• Общество
• 02 Мая, 2025

ЭКОЛОГИЧЕСКИЙ КРИЗИС АРАЛЬСКОГО МОРЯ И ФОРМИРОВАНИЕ СОЮЗА ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ

Махамбет ТАИРОВ, 
научный консультант ОО «Арал тенiзi» 

Түйін. Орталық Азия (ОА) елдерінің бірлігі мәселесі көптеген жылдар бойы өзекті болып отыр. Дегенмен, түрлі талпыныстар мен бастамаларға қарамастан, Орталық Азия одағының күшті және тұрақты саяси ұйымы әлі де жоқ. Мақалада бұл тақырыпты экологиялық мәселелер приз­масы арқылы, атап айтқанда, осы өңірде орын алған қазіргі замандағы ең маңызды экологиялық апаттардың бірі – Арал дағдарысы арқылы қарастыруға тырысады. Мақалада Арал ойпатының экологиялық дағдарысы Орталық Азия елдерін ынтымақтастыққа объективті түрде итермелеп қана қоймай, сондай-ақ мұндай одақтың негізін құруға бірегей мүмкіндік беретіні дәлелденген.
Аннотация. Вопрос единства стран Центральной Азии (ЦА) остается актуальным на протяжении многих лет. Однако, несмотря на различные попытки и инициативы, до сих пор не существует крепкой и устойчивой политической организации Союза ЦА. В статье предпринята попытка рассмот­рения этой темы через призму экологической проблематики, в частности, через кризис Аральского моря – одного из самых значительных экологических катастроф современности, произошедших в этом регионе. Обосновывается тезис, что экологический кризис Аральского бассейна не только объективно подталкивает к сотрудничеству стран ЦА, но и предоставляет уникальную возможность для создания основы такого союза. 
Abstract. The issue of unity of the Central Asian countries (CA) has remained relevant for many years. However, despite various attempts and initiatives, there is still no strong and sustainable political organization of the Central Asian Union. The article attempts to consider this topic through the prism of environmental issues, in particular, through the Aral Sea crisis - one of the most significant environmental disasters of our time that occurred in this region. The thesis is substantiated that the ecological crisis of the Aral Sea basin not only objectively pushes the CA countries to cooperation, but also provides a unique opportunity to create the basis for such a union.

В последние годы вопросы интеграции стран региона, вплоть до образования политического Союза Центральной Азии, стали актуальными и занимают важное место в наиболее обсуждаемых региональных вопросах. Наибольшее место в этих дискуссиях придается внешнеполитическим аспектам и проблемам путей включения стран региона в мировую экономику. Существенную часть публикаций по этой теме занимают вопросы культурного и, особенно, исторического единства наших народов. Гораздо меньшее внимание придается природным и иным объективным факторам единства региона, мало зависящих от современной политической повестки. К таким факторам относится экологический кризис Аральского моря как одна из крупнейших природных катастроф современности, а также угроза вероятного водного кризиса Центральной Азии (ЦА).
Идеи создания территориально и политически единого государства для народов ЦА представляют собой сложный процесс формирования регионального самосознания, который начал развиваться на рубеже XIX и XX веков. Эти идеи можно рассматривать как естественную и нередко стихийную реакцию населения на вызовы времени, когда регион находился под воздействием внешнего имперского политического давления. Как ответная реакция возникло массовое антиколониальное движение, которое выражало стремление к самоопределению, пусть даже в рамках единой автономии. Исторически проекты объединения Туркестана в единый регион отражали сложный баланс между различными политическими – от консервативных до прогрессивных – движениями местных народов. Идеи и цели этих идеологий оказали тогда и продолжают поныне оказывать значительное влияние на формирование национального сознания и политической культуры в ЦА. В частности, планы по созданию «Туркестанской федерации» были выдвинуты такими видными лидерами национально-освободительного (впоследствии коммунистического) движения, как Т. Рыскулов, С. Ходжанов (Кожанов), Ф. Ходжаев (Ходжаоглы), И. Арабаев, Т. Айтматов. Политически альтернативный проект «Туркистон мухториати» (Туркестанская автономия), на базе народных традиций и мусульманского единства, предлагали такие деятели, как М. Тынышпаев, М. Шокай, И. Шагиахмет, М. Бехбуди, У. Асадуллаходжаев. Эти воззрения, развивавшиеся многими лидерами туркестанцев в ходе имперского, революционного и раннего советского периодов истории Цент­ральной Азии, стали важными этапами в политической эволюции региона. Таким образом, стремление к созданию единого государства отражает глубокие историчес­кие процессы, формировавшие идентичность и самосознание народов ЦА. Они продолжают оставаться актуальными в контексте современности, когда вопросы идентичности, автономии и сотрудничества вновь выходят на передний план в дискурсе о будущем региона [1,2]. 
