• Исторические страницы
  • 31 Января, 2025

РЕНЕГАТЫ

Сергей АХМЕТОВ, 
предприниматель, писатель, 
КазНУ им. аль-Фараби 

 

Аннотация. В данной работе были рассмотрены последствия двух неудачных экспедиций Российской империи в Хивинское ханство. По историческим источникам с применением более поздних и современных обобщающих военно-исторических исследований была предпринята попытка изучить историю жизни нескольких военнопленных и беглецов. В результате были проанализированы такие явления как военное наемничество, отношение к военнопленным, рабство и работорговля в Средней Азии в XVIII–XIX вв.
Ключевые слова. Средняя Азия, Российская империя, Хивинское ханство, рабство, экспедиция, пленные. 
Андатпа. Бұл еңбекте Ресей империясының Хиуа хандығына жасаған сәтсіз екі экспедиция салдары қарастырылған. Тарихи дереккөздер мен кейінгі және қазіргі заманғы жалпы әскери-тарихи зерттеулерді пайдаланып, бірнеше нақты әскери тұтқындар мен қашқындардың өмірін зерттеу әрекеті жасалды. Соның нәтижесінде XVIII–XIX ғасырлардағы Орта Азиядағы әскери жалдамалылық, әскери тұтқындарға деген қарым-қатынас, құлдық және құл саудасы сияқты құбылыстар талданды.
Кілт сөздер. Орта Азия, Ресей империясы, Хиуа хандығы, құлдық, экспедиция, тұтқындар.
Abstract. This paper examines the consequences of two unsuccessful Russian Empire expeditions to the Khanate of Khiva. The author attempted to explore lives of several specific war prisoners and escapees’ using historical sources and modern generalizing military-historical studies. As a result, such phenomena as military mercenarism, attitudes towards war prisoners, slavery and the slave trade in Central Asia in the 18th-19th centuries were analyzed.
Keywords. Central Asia, Russian Empire, Khiva Khanate, slavery, expedition, prisoners.

 

На службе у среднеазиатских государей

«Палящий зной, раскаленный песок, ­мучения жажды, голод, усталость – все бы можно перенесть, если бы 
душу не волновал постоянный страх 
попасть на копья какой-нибудь 
бродящей разбойничьей шайки, или, что еще хуже, боязнь окончить жизнь 
в рабстве. Что значит могила среди песков пустыни в сравнении 
с медленною мученическою смертью 
в плену у туркмен?»
Арминий Вамбери, путешественник, тюрколог, секретный агент [1, с. 70].

