• Геополитика
• 26 Декабря, 2013

Война Судного дня

Бахытжан Ауельбеков

Часть IІ

Египет в наши дни бурлит, там свергается то один президент, то другой. Государству грозит сползание в хаос с непредсказуемыми последствиями. Никто не знает, как будут разворачиваться события дальше. Ясно одно, сегодня подводится итог той политической линии Арабской Республики Египет, начало которой положил президент Анвар Садат, пришедший к власти в стране в 1970 году, после смерти своего предшественника Гамаль Абдель Насера.

Как уже было сказано в предыдущем номере, в тот момент, когда в Египте пришел к власти Садат, страна находилась в крайне сложном, если не сказать тупиковом, экономическом и военно-стратегическом положении. Одним из главных, основополагающих  шагов, принятых им в поисках выхода из этого положения, было решение радикально изменить внешнюю политику государства.
Садат искал пути выхода из конфликта с Израилем. Он хотел определенной стабилизации и урегулирования, но через пару лет бесплодных переговоров и обсуждений пришел к выводу, что, пока Израиль находится на восточном берегу Суэцкого канала, это невозможно. У Израиля не было особого интереса в этих переговорах, а Садат не мог принять участие в них из-за слабой позиции, в которой пребывал Египет, тем более, что весь Синайский полуостров находился в руках Израиля. Он должен был что-то предпринять. Прежде всего, он начал укреплять свое положение внутри страны и обеспечивать себе свободу действий на международной арене. Садат провел чистку просоветски настроенных египтян; затем, в июле 1972 года, хотя СССР продолжал снабжать его оружием, он выслал из страны советских военных советников, общая численность которых составила около 20 тыс. человек. Антисоветская направленность этих акций не вызывала в Вашингтоне сомнений в том, что их цель – завоевать доверие США. Тем не менее, ответной реакции Запада и, в частности, США Садат не дождался.

В конце 1972 – начале 1973 гг. Садат принял  важное решение. Он  задумал перейти к военным действиям. Это – единственный путь к достижению его политических целей. «Самым поразительным было то, что поначалу буквально никто не осознавал до конца, что собой представляет этот человек, – скажет позднее госсекретарь США Генри Киссинджер. – Целью Садата было не столько получение территориальных преимуществ, сколько разжигание кризиса, который разморозит застывшие отношения между сторонами и таким образом откроет путь к переговорам. Неожиданность и шок дадут возможность обеим сторонам, в том числе и Египту, продемонстрировать гибкость, что было невозможно, пока Израиль считал себя превосходящей в военном отношении стороной. Короче говоря, цель Садата была в большей степени психологической и дипломатической, чем военной».
Решение Садата было хорошо просчитано; он действовал, исходя из положения Клаузевица, утверждавшего, что война – это продолжение политики, только другими средствами. И хотя о возможности вой­ны делались намеки, и даже шли разговоры, ее вероятность не воспринималась всерьез, особенно теми, кому предстояло стать ее участниками, то есть израильтянами. Однако к апрелю 1973 года Садат уже начал разрабатывать с президентом Сирии Хафезом Асадом стратегические планы совместных египетско-сирийских военных действий. Действия Асада – конкретные детали подготовки и сама реальность войны – держались в строжайшей тайне. Одним из немногих вне высшего командования Египта и Сирии, с кем Садат делился своими планами, был король Саудовской Аравии Фейсал. И это означало, что в предстоящем конфликте главную роль будет играть нефть.
С начала 50-х годов в арабском мире шли усиленные разговоры о некоем, еще не получившем четкого определения «неф­тяном оружии», которое арабский мир для достижения своих целей предполагал использовать против Израиля. Цели ставились от полного уничтожения Израиля до получения от него территориальных уступок. Применение этого оружия постоянно сдерживал тот факт, что Ближний Восток, хотя запасы нефти здесь и считались неисчерпаемыми, был не единственным поставщиком в мире. Дополнительный объем нефти всегда могли быстро поставить на мировой рынок Техас, Луизиана, Оклахома. Но стоило США довести использование своих производственных мощностей до 100%, и американская нефтедобывающая промышленность не смогла бы защитить западный мир от «нефтяного оружия».
