• Общество
• 02 Мая, 2025

АЛМА-АТА В ЛУЧАХ ГЕНИЯ

В минувшем марте в Алматы был представлен роман «Эйзен». Презентация с участием автора, Гузель ­Яхиной, состоялась в одном из крупных книжных магазинов города и наряду с обычными читателями, поклонниками творчества автора собрала писателей, литературоведов, кинематографистов и журналистов. Такой интерес в немалой степени объяснялся тем, что писатель посвятила книгу Казахстану – стране, где она сейчас живет и где была написана большая часть ее новой книги. Роман «Эйзен» – не просто художественное произведение, это погружение в мир гения, в эпоху великих потрясений и в атмосферу удивительного города у отрогов Заилийского Алатау – Алма-Аты, ставшего приютом для многих эвакуированных и центром советской кинематографии в годы Великой Отечественной войны. Гузель Яхина, автор нашумевшего романа «Зулейха открывает глаза», вновь обращает читателя к сложной истории, но на этот раз фокус ее внимания смещен с трагедии народа на драму отдельной личности, на борьбу гения с собой и обстоятельствами.

Монтаж аттракционов

В романе «Эйзен» совершается попытка заглянуть в душу и мысли Сергея Эйзенштейна, или, как звали его близкие, Эйзена – выдающегося советского кинорежиссера, теоретика кино, новатора, чье имя навсегда вписано в историю мирового кинематографа. Главный герой романа предстает перед нами не только как гениальный творец, но и как сложный, противоречивый человек. Писатель не идеализирует своего героя, он представлен в романе человеком сложным, противоречивым, мятущимся, «прячущимся за сотней масок».
Фактически роман охватывает всю жизнь режиссера: с его появления на свет – Сергей Эйзенштейн родился в 1898 году – по 1948 год, когда его не стало. Книга поделена на восемь глав – по числу фильмов, снятых режиссером. Автор определила жанр своего произведения как роман-буфф, что звучит метафорой: Эйзенштейн был мастером трюков, с детства обожал феерию цирка. Режиссер неоднократно признавался, что в его фантазии живут два клоуна – Белый, а-ля Пьеро, и Рыжий в качестве его резонера. Антиподы по характеру, оба они были необычайно дерзки. Вот и роман Яхиной напоминает постоянную игру Белого и Рыжего клоунов – игру остроумную, отчаянную, смешную до трагичного и очень увлекательную, игру, где два клоуна вытаскивают из зала зрителей – в данном случае читателей – и ведут их за собой на освещенную софитами арену. 
Творческую манеру автора можно назвать импрессионистской. Широкими уверенными мазками автор наносит на страницы биографию Эйзена. Смешивая краски, Яхина создает кинематографически выпуклое, яркое полотно, балансируя, по собственному признанию, «на границе fiction и non-fiction». Бойко, стремительно описана в романе динамичная эпоха, в которую повезло, как считал сам Эйзенштейн, родиться будущему гению кинематографа. Его молодость и профессиональное становление совпали с периодом творческой свободы. Эйзенштейн, напоминает Яхина, получил первый кинематографический опыт на монтаже – или, вернее, перемонтаже – западных, в основном немецких фильмов на советский лад. То есть, работая ножницами, он превращал «мещанские», «буржуазные» сюжеты в «пролетарское» кино. Казалось бы, кощунство, но нет: во время этого процесса рождался гений – ученый от кино и одержимый режиссер, который впоследствии стал крупнейшим теоретиком и мастером, подтвердившим свою теорию на деле. Он показал всему миру, что монтаж в кино творит чудеса. И за это его открытие цепко ухватились все кинематогра­фисты мира, включая Голливуд. 
«Монтаж аттракционов» – такое понятие придумал Эйзенштейн в процессе творческих поисков. Аттракционом он называл все, что способно подвергнуть зрителя сильному чувственному воздействию – то, чего не может быть в жизни, но происходит в кино, и чему верит зритель. Один из самых знаменитых аттракционов – катящаяся по Потемкинской лестнице Одессы детская коляска в фильме Эйзенштейна «Броненосец «Потемкин».
Что же касается понятия «монтаж», то он в данном случае становится сочетанием различных элементов – «аттракционов». Выбранные произвольно, эти элементы должны способствовать развитию темы. По такому принципу были сняты все его фильмы, включая шедевры «Броненосец «Потемкин» и «Иван Грозный», первая часть которого создавалась в Алма-Ате.