Героями данного повествования будут не мудрые правители, не бесстрашные воины и не мученики. О них не слагают легенд, и героями песен они не бывают. 
Этот материал посвящен простым людям своего времени. Времени колониальных войн, геополитических противостояний, дележа рынков, ресурсов и сфер влияния. Времени отмены крепостного права в России и неприкрытой работорговли в Средней Азии. Времени господ и мужиков, гаснущего дворянства, набирающего обороты купечества и промышленников. Отчаянных путешественников, ученых, солдат удачи и авантюристов.
Судьбы, попавшие в поле поиска, как правило, трагичны. Жизни этих людей были наполнены горем, жестокостью, несбывшимися надеждами. Трусостью, предательством и раскаянием.
«Ренегатом» (происходит от лат. renegare – отвергать, отрицать, отрекаться) называют изменника, отрекшегося от своих убеждений, иногда вероотступника. Чаще это христиане, перешедшие в ислам, к примеру, муваллады аль-Андалуса – готские христиане, перешедшие в ислам вследствие завоевания большей части Иберийского полуострова Омейядами.
Также существует арабский термин «иртидад», который означает похожее – переход из одного состояния в другое, отступничество. Отрекшихся от ислама в пользу неверия или другой религии называют «муртадами». 
История изобилует примерами военного ренегатства. Переход феодала (аристократа, рыцаря) на службу к другому сюзерену было распространенным явлением средневековья, военные специалисты при чужеземных правителях или полководцах, коллаборационизм жителей оккупированных территорий с интервентами. Подобные явления могли быть массовыми, особенно в периоды гражданских войн, когда целые боевые отряды, подразделения и армии переходили на сторону первоначального противника, или вследствие экспансии крупной державы (поздняя Римская империя, Арабский халифат, Османская империя и др.).
Воины из племен галлов, германцев, белгов активно использовались римскими военачальниками в качестве вспомогательных частей, особенно кавалерийских. В период поздней империи особенную роль играют федераты (изначально скрепленные союзным договором города, общины) в качестве дополнительной военной силы на границах или попросту наемников-варваров, стремившихся к романизации, что подразумевало и христианизацию. 
Правители самых разных государств и в разные эпохи предпочитали окружать себя иностранцами, часто иноверцами, формировать личную гвардию или стражу из представителей иных народов и племен, которые своим благополучием были обязаны лично им, и были в меньшей степени подвержены местному непотизму, коррупции, сложившейся иерархии власти и отношений. Такие иноземцы, зачастую, демонстрировали высокий уровень лояльности взамен на привилегированный статус. Скандинавские и саксонские варанги Византии, тюркские и кавказские мамлюки/гулямы Египта, янычары/капыкулу в Османской армии, швейцарская гвардия римских пап имеют общую характеристику – это изначально чужеземцы.
Что касается, если можно так выразиться, классического ренегатства, т. е. религиозного, то массовый переход в другую веру также являлся следствием миссионерской деятельности, особенно во время колониального расширения европейских держав. Миссии и христианские общины создавались по всему миру: в Японии, Китае, обеих Америках, в африканских колониях. Здесь также можно провести параллель с нашим регионом во время расширения Российской империи в Среднюю Азию. Население Казахской степи испытывало влияние тибетского буддизма, работали православные миссионеры, представители различных течений ислама, как традиционного, так и сектантского толка. 
Однако в данной работе нас будут интересовать, прежде всего, частные лица, ренегаты, наиближайшие образы которых мы найдем в Османской империи. Учитывая экспансионистский характер османского государства, особенно в первые периоды существования, многие немусульманские народы Кавказа, Балкан и др. регионов попали под непосредственное влияние и управление турками. Со времени покорения султаном Селимом Явузом (Свирепым) мамлюкского султаната, османы сделались наследниками ключей от священных городов Мекки и Медины. Селим стал 88-м халифом (духовным лидером всех мусульман), а его потомки носили этот титул до 1924 года. Это не могло не сказаться на образе жизни и вероисповедании подвластных племен и народов. Многие албанцы, анатолийские и понтийские греки, босняки, аджарцы и др. приняли ислам и исповедуют эту веру по сей день. 
Еще в XIV веке, в ходе проведения войсковых реформ, султан Мурад основал корпус регулярной пехоты – янычар, в который попадали юноши из покоренных христианских земель. Это был налог кровью: христианских мальчиков отправляли на воспитание в другие регионы империи. Впоследствии они получали статус личных рабов султана. Конечно, существовали и другие варианты службы. Мартолосы и войнуки, представляющие собой потомков знати балканских королевств и княжеств, в отличие от янычар, в большинстве оставались православными христианами. Среди них славяне, греки, влахи и др. на службе у османских правителей, которые зачастую действовали на окраинах империи [2, с. 63–64].