В начале 70-х годов с ростом напряженности мирового рынка в различных кругах арабского мира все громче начали раздаваться призывы к использованию «нефтяного оружия» как средства решения экономических и политических задач. Король Саудовской Аравии Фейсал не принадлежал к этим кругам. Он сделал все возможное, чтобы не допустить применения «нефтяного оружия». Летом 1972 года, когда Садат призвал к использованию нефтяных ресурсов в качестве средства политического давления, Фейсал сразу же решительно высказался против. По его мнению, политику и нефть не следовало смешивать. Фейсал опасался распространения в арабском мире радикализма, ставившего под вопрос легитимность королевской власти. Он понимал, что в экономическом и политическом отношении его страна прочно привязана к США, и это определяет его королевскую власть не только в плане процветания страны, и в плане безопасности. Поэтому предпринимать какие-либо враждебные действия против правительства, которое играет такую важную роль в твоем выживании, было нежелательно. Все же, в начале 1973 года Фейсал пересмотрел свою точку зрения. Почему?
Главной причиной был рынок. Оказалось, что ближневосточная, а не американская нефть стала главным источником на планете. И главным ее поставщиком для всех стран мира, в том числе США, стала именно Саудовская Аравия. Зависимость США от Персидского залива наступила в 1973 году, а не к 1985, как предсказывали аналитики. Саудовская Аравия, наконец, вышла на позиции, которые ранее занимал Техас, и теперь это находящееся посреди пустыни королевство стало производителем, от которого зависел весь мир. США уже не могли дальше повышать объемы добычи, чтобы обеспечивать своих союзников в случае кризиса, да и сами они теперь стали уязвимы. А повышение спроса относительно предложения обещало сделать Саудовскую Аравию еще более могущественной. Ее доля в мировом экспорте быстро поднялась с 13% в 1970 году до 21%  – в 1973 году, и этот рост продолжался. В июле 1973 года она ежедневно добывала в среднем 8,4 млн. баррелей, что было на 62% выше, чем в июле 1972 года, когда она добывала 5,4 млн. баррелей в день.
Эта менявшаяся конъюнктура рынка, которая с каждым днем увеличивала потенциальную силу арабского «нефтяного оружия», совпала по времени с серьезными политическими событиями. По многим важным вопросам Фейсал расходился с Насером, в котором видел радикального панарабиста, намеревавшегося сбросить традиционные режимы. Анвар Садат, преемник Насера, был сделан из другого теста. Это был египетский националист, который стремился избавиться от значительной части наследия Насера. Садат сблизился с саудовцами через Исламскую конференцию, и Фейсал симпатизировал ему за попытки вырваться из союза, который Насер заключил с СССР. Без поддержки Саудовской Аравии, Анвар Садат, возможно, был бы вынужден вновь обратиться к СССР, и тогда последний использовал бы любую возможность распространить свое влияние на весь регион. А это прямо противоречило интересам Саудовской Аравии.
Весной 1973 года Садат настойчиво убеждал Фейсала рассмотреть вопрос об использовании «нефтяного оружия» для поддержки Египта в конфронтации с Израилем и, возможно, с Западом. Король Фейсал ощущал также растущее давление многочисленных группировок внут­ри страны и всего арабского мира. Он не мог ставить под угрозу свою репутацию открытого сторонника «прифронтовых» арабских государств и палестинцев, отказывая в поддержке и тем, и другим. В противном случае, саудовские предприятия, начиная с нефтяных вышек, рисковали стать объектом нападения партизан. И как иллюстрация такой уязвимости: вооруженные боевики весной 1973 года совершили налет на ливанский терминал трансаравийского трубопровода в Сайде, уничтожив одно хранилище и повредив несколько других. А вскоре был поврежден и сам трубопровод. Имелся и целый ряд других случаев.
