• Время
• 20 Мая, 2024

ЯЗЫК ДОМБРЫ

Известная исполнительница казахских народных песен в жанре терме Татьяна Бурмистрова называет домбру продолжением себя, отражением своей души. По словам Татьяны Николаевны, древний инструмент способен передать внутренний мир человека, озвучить его мысли и чувства. Домбра усиливает радость на праздниках и разделяет с человеком печаль в моменты грусти, душевных переживаний. Именно поэтому Татьяна Бурмистрова любит домбру.

Исполнительница рассказала, что начала осваивать самый популярный в степи инструмент в 10-летнем возрасте, но мелодии домбры ей знакомы с раннего детства. В ауле, где росла Татьяна Николаевна, домбра звучала отовсюду. Во многом через мелодии домбры она постигала казахский язык, казахскую культуру. Позже, когда Татьяна Бурмистрова начала свой профессиональный путь в искусстве, домбровая музыка стала стимулом к развитию знаний в области казахского языка. С помощью домбры исполнительница делилась своей любовью к народному казахскому музыкальному искусству, выступая на концертных площадках республики и ­за пределами Казахстана. По словам Татьяны Николаевны, домбра обладает великой созидательной силой, она объединяет людей в стремлении к прекрасному, в их желании созидать и совершать добрые дела. 
В интервью исполнительница рассказала нам о своем пути в искусство, поделилась своими суждениями о домбровой музыке и важности изучения казахского языка для понимания мировоззрения и культуры народа. 
– Мой папа был родом из Саратова. Его жизнь в Центральной Азии началась с Туркмении, с города Мары. О том, как семья попала в Туркмению, он не рассказывал и пресекал все попытки затронуть эту тему, когда заходили разговоры об истории семьи. Из Туркмении он ушел на фронт, прошел войну, вернулся и поступил в Самаркандский сельскохозяйственный институт. Затем, получив диплом, был направлен ветеринаром на работу в Южный Казахстан. Так он оказался в отдаленном райцентре Шаян Алгабасского района, а в 1961 году его направили директором в целинный поселок Алгабас.
Тогда еще бабушка сетовала, что мы и так живем далеко от города, а тут еще дальше в степь. Это был поселок Каракесек, где в основном жили казахские семьи. Но уже позже туда стали приезжать представители других этносов – немцы, узбеки, корейцы, украинцы. Но в основном все говорили на казахском языке – приезжие осваивали язык, и это было обычным делом, – поделилась Татьяна Бурмистрова. 
– Татьяна Николаевна, с какого возраста Вы помните себя разговаривающей на казахском языке? 
– С раннего детства. Поскольку в аул прибывали разные этносы, то было решено открыть русскую школу. На уроках мы говорили по-русски, а когда выбегали на перемену в школьный двор, все общались на казахском. И это не было какой-то целью, просто по-казахски говорили все вокруг. Будучи ребенком, я даже не задумывалась, на каком языке я говорю, просто я находилась в этой среде, и мне было комфортно говорить по-казахски. 
К слову, в ту пору в сельской местности говорили на красивом казахском языке – речь была насыщена пословицами, поговорками, народной мудростью. Какие-то речевые обороты я не понимала, но старалась это узнать, расспрашивала старших. Позже я ощутила потребность в развитии своих знаний по казахскому языку, решила расширять свой словарный запас, читая те же пословицы, народные сказания, которые несут глубокий смысл. Это была лексика, носителем которой был народ. Недаром знаменитый собиратель фольклора Владимир Даль настаивал, что красив не тот язык, на котором говорят в городах, а тот, на котором говорят в глубинке, тот, на котором общается народ. К слову, Достоевский считал так же. 
– В одном из интервью Вы говорили, что после школы продолжили изучать казахский язык. Как Вы пополняли свои знания? 
– Переехав в Алма-Ату и поступив в медицинский институт, ощутила потребность в большем знании казахского языка. В тот же период вместе с актером Кудайбергеном Султанбаевым я вела на телеканале «Казахстан» передачу «Алтыбакан» и не всегда находила слова, чтобы ответить на его реплики. Это явилось стимулом к совершенствованию знаний. Так я начала расширять свои познания, но не с помощью педагогов, а с помощью сборников с теми же пословицами, поговорками – приобрела хорошую книгу, где были собраны крылатые фразы. Не все собранные в книге пословицы были мне понятны, но я вникала, и было большой радостью, когда я постигала их смысл, проникала в суть, понимала их глубокое значение. Меня никто не заставлял, никто не направлял, это было мое желание, я ощущала в этом духовную потребность и насущную необходимость. 