Можно выделить несколько основных причин для формирования новых янычарских пехотинских соединений. Иной формат ведения боевых действий, к примеру, в центральной Европе или Персии – необходимость штурмовать (а также оборонять собственные) города и замки, труднодоступные, хорошо укрепленные поселения, что затруднительно, а подчас и невозможно без хорошо обученной пехоты. Оказали влияние и ускорившиеся процессы эволюции видов вооружений, развитие огнестрельного оружия, артиллерии, доспехов. Кроме того, янычары-гвардейцы балансировали сферу военного влияния внутри государства, уравновешивая гипотетическое, а иногда и фактическое давление со стороны сипахов или акынджи. 
Но перейдем к частным случаям ренегатства. Учитывая огромный престиж, богатство, мощь и размеры империи, доминирование в восточном Средиземноморье, на Ближнем Востоке, на Кавказе, Балканах, в Северной Африке, османские военные и моряки захватывали много пленных, а сама блистательная Порта привлекала купцов и промышленников, искателей приключений, пиратов, военных специалистов, осужденных на родине преступников со всей Европы. Среди них был голландский капер времен войны за независимость против габсбургской Испании Я. ван Хаарлем, он же Мурад-реис младший, и многие другие корсары османских протекторатов Алжира, Туниса и Триполи. Венецианцы, испанцы, англичане, нидерландцы, французы нередко служили под исламскими флагами. Известна личность К. А. де Бонневаля, французского графа и военного деятеля времен ­Людовика XIV, он же Хумбарачи ­Ахмед – трехбунчужный паша при османском султане Махмуде [3]. Или Юзеф Бем, польский шляхтич и артиллерийский офицер, служивший под знаменами ­Наполеона, он же ­Мурат-паша, получивший фельдмаршальский чин [4] при султане Абдул-Меджиде в середине XIX века. Этот список искателей приключений и скитальцев можно ­продолжать... 
Но не будем забывать и про женщин. Ренегатство, в данном случае почти всегда вынужденное, не могло обойти представительниц прекрасного пола. Девушки разных славянских, кавказских, финно-угорских и других немусульманских народов часто становились обитательницами султанских (и не только) гаремов и, конечно, принимали ислам. Художественная литература, кинематограф, телевидение здесь постарались настолько, что приводить примеры представляется излишним, как и упоминание о том, каким влиянием могли пользоваться любимые наложницы и жены мусульманских вельмож. 
Образы пленниц гаремов, а также джентльменов удачи, угодивших в чуждую, враждебную среду, легли в основу интереснейших литературных персонажей и историй. 
Но что же происходило в Средней Азии? Ведь столкновение православной империи с консервативными мусульманскими державами, а также ее присутствие в Казахской степи не могло не породить феномена ренегатства, большого количества пленных в результате боевых действий и их дальнейшего рассеивания в качестве рабов. И эти явления продолжались веками, в условиях соседства кочевой и оседлой культур. Однако причины смены религии могли различаться настолько, что, конечно, сам по себе переход в другую веру не обязательно являлся искренним. Новую веру принимали под воздействием конкретных текущих обстоятельств, давления (вплоть до пыток и казней) или наживок. Слова шахады нередко произносились притворно, а святое крещение, согласно архивным материалам, поощрялось льготами, временным освобождением от уплаты податей и от рекрутских сборов [5]. 
В Казахской степи XVIII – начала XIX вв. основным способом приобретения кулов являлся захват и пленение калмыков – давних антагонистов и соперников казахов, к тому же иноверцев. Среди невольников, принадлежавших кочевникам-степнякам, были и русские люди. Сибирский этнограф Ф.К. Зобнин перечислял способы распространения этого «живого товара». Пленные и рабы продавались, шли в приданое за дочерью, в калым за невесту, в подарок в знак дружбы или приязни, в уплату долгов, обменивались на скот, ставились в качестве приза на байге [6, с. 29–30]. Однако в целом, согласно исследованиям историка Г. И. Семенюка, потребности кочевого хозяйства в дополнительном труде были невелики, а оттого рабский труд занимал в нем незначительное место. Равно как и в земледельческих районах современного южного Казахстана – подчеркнем, среди казахов-кочевников – случаи использования рабского труда немногочисленны [6, с. 169, 172]. 
В Кокандских владениях, особенно в городах, складывалась совсем иная обстановка. Способы ведения боевых действий кочевников, включающие налеты на тылы, обозы, нападения на торговые караваны, барымту, наскоки на сельскохозяйственные местности, так или иначе, подразумевали взятие живой добычи – пленных. Хотя и в меньшей интенсивности, чем в прошедшие столетия, такие случаи были довольно распространены в XIX в. Но поскольку использование рабского труда зачастую оказывалось невыгодным при экономике экстенсивного скотоводства кочевников, лучшим способом была реализация «товара» дальше на юг, на среднеазиатские рынки рабов. 
В летописи Средней Азии мы отыщем не менее захватывающие истории, чем в хрониках Средиземноморья, Ближнего Востока или Северной Африки. Здесь мы встретим шпионов, военизированных рабов, разведчиков, наемников и даже пиратов. 
С точки зрения человека искусства, судьба каждого из наших героев кинематографична. Но если попробовать прочувствовать их душевные страсти, как таких же людей, как и мы, то нам тотчас откроется, какой драмой были переполнены эти жизни. 
Кроме того, через этих людей, вероотступников, заложников трагической судьбы и жертв рабства, мы попробуем прочитать отдельные страницы нашей истории.