В начале мая 1973 года король встретился с управляющими ведущего нефтедобывающего консорциума в Саудовской Аравии «Арамко». Да, он верный друг США, сказал король, но «абсолютно необходимо», чтобы США «что-то предприняли для изменения того направления, в котором сейчас развиваются события на Ближнем Востоке». Он отметил, что «в настоящее время американские интересы во всем регионе находятся в опасности». Тема нефти на этой встрече не поднималась. Но она возникла спустя несколько недель, когда директора американских компаний «Арамко» встретились с саудовским министром нефтяной промышленности Заки Ямани в отеле «Интерконтиненталь» в Женеве. Не хотели бы они, спросил Ямани, нанести визит вежливости королю, который сейчас отдыхает пос­ле поездки в Париж и Каир? Директора, естественно, приняли приглашение. Как бы между прочим, Ямани заметил, что в Каире у короля были очень «трудные моменты»: Садат оказывал на него сильнейшее давление, требуя более широкой политической поддержки. На встрече с нефтяниками король сказал: «Что касается интересов США на Ближнем Востоке, то их время истекает. Саудовской Аравии грозит опасность изоляции со стороны ее арабских друзей, поскольку США не оказывают ей конструктивной поддержки». Фейсал был крайне категоричен: он не допустит изоляции. И тогда «вы лишитесь всего», сказал он нефтяникам.
Через неделю управляющие «Арамко» были в Вашингтоне. Они посетили Белый дом, госдепартамент и министерство обороны. Резюмируя предупреждения Фейсала, они настаивали на том, что «необходимы срочные меры, в противном случае все будет потеряно». Их вежливо выслушали, не особенно вникая в суть дела. Проблема, безусловно, существует, признали высокопоставленные официальные лица. Однако, как сообщили представители компаний, они «с определенным недоверием отнеслись к тому, что грядет какая-нибудь серьезная опасность». Саудовцы, сказали им в Вашингтоне, подвергались ранее гораздо большему давлению со стороны Насера. «Тогда они успешно с этим справились, и должны успешно справиться и сейчас».
Три из входящих в «Арамко» компании – «Тексако», «Шеврон» и «Мобил» – пуб­лично призвали к смене американской ближневосточной политики. Так же поступил и Говард Пейдж, ушедший в отставку директор компании «Экссон» по Ближнему Востоку. После этого Фейсал внезапно стал очень охотно принимать представителей американской прессы. Во всех его интервью сквозила одна и та же мысль. «Мы не стремимся ограничивать экспорт нашей нефти в США,  – говорил он. –  Но американская всесторонняя поддержка сионизма и ее направленность против арабов не только крайне затрудняют продолжение поставок нефти в США, но и ставят под вопрос сохранение наших дружеских отношений с ними».
23 августа 1973 года Анвар Садат не­ожиданно направился в Эр-Рияд для встречи с королем Фейсалом. У египетского президента были важные новости. Он сообщил королю, что обдумывает вопрос о войне с Израилем. Она будет внезапной, и он хочет заручиться поддержкой и помощью Саудовской Аравии. Садат получил заверения и в том, и в другом. Фейсал пошел настолько далеко, что обещал Садату полмиллиарда долларов на ведение военной кампании. И, заверил король, он не подведет с использованием «нефтяного оружия». «Только учтите фактор времени,  –  добавил король. – Мы не хотели бы использовать нашу нефть в какой-то краткосрочной войне, которая длится два-три дня, а затем выдыхается. Это должна быть акция, которая благодаря своей длительности мобилизует мировое общественное мнение».
Король Фейсал сообщил управляющим нефтяных компаний, что «простое отмежевание» США от произраильской политики поможет избежать применения «неф­тяного оружия». И определенные признаки такого отмежевания были теперь налицо. «Хотя наши интересы во многих отношениях параллельны интересам Израиля, – сказал израильскому телевидению помощник госсекретаря США Джозеф Сиско, – они не всегда тождественны. Интересы США выходят за рамки интересов любого другого государства этого региона».
Признаки «отмежевания» от произраильской политики проявились даже на более высоком уровне. На одной из пресс-конференций в ответ на вопрос, будут ли арабы «использовать нефть в качестве дубинки, чтобы заставить США изменить свою ближневосточную политику», Никсон сказал: «Это предмет нашей главной тревоги». Далее Никсон перешел к обвинениям обеих сторон, включая Израиль, в создавшемся тупиковом положении. «И Израиль, и арабы просто не могут ждать, пока улягутся страсти на Ближнем Востоке. Это – их общая ошибка. Обеим сторонам необходимо приступить к переговорам. Такова наша позиция». На Венской конференции в середине сентября 1973 года страны ОПЕК потребовали заключения нового соглашения с нефтяными компаниями. Члены ОПЕК были решительно настроены забрать, как они называли, «непредвиденную прибыль», которую компании получали в результате повышения рыночных цен. 