После революции 1917 года и последующего создания Советского Союза идеи автономии трансформировались в процесс строительства национальных государств, «коренизации управления» и «этнического размежевания» народов ЦА. Создание советских республик стало одним из ключевых позитивных достижений раннего периода СССР, позволившим решить многие вопросы местного развития, устранить имперско-колониальное угнетение и доминирование. Этот процесс также способствовал переносу «революционной энергии масс» во внутриэтническое противостояние «бедных против богатых», что было важным шагом в реализации цели объединения союзных республик на базе единой коммунистической идеологии и идей «классовой борьбы» [3]. Отметим, что значительные усилия, духовный потенциал и время коренных этносов региона в ходе образования «новых советских стран» были существенно направлены на теоретическое обоснование «различий» между образованными нациями – построение государственных языков, акцентирование на «несходстве и уникальности» в культурно-историчес­ких истоках и основах, других «отличительных своеобразиях» народов ЦА. В последующие годы подчеркивание «различий» центральноазиатских народов стало одним из доминантов в исторических трудах советских исследователей.

Тенденции к созданию Союза стран ЦА
Федералистские идеи единого Туркестана во времена сталинского периода были ликвидированы в политическом поле и «похоронены» – нередко в прямом физическом смысле по отношению к лидерам и идеологам этого движения. Однако сама объединительная идея, но уже в виде культурно-гуманитарной общности центральноазиатских народов оказалась, на удивление, живучей. Большую часть истории существования в составе СССР регион, представленный пятью союзными республиками, носил название «Средняя Азия и Казахстан». Идеи регио­нального союза присутствовали, в большинстве случаев, лишь в историко-литературных произведениях, продолжавших сохранять представления о культурно-цивилизационном единстве этих народов. Вместе с тем понятие «центрально-азиатское сотрудничество» оказалось востребовано сразу же после провозглашения независимости стран ЦА. Оно было вновь озвучено 13 декабря 1991 года на первой встрече руководителей уже суверенных Казахстана, Кыргызстана, Таджикистана, Туркменистана и Узбекистана в Ашхабаде. Отметим, что термин «Центральная Азия» (ЦА) в этих концепциях подразумевал не столько географическое, сколько политическое значение – в виде объединения всех пяти стран региона. Лидеры Казахстана, Кыргызстана и Узбекистана в 1993 году, несмотря на начавшуюся в 1992 году гражданскую войну в Таджикистане и самоизоляцию от всех наднациональных объединений «нейтрального» Туркменистана, подписали договор о создании экономического союза, а в 1994 году провозгласили создание «единого экономического пространства». В 1995 году организация из этих трех стран была названа Центрально-Азиатским союзом (ЦАС), а в 1998 году была переименована в Центрально-Азиатский экономический союз (ЦАЭС) [4]. С этого момента идея региональной интеграции в Центральной Азии продолжала развиваться, хотя и столкнулась с рядом внешних и внутренних проблем, которые существенно замедлили процесс интеграции. Например, организация Центрально-Азиатское сотрудничество в 2005 году была ликвидирована в связи с включением в нее Российской Федерации и последующим неумолимым объединением этих стран в Евразийский экономический союз (ЕАЭС). Попытка создания в 2007 году именно Центрально-Азиатского союза (ЦАС) всех пяти стран региона вновь осталась нереализованной. Надо отметить, что эти события указывают на неустойчивость политических объединений в случае, когда они базируются исключительно на текущих экономических интересах при игнорировании иных союзных мотивов. Очевидно, что фундаментом таких серьезных альянсов должны быть более существенные и широкие основания.
Останавливаясь на объективных предпосылках, способствующих региональному союзу, необходимо отметить следую­щее. Общая территория государств ЦА составляет 3 882 000 квадратных километров, население – более 80 млн человек (60 млн из которых проживает в бассейне Аральского моря), а совокупный внутренний валовый продукт достигает 450 млрд долларов. В регионе сосредоточено порядка 20 процентов мировых запасов урана, 17,2 процента – нефти, 7 процентов – природного газа. По производству угля и выработке электроэнергии Центральная Азия в мире занимает 10-е и 19-е места соответственно /5, 6/. Иными словами, теоретически объединенные страны ЦА самодостаточны как по производственному потенциалу, так и по емкости внутреннего рынка. Более того, географическое расположение Центральной Азии между глобальными «Востоком и Западом» делает регион стратегически важным для международной торговли. Развитие крупнейшего китайского сухопутного проекта «Один пояс, один путь» и быстроразвивающийся Транскаспийский международный транспортный маршрут (ТМТМ или «Средний коридор») открывают новые возможности для интеграции всего региона в мировую экономику. Помимо транспортных возможностей, страны ЦА представляют собой регион, обладающий значительными природными богатствами. Эти природные ресурсы делают страны Центральной Азии привлекательными для внешних мировых центров. Развитие добывающей промышленности оказывает существенное влияние на экономику региона, обеспечивая стабильный приток инвестиций. Вместе с этим, многими экспертами отмечается риск появления «сырьевой зависимости», поскольку экономики региона могут стать заложниками колебаний мировых цен на сырье, если сырьевые доходы станут доминирующим источником финансирования развития стран. К тому же, несмотря на разносторонние выгоды от реализации транспортных проектов есть риски экономической и торговой зависимости Центральной Азии от Китая, что может привести к доминированию иностранных компаний на местных рынках, снижению конкурентоспособности местных предприятий и последующему замедлению внутреннего экономического роста в регионе. Более того, внешние державы могут объективно стремиться к поддержанию стран региона в качестве лишь «сырьевых источников» или неконкурентоспособных вторичных партнеров в мировой торговле. К подобным же факторам можно отнести и торгово-экономическую зависимость от внешних рынков, инвестиций и технологий, ограничивающих самостоятельность и способность к саморегулированию стран ЦА. 