Филипп Ефремов и Каплан топчибаши

«…Повелено тебе ехать к Хивинскому хану послом, а к Бухарскому хану и к моголу Индейскому послать купчин, и для того тебе регулярных 4000 человек, судов сколько потребно, грамоты к обоим ханам… да сто человек драгун, с тобой же нарядить казаков Яицких 1500, Гребенских 500, и чего будешь требовать, и в том чинить отправление». 
Из Указа Правительствующего Сената лейб-гвардии капитану князю Александру Бековичу Черкасскому, 
15 марта 1716 г. [7, с.237].

Повествование начинается с ранней российской экспедиции в Хиву. Отметим, что в Указах она называлась «посольством», что, говоря современным языком, предполагает миссию скорее дипломатического характера. Однако подобное предположение оказывается неуместным в контексте начала XVIII века. 
Не сильно согрешив против истины, можно назвать это предприятие Петра Великого авантюрным, исходя хотя бы из задач, поставленных царем. Среди них: обратить хивинского и, по возможности, бухарского ханов к подданству, завести торговлю с Индией, проложить к этому безопасный путь, а также отыскать и взять под контроль месторождения золота на Амударье. Как выяснилось впоследствии, последняя задача была основана на непроверенных данных. 
В 1717 году время к экспансии в Среднюю Азию еще не настало. Несмотря на довольно солидный военный контингент – даже в сравнении с отрядами XIX в. – с артиллерией, драгунским эскадроном (из пленных шведов), казаков и союзных степняков, а также поддержку небольшой флотилии на Каспии, для реализации поставленных задач ресурсов у России еще не хватало.
Князя Александра Бековича-Черкасского, между прочим, принявшего православие, сына князя Большой Кабарды на русской службе, ждала незавидная участь. Несмотря на одержанные в поле победы над численно превосходящими силами хивинского хана Шергазы, поход окончился катастрофой. 
Хан пригласил Бековича-Черкасского прямо в Хиву и изъявил полную покорность. Российский корпус был разделен и рассредоточен на квартирование в разные хивинские города [8]. 
Но это была всего лишь уловка. Разделенные отряды, которым было дано понять, что они находятся в гостях, в качестве сопровождающих посольство русского самодержца, подверглись внезапным нападениям. Почти все были перерезаны, а оставшимся в живых предстояло доживать свой век в рабстве. 
Такой дипломатией ошеломил в ответ государь хивинский. 
Цельных и достоверных сведений о том, сколько человек осталось в рабстве в Хиве, скольких продали дальше в Бухару, не осталось. Однако, бесспорно, вследствие того, что нападения были совершены неожиданно и данные акции не являлись победой в битве, это было наиболее массовое истребление и пленение российских войск в Средней Азии. Во всяком случае, в XVIII–XIX веках.
Художник: Васильев Фёдор Андреевич. «Портрет князя Александра Бековича-Черкасского». 

Одну из наиболее кровавых версий гибели самого Черкасского передал корреспондент «London Evening Standard» Джон Баддели много позднее. Во время поездки Александра III в 1888 г. на Кавказ туда же, для освещения данного визита, был отправлен британский подданный. Баддели собрал обширный материал для книги «Русское завоевание Кавказа». Рассказы местных старожилов позволили обнаружить, что из гребенских казаков, отрядивших несколько сотен человек для экспедиции Черкасского, на родину вернулись только двое, и поведали о трагической судьбе князя. С Бековича-Черкасского заживо содрали кожу, и набитую соломой повесили над главными воротами Хивы [9]. Правда, по версии Тевкелева, переданной российским историком Д. В. Васильевым, хан Шергазы отправил отсеченную голову русского вельможи бухарскому хану, однако, дар был отвергнут [8]. В отличии от сотни пленных солдат, также подаренных Шергазы бухарскому государю. 
Этих пленных бухарский хан Абулфеиз из династии Аштарханидов (правили ханством до воцарения мангытской династии, к которой обратимся позже) принял ласково и поручил им охрану дворца. Здесь мы видим явную параллель с практикой формирования гвардейских частей из иноземцев среди разных правителей. Этот же источник (российский унтер-офицер Ф. Ефремов) рассказывает о первом в нашем повествовании ренегате на службе у среднеазиатских государей: Каплане топчибаши («топчи/тупчи» – пушкарь, «топчибаши» – начальник артиллерии, согласно Т. Бейсембиеву) [10, с. 47].
