- Время
- 31 Января, 2025
С ВЕРОЙ В ДУХОВНОСТЬ

«Совесть, Благородство и Достоинство.
Вот оно, святое наше воинство!»
Б. Окуджава
Чтобы ощутить сполна любовь к миру и жизни в самых неприхотливых ее сюжетах, достаточно хотя бы раз увидеть живопись Дулата Алиева. Нет, не броское многоцветье красок или сочные контрасты света и тени поведут вас за собой в страну по имени Красота. Речь совсем о другом.
После завершения учебы в стенах института им. И. Е. Репина (Санкт-Петербург), Дулат приезжает в Алматы. Здесь он преподает в художественном училище, затем – в колледже при Академии художеств. Вместе с другом, сокурсником и коллегой К. Ахметжановым активно включается в творческую жизнь Союза художников Казахстана, участвуя во множестве выставок. Позднее его произведения обретут славу далеко за пределами родины, во множестве зарубежных музеев и частных коллекций.
За спокойной, непроницаемой внешней оболочкой – мощный темперамент борца. Это проявилось не вдруг. Понадобилось порядка полутора десятилетий после завершения этапа ученичества, чтобы внутренняя потребность правды, изливаемая на холсты, взорвала привычные представления о повседневности. Это случилось в 80-е, после показа в Алматы серии работ на тему «Корабль дураков» (1984), «Сограждане» (1983), «На остановке» и других.
Эпатаж как средство привлечения внимания публики? Ничуть! Тогда Дулат как-то обмолвился: «Знаешь, беру этюдник, краски, иду в воскресный день писать природу. Озеро Сайран очень красиво, особенно с панорамой гор. Начинаю работать, а рядом... И вот, получается совсем другое...». А рядом, словно бы привычные сценки с пьяными отдыхающими, хламом и грязью после пикников, испуганными глазами наблюдающих все это детей... То, о чем никто из живописцев не решился сказать в творчестве. А художник Дулат Алиев осмелился высказаться вслух обо всех горьких коллизиях окружающего бытия. И был понят, к счастью. Время переменилось. И следствием этого стала награда, присвоение Государственной премии Казахстана.
Поводом для недавней встречи с Дулатом стала выставка, в которой он представил свое творчество на новом этапе. Очень деликатный и простой в общении, он не любит этот жанр – разговорный, доверяя больше делу, чем словам о нем. А дело его жизни, – не боюсь показаться высокопарной, – стоит серьезного, внимательного и бережного отношения. Речь об Искусстве, творимом добрым, умным человеком, живущим в атмосфере веры и служения Истине. У него – семья из 4-х человек. Двое детей: сын и дочь. И все, что написал Дулат Алиев о жизни в своих картинах – мир собственных переживаний и открытий, где огромная роль отведена самым близким и знаемым, самым любимым людям – семье. Был этап, когда вся «мерзость запустения» в человеческих душах и поступках заставляла писать полотна, наполненные горечью и болью («Корабль дураков», «На остановке» и др.), но это была реальная картина нашего бытия. Как очищение от скверны житейских передряг воспринимались сцены семейной жизни, согретые нежностью и отеческим теплом.
Полотно «Пир жизни» (2003) главенствует в экспозиции юбилейной выставки. Исполненное маслом, оно поразило ярко выраженной графичностью, плоскостно выстроенной перспективой, уходящей в необозримую глубину пространства. Архитектурные стили всех времен и народов – в причудливых сооружениях с их извечным ритмом жизни – неспешной и стремительной, созерцательной или суетливой, в полном согласии с характерами людей, здесь обитающих. Словно со всех точек земного шара собрались они в этом вечном и вневременном пристанище, образуя некую формулу Жизни земной. А Художник, словно бы сверху, взирает на это живое действо в печальной задумчивости, вопрошая: кто мы есть? зачем? что творим? И пытается дать ответ, будя в душе каждого зрителя те же проблемы и вопросы.
От выставки к выставке, – а Дулат не столь уж часто выставлялся, – зритель наблюдал эволюцию художника. И вот теперь, на очередном «витке» его развития, мы видим художника в новом качестве. И это касается не только отдельного периода его творчества. Впрочем, лучше об этом рассказал он сам:
– Вот что мне стало понятно. Каждый художник, оказывается, живет циклами. Допустим, 10 лет проходит, и это остается в истории. Затем – еще 10. Сейчас я на таком этапе – как бы снова учеником стал. Снова чувствую потребность найти себя, как художник. Конечно, я стал сейчас мудрее. В чем? Понял, что нельзя стремиться своими работами шокировать кого-то. Наверное, по молодости мне хотелось привлечь внимание, как дикое хищное растение выпускает яркие цветы и хочет привлечь этим бабочку, пчелу, да? И у многих художников зачастую, особенно у молодых, это присутствует. Ну, и у меня тоже было. Сейчас я этого не хочу. Потому что я больше начал ценить простые и вечные моменты жизни. Как бы увидел, открыл для себя красоту тихих, неярких цветов. В молодости я позволял себе какие-то кричащие, порой неоправданные цвета. А сейчас вижу, что можно громко сказать и тихим голосом. Можно крикнуть шепотом.