В конце сентября Агентство национальной безопасности США сообщило, что внезапный рост военной активности дает основания предполагать, что на Ближнем Востоке может начаться война. Предупреждение было оставлено без внимания. 5 октября СССР внезапно вывез самолетами семьи своих дипломатов и служащих из Сирии и Египта. Очевидное значение этого шага было тоже проигнорировано. В представленной в тот день Белом дому аналитической записке ЦРУ сообщалось: «Произведенные военные приготовления не указывают, что какая-либо из сторон намеревается открыть военные действия». 5 октября в 5.30 вечера Белый дом получил от израильтян самую свежую сводку: «С нашей точки зрения, открытие военных действий против Израиля со стороны двух военных формирований [Египта и Сирии] вряд ли возможно». Совет конгресса по надзору за разведывательными службами, представляющий все разведывательное сообщество, проанализировав ход и возможное развитие событий, сообщил, что война маловероятна.
В тот же день, когда  в Вашингтоне еще ярко светило солнце, а на Ближнем Востоке уже наступил вечер,  в Эр-Рияде члены саудовской делегации на конференции ОПЕК, которая должна была состояться в Вене, сели в самолет. И только 6 октября, прибыв в Вену, они узнали сенсационную новость – Египет и Сирия внезапно напали на Израиль. Узнали, проснувшись утром на Американском континенте о начале войны на Ближнем Востоке и высшие государственные лица США, и директора нефтяных компаний.
Выбор праздника Йом-Кипур для нападения на Израиль был рассчитан так, чтобы застать израильтян врасплох, когда они меньше всего готовы к отпору. Стратегия Израиля целиком опиралась на быструю тотальную мобилизацию и развертывание подготовленных резервов. Ни в один из других дней ответная реакция не вызвала бы таких трудностей, как сейчас: страна была погружена в медитацию, самоанализ и молитву. Садат рассчитывал на внезапность и в стратегическом плане, и с этой целью приложил немало усилий, чтобы дезориентировать противника. По крайней мере, дважды он предпринимал обманные маневры, делая вид, что готовится к войне. Оба раза Израиль ценою огромных расходов и бюджетных потерь объявлял мобилизацию, в сущности напрасную. И этот опыт сделал то, на что и надеялся Садат, – породил  скептицизм и самоуспокоенность. Начальник израильского генштаба даже публично подвергся критике за дорогостоящую и ненужную мобилизацию в мае 1973 года. В отвлекающих маневрах принимал участие и Хафез Асад. Террористическая группа, имевшая связи с Сирией, похитила несколько советских эмигрантов, направлявшихся из Москвы в Вену, и израильский премьер Голда Меир отправилась в Австрию, чтобы разобраться с ситуацией, которая отвлекала внимание израильского руководства до 3 октября.
Однако были и вполне реальные признаки готовившегося нападения. Израильтяне не обратили на них внимания, так же как и американцы. За несколько недель до войны, сирийский источник дал США поразительно точную информацию, включая боевой порядок сирийских ВС, но эти разведданные, затерявшиеся среди сотен других информационных сообщений, причем крайне противоречивых, были обнаружены лишь впоследствии. 3 октября член Совета национальной безопасности США направил запрос официальному представителю ЦРУ в связи с крупным передвижением египетских сухопутных сил.  «Англичане в свою бытность в Египте обычно в это время проводили осенние маневры, – ответил работник ЦРУ. – Египтяне продолжают следовать этой традиции».