Город, озаренный надеждой

Фильм об Иване Грозном Эйзенштейн­ задумал в предвоенные годы, пос­ле картины «Александр Невский», получившей одобрение руководства страны и на ура принятой общественностью. Съемки должны были начаться в ­Москве, но случилась война. Казалось бы, неподходящее время для кино, однако, напротив, кинематограф в эти трудные годы стал воплощением идеологического противостояния фашизму, а потому самая разнообразная кинопродукция стала нужна стране не меньше оружия.
«Мосфильм» вместе с «Ленфильмом» осенью 1941 года передислоцировали в Алма-Ату и создали ЦОКС – Центральную объединенную киностудию. Руководство СССР приняло решение о начале работы над полномасштабным полотном. Фильм «Иван Грозный» планировался как идеологическое развитие темы «Александра Невского»: сильная личность объединяет народ в борьбе с врагом.
В годы войны столица КазССР стала приютом для тысяч людей, многих деятелей науки, культуры, эвакуированных из европейской части Советского Союза. Небольшой на ту пору город превратился в центр культурной жизни, столицу советской кинематографии, где рождались новые идеи, проекты и шедевры. Яхина мастерски переплетает биографию режиссера с историей создания фильма, его творческими муками, отношениями с коллегами и, конечно же, с атмосферой города, ставшего для него одновременно убежищем и источником вдохновения. Алма-Ата, утопающая в зелени, озаренная солнцем, дарила надежду и ощущение жизни даже в самые тяжелые времена. Образ «волшебного края, спрятанного за радугой и многими дальними дорогами из желтого кирпича, где даже в декабре поют птицы, а под снегом распускаются фиалки и зреют яблоки», становится символом не только красоты и плодородия, но и творческого вдохновения. Его Эйзенштейн черпал из окружающего мира. «Алма-Ата – город яблок. А для Эйзена – еще и огромного и бесконечного соблазна. Никогда еще не видел он такого изобилия яблоневых садов. Алые шары – с детскую голову, в прожилках зелени и желтизны – сияли в каждом дворе и продавались на каждом углу… А пахло в солнечном городе так сладко, будто жили Эйзен и коллеги внутри теплого фруктового пирога. Этот аромат соблазнял – не плотское, но творческое начало Эйзена».
Яхина живописует контрасты военного времени: суровые будни, бытовую неустроенность, лишения, тревоги – и надежду, веру в победу, стремление к творчеству, которое не могло быть подавлено даже войной. «Где-то в Европе, за многие тысячи километров отсюда фашисты рвались к Москве и клацали челюстями на подступах… А здесь, в Азии, под сенью Тянь-Шаня и под защитой Великой степи воздух пах медом и на вкус был тоже – медовый. Здесь днем спорили о кино и монтировали кино, писали статьи о кино и даже снимали чуть-чуть, а вечерами шли в городской парк это самое кино смотреть… и вот черной алма-атинской ночью, коченея от восторга и холода, то дыша морозным паром, то и вовсе забывая дышать от счастья, лучшие режиссеры и операторы страны впервые смотрели «Леди Гамильтон» и «Волшебника страны Оз», «Серенаду Солнечной долины» и «Гулливера» – по соглашению о ленд-лизе в страну только-только завезли голливудские новинки.
Работа над фильмом «Иван Грозный» занимает одно из центральных мест в романе. Яхина подробно описывает творческий процесс, муки выбора, борьбу с цензурой, отношения с коллегами. Фильм «Иван Грозный» стал для Эйзенштейна не только возможностью реализовать свой творческий потенциал, но и источником глубоких переживаний.