– Как ты пришел к сюжетам из Евангелия? С чем это связано?
– В них заключена мудрость. Мудрость человеческая. Меня вообще всегда они занимали, потому что я всю жизнь связан с искусством, изучая старых мастеров. А их искусство, вся эпоха Возрождения строилась на евангельских сюжетах. Еще в студенческие годы помню что-то похожее на ностальгию. Мне всегда хотелось писать на такие темы, и я сожалел, что не европеец, не живу хотя бы в XIX веке и не пишу на такие сюжеты. Именно сейчас пришли ко мне и смелость, и мудрость. Я пришел к выводу, что если сердце желает, то нужно этим заниматься.
– Что же руководит этим твоим желанием?
– Я сейчас очень хорошо себе представляю, что существует живой Бог. Он существует и избирает кого-то. Я уверен, что именно Он внушил мне эти евангельские сюжеты. Может быть, Он хочет, чтобы через мои картины люди покаялись, что ли... Я счастлив, я сознаю, что Бог меня избрал и ведет.
– Скажи, пожалуйста, в самом начале этого пути ты колебался, медлил, сопротивлялся или...?
– Искренне говоря, вначале я был, как во сне. Вспоминаю, как все началось. Кажется, в 89-м или 90-м году. Помню, у нас был пленум в Союзе Художников. Я пришел домой, поставил большой картон и написал на нем распятие. А потом... У меня всегда возникают сомнения уже потом, когда сделал работу: нужно ли это кому-нибудь, заинтересуется ли кто-либо этим или нет... А во время работы я этим поглощен и сомнений нет. Я тогда еще не имел веры, но кто-то словно заставлял меня эти сюжеты писать. И невозможно было себя остановить. Один за другим стали возникать другие сюжеты, «Тайные вечери». Тогда в моих сомнениях меня очень поддержала жена. А сейчас? Я уже меньше работаю над этими картинами. Но я уже другими глазами на них смотрю, могу сказать, что с верой работаю над ними. Это не религия, это – вера.
– А прежде ты над этим задумывался?
– Вот что я подумал: с первой половины 80-х годов у меня появились сюжеты с пьяницами, кораблями, собирательницами бутылок. Люди пьют пиво, едят шашлык. Что меня тогда вело? До того я писал степь, чабанов, юрты, немного похоже на Павла Кузнецова. И вдруг, так резко... После этих сюжетов – их назвали «остро-социальные темы», – появилась семейная тема. Затем – евангельские сюжеты. Недавно, как бы сказать, было мне откровение. Оно прошло в моих картинах, хотя до меня еще многие художники это показывали – насколько мир грешен, насколько мы все грешны. И мои картины, не мною ведомые, спонтанно показывают: мир должен прийти к покаянию, он должен оглянуться, должен вернуться к Богу!
– То есть, ничто не случайно, во всем есть логика?
– Да! Именно! Я это уловил и поразился этому. И это меня радует. А сейчас пишу пейзажи и вместе с тем обращаюсь к темам социальным и вневременным, картинам Жизни.
– А как твои дети, они реагируют на творчество, на твои картины?
– Вообще, я увидел на своей семье, что картины – они еще воспитывают человека. Дети мои с грудного возраста видят мои картины, они вдохнули запах красок. Интересуются, почему нарисовал того или этого героя. И на основе картины возникает разговор. И сам того не замечая, и работами, и их объяснением я занимаюсь воспитанием детей.
– А конкретные примеры есть?
– Помню, сыну было пять или шесть лет. Обычно дети в этом возрасте рисуют солнце, корабли, ракеты, все светлое. А он вдруг огромную панораму изобразил, где люди на природе кутят, пьют, кругом – банки, стекла разбитые... И объясняет мне: «Люди портят природу». У них уже возникает правильный взгляд на мир, на природу, на людей. И я рад, что влияю своими картинами на детей своих, на семью. Считаю, что этим очень многого добился в жизни.
– А та колоссальная аудитория, зрители, которые через твои картины приходят к себе?
– Ну, это громко сказано. У меня лично всегда присутствовало 10-20 человек, которые любят мои картины, – и этого достаточно для меня, как для художника. Я давно уже понял, что нельзя всем нравиться, невозможно. Многообразие людей, многообразие психологий, взглядов, миропонимания. Кого-то, я точно знаю, страшно раздражают мои картины (смеется. – С. Б.). Сейчас, через свою веру, знаю, что весь этот мир – ничто по сравнению с тем, что ждет человека в Будущем. Ты, конечно, внутренне улыбаешься таким переменам во мне... Невозможно человека переменить какими-то воспитательными, моральными уроками. Невозможно внушить, что, мол, не желай имущество ближнего, или выпучив глаза, не мечтай о какой-то дорогой вещи. Это невозможно внушить. Это приходит только с Богом. Понимание через Веру. Со мной это произошло. И никому не нужно было меня воспитывать, внушать мне... И я теперь очень спокоен. Он мне дал свободу. У меня страх прошел. Человека всегда гнетет страх смерти. Вот – богатый человек. Он все имеет: несколько домов в каждой стране, в Европе, в Америке, несколько десятков автомашин, горы денег, множество любовниц, да? Но когда он ложится спать, его держит этот животный страх. О том, что впереди ждет смерть. И что все это он не может унести с собой. Он с собой унесет только все свои грехи. И страх этот от того, что есть в сердце у человека пустующее место. Это место должен занять Бог. Надо только позвать Его, впустить в свое открытое сердце и страх уйдет.