Таким образом, страны ЦА хотя и занимают в геополитике уникальное географическое положение, но это в то же время все это делает регион «полем стратегических политических игр» между Россией, Китаем и глобальным Западом. Война в Украине и миграцион­ный кризис в РФ, противостояние Китая и США, а также и другие события в мире обрекают ЦА на прагматичную, трудоемкую, но и весьма рискованную «многовекторную политику». 
И вместе с тем, текущая международная обстановка и раскол в геополитике внешнего мира предоставили уникальный шанс и опять актуализировали необходимость создания устойчивого регионального союза. Участившиеся в последнее время контакты на высшем уровне – Консультативные встречи глав всех государств Центральной Азии – и, в основном, двусторонние договора об экономическом развитии – являются тому яркими примерами. 
Важно отметить, что причины большинства указанных выше вызовов перед странами ЦА являются «внешними историческими вызовами», исходящими из-за пределов их границ, и могут включать в себя как последствия международных конфликтов и войн, так и геополитическое давление со стороны крупных держав, стремящихся расширить свое влияние в регионе. Указанному способствует также и разность в целевых политических моделях, выбранных странами ЦА, различия их экономик и социальных процессов. Необходимо отметить и еще одну из особенностей внешних геополитических вызовов. Являясь, безусловно, одними из мощных факторов развития и переформирования стран при включении их в мировую экономику, вместе с тем такие факторы по характеру своего действия являются «отчужденными» от потребностей и интересов социальной жизни коренного местного населения. Мировая практика показывает, что усиленное развитие экспортоориентированных отраслей экономики (даже сельского хозяйства) зачастую негативно отражается на традиционном образе жизни общества, как правило, не обладающего способностью к кардинальным и быстрым изменениям. Более того, в условиях рыночной экономики, при доминирующей роли «прибыли», рост ориентированной на экспорт продукции отнюдь не означает достаточной насыщенности внутреннего рынка и удовлетворения интересов местного населения.
Изложенное выше определяет сложность создания единого политического блока стран ЦА. Например, образованный недавно Союз тюркских государств не включает в себя такую неотъемлемую региональную часть, как Таджикистан, не являющийся тюркоязычным, и, следовательно, остающимся вне рамок этого союза. Подобное положение ставит страны ЦА перед выбором – или продолжать оставаться объектом чужих интересов, или, наоборот, стать самостоятельным субъектом геополитичес­кой активности, способным независимо определять свое будущее и границы компетенции своего региона, сделав его развитие более управляемым. Ясное осознание всех этих причин и обстоятельств, делает возможным образование Союза стран ЦА и реформирование региональных взаимоотношений. К этой тенденции можно отнести ускоряющееся сближение крупнейших в экономическом отношении стран региона – Казахстана и Узбекистана, которое может послужить «триггером» взаимной кооперации всех стран ЦА.
Необходимо подчеркнуть особую важность вызовов именно «внутреннего характера», которые возникают в самом регионе и связаны с его социальными, культурными и политико-экономичес­кими особенностями. Важное место в перечисленном занимают вопросы ускоряющихся экологических проблем, и в первую очередь, такие как недостаток водных ресурсов и деградация природных ресурсов, которые непосредственно влияют и во многом определяют экономическое развитие региона. Отметим, что внутренние вызовы воздействуют быстро, прямо и зачастую непредсказуе­мо на социальные процессы и стабильность стран. Важно также отметить, что успех в решении таких внутренних проблем – реформирование – зависит от политической воли и способности государства мобилизовать внутренние ресурсы. Без сильного и прозрачного управления с широким народным учас­тием реформы могут оказаться неэффективными и только усугубят сложившееся положение. Отдельный интерес представляют такие «внутренние вызовы», которые способны замедлять процессы регионального союза. Например, вопросы авторитаризма в управлении и тесно связанной с этим коррупции и олигархии, «иерархию и вертикаль власти» в управлении порождающей клановость, вопрос «борьбы за лидерство в регионе» прямо препятствующий «юнионистским тенденциям», и другие вопросы, относящиеся к эволюции политической культуры в наших странах. Убедительными негативными примерами нерешенности и игнорирования этих вопросов могут служить события в Казахстане («Кантар», 2022), смена вектора власти в Кыргызстане (2020), события в Каракалпакстане (2022), конф­ликты в Ферганской долине (2022). 