Некоторые американские официальные лица отмечали сообщения о том, что в египетских госпиталях начали срочно освобождать койки, но от них отмахивались, как от не стоившего внимания элемента в египетских военных маневрах. 1 ок­тября, а затем повторно 3 октября молодой израильский лейтенант представил своему командиру рапорт о передвижении египетских войск, что указывало на надвигавшуюся войну. Эти рапорты проигнорировали. Израильские военные и, в частности, разведка находились в плену особой «концепции», согласно которой для начала войны необходимо присутствие определенных предпосылок, а поскольку их не было, нападение египтян исключалось. Все же, в первые дни октября главный израильский источник в Египте подал сигнал о грозившей ему опасности. Он был спешно вывезен в Европу и в срочном порядке опрошен. Сомневаться в том, что он сообщил, не приходилось. Но по непонятным причинам передача его предупреж­дения в Тель-Авив задержалась на один день. А потом было слишком поздно.
Одной из главных ошибок как американцев, так и израильтян было то, что они не приняли во внимание менталитет Садата, не поставили себя на его место и не относились к нему и его выступлениям достаточно серьезно. Трезвой оценке и интерпретации разведывательных данных помешали глубоко укоренившиеся взгляды и отношения. До октября 1973 года, как позднее признался Генри Киссинджер, он относился к Садату скорее как к актеру, чем государственному деятелю. Игра Садата принесла свои плоды. И внезапность нападения произвела на израильтян такое же воздействие, как 32 года назад Перл-Харбор на американцев. Впоследствии израильтяне будут спрашивать себя, как получилось, что их застали врасплох. Ведь все признаки были налицо. Но эти признаки было не так легко извлечь из обилия противоречивой информации и намеренной дезинформации, особенно в то время, когда в настроениях преобладали успокоенность и излишняя самоуверенность.
Даже когда за девять с половиной часов до нападения израильтяне, наконец, получили подтверждение о готовящихся военных действиях, они все еще сом­невались. А из-за сыгравшей роковую роль дезинформации они считали, что война начнется на четыре часа позднее, чем произошло в действительности. Они никоим образом не были готовы, и первые несколько дней в полном беспорядке откатывались назад, в то время как египтяне и сирийцы одерживали на всех направления крупные победы.
С началом войны американской задачей номер один стало скорейшее заключение перемирия, согласно которому вою­ющие стороны отойдут на свои довоенные позиции, а затем последуют усиленные поиски разрешения конфликта дипломатическим путем. Главным приоритетом США было избежать прямого вовлечения в конфликт.
Однако неожиданно возник гораздо худший вариант. Он появился в результате второго серьезного просчета Израиля (первым было предположение, что войны вообще не будет). Исходя из опыта Шестидневной войны 1967 года, Израиль считал, что его военных запасов хватит на три недели войны. Но война 1967 года была гораздо легче для Израиля: он тогда был сильнее в военном отношении, и на его стороне было преимущество, которое дает внезапность нападения. Теперь же, после нападения экипированных советским оружием Египта и Сирии, израильтяне вынуждены были обороняться, и военные ресурсы расходовались быстрее и интенсивнее, чем предполагалось. 
В понедельник 8 октября, через два дня после неожиданного нападения, Вашингтон сообщил израильтянам, что они могут вывезти из США некоторые виды вооружения на самолете компании «Эль-Ал», но без опознавательных знаков. Считали, что этого будет достаточно. Но Израиль все еще не мог опомниться от нападения. Находившийся в полной растерянности министр обороны Израиля Моше Даян сказал премьер-министру Голде Меир: «Третий храм рушится». И Меир лично подготовила секретное письмо Никсону, предупреждая его, что Израиль терпит поражение и вскоре будет уничтожен. 9 октября Штатам стало ясно, что израильские военные силы находятся в тяжелом положении и отчаянно нуждаются в оружии.
10 октября СССР возобновил массированные военные поставки сначала в Сирию, войска которой начали отступать, а затем – в Египет. СССР также привел в состояние боевой готовности воздушно-десантные войска и начал призывать другие страны вступить в войну. В этот же день Штаты приступили к дебатам о возможности полетов большого числа самолетов компании «Эль-Ал» без опознавательных знаков для доставки дополнительных военных грузов в Израиль. Одновременно госдепартамент стал оказывать нажим на американских торговых перевозчиков, уговаривая их начать чартерные перевозки военного снаряжения в Израиль. Киссинджер считал, что такое решение вопроса будет свидетельствовать об относительно сдержанной позиции США и поможет избежать отождествления Штатов с Израилем. «Мы понимали, что необходимо беречь чувство собственного достоинства арабов», – позднее говорил Киссинджер. Но вскоре стали очевидны огромные масштабы советских военных поставок, и в четверг 11 октября американцам уже было ясно, что без военной помощи Израиль проиграет войну. Согласно формулировке Киссинджера и, в еще большей степени, Никсона, США не могли допустить, чтобы их союзник был побежден с помощью советского оружия. Более того, кто мог представить себе последствия такого оборота событий?
