• Исторические страницы
• 15 Апреля, 2022

ЦИВИЛИЗАЦИОННЫЙ ФЕНОМЕН МОНГОЛЬСКОГО ПУТИ

Бахытжан АУЕЛЬБЕКОВ, 
обозреватель

Одним из главных результатов монгольских походов XIII века было то, что вследствие монгольской экспансии были проложены два великих Пути – Шелковый и Монгольский.

Определенное движение товаров по этим маршрутам, естественно,  имело место даже  в самые давние, еще античные времена (и даже в некоторой степени еще  задолго  до зарождения самой античности), но тогда это движение было очень узким, незначительным, неустойчивым и часто прерывавшимся, порой на столетия. Тот же Шелковый путь, к примеру,  по-настоящему стал оформляться только в результате арабской экспансии, которая привела к созданию исламосферы и достаточно плотно связала огромное пространство от мавританской Испании до Северной Индии в некое противоречивое, нередко враждующее внутри себя единство. Но как полноценный маршрут, как мировая коммуникация, обеспечивающая движение  бурного потока товаров и капиталов  Шелковый путь  заработал только после монгольских походов и одновременно как их следствие. Не следует забывать, что и сами монгольские правители вполне осознанно и целенаправленно прилагали огромные усилия для развития этого, не имевшего аналогов в предшествующей мировой истории, транспортного маршрута.

К развитию этой глобальной общеконтинентальной коммуникации, разумеется,  прикладывали усилия не только монгольские правители, но и вообще все государственные образования континента, но вклад монголов тут оказался решающим: они завершили строительство новой мировой экономической системы, которая хотя и начала складываться за столетия до их прихода, но мир тогда еще не был готов к переходу на качественно иной уровень развития. Не был готов по причинам экономическим (еще был недостаточно высок уровень экономического развития, предстояло накопить необходимый экономический потенциал для рывка, ­­­  т. е. нарастить производительные силы и нарастить само производство) и демографическим (недостаточная численность и плотность населения, прежде всего, городского). Когда мир созрел для новой формы объединения, объединители в лице монголов появились, и качественный скачок в развитии человечества состоялся. А предварительную работу проделали арабы, за шесть столетий до монголов, которые, по сути, завершили работу арабов.)

Джеймс Олдридж пишет о Каире, который после монгольских походов превратился в крупнейший  мировой центр международной торговли: «Дальновидный ан-Насир (Мухаммад ан-Насир, мамлюкский султан Египта. – Б. А.) заключал выгодные союзы, в частности, с Золотой Ордой… К середине XIV века Египет был более централизованным государством, чем, скажем, республика Флоренция и другие страдавшие от междоусобиц итальянские государства… Почти все товары, направлявшиеся с Востока в Венецию и другие города Европы, сначала проходили через Каир, и таможенный контроль был поистине «золотым дном» для каирских купцов, мамлюков и султанов… В  распоряжении торговцев были рынки и базары, дома купцов, специальные места, где заключались сделки, причем у каждого места было особое назначение…  Так, например, «касария» означал самый крупный рынок, тогда как «сук»  был обычным, повседневным рынком. «Викаля»  –  это особый тип караван-сарая  –  открытый двор, вокруг которого находились комнаты, где мог провести ночь и сложить товары приезжий купец. «Хан» –  это тоже обширный двор, где складывали товары, а в окружавших его стенах были жилые комнаты. «Фундук» был своего рода гостиницей для купцов и их покупателей.

Многие ханы и суки торгуют и сейчас… Макризи подробно и увлекательно  описывает ханы и суки, где, как и сейчас, можно было купить все что угодно: мыло и масла, шелк и сезам, варенье, фрукты, орехи, одежду, индиго и пряности. Макризи упоминает один сук, который был так забит большими и маленькими сундуками, что только в центре двора оставался проход  для  покупателей. Сундуки были набиты золотом и серебром  – «обилие богатства  поистине  изумляло».  По-видимому, существовала какая-то гарантия безопасности рынков и видалей, иначе нельзя было бы вести такую широкую открытую торговлю и сделки за наличные деньги. Банков не существовало, и купцам приходилось носить при себе все золото, причем это были не просто наличные деньги на текущие расходы, а весь накопленный ими капитал – иногда весьма значительный» (Олдридж Дж. «Каир. Биография города», Cairo, 1969).