Экономическое развитие 
и водные ресурсы ЦА
В контексте обсуждаемых проблем, экономическое развитие занимает особое место, поскольку оно отражает более объективные параметры прогресса стран ЦА, в отличие от изменчивых политичес­ких тенденций и элитарных событий. Валовой внутренний продукт, инфляция, уровень безработицы, являются ключевыми индикаторами, которые отражают реальное состояние экономик стран Центральной Азии. Они могут служить более надежным основанием для оценки развития региона, поскольку они менее подвержены субъективному влиянию и политическим колебаниям
При всем этом необходимо подчеркнуть, что общим «универсальным эквивалентом» для экономик стран ЦА является их зависимость от водных ресурсов. Многими экспертами подчеркивается, что водный баланс – это критический аспект устойчивого развития Центральной Азии [5, 6, 7]. Особую тревогу вызывает надвигающийся, по большинству прогнозов, водный кризис региона. Нехватка водных ресурсов в скором времени грозит перейти к хроническому дефициту воды, который, в свою очередь, окажет критическое влия­ние как на экономическое развитие, так и, как неизбежное следствие, на политическую стабильность в ЦА. При этом подчеркивается особо важная роль в социальной структуре стран Центральной Азии сельского хозяйства и добывающей промышленности, обеспечивающих занятость значительной части местного населения. 
Безусловно, регуляция баланса воды в Центральной Азии является сложной проблемой, поскольку водные ресурсы в регионе распределены неравномерно и формируются, преимущественно, под воздействием климатических условий. Ежегодно, по согласованному лимиту в рамках Межгосударственной координационной водохозяйственной комиссии (МКВК) Центральной Азии, водозабор из бассейна Амударьи в год составляет около 56 кубокилометров, из которых около 40 кубокилометров воды приходится на вегетационный период – с апреля по октябрь. По этому соглашению Таджикистан в 2000-е годы в период вегетации получал чуть более 6,9 кубокилометров воды, Узбекистан – 16 кубокилометров, Туркменистан – 15,5 кубокилометров. Лимит водозабора из бассейна Сырдарьи ежегодно составляет примерно 11,9 кубокилометров, из которых Таджикистан получал 1,9, Узбекистан – 8,8, Казахстан – 0,92, Кыргызстан – 0,27 кубокилометров в летний вегетационный период [5,6].
Из различных факторов аналитиками особо выделяется неэффективное управление водными ресурсами. Так, по данным Продовольственной и сельско­хозяйственной организации ООН (ФАО) [8], запасы водных ресурсов в странах Центральной Азии в расчете на душу населения – достаточны (около 2,3 тыс. м3/год). В докладах ФАО также говорится, что страны Центральной Азии входят в десятку лидеров водопотребления в мире: Туркменистан (5319 м3/год), Казахстан (2345 м3/год), Узбекистан (2295 м3/год), Киргизия (1989 м3/год), Таджикистан (1895 м3/год). Кроме того, для получения единицы продукции в сельском хозяйстве стран Центральной Азии расходуется в 2,5–3 раза больше воды, чем в развитых странах [8, 9, 10]. Все эти данные только подчеркивают актуальность и значимость реформирования в области управления расходами водных ресурсов во всех странах ЦА. В последние годы ожесточенность дискуссии по теме водного баланса ЦА все более возрастает. В настоящее время они сосредоточены на вопросах гидроэнергетики в верховьях и орошаемых полей и поливной воды в низовьях рек Амударьи и Сырдарьи. 
Ярким примером неоднозначной стороны межгосударственных отношений стран Центральной Азии можно проследить по проблемам гидроэнергетики региона. Отказ от единого центральноазиатского энергетического союза в 1990-х годах продиктовал выбор горных стран речных верховьев – Кыргызстана и Таджикистана – к постановке масштабных планов по гидроэнергетике. В Кыргызстане приступили к реализации проекта по строительству Камбар-Атинской ГЭС-1 на реке Нарын – основном притоке Сырдарьи, и заявлено о строительстве 50 малых и средних ГЭС. В свою очередь, Таджикистан намерен завершить строительство Рогунской ГЭС на реке Вахш – основном притоке Амударьи [8, 9]. Предполагается, что эти проекты обеспечат собственные запросы экономики и позволят наладить экспорт избытков электроэнергии в соседние страны. Многими экспертами выражается мнение, что подобные крупные ГЭС способны изменить гидрологичес­кий режим основных рек Амударьи и Сырдарьи, что неизбежно скажется на водообеспечении оросительных систем в низовых странах – в Узбекистане и Казахстане. В свою очередь, в Узбекистане весной 2024 года был утвержден план строительства атомной энергостанции в Джизакской области, а в Казахстане через осенний референдум 2024 года подтверждено строительство АЭС на юге озера Балхаш. Нетрудно заметить, что в случае отсутствия политического согласия, планы ядерной энергетики войдут в противоречие с экспортоориентированными планами гидроэлектростанций в странах верховьев рек и могут не только подорвать экономическую целесообразность проектов, но и вновь послужить базой для взаимных противоречий.