– Бывает, что взрослые люди скептически относятся к изучению языков, в том числе ввиду нехватки времени. Что бы Вы сказали по этому поводу?
– Я взяла за основу мудрость о том, что, пока человек не закроет глаза, он должен чему-то обучаться. Мы не рождаемся сразу со знаниями, мы приобретаем их, и в этом деле будет успешен тот, кто найдет время и, главное, проявит желание впитать знания, в данном случае казахский язык. Да, есть люди, которые не рассуждают в подобном ключе, думают, мол, окончил школу, вуз и хватит учиться. Я не согласна с такой точкой зрения, не согласна с тем, что возраст может быть помехой для обучения: если есть цель, то нужно учиться, а желание дос­тичь результата будет стимулом. Конечно, человек не может все знать, но не надо путать незнание с невежеством, тем более что сегодня в нашем распоряжении есть интернет, который открывает широкие возможности для самообразования, для совместного обучения детей и взрослых. В моем детстве не было интернета, но воспитатели в детском саду и школьные учителя старались, чтобы мы читали, изучали казахский и иностранный языки. Давая нам книги, учителя говорили: если не прочитаете эти книги, другие не дадим.
Поэтому за школьные годы мы успели узнать то, что нужно знать образованным людям, это касалось и языка. 
– Можно ли говорить о том, что в Вашем мировосприятии домбра и казахский язык неотделимы друг от друга?
– Конечно, ведь язык народа – это часть его культуры. Казахская культура окружала меня с малых лет, это был мир, в котором я росла. К слову, в моем детстве организовывались творческие смотры домбристов, айтысы. Будучи школьниками, мы читали стихи на казахском языке, пели песни под домбру. Состязания были самыми разными – внутри школы, между школами, на уровне района, области. В них участвовали все ученики, это было в порядке вещей. Такие конкурсы очень полезны, они развивают ребенка. Конечно, далеко не все стали домбристами или акынами, но они узнали основы народного искусства. В наше время есть все возможности для организации таких конкурсов, фестивалей, можно даже участвовать онлайн, поэтому нужно проводить как можно больше таких смотров, именно по классической домбре. 
– Когда Вы стали учиться играть на домбре?
– Все началось с тех самых школьных конкурсов – я пела песни под баян, на баяне играл аккомпаниатор. Все шло успешно, пока однажды в перерыве конкурса я вместе с другими девочками не объелась мороженого – за ним далеко не нужно было ходить, его продавали там же. У меня заболело горло, и над дальнейшим выступлением нависла угроза. Но деваться было некуда – нужно было выступать. Я попросила баяниста изменить тональность, он подстраивался, как мог, я спела, но осталась недовольна. Тогда у меня и возникла идея – как было бы здорово самой себе аккомпанировать. И тут как раз обратила внимание на ребят-домбристов – и песни исполняют, и сами себе на домбре аккомпанируют. Мне это очень понравилось, и я загорелась идеей освоить домбру. Конечно, можно было научиться играть на баяне, но мне понравился именно струнный инструмент: почувствовала, что его звуки отражают то, что таится в душе. Так я поставила себе цель научиться играть на домбре. Должна сказать, что профессионального преподавателя в ауле не было. Но тому, кто к чему-то стремится, помогает сама судьба. К нам в село переехала одна семья, где дети раньше учились играть на домбре. Я попросила их помочь мне освоить инструмент, и мне помогли. Обучение происходило на слух, и я довольно быстро все осваивала. К слову, по нотам я не играю до сих пор. 
– У Вас были мысли поступить в консерваторию? 
– После школы я поступила в медицинский институт и без отрыва от учебы в нем параллельно поступила в консерваторию и музыкальное училище, где осваивала жанр терме у Гарифуллы Курмангалиева. 