В пятницу 12 октября Никсону были отправлены два личных письма. Одно – от четырех президентов консорциума «Арамко». В нем, в частности, говорилось, что если США расширят военную помощь Израилю, то в качестве возмездия возможен «эффект снежной лавины», что «вызовет серьезнейший кризис поставок нефти». Помимо этого в письме было и еще одно предупреждение: «Все позиции США на Ближнем Востоке значительно ослабевают, и в случае ухода США образовавшийся вакуум заполнят интересы японцев, европейцев и русских, что нанесет ущерб нашей экономике и нашей безопасности».
Вторым письмом было отчаянное послание премьер-министра Голды Меир. Выживание государства и его народа, писала она, висит на волоске. Это подтвердилось около полуночи в ту же пятницу, когда Киссинджер узнал, что через несколько дней Израиль окажется без боеприпасов. К тому же, как сообщил министр обороны Джеймс Шлесинджер, все усилия наладить коммерческие чартерные рейсы потерпели неудачу. Американские авиакомпании не решались идти на риск из-за введения эмбарго или грозивших им террористических актов и уж, безусловно, не мечтали посылать свои самолеты в зону боевых действий. Если правительство США намеревается использовать их в военных целях, сказали они, то президент должен объявить в стране чрезвычайное положение. «Для обеспечения поставок, – сказал Шлесинджер, – нам придется обеспечивать воздушный мост по всему маршруту. Альтернативы нет. Без воздушного американского моста новых поставок оружия и боевой техники не будет».
Киссинджер был вынужден согласиться. Он попросил Шлесинджера заручиться обещанием Израиля, что самолеты ВВС США будут приземляться под покровом ночи, быстро разгружаться и до наступления рассвета подниматься в воздух. Если они не будут обнаружены, поставки продолжатся по возможности незаметно. В субботу 13 октября, ранним утром, Шлесинджер получил обещание израильтян, и военно-транспортное авиационное командование начало переброску боевого снаряжения с военных баз в Роки-Маунтин на Среднем Западе на аэродром в Делавэре. Но для полетов в Израиль американским самолетам необходима была дозаправка. США обратились к Португалии с просьбой разрешить посадку на Азорских островах. Для получения такого разрешения потребовалось прямое и решительное вмешательство президента Никсона.
Все же Вашингтон надеялся, что его действия не привлекут внимания. Однако в события вмешались погодные условия. На аэродроме Лажис на Азорских островах дули сильнейшие встречные ветры, и тяжелые транспортные самолеты С-5А, до отказа загруженные военным снаряжением, застряли в Делавэре. Сила ветра не снижалась до вечера, что означало задержку на полдня. В результате в субботу они так и не полетели. Гул самолетов послышался в небе лишь в воскресенье 14 октября, когда они взмыли вверх, выставляя всем на обозрение свои огромные белые звезды. США вместо сохранения позиции честного посредника проявили себя активным союзником Израиля. Теперь уже не имело значения, что военная помощь была расширена в противовес советским поставкам арабской стороне, поскольку арабские лидеры, не зная об усиленных попытках американцев незаметно помогать Израилю, предположили, что она должна была стать очевидным и демонстративным признаком поддержки Израиля.
Израильтянам удалось остановить наступление египетских войск до критического прорыва обороны в горах Синая, и 15 октября они предприняли первое успешное контрнаступление. 19 октября 1973 года Никсон публично объявил о намерении правительства выделить 2,2 млрд. долларов на военную помощь Израилю. Решение было принято заранее и доведено до сведения нескольких арабских стран с тем, чтобы оно не явилось для них неожиданностью. Решение было продиктовано стремлением не допустить победы одной из воюющей сторон, что дало бы основания и Египту, и Израилю сесть за стол переговоров. В тот же самый день Ливия объявила, что вводит эмбарго на все поставки в США. В субботу, 20 октября, в два часа ночи Генри Киссинджер вылетел в Москву для обсуждения условий перемирия. Уже в самолете он узнал еще одну ошеломляющую новость: в ответ на предложение военной помощи Израилю Саудовская Аравия прекратила все до последнего барреля поставки нефти в США. Другие арабские страны уже поступили так же или готовились к этому. «Нефтяное оружие» теперь полностью вступило в игру. Существовавший почти три десятилетия послевоенный нефтяной порядок ушел в небытие.