Особую роль в водопотреблении, безусловно, играет агрономическая отрасль экономик стран ЦА. К 2000-м годам в странах Центральной Азии численность населения, проживающего во всем Аральском бассейне, достигла более 60 млн (а включая население части севера Афганистана – свыше 70 млн), а площадь орошаемых земель возросла до 8 млн гектар. Из которых 4,5 млн гектаров орошаемых земель расположены в бассейне Амударьи, а 3,5 млн гектаров – вдоль русла Сырдарьи. В 2024 году площадь орошаемых земель стран Центральной Азии составляет: по Узбекистану – 4,3 млн га; по Казахстану – 2,2 млн га; по Туркменистану – 1,9 млн га; по Кыргызстану – 1,1 млн га; по Таджикистану – 0,8 млн га, и занимает пятое по совокупности место в мире после Китая, Индии, США и Пакистана /5,6/ и представляет собой емкий рынок ирригационного оборудования в 140–320 млн долл., составляя 4–8% мирового рынка [5, 6].
Значение сельского хозяйства в регионе подчеркивается зависимостью местного населения при избыточности трудовых ресурсов от этого традиционного вида деятельности. Это становится особенно важным в последнее время из-за нарастающих миграционных кризисов. Так, несмотря на критические дискуссии, Узбекистан до сих пор является одним из крупнейших производителей хлопка в мире, и его хлопковая промышленность, обеспечивая значительную занятость сельского населения страны, продолжает играть одну из ключевых ролей в экономике. Интенсивное использование воды в этой отрасли привело к деградации и засолению почв, но, тем не менее, хлопок является основным экспортным товаром Узбекистана, обеспечивая значительную часть национального дохода и является критическим для экономической стабильности страны. Кроме того, Узбекистан имеет долгосрочные контракты и обязательства по поставке хлопка на международные рынки. Рядом экспертов отмечается, что недавняя отмена международного бойкота на импорт узбекского хлопка со стороны ведущих транснациональных компаний может привести к существенной корректировке курса (или даже его отмены) на сокращение хлопковых площадей. Выращивание риса вдоль Сырдарьи в Казахстане, иных овощных и технических видов агропродукции в Кыргызстане и Туркменистане также являются критичными для продовольственной безопасности этих стран, имеют экспортное значение и не могут быть быстро переориентированы в ближайшем будущем. Более того, развитие сельского хозяйства в ЦА требует постоянного развития дорогостоя­щих и весьма водоемких дренажных систем. Почвы региона часто имеют плохую водопроницаемость и склонны к образованию солевых отложений на поверхности, что снижает их плодородие, особенно при поливном способе растениеводства. Поэтому развитие и поддержание дренажных систем в Цент­ральной Азии играют исключительную роль в поддержании эффективности всего аграрного сектора экономики. Нехватка воды, особенно в вегетационный период, вынуждает Казахстан и Узбекистан, расположенные ниже по течению рек, строить дорогостоящие водоемы и «контррегуляторы» для накопления и управления водными потоками, чтобы поддерживать свои экономические и социальные нужды, в первую очередь, в сельском хозяйстве.
На международной конференции под эгидой ООН в 2012 году в Токио, посвященной послевоенному восстановлению Афганистана, была обоснована идея отведения части вод из Амударьи на развитие аграрного сектора. По сообщениям в прессе, правительство Афганистана в марте 2022 г. уже приступило к практической реализации строительства канала Кош-Тепа протяженностью 285 км, шириной 100 м, что позволит орошать до 550 тысяч гектаров земли и приведет к отъему 15% водного стока из Амударьи. Для справки отметим, что в 1992 году пять государств Центральной Азии подписали Алматинскую декларацию, которая призвана регулировать использование воды в регионе. Кроме того, Узбекистан, Туркменистан и Казахстан присоединились к Конвенции ООН по водным ресурсам 1992 года. В то же время Афганистан не является участником ни одного из этих соглашений и, следовательно, не несет пока никаких договорных обязательств по этим вопросам. Учитывая известную несговорчивость властей Афганистана по международным вопросам, рядом экспертов прогнозируются вынужденные попытки Узбекистана в ближайшем будущем восполнить образовавшийся дефицит поливной воды из баланса Сырдарьи.
Отметим также, что с начала 2000-х годов официальная пресса Туркменистана неоднократно объявляла о начале практической реализации по созданию «Туркменского моря» – озеро «Алтын Асыр» – с использованием вод­ного стока Амударьи. Определенные проекты по экономическому развитию Айдаро-Арнасайской системы озер за счет воды Сырдарьи, разрабатываются и в Узбекистане [5,6].
Несмотря на то, что некоторые проек­ы или решения в странах ЦА могут показаться несвязанными или даже противоречивыми, все они имеют глубокие исторические корни и порождены «инерцией экономики» каждой из стран, заложенной еще в период существования СССР при плановой их специализации по формуле «межреспубликанское разделение труда». Продолжение подобных проектов экстенсивного земледелия в современное время часто связано с невозможностью быстрой переориентации экономик этих стран.

Аральское море как индикатор 
экологического состояния 
и экономик стран ЦА
На страницах этого журнала мы уже подробно останавливались на обстановке вокруг Арала и истории обширного экологического кризиса в этой зоне ЦА [10,11]. Поэтому мы только в тезисной форме повторим некоторые из основных (имеющих отношение к настоящей теме) сделанных ранее заключений и выводов.