– Что бы ты пожелал всем детям – в лице ли своих детишек или, в целом, в лице юных поколений?
– Главное, что я хочу пожелать – и не только детям, но и взрослым – человеку это сделать никогда не поздно – не забывать Бога. Повернуться к Нему. И тогда они увидят, насколько все их действия, любое их движение станет целенаправленным. Очень многие люди сейчас суетятся со своей, якобы, деятельностью. На самом деле это все – холостые обороты. Духовности в этом нет. Души – тоже. Их ведут только какие-то честолюбивые потребности, удовлетворение своих насущных житейских моментов. А за этим всем – пустота. Жизнь наша, как сцена на остановке. Переполненный трамвай приехал. Мы все бросаемся, стараемся быстро залезть, отталкиваем ближнего, цепляемся. Но кто-то залез, кто-то не залез. Ну, залез я. Разве это мне успокоение принесло? А куда я еду, куда я приеду? Я даже не знаю...
– А если домой, где тебя ждут дети, жена?
– Когда без Бога ты приехал домой, то эта пустота все равно тебя точит.
– И все-таки, все-таки... Что бы ты пожелал детям своим в будущем более конкретно?
– Если говорить о профессии, я бы хотел, чтобы они – я свое дело очень люблю – именно этим делом занимались. Почему? У меня в этом смысле очень корыстные цели (с улыбкой. – С. Б.). Потому что, занимаясь всегда искусством, живописью, я всегда буду духовно близок с детьми своими. И пока мы живем, я бы хотел провести с детьми эти годы в понимании. Когда у людей одна профессия, эта духовная близость всегда есть. Дети будут понимать мои проблемы, я – взаимно. Я рад, что они занимаются моим делом. Все соседские дети знают, что они – художники. И даже сейчас эту духовную близость я ощущаю, а в перспективе? Я не могу планы строить. Допустим, не знаю, что будет через секунду. А глобально? Жизнь тем и интересна, что всегда неожиданна. А когда строишь планы – вот это написать, вот это – то уже скучно…».
Зная художника со студенчества, слушая его, испытала сильное волнение. Масштаб Личности! Но не социальная сфера, отраженная Дулатом Алиевым с откровенностью чистой души, трогает мое сердце. Нет ничего добрее и светлее его циклов, посвященных самым дорогим людям: жене и детям.
Пастелью и маслом автор запечатлевает чудо жизни, каждый из ее дней, воплощенных в мигах бытия, близких каждому в этом мире. Малыш на руках матери, спящий младенец, хозяйка на кухне, играющие дети, мальчик в отцовском одеянии, девочка-подросток – словом, жизнь художника. Мгновения, останавливаемые кистью, они длятся и длятся, привораживая зрителя. И неважно, портрет ли это, сделанный гладкописью в стиле старых мастеров западноевропейской школы, или пастозное письмо с локальными пятнами цвета и графическим построением форм – ремеслом художник владеет мастерски, совершенно.
Главное качество его искусства – трепетное чувство любви и сопричастности ко всякому явлению жизни. Оно удалено во времени («Гибель Отрара», 1982), ныне текущий поток жизни («Портрет жизни», 1984, «Портрет детей», 1985) или вехи дней грядущих. Во всем – печать неуспокоенности и стремление преобразить мир служением Прекрасному.
Отсюда доброта, благородство и бесконечное терпение. И Вера. Как сказал поэт Булат Окуджава: «Совесть, Благородство и Достоинство – вот оно, святое наше воинство!».
Судьба благодарит художника в лице сотен учеников и поклонников его таланта, подросших детей, следующих по его стопам, творческой молодежи, мечтающей быть похожей на мастера по имени Дулат Алиев. И возлагает большие надежды.
Он улыбался, весь преображаясь, и, наконец-то, заговорил. А рядом молчали его картины: портреты, жанровые сюжеты, «Благовещения», «Вечери», натюрморты... И огромное полотно «Пир жизни». А, казалось, зал был полон звуков, вопрошающих, восклицающих, плывущих, подобно звукам органа. Спасибо, Художник!
Сауле БЕККУЛОВА,
кандидат искусствоведения, доцент,
член Союзов художников СССР
и Казахстана

1891 раз
показано0
комментарий