Но сначала несколько слов об источнике. Если кое-что из повествования Ф. Ефремова, проживавшего в Бухаре позже, при Екатерине Великой, и слышавшего о Каплане и сотне русских, иногда веет сказочностью, то в целом пересказ исторических событий довольно точный. Ведь и жизнь самого Филиппа Ефремова подобна приключенческому роману: сбежав из пугачевского плена, он был схвачен казахами и продан в Бухару, где был выкуплен и подарен Даниал-бию – аталыку при нескольких детях Аштарханидов и будущему правителю Бухары из новой династии мангытов. 
Согласно собственным словам Ефремова, аталык сначала был к нему благосклонен, однако раб попал в немилость после отказа принять ислам. «Положив в большое деревянное корыто с пуд соли, налили в оное горячей воды; когда же соль разошлась и вода остыла, тогда связав меня в утку, всунули в рот деревянную палку и, повалив на спину в корыто, лили мне в рот соленую воду». Дальше желудок очищали, поскольку Даниал-бий его смерти не желал. В итоге аталык взял с него, по крайней мере, присягу в верности, которую Ефремов «по необходимости, наружно, а не внутренне, и учинил». Конечно, будучи подданным Екатерины II, и публикуя подобный материал при ее правлении, а потом при сыне и внуке императрицы, иначе надворный советник Ефремов написать не мог.
Однако он несколько лет верой и правдой прослужил Даниалу, достигнув чина юзбаши (сотника), пока не нашел способ вернуться на родину – через Тибет, Индию и Великобританию. 
Из ценного географического и этнографического материала Ф. Ефремова была составлена книжка, которая пережила несколько переизданий уже в конце XVIII – начале XIX веков. Оттуда же мы узнаем об участи сотни солдат Бековича-Черкасского, подаренных хивинским ханом Шергазы своему соседу, правителю Бухары. 
Удивительна судьба Каплана, чье православное имя обнаружить не удалось, которая переплелась с историей Бухарского ханства эпохи Аштарханидов. Ефремову эту историю передали старики, знавшие о русских гвардейцах хана и, кроме того, он мог слышать фрагменты от своего покровителя Даниал-бия мангыта, который имел большое влияние еще при Абулфеиз-хане, т. е. во времена, когда Каплан топчибаши нес свою службу.
Бухарское имя (которое Ефремов переводит как «Лев» – вероятно, от «Қабылан» – барс), а также привилегированная служба во дворце говорят о том, что Каплан, в отличие от своего биографа, принял ислам. Возможно, это произошло еще в Хиве, при виде того, как большую часть сослуживцев из корпуса Черкасского жестоко перебили. 
Многие иноземцы, в том числе татары, угодившие в бухарский плен или на невольничьи рынки, зачислялись в отряд дворцовой стражи Каплана, который насчитывал впоследствии до 500 человек. В середине 1720-х в ханство вторгаются казахские войска и берут Бухару в кольцо осады. Тогда хан Абулфеиз отправляет на прорыв блокады свою гвардию – пять сотен хорошо вооруженных дворцовых стражников-русских. Они вышли из города ночью и внезапным ружейным огнем обратили осаждающих в бегство. За этот подвиг хан подарил топчибаши целый город в управление – бухарский Вабкент, который стал вотчиной Каплана и его людей, а сам он сделался уважаемым в ханстве человеком. 
Спустя более десяти лет в Среднюю Азию предпринимает поход иранский завоеватель Надир-шах, и в результате нескольких военных поражений бухарский хан Абулфеиз принимает вассальную зависимость от Персии. Это ослабило позиции хана внутри своего государства и привело к заговору мангытских вельмож. Вследствие этого, не вняв советам Каплана (напомним, по-прежнему начальника дворцовой стражи, т. е. личного телохранителя хана) укрепить охрану, Абулфеиз был подвергнут аресту. Каплан со своими русскими бойцами, узнав об этом, сначала запирает ханский дворец и какое-то время находится в осаде, пока до него не донесли, что его господин Абулфеиз, которому он служил почти тридцать лет, обезглавлен по приказу верховного правителя, иранского шаха Надира, новым ханом назначен сын Абулфеиза, а мангытский вельможа Рахим-бек – при нем аталыком. При этом Каплану обещали титул токсабы (начальник подразделения, имеющего собственное знамя [10]; позже приравнивался к русскому подполковнику), а его людям – прежний почет и работу, лишь бы он отказался от бессмысленного сопротивления. 
Каплан отворил врата, а мангыты сдержали обещание, во всяком случае временно и условно. Спустя некоторое время русские стражники дворца были ложно обвинены в покушении на аталыка Рахима. Каплан-токсаба был вызван во дворец, где его умертвили, а после истребили почти всех русских стражников, расселившихся в Бухаре и ­Вабкенте. 
Такую историю об оставшихся после похода князя Черкасского русских передает раб, не ставший ренегатом, путешественник, юзбаши бухарского войска и унтер-офицер российской армии Филипп Ефремов [11].