1. Вследствие своего географического расположения в центре региона и исключительной экологической (включая климатическую составляющую) значимостью, Аральское море является основным интегрирующим показателем состояния всего Аральского бассейна. Более того, уже сейчас Аральское море является наиболее чутким и всеобъемлющим индикатором состояния всего водного баланса, а значит – экономики, экологии и уровня жизни большей части населения всей ЦА. Иссушение Арала, обнажение пустошей дна и образование пустыни Аралкум имеют как прямое (пыльно-солевые бури, стагнация местной экономики и проблемы здравоохранения), так и непрямое (понижение уровня грунтовых вод, уменьшение ландшафтного биоразнообразия, деградация горных ледников) воздействие на весь обширный аральский бассейн стран ЦА. Весь комплекс указанных фактов диктует необходимость сделать зону аральского кризиса не только приоритетной целью реабилитации региона, но и первоочередным центром усилий по стабилизации экономик всех стран ЦА. 
2. Экологический кризис Аральского моря выпукло поставил вопрос поиска баланса между задачами сохранения окружающей среды и текущими экономическими интересами. Относительная малонаселенность именно Приаральского региона, особенно при калькировании карт народонаселения на весь аральский бассейн, зачастую является причиной игнорирования проблем этой зоны в чис­то экономических проектах развития ЦА. Важно отметить, что, на наш взгляд, аналитиками зачастую не учитываются такие трудно исчисляемые в цифрах экономики параметры, как активность населения и адаптационные природные свойства Арала. Так, например, Кокаральская плотина в короткий срок – всего в несколько лет – во многом восстановила биоразнообразие в северной части моря, и более того, «вернула» Малый Арал в экономику. Например, товарное рыболовство достигло значений от нуля до 7000 тонн в год и превратилось в локомотив местной экономики, обеспечивая занятость существенной части населения [11]. Отметим и то, что проектирование и строительство этой плотины, безусловно, является знаменательным событием в истории кризиса Арала и должно быть отражено в отдельном исследовании [12]. Еще одним позитивным проектом в этой кризисной зоне является стратегия «озеленения» более 1 млн гектаров сухого дна Аральского моря, которая интенсивно начата в Узбекистане и нашла продолжение в Казахстане [5, 6]. Трудно не заметить, что экономическое освоение и заселение аральских пустошей и пустынных зон ЦА может тесно взаимодействовать с демографическими и миграционными вопросами, которые уже вышли на передний политический план в наших странах. Эти примеры положительной динамики «возрождения Аральского моря» подчеркивают «глубинную значимость» активности населения, поскольку именно требования местных жителей часто приводят к реальному перерождению кризисной зоны в сбалансированный квазиприродный ландшафт. Можно надеяться, что будущее Аральского моря будет рассмотрено не только как объект охраны природной дотационной среды, но и как потенциальный источник экономической выгоды.
3. Одним из ключевых моментов является интеграция Аральского моря в экономику стран региона, например, в текущее время, через рыболовство и животноводство. Несмотря на расхожее мнение о технологической примитивности и даже «некой отсталости» этих отраслей, практика указывает на их чрезвычайную уместность и адаптивность, особенно в условиях протекающего природного кризиса. Такие «архаичные» производства оказываются более экологичны, по сравнению с нефте- и газодобычей, которые также активно развиваются в южной части Аральского моря. Данное обстоятельство особо подчеркивается общностью и единством этих способов производства, поскольку центральным мес­том их осуществления является жизнь общины и семьи локального населения. А именно интересы местного населения и их будущее являются приоритетными целями в любой долгосрочной модели развития экономики. Следует подчеркнуть, что в дискуссиях по будущей судьбе Аральского бассейна в целом и Аральского моря в частности, зачастую используется концепция «устойчивого развития» (в оригинале «sustainable development»). Известная внутренняя противоречивость этого термина, (подразумевающая одновременно и стабильность, и изменения) разрешается с учетом того, что эта концепция однозначно включает в себя комплекс мер, нацеленных на удовлетворение потребностей человека при сохранении окружающей среды и ресурсов. Иными словами, эта концепция исключает ущерб и ограничения для возможностей будущих поколений удовлетворять свои собственные пот­ребности. Следовательно, именно этот трудно исчисляемый в экономике аспект является чрезвычайно важным при оценке активности местных сообществ, таких как НПО «Арал Тенiзi» (Аральский район Кызылординской области), «Союз за возрождение Арала» (Каракалпакстан) и многих других общественных движений местных жителей, составляющих своеобразный «живой щит» региона. 