Тем временем в Москве, Киссинджер с советскими представителями завершили подготовку плана перемирия. Но поначалу его осуществление столкнулось с рядом серьезных препятствий. Ни израильтяне, ни египтяне его не соблюдали, и возникла реальная угроза того, что 3-я египетская армия, находившаяся на восточном берегу Суэцкого канала, будет или захвачена в плен, или уничтожена. На имя Никсона поступило резкое, вызывающее послание Брежнева. СССР не допустит уничтожения 3-й армии. Если это произойдет, доверие к СССР на Ближнем Востоке будет подорвано, а Брежнев, по словам Киссинджера, «будет выглядеть по-идиотски». Брежнев потребовал, чтобы объединенные американо-советские войска развели воюющие стороны. Если США откажутся от сотрудничества, СССР проведет эту операцию в одностороннем порядке. «Я должен сказать об этом прямо», – говорилось в послании.
Угроза была воспринята очень серьезно. Было известно, что советские воздушно-десантные силы находятся в состоянии боевой готовности, а советские корабли начали передвижение в бассейне Средиземного моря. Огромную тревогу вызывал и тот факт, что на советском торговом судне, проходившем через Дарданеллы, было зафиксировано излучение нейтронов, что могло свидетельствовать о присутствии на борту ядерного оружия. Не направлялось ли оно в Египет?
Глубокой ночью в срочном порядке были созваны на чрезвычайное заседание в Белом доме с полдесятка руководителей американских ведомств, отвечающих за национальную безопасность. По совету руководителя аппарата Белого дома Александра Хейга, сказавшего Киссинджеру, что президент «слишком несобран» и вряд ли сможет к ним присоединиться, Никсона будить не стали. Отсутствие на совещании президента вызвало удивление. В подавленном состоянии руководители ведомств обсудили послание Брежнева. Прямого советского вмешательства допустить было нельзя: оно могло перевернуть весь международный порядок. Нельзя было допустить также, чтобы Брежнев решил, что СССР может добиться преимущества над ослабленной как раз это время Уотергейтским скандалом высшей исполнительной властью США. Была и еще одна причина для тревоги. Несколько часов назад радиолокационная разведка США потеряла советские транспортные самолеты, за которыми следили, когда они доставляли оружие в Египет и Сирию. Где теперь находились эти самолеты, никто не знал. Может, они в данный момент возвращались на советские базы, чтобы забрать воздушно-десантные войска, уже находившиеся в состоянии боевой готовности, и перебросить их на Синайский полуостров?
Официальные лица на командном пунк­те в Белом доме признали, что ситуация резко обострилась, США придется дать решительный отпор угрозе Брежнева: ответить на силу можно только силой. Боевая готовность американских вооруженных сил была повышена до состояния № 3, а в некоторых случаях и выше. Это означало, что ранним утром 25 октября 1973 года в американских вооруженных силах по всему миру была объявлена ядерная боеготовность. Суть была ясна – противостояние США и СССР, чего не было со времен Карибского кризиса. Любой просчет мог привести к ядерной войне. Несколько часов прошли в крайнем напряжении.
Но на другой день боевые действия на Ближнем Востоке прекратились, 3-я египетская армия получила дополнительное материальное подкрепление, и перемирие вступило в силу. Это произошло как раз вовремя. Сверхдержавы отменили боевую готовность. А через два дня, впервые за четверть столетия, военные представители Египта и Израиля встретились для прямых переговоров. Тем временем начался диалог между США и Египтом – к этому как раз и стремился Садат, задумывая свою игру год назад. Ядерное оружие было зачехлено, но арабы продолжали держать в руках «нефтяное оружие». Эмбарго на нефть не было снято, и его последствия сказывались еще очень долго.