Сергей-ага

Царский и Высочайший приказ мудрым правителям метрополии Хорезма, праздничной как Рай, ее владыкам и правителям, храбрым вождям народов казахов и каракалпаков, и всем народам под нашей властью, знать, что в год тысяча двести пятьдесят шестом от переселения Пророка (да благословит его Бог и приветствует), в год Мыши, мы стали пребывать в дружеских и близких отношениях с Величайшим Императором, царем русских владений, и стремимся к миру и дружбе с ним... Поэтому, узнав и ознакомившись с целью этого высокого повеления, пусть никто не совершает набегов на русские земли и не покупает русских пленников.
Из фирмана хивинского хана 
Алла-кули 1840 г. [12, с.17].

Больше ста лет прошло со времени злополучного похода князя Черкасского в Хиву. Многое изменилось с тех пор: Российской империей принят в подданство хан Абулхаир и многие старшины Младшего жуза (ок. 1731 г.), со Средним жузом присягнул хан Абылай (ок. 1740 г.). В Астраханской губернии возникла Букеевская орда (Внутренняя Киргизская орда), в первой половине XIX века перестает существовать, во всяком случае, де-юре, ханская власть в степи. Границы империи уперлись в рубежи других среднеазиатских держав. 
Разросшаяся, усилившаяся империя, победительница Фридриха Великого, Наполеона Бонапарта, шахов Ирана из династии Каджаров, османских султанов – больше не могла мириться с набегами со стороны хивинцев, притеснениями купцов, барымтой и грабежами караванов, уводом в неволю российских подданных с дальнейшим обращением их в рабство. По сведениям современника, к 1839 г. было увезено в хивинское рабство до 3000 российских подданных [13, с. 3]. Отмечается, что большей частью это были русские рыбаки на Каспии, казаки, астраханские татары, но упоминаются среди них и пираты, высаживавшиеся на Мангышлаке, грабившие торговые суда и противостоявшие казахам рода адай и туркменам, также промышлявшим морским разбоем.
Участник того похода, впоследствии военный историк и член Русского географического общества капитан Михаил Игнатьевич Иванин метко называет Хиву – Алжиром Средней Азии.
Перед зимней экспедицией (1839–1840 гг.) оренбургского военного губернатора Василия Перовского ставились, конечно, самые многогранные задачи: помимо пресечения торговли рабами и грабежей. Исследование побережья Аральского моря, течения Сырдарьи и Амударьи, повышение авторитета России путем склонения в подданство хивинского хана, пресловутая прокладка торговых путей в Индию, недопущение роста влияния англичан в Средней Азии. 
К этому времени британская Ост-Индская компания уже развязала первую войну в Афганистане, и был занят Кабул. Их продвижение, кажущееся или реальное, вглубь Азии, воспринималось в России как угроза торговым интересам, равно как и за действиями России в Туманном Альбионе и в Калькутте смотрели с настороженностью. Беспокойство вызывало возможное вмешательство в дела их индийских владений. 
Поход Перовского был подготовлен гораздо тщательнее экспедиции времен Петра. Ему предшествовали две исследовательские экспедиции полковника Федора фон Берга, результатом которых стали географические и топографические изыскания, вылившиеся в план похода на Хиву. Кроме того, отряд Перовского сопровождали около двух тысяч казахов с несколькими тысячами верблюдов, которых предоставил хан Букеевской орды Жангир. Кроме проявления лояльности к России у хана были свои мотивы – достать Махамбета Утемисова, выжившего и сумевшего отступить на юг в степи и дальше в хивинские владения, после поражения Исатая Тайманова.
Несмотря на то, что Махамбет и хивинский хан Алла-кули не сумели договориться о совместных действиях, джигиты Утемисова непрестанно терзали четыре колонны отряда Перовского во время изнурительного пути к Эмбенскому и Акбулакскому укреплениям по пути в Хиву. Именно Акбулакское укрепление, куда все-таки добрались российские отряды, стало свидетелем первого серьезного столкновения с хивинской конницей. 
Атака превосходящих сил была отражена. Укрепление и поле боя остались за российским отрядом, а хивинцы были обращены в бегство, однако обе стороны понесли потери. Выгон скота и коней на пастьбу, фуражировка, коммуникации между отрядами, по понятным обстоятельствам, совершались через степь, где господствовали воины Махамбета и хивинцы. Не обходилось без угона коней и, конечно, захвата посыльных, отставших солдат, зазевавшихся казаков. 
Участь одного пленного описана российским военным деятелем, хронистом Туркестанских походов М. А. Терентьевым. Среди потерь во время Акбулакского сражения указан угодивший в плен к хивинцам рядовой: «найденное тело оказалось обожженным, колени проколотыми и сквозь них продета бечевка. Несчастный был изжарен живым, подвешенный за ноги и за руки над костром» [14, с. 150]. И это на глазах у российского отряда (некоторые офицеры порывались выскочить из укреплений, дабы прекратить мучения солдата, но опытным казакам удавалось их удерживать).
Расправа над пленным имела крайне негативное влияние на боевой дух солдат, казаков и сопровождавших отряд казахов-верблюдовожатых. В поход шли с предчувствием легкой победы... 
Эти события, а также суровые погодные условия, стужа, обморожения, падеж скота, болезни, недостаток топлива и недостойное поведение некоторых офицеров привели к неприемлемым небоевым потерям. После Акбулака было принято решение возвращаться в Оренбург. 
Но отступление хивинцев также было наполнено страданиями в зимней степи, голодом и недостатком топлива. Кроме того поражение, нанесенное всего лишь одной частью русского отряда (напомним, колонны было четыре и только часть из этих отрядов заняла Акбулакскую крепость) повлияло на дальнейшее решение хана Алла-кули. 
Хивинский поход губернатора Перовского провалился. Но и хан Алла-кули не почувствовал сладости победы. Здесь нельзя не отметить большой вклад в дальнейшее налаживание отношений между Хивой и Россией, в перемирие и освобождение русских невольников, который внесли английские дипломатические агенты. И хотя к нашей нынешней теме относится разве что британский полковник Чарльз Стоддарт – посланец Ост-Индской компании, который принял ислам в ­Бухаре, – он был подданным другой империи. Трагическая судьба британского офицера и некоторых европейских дипломатов в неизведанной ­Средней Азии заслуживают отдельного ­повествования. 