Заключение и выводы
Центральная Азия, обладая уникальным географическим положением и богатством природных ресурсов, в последние годы становится ареной для сложных политических процессов. Значение и актуальность интеграции стран ЦА возросли не только из-за нестабильности мировой политической обстановки, но и были прямо продиктовано сложившейся в регионе природной и экономической средой. Внутренняя динамика развития ЦА определяет два возможных направления сотрудничества: или двусторонние договоры или многосторонний союз стран ЦА. Обе эти тенденции подчеркивают как стремление стран к интеграции, так и сложности, с которыми они сталкиваются в этом процессе. С одной стороны, двусторонние соглашения представляют собой более гибкий и адаптивный инструмент для решения конкретных проблем, возникающих в отношениях между государствами. Примеры успешного сотрудничества в последние годы между Казахстаном и Узбекистаном показывают, что такие форматы могут эффективно справляться с вызовами, включающими уникальные интересы и потребности каждой из сторон (например, в случае подходов в преодолении кризиса Аральского моря). Отметим, что многосторонние форматы сотрудничества в ЦА, такие как пятисторонний Договор о дружбе, добрососедстве и сотрудничестве, предложенный в Чолпон-Ате (2022), так и не нашел поддержки у всех стран региона. Таджикистан и Туркменистан не подписали этот договор, под предлогом, что он накладывает слишком много обязательств и неэффективен из-за отсутствия механизма обязательного характера исполнения решений. Более того, практика показывает, что совместные многосторонние проекты, хоть и имеют определенные успехи, но не могут сравниться по эффективности с двусторонними соглашениями, например, между Китаем и отдельными странами ЦА. Включение внешних партнеров, таких как Россия, Китай и Западные страны, в объединительные процессы также имеет свои сложности. Например, до сих пор формат «С5+1», предполагающий участие внешних партнеров, в том числе и в региональной водной политике, также не достиг значительных успехов, хотя и продвигает иные многосторонние проекты. В частности, засушливые условия 2022–2023 годов привели к острым проблемам в сельском хозяйстве, вызвавшим ожесточенные споры между центральноазиатскими странами. Нехватка воды, необходимой для орошения полей и обеспечения продовольственной безопасности, стала причиной конфликтов, подчеркивающих хрупкость существующих двусторонних соглашений. Эти споры указывают на недостаток «гидрополитического доверия» между государствами и демонстрируют необходимость более эффективного и согласованного подхода к управлению водными ресурсами. В то же время отметим, что относительно многоводный 2024 год ярко продемонстрировал имеющийся потенциал для достижения многосторонних договоренностей и понимания между государствами региона в стратегиях управления. 
Следует отметить, что одним из основных недостатков двусторонних соглашений в контексте обсуждаемой темы является то, что они часто не учитывают зависимость всех стран от общих водных ресурсов. Например, отдельные договоры, когда одна страна заключает соглашение с другой без привлечения соседних государств, чреваты конфликтами, если какая-либо из стран ЦА почувствует ущемление своих интересов. Прогнозируемый многими аналитиками грядущий дефицит водных ресурсов в регионе может стать потенциальным источником таких конфликтов. Следовательно, справедливое управление этими ресурсами требует как двусторонних, так и многосторонних усилий. Двусторонние соглашения должны быть дополнены многосторонними форматами, которые обеспечивают более широкий контекст для решения общих вопросов. Многосторонние соглашения, хотя и требуют больше времени и усилий от всех стран ЦА могут обеспечить более устойчивую основу для управления водными ресурсами. Они базируются на общей географии и принципах коллективного использования воды, вне языковых или иных культурно-историчес­ких отличий и предоставляют большие гарантии от непредвиденных событий в будущем. Они также предполагают более широкий подход к решению вопросов унификации законодательства. Подчеркнем, что одной из ключевых задач при разработке многосторонних соглашений является создание единой правовой базы в этой сфере. Гармонизация национальных законов и норм позволит устранить правовые разногласия и повысить эффективность управления водными ресурсами, например, в таких вопросах, как согласование стандартов качества воды, правил распределения водных ресурсов и механизмов мониторинга. Решение этих вопросов, безусловно, потребует времени и значительных усилий, и, прежде всего, политической воли руководства всех стран. Именно это представляет собой пока наиболее уязвимую сторону процесса становления союза стран ЦА. Совершенствование общего законодательства также должно учитывать принципы устойчивого развития и улучшение качества жизни населения. Более того, многосторонние и, следовательно, более справедливые договоры и альянсы в зоне неделимых природных и водных ресурсов, учитывающие законные интересы всех участников, будут способствовать проникновению таких принципов в общественное сознание, неумолимо приведут к существенной демократизации обществ ЦА, снижая опасность авторитаризма, олигархии и клановости, пока характерных для региональных стран. Кроме того, многоуровневые договоры способствуют формированию атмосферы коллективной ответственности и сотрудничества. Важно подчеркнуть, что объединение разных стран при решении общих вопросов способствует разработке совместных стратегий и проектов, направленных на устойчивое использование ресурсов и охрану окружающей среды. Это особенно актуально для Центральной Азии, где такие проб­лемы, как быстрое изменение климата, истощение водных ресурсов и демографические процессы требуют совместных усилий и инновационных решений. Многосторонние соглашения, как правило, обладают большей устойчивостью и долговечностью по сравнению с двусторонними. Они создают более сложные и многоуровневые механизмы взаимодействия, обладающие способностью адаптироваться к изменяющимся условиям и потребностям стран-участниц. Это позволяет не только решать текущие проблемы, но и предвидеть и предотвращать возможные конфликты в будущем, например, прогнозируемую засуху в ЦА, которая может достигнуть катастрофических масштабов в ближайшем будущем. Кроме того, подобные соглашения позволят реализовать иные совместные экономические проекты по привлечению инвестиций и повышению конкурентоспособности стран ЦА на международной арене. И наконец, многосторонние форматы сотрудничества способствуют укреплению доверия и взаимопонимания между странами. Это особенно важно в Центральной Азии, где политические разногласия могут затруднять двусторонние отношения. Как отмечалось выше, культурно-историческое единство народов Центральной Азии, проявляющееся в их общих традициях, языках, религии и историческом наследии, способствует более глубокому интеграционному процессу. В этом контексте ряд аналитиков подчеркивает необходимость учитывать не только экономические факторы, но и культурно-историческое и, даже теологическое единство народов ЦА. В отличие от Европейского Союза, где первоначальной основой объединения стали экономические интересы, или СССР, который был сплочен на идеологичес­ком единстве, Центральная Азия может найти свою уникальную общность, опираясь еще и на природные и экологические интересы региона. Таким образом, формирование политического сообщества Центральной Азии требует комплексного подхода, учитывающего не только политико-экономические и культурно-исторические, но и экологические аспекты. Уникальность региона, основанная на его богатом наследии и общих современных вызовах, может стать основой для создания устойчивого и эффективного союза.