«Арабское нефтяное эмбарго», как его называли, включало два пункта. Один, имеющий более широкий спектр воздействия и оказавший влияние на весь мировой рынок, заключался в поэтапном ограничении добычи – первоначальное сокращение и дополнительное на 5% каждый месяц. Другим был полный запрет на экспорт нефти, который вначале касался только США и Нидерландов, но в дальнейшем был распространен на Португалию, Южную Африку и Родезию. Затем, в результате какого-то странного стечения обстоятельств, эмбарго было введено для американских военных баз в Восточном полушарии, включая 6-й флот, в задачи которого входила защита некоторых стран, вводивших эмбарго. 
Когда и как эмбарго будет отменено? Этого не знал никто, даже арабы. В последние дни декабря 1973 года, с появлением первых признаков прогресса в урегулировании арабо-израильских разногласий, арабские производители все же ввели некоторые послабления. Киссинджер дважды посетил Саудовскую Аравию для встреч с королем Фейсалом. Король говорил извиняющимся тоном, но твердо. Он не волен лично отменить эмбарго: решение арабов о применении «нефтяного оружия» было общим, общим должно быть и решение о его отмене. Король настаивал также на том, чтобы Иерусалим стал арабским исламским городом – и это было одним из основных его условий.
Не получив обещаний о снятии эмбарго, Вашингтон обратился к своему новому союзнику, Анвару Садату. Главный сторонник эмбарго, извлекший из него наибольшую выгоду, Садат стал теперь главным поборником его отмены. Он говорил, что эмбарго, как и сама война, сослужило свою службу и должно быть снято. Он даже признал, что сохранение эмбарго теперь будет работать против интересов Египта. При его существовании США достигли бы лишь ограниченных результатов на пути с ближневосточному миру. Более того, сохранение эмбарго, являвшегося средством экономической войны, могло нанести невосполнимый ущерб всей сфере отношений Америки с таким странами, как Саудовская Аравия и Кувейт, поставив их в невыгодное положение. И, наконец, такая сверхдержава, как США, не может долго находиться в таком положении.
В середине февраля 1974 года в Алжире состоялась встреча Фейсала с Садатом, Асадом и президентом Алжира. Садат дал ясно понять, что эмбарго изжило себя и действует вопреки арабским интересам. Он также заявил, что американцы возглавляют путь к новой политической реальности. Фейсал согласился снять эмбарго при условии, что США предпримут некоторые «конструктивные усилия» для достижения сирийско-израильского разъединения. Однако в следующие несколько недель Асад придерживался крайне жесткой линии, что помешало остальным публично высказать положительное отношение к отмене эмбарго. Предупреждение США о том, что их участие в мирном процессе не может продолжаться без отмены эмбарго, было воспринято очень серьезно. 18 марта арабские нефтяные министры согласились на его снятие.
После двух десятилетий обсуждений и нескольких неудавшихся попыток, «неф­тяное оружие» было, в конечном счете, успешно применено. Результаты оказались не просто убедительными, но ошеломляющими и куда более действенными, чем осмеливались предполагать сторонники его применения. Оно изменило расстановку сил и геополитическую реальность на Ближнем Востоке и во всем мире. Оно изменило мировую нефтяную политику и отношения между производителями и потребителями и, соответственно, внесло изменения в мировую экономику. Теперь оно могло быть убрано в ножны. Но угроза его применения оставалась. 
В мае Киссинджеру удалось добиться сирийско-израильского разъединения, и начался мирный процесс, который завершился подписанием в 1979 году Кэмп-Дэвидских соглашений. Таков был итог войны Судного дня, в которой Анвар Садат проявил себя изощреннейшим политиком и даже, вопреки собственным намерениям, чуть не разгромил Израиль, что в его планы совершенно не входило: единственными его целями было активизировать переговорный процесс, дистанцироваться от СССР и сблизиться в США. Всех поставленных целей он сумел достичь и тем самым задал направление египетской внешней политике на три десятилетия вперед. Сейчас, однако, как мы знаем, этот курс исчерпал себя, но нового никто из действующих египетских политиков предложить не может. Ситуация становится крайне неопределенной.