Эйзенштейн задумывал фильм как грандиозную историческую эпопею, в которой он хотел показать сложность и противоречивость личности Ивана Грозного. Однако картина столкнулась с цензурой и критикой со стороны властей. Первая часть фильма была одобрена, но вторая часть, снимавшаяся уже в Москве, была запрещена к показу. Чудом удалось сохранить одну копию, которую после смерти Сталина и начала «оттепели» удалось размножить и сделать достоянием человечества. Этот запрет стал для Эйзенштейна личной трагедией, которая подорвала его здоровье и творческую энергию.
Яхина показывает, как Эйзенштейн, погружаясь в образ Ивана Грозного, сам становится жертвой своих страстей, своих сомнений, своего гения. Он пытается понять логику власти, природу тирании, но в итоге оказывается раздавленным системой, которая не позволяет ему реализовать свой творческий замысел в полной мере. Вместе с тем период работы над «Иваном Грозным» в ­Алма-Ате стал временем творческого вдохновения. Для работы группе выделили здание Дворца культуры – нынешней Казахской государственной филармонии имени Жамбыла в Алматы, в котором размещалась ЦОКС.
Эйзенштейн был центром всего кинопроизводства – человеком-оркестром, лицедеем. В романе «Эйзен» описываются шуточные репризы Сергея Эйзенштейна и Николая Черкасова, исполнителя роли Ивана Грозного, перевоплощавшихся в двух клоунов и блиставших остроумием, тем самым поднимая свой дух и дух коллектива.
Съемки шли в спартанских условиях: зимой в павильоне царил жуткий холод, летом – невыносимая жара. В морозное время покрывался ледяной коркой суп, который раздавали участникам съемок – разогревать его в условиях павильона не представлялось возможным, а летом, в сильную жару, он разогревался в естественных условиях… В основном снимали по ночам, так как днем электричество шло на нужды предприятий.
Но Эйзенштейна это не останавливало: он жил фильмом, как на съемочной площадке, так и в квартире. В ­Алма-Ате деятелям кино выделили новое здание, которое строили для профессуры педагогического института, на нынешних улицах Богенбай батыра и Зенкова. В народе его прозвали «лауреатником», потому что в нем поселили большое количество лауреатов Сталинской премии. 
Яхина описывает режиссера одержимым человеком, в сознании которого творчество стоит на первом месте. Писательница даже вскользь упоминает городскую легенду о том, как Эйзен и Михаил Жаров ходили в зоологический сад – наблюдать за повадками медведя. Жаров, исполнял роль Малюты Скуратова и, по задумке режиссера, должен был воплотить медвежий образ в человеческом обличии…
Эйзен предстает перед нами человеком, раздираемым противоречиями. Он – гений, новатор, который опередил свое время, но в то же время он – человек, зависимый от власти, вынужденный идти на компромиссы. Он стремится к свободе творчества, но оказывается в тисках цензуры. Он ищет истину, но сталкивается с ложью и лицемерием.
Яхина показывает, что противоречивость – это неотъемлемая черта гения. Именно в этой борьбе с собой и с миром рождаются великие произведения искусства. Эйзенштейн, несмотря на все трудности, остался верен своему творческому призванию. Он не переставал искать новые формы, новые идеи, новые способы выражения своих мыслей и чувств.
«Эйзен» – это книга для тех, кто хочет понять, что значит быть гением, что значит бороться за свои идеалы, что значит оставаться верным своему призванию, даже в самые тяжелые времена. Книга, которая заставляет задуматься о вечных вопросах, о смысле жизни и роли искусства в обществе. По задумке же автора, эта книга – «приглашение поразмышлять, восхититься, ужаснуться, влюбиться или оцепенеть от неприязни, а местами просто посмеяться в голос. Именно такая палит­ра эмоций взрывалась в каждом, кто имел когда-то радость или несчастье общаться с Эйзеном».

Юрий КАШТЕЛЮК, 
журналист

Фото Кайрата КОНУСПАЕВА

(В статье использованы цитаты из книги «Эйзен: роман-буфф» Гузель­ ­Яхиной //Гузель Яхина. – Москва: ­издательство АСТ, 2025).