Само по себе объявление войны со стороны могущественного северного соседа хивинскому хану Алла-кули наносило недопустимый урон (о критической важности торговли Хивы с Россией в тот период писал Г. Данилевский [15]). Война означало прекращение всякой торговли, и хан это быстро осознал стараниями другого своего соседа – бухарского эмира. Отныне Хива могла получать русские товары только через Бухару, к тому же вдвое дороже. Кроме того, существовал осязаемый риск совместного выступления России и Бухары против его державы. По сведениям К. Бутенева такая вероятность не была пустой фантазией хана [16]. Государственные и ханские интересы могли возобладать над чувством единоверия, даже несмотря на то, что Бухара считалась одним из центров ислама в Азии.
Не могла не произвести на хана впечатление и победа малочисленного русского отряда над его конницей при Акбулаке. Хивинские вельможи обрадовались известию об отступлении русских, но хан оставался недоволен: его волновали последствия. 
После недолгих размышлений Алла-кули издает фирман об освобождении русских невольников. Они были отправлены в Оренбург вместе с британским агентом и российскими военнопленными из отряда Перовского. Это был жест доброй воли, первый шаг, сделанный в сторону заключения мира. В составе горестного каравана домой возвращались 419 невольников, томившихся в хивинском рабстве. 
Однако, как выяснилось позднее, не все русские покинули Хиву. И не все они были рабами. 
Державы обменялись посольствами, но перемирие было достигнуто не сразу. 
Переговоры затягивались. Потребовался еще год и прибытие второго посла в Хиву – Г. И. Данилевского (после неудачной миссии слишком высокомерного штабс-капитана Никифорова). Но в тот злополучный 1842 год просвещенный хан Алла-кули умирает. 
Новый хан Хивы, закрепляясь на престоле, маневрируя между влиятельными вельможами, относился к русскому посланцу по-разному: агрессивно, дружелюбно, безразлично. Это было связано с его чиновниками, каждый из которых имел свои интересы и взгляды. Дело для Данилевского шло к тому, чтобы прервать переговоры и вернуться обратно ни с чем, подобно своему заносчивому предшественнику. И тут в процесс вмешивается неожиданный элемент... 
Данилевского тайно посещает хивинский артиллерийский офицер и сообщает жуткое: с послом и всеми членами русской миссии собираются поступить также, как с людьми Бековича-Черкасского более ста лет назад. Намечалась резня. Предупрежденный таким таинственным образом посол, однако, не теряет присутствие духа. В конце концов, что он мог поделать, находясь в столице государства, с которым не было заключено даже перемирия, и с такой безрадостной историей взаимоотношений? 
Данилевский отправляется к ханскому мехтеру (в Хиве – наместник хана по управлению северной частью ханства [10]) и выражает решительный протест. «Русские уже четвертый раз в гостях у вас и дорогу к вам знают…», – пригрозил посол. Эта ли отчаянная речь его или ханская воля, но процесс сдвигается. Чиновники активизируют переговоры, однако, не без тамошней специфики: министры вымогают подарки, которые за длительное время пребывания в Хиве у Данилевского исчерпались. 
Тогда посол снова прислушивается к совету офицера-доброжелателя, который, вероятно, успел сделаться завсегдатаем в его доме. Он рекомендует послу не давать больше взяток и приберечь последние «подарки» до того момента, когда тамга будет приложена к договору. Так Данилевский и поступил, с успехом завершив свою миссию. Кстати, о сребролюбии мехтера и «нобилей» хивинского двора неоднократно упоминает и британский капитан Дж. Аббот, который провел некоторое время при дворе как раз во время экспедиции Перовского.
Но кем же был таинственный доброжелатель Данилевского? 
Это был ренегат. Больше десяти лет этот человек провел в Хиве и дослужился до чина начальника артиллерийской батареи. И это неудивительно, поскольку в своей прошлой жизни этот человек, которого теперь звали Сергей-ага, служил на Кавказе в унтер-офицерском чине фейерверкера, т. е. командира расчета из двух орудий. Но, в отличие от предыдущего героя повествования, Сергей-ага не был пленным или невольником. Он был беглецом. 
Остается только догадываться, какие проступки или тяжелые обстоятельства вынудили его бежать через Каспий в неизведанную и враждебную страну. В 1830 г. он уже был в Хиве, исправил пушки, которые остались там после гибели отряда Черкасского, и стал командиром артрасчета [14, с. 193].
С большой точностью можно утверждать, что он принял ислам, учитывая количество лет, проведенных в Хиве, и тот факт, что он вовсе не собирался возвращаться обратно, даже когда хан Алла-кули отпустил русских невольников. Хивинская артиллерия в Акбулакском деле не участвовала, так что можно предполагать, что ­Сергей-ага не поднимал оружия против своих. Бывших своих. И когда он увидел соотечественников, попавших в затруднение, бесспорно рискуя своим благосостоянием, он не только предупредил об опасности, но помог дельными советами старожила. 
Среди пунктов подписанного с его помощью документа значились такие условия: не держать в неволе русских пленных и охранять как личность, так и имущество всякого русского подданного; выдавать русских беглых и мятежников, укрывающихся в хивинских пределах. Хочется верить, что благородство Г. Данилевского простиралось достаточно широко, чтобы не настаивать на немедленном выполнении второго пункта, и Сергей-ага благополучно остался в приютившем его новом отечестве. 
Удивительно, но, по всей вероятности, и Сергей-ага был не единственным оставшимся в Хиве русским, и 419-ю отпущенными невольниками список не исчерпывался. Двадцать один год спустя британский агент А. Вамбери встретил еще двоих русских в северном хивинском городе Кунграде: двоих зажиточных людей с большими семьями. Агент пишет: «Попав в плен, эти солдаты из армии Перовского получили свободу от Мухаммед Эмин-хана [сын Алла-кули. – Прим. авт.] при условии, что они примут ислам. Одному подарили персидскую рабыню. Смуглая иранка и белокурый сын севера живут в добром согласии, и, хотя бывшему солдату много раз уже представлялась возможность вернуться на родину, он все же не смог решиться покинуть приемное отечество на берегу Оксуса» [17, c. 106]. 

