвращение на трон. И вызывало страх, что Штаты устроят еще один такой же переворот и снова посадят шаха на трон. Все это послужило стимулом и предлогом для захвата посольства. Занявшие посольские здания иранцы даже отвечали на телефонные звонки словами: «Шпионское гнездо слушает». Кризис с заложниками растянулся на 15 месяцев – точнее, на 444 дня. Каждое утро американцы читали в газетах о «плененной Америке». Каждый вечер им показывали телевизионное шоу «Американцы в заложниках», сопровождающееся непрекращающимся хором иранцев, скандирующих «Смерть Америке!» Через два дня после захвата заложников Джимми Картер коротко подвел итог положению: «Они схватили нас за яйца». Он сам оказался политическим заложником толпы воинствующих тегеранских «студентов». Ответом Картера Ирану стало немедленное введение эмбарго на импорт иранской нефти в США и замораживание иранских активов в американских банках. В качестве контрмеры иранцы запретили всем американским фирмам реэкспортировать свою нефть. Запрет на замораживание активов был, в сущности, единственным инструментом воздействия, который был у Картера под рукой. Замораживание активов больно ударило по Ирану, запрет на импорт нефти – нет. Но он вызвал перераспределение поставок во всем мире, дополнительную нагрузку на их каналы и появление большого числа торговцев-спекулянтов, которые вздули мировые цены на нефть. После захвата заложников доживавший последние дни шах и его окружение быстро покинули США. Последние часы перед отъездом они, безнадежно отрезанные от мира, провели на одной из американских военно-воздушных баз, в изоляторе с зарешеченными окнами. Они вылетели сначала в Панаму, затем снова в Египет, где изнуренный болезнью шах умер в июле 1980 года, через полтора года после бегства из Тегерана. Его никто не оплакивал – он уже не играл никакой роли в мировой политике. В апреле 1980 года вконец растерянная администрация Картера, пытаясь найти выход из тупиковой ситуации, предприняла военную операцию по освобождению заложников (операция «Орлиный коготь»). Восемь вертолетов, взлетев с авианосца «Нимиц», направились в пустынное место в Иране, получившее кодовое название «пустыня номер один». Там под покровом темноты им предстояло ждать шесть самолетов С-130. Тяжелые транспортные самолеты должны были дозаправить вертолеты, а также доставить группы захвата, которые на вертолетах направятся в Тегеран. Они захватят американское посольство, освободят заложников и переправят их на аэродром вблизи Тегерана, безопасность которого будут обеспечивать американские военно-воздушные силы. Таков был план. Но на пути к месту встречи с транспортными самолетами у одного вертолета возникли навигационные проблемы, у другого выявились технические неполадки. Затем среди ночи мимо стоявших вертолетов проехали три иранских автомашины, в том числе автобус с 44 пассажирами, которые, естественно, обнаружили их. В сплошной песчаной буре один из оставшихся вертолетов столкнулся с самолетом С-130 и загорелся, при этом погибли несколько американских военнослужащих. Теперь оставалось только пять вертолетов, а для выполнения задания требовалось как минимум шесть. По прямому приказу Картера операция была отменена. О провале моментально стало известно, и средства массовой информации всего мира расписывали его во всех подробностях. После этого иранцы, на случай, если США снова предпримут попытку освобождения заложников, разместили их в городе по разным домам. Сам факт операции и ее позорный провал превратили Картера в политический труп. Всякие шансы на переизбрание на второй срок для него свелись к нулю. Последним унижением, которому Джимми Картер подвергся со стороны иранцев, было освобождение взятых в американском посольстве заложников на следующий день после того, как он покинул пост президента, уступив его Рональду Рейгану. (Продолжение следует)

1041 раз

показано

0

комментарий

Подпишитесь на наш Telegram канал

узнавайте все интересующие вас новости первыми

МЫСЛЬ №2

20 Февраля, 2024

Скачать (PDF)

Редактор блогы

Сагимбеков Асыл Уланович

Блог главного редактора журнала «Мысль»