Подводя итог вышеизложенному, возможно сделать следующие выводы:
1. Реальный институт Союза стран Центральной Азии должен базироваться не только на осознании текущей геополитической обстановки и международных тенденциях, но в большей степени должен опираться на внутренние объективные вызовы, основанные на экономическом и природном фундаменте всего региона, как более независимым от политических и идеологических соображений. Одним из таких базисов может стать водный баланс ЦА и водораспределение, имеющие на текущий момент тенденцию развиваться по кризисному сценарию. 
2. Критическим звеном и исключительным индикатором состояния всего водного баланса ЦА является Аральское море. Являясь интегрирующим показателем всех усилий по решению водохозяйственных проблем, именно Арал отражает в себе не только близкие, но и отдаленные периферические изменения бассейна. Кроме того, Аральское море является глобальным организатором, естественным стабилизатором и цент­ром всех климатических, природных и экологических событий в регионе.
3. Важность обсуждаемых вопросов и масштабность проблем, безусловно, требует их всестороннего обсуждения в общественном поле. Поскольку ряд сделанных наблюдений и высказанных идей является итогом дискуссий внутри общественных организаций, участником которых является и автор этой статьи, привлечение максимального числа участников будет только способствовать вовлечению в решение и помогать интеллектуальному возрождению в области изучения экологии ЦА. Одним из ключевых вопросов подобных обсуждений может и должно являться переосмысление концепции «устойчивого развития» с учетом экологического кризиса региона ЦА.

ЛИТЕРАТУРА
1. Агзамходжаев С. «История Туркестанской автономии (Туркистон Мухторияти)», Ташкент, 2006 // file:///C:/Users/USER/Downloads/66097453.pdf
2. Акимбеков С. «Казахстан в Российской империи», Алматы. 2018 г.// https://institute.asiakz.com/files/files/attachments/140/kazahstan-v-rossiyskoy-imperii9-glava.pdf 
3. Аманжолова Д. А. «Советское притяжение (советский век глазами историков Казахстана),2013 // https://sciup.org/sovetskoe-pritjazhenie-sovetskij-vek-glazami-istorikov-kazahstana-14057626 
4. Ташкентский саммит: от ЦАЭС к ЦАС. «Казахстанская правда», 2002// https://online.zakon.kz/Document/?doc_id=1027057&pos=3;-52#pos=3;-52
5. Межгосударственная координационная водохозяйственная комиссия Центральной Азии // http://www.icwc-aral.uz/icwc_bulletins_ru.htm
6. Исполнительная Дирекция Международного фонда спасения Арала в Республике Казахстан// https://kazaral.org/aralskoe-more/obshhie-svedeniya/
7. Духовный В. А., Юп Л. Г. де Шуттер. «Вода в Центральной Азии. Прошлое, настоящее и будущее, 2019 // http://www.eeccawater.net/content/view/16335/12/lang,russian/
8. Информационный бюллетень «Водное хозяйство, орошение и экология стран Восточной Европы, Кавказа и Центральной Азии», 2023// www.cawater-info.net/information-exchange/e-bulletins.htm
9. CA Water-Info, Ежегодник «Вода в Центральной Азии и мире», 2023, http://cawater-info.net/yearbook/index.htm 
10. Таиров М. «Аральское море и рыболовство – стратегия возрождения», Мысль, 2023, https://mysl.kazgazeta.kz/news/16011 
11. Таиров М. «Аральское море: этапы развертывания экологического кризиса», Мысль, 2024// https://mysl.kazgazeta.kz/news/16184 
12.  Бекболатулы Ж. «По волнам времени: жизнь, посвященная воде», Мысль, 2024, https://mysl.kazgazeta.kz/news/16251