Продолжение следует…

 

ЛИТЕРАТУРА

1. Вамбери А. Очерки Средней Азии. – Москва: Типография А. И. Мамонтова и Ко, 1868.
2. Uyar M. and Erickson E. J. A Military History of the Ottomans [Военная история Османов]. Greenwood publishing group, 2009. 
3. Britannica, The Editors of Encyclopaedia. «Mahmud I». Encyclopedia Britannica, 29 Jul. 2024, https://www.britannica.com/biography/Mahmud-I. Accessed 25 September 2024.
4. Inżynierowie polscy XIX i XX wieku, 100 najwybitniejszych polskich twórców techniki [Польские инженеры XIX и XX веков, 100 самых выдающихся польских строителей техники] (red. Józej Piłatowicz). Polskie Towarzystwo Historii Techniki. Warszawa. 2001, 23–24.
5. Мусульманские и православные миссионеры в Казахстане: деятельность и результаты (XIX – начало XX веков). Сборник документов и материалов / Сост.: З. Т. Садвокасова, Б. Т. Жанаев, М. Р. Сатенова, Р. Е. Оразов, С. К. Рустемов. – Алматы: Литера-М, 2021. – 528 с.
6. Зобнин Ф. К. Рабы и толенгуты в Казахской степи 2-е изд. доп. – Астана: «Алтын кітап», 2007, – 280 с.
7. Материалы Военно-ученого архива Главного штаба / Под ред. А. Ф. Бычкова. Т.1. СПб.: Печатня В. И. Головина, 1871. 
8. Васильев Д. В. Страница азиатской политики Петра I: к истории похода Бековича-Черкасского в Хиву» // Известия Самарского научного центра Российской академии наук, vol. 17, no. 3-1, 2015, pp. 24–29.
9. John F. Baddeley, The Russian Conquest of the Caucasus [Завоевание Кавказа Россией], Longmans, Green and Co, 1908.
10. Бейсембиев Т. К. Кокандская историография: Исследование по источниковедению Средней Азии XVIII–XIX веков. Алматы: ТОО «Print-S», 2009. – 1263 с.
11. Странствования Филиппа Ефремова в Киргизской степи, Бухаре, Хиве, Персии, Тибете и Индии и возвращение его оттуда чрез Англию в Россию. Казань: университетская типография, 1811.
12. Walter Ratliff. Pilgrims on the Silk Road. A Muslim-Christian Encounter in Khiva. – Oregon: Wipf and Stock Publishers, 2010, – 293 p.
13. Иванин М. Описание зимнего похода в Хиву 1839–1840 гг. – С.-Петербург, 1874.
14. Терентьев М. А. История завоевания Средней Азии. Т.1. СПб, 1906. – 510 с.
15. Данилевский Г. И. Описание Хивинского ханства // Записки Императорского Русского географического общества. Кн. V. СПб, 1851.
16. Маликов A. Бухарский эмират в материалах миссии К. Ф. Бутенева // Научный сборник «Марказий Осиёда интеллектуал мерос: анъаналар ва инновациялар (XIX–XX аср. бошлари). Тошкент: Ўзбекистон ФА Тарих институти, 2018, с. 331–336.
17. Вамбери А. Путешествие по Средней Азии. 2-е доп. издание. – Астана: «Алтын Кітап», 2007, – 315 с.
 

2415 раз

показано

0

комментарий

Подпишитесь на наш Telegram канал

узнавайте все интересующие вас новости первыми

МЫСЛЬ №9

30 Сентября, 2024

Скачать (PDF)

Редактор блогы

Сагимбеков Асыл Уланович

Блог главного редактора журнала «Мысль»