В консерватории меня обучал профессор Мухитов. Он настаивал на том, чтобы я освоила нотную грамоту, но учиться в трех местах одновременно было непросто, я буквально разрывалась. Бывало, что пропускала пары в медицинском институте в пользу консерватории или музыкального училища. Такое положение дел мне совсем не нравилось. Постепенно я пришла к пониманию, что надо сконцентрироваться на чем-то одном, и остановила выбор на медицинском институте. Тогда считала, что медицина станет моим призванием, окончила институт, начала работать. Желание стать профессиональным врачом, впрочем, подкреплялось тем, что моя мама была очень хорошей оперирующей сестрой, ассистировала у нас в районе профессору Падалке, по-видимому, ссыльному, – потом в Москве он возглавил институт нейрохирургии. Но бывает, что родители видят для своих детей один путь, а судьба решает по-другому… Со временем я поняла, что все-таки мое призвание – это сцена и домбра. 
Из-за большой занятости в медицинском институте я так и не освоила нот, но все время играла на слух, при этом развивая технику, и это приносило результаты, помогало расширять репертуар.
– Ваш любимый музыкальный жанр – терме. Чем он Вам близок?
– В терме заложена мудрость народа. Помните, как в Библии, в начале было слово. Вот и в казахской культуре слово имеет главенствующее значение, и у Абая одно из самых известных его произведений называется «Книга слов». Глагол «теру» в переводе с казахского означает «собирать». Это двустишия или четверостишия, в которых собраны сливки мудрости. Исполнение терме длится от трех до семи минут в зависимости от протяженности стиха. При этом сам стих должен быть незыблем, он не допускает импровизации, а музыкальный аккомпанемент – допускает. Потому что в данном случае музыка выступает как фон, как драматическая или в каких-то случаях комедийная окраска. Манера исполнения терме уже зависит от самого исполнителя и от смысла – оно может быть медленным или быстрым.
– Как Вы формируете свой репертуар?
– Это исследовательская работа, которая доставляет мне большое удовольствие. У казахского народа богатое культурное наследие. Многие кюи, чье авторство принадлежит именитым жырау, включены в сборники, например, в такие книги, как «Повествование пяти веков», «Повествование семи веков». Это кладезь мудрости, постигать которую очень интересно.
– В 1970-е в Казахстане гремели имена трех Татьян – Бурмистровой, Полтавской и Мартыненко, которые пели на казахском. Вы сейчас выступаете вместе?
– Сначала на телевидении появилась я, потом Полтавская, студентка Талдыкорганского пединститута, она училась вокалу, за ней – Мартыненко из института культуры, она играла на баяне. Втроем мы пели только один раз, в «Тамаше». О нас сняли фильм «Три Татьяны и Надежда». Все думают, мы поем втроем. Но пою я одна, сама начинала, сама и осталась. Полтавская уже давно живет в Москве, Мартыненко – в Шымкенте.
– Вы участвуете в айтысах. Какими качествами должен обладать айтыскер?
– Я не айтыскер. Меня приглашают на айтысы как сольного исполнителя, выступающего в перерывах между состязаниями акынов. На ваш вопрос лучше всего ответит сам айтыскер, но, думаю, что здесь главное не только остроумие, но и умение работать со словом. Как я уже говорила, слово очень почитаемо в казахской традиции, и нужно его уважать. И, конечно, айтыскер должен быть разносторонне развитым человеком.
– У многих артистов есть свои талисманы, поверья. Как с этим обстоит дело у Вас?
– Расскажу один случай. В 1988-м я поехала в Туркестан по святым местам, была на могиле Хазрет Султана. Многие знаменитости просили похоронить их рядом с ним. Смотрю, на плите написано: «Каз дауысты Казыбек» – «Сладкоголосый Казыбек». Смотрительница сказала: «Когда будешь на сцене, проси его о помощи». Прошло время, я поехала в Моинкум. Он на границе с Россией, где ни казахского радио, ни телевидения, и мое имя там ни о чем не говорит. Думаю, как же мне пробиться к зрителям. И тут вспомнила про каз дауысты Казыбек, обратилась к нему мысленно. И после этого все как-то пошло само собой.
– Сегодня исполнение на домбре приобретает различные формы, в частности, некоторые музыканты предлагают современные аранжировки степной классики, как Вы к этому относитесь?
– Мне близко исконное исполнение домбровых произведений, народная классика. Как-то по этому поводу я беседовала с известным павлодарским музыковедом Наумом Шафером. Он говорил о том, что важно развивать исконное, традиционное искусство – это тот родник, который никогда не иссякнет, именно традиционная музыка передает характер народа и раскрывает его душу.

Юрий ЮРЬЕВ, 
журналист
Фото Юрия БЕККЕРА