Европа в тот исторически период была  в экономическом, да и во всех других отношениях довольно-таки  отсталым регионом. А потому ее участие в международной торговле было достаточно умеренным, несмотря на то, что Крестовые походы активизировали ее связи с Востоком.

Американский антрополог Джаред Даймонд пишет:

«Если бы историк, живший в любое время между 8500 г. до н. э. и 1450 г. ­н. э., взялся предсказать исторические траектории…  регионов Старого Света, он наверняка назвал бы триумф европейцев наименее правдоподобным сценарием –  ведь большую часть этих десяти тысяч лет Европа была позади всех. С середины IX тысячелетия по середину I тысячелетия до н. э. почти все новшества, появлявшиеся в Западной Евразии  –  животноводство, культурные растения, письменность, металлургия, колесо, государственный строй и т. д., происходили из Плодородного полумесяца или смежных с ним областей. До распространения водяных мельниц, относящегося к X в. н. э., Европа к северу и западу от Альпийских гор не сделала ни одного значительного вклада в развитие технологии и цивилизации, лишь аккумулируя достижения обществ восточного Средиземноморья, Плодородного полумесяца и Китая. Даже в промежутке между 1000 и 1450 гг. научные и инженерные новации чаще попадали в Европу из мусульманских стран, нежели наоборот, а самым технологически передовым регионом в это время был Китай, чья цивилизация базировалась на сельском хозяйстве почти таком же древнем, как ближневосточное… Китай технологически опережал Европу как минимум до XV в. и, вполне вероятно, сможет снова опередить ее» (Даймонд Дж. Ружья, микробы и сталь. Судьбы человеческих сообществ. М.: ACT, 2004).

Тем не менее, даже несмотря на крайне незначительное место, которое Европа занимала в мировой экономике той эпохи, импульс, который она получила от  подключения к торговле с Востоком, имел для нее огромное значение. Прежде всего, в Европе начался стремительный переход от натурального хозяйства к денежной экономике, которая на Востоке уже давно была доминирующей, а дальнейшее расширение восточной торговли преобразовало Европу в исторически кратчайшие сроки. Взглянем, к примеру, на то, как выглядела жизнь европейских высших классов в XII веке – до монгольских походов, и как она изменилась к XIV-му веку –  после них.

«Переступим порог господских покоев. В XII веке мы проникаем в единственный просторный зал, где обнаруживаем, кроме камина, еще и кровать с одним или двумя сундуками. Никакой другой мебели за исключением досок и строительного козла, из которых будет собран стол. Теперь войдем в то же самое помещение, но двумя столетиями позже – как все преобразилось! Все жилое пространство разбито на маленькие покои, имеющие лучшее убранство, где царит более домашняя обстановка и где, главное, теплее. Отныне здесь не спят там же, где и едят. Что касается личных вещей, посуды, то их можно поместить внутри новой мебели, ставшей, таким образом, признаком утонченности. Нижний двор является наиболее оживленной частью замка. Там есть все, что необходимо для его жителей, и, главное, колодец: без воды нет жизни. На нижнем дворе толкутся домашние слуги, крестьяне, дети, животные. Обозы доставляют к печи или мельнице сельскохозяйственную продукцию. Ремесленники – гончар, шорник, столяр, кузнец – имеют там мастерские. Под стенами замка развиваются небольшие поселения» (Филипп Брошар. «Под защитой средневековых замков». Пер. с франц. М.: Олма-Пресс, 2000.).

Как видим, Европа до монгольских походов и после них – две абсолютно разные Европы. Великий прогрессор Чингисхан  задал тренд, а довершили грандиозную работу по переустройству мира уже его внуки. (Правда, такой грандиозной задачи они перед собой, разумеется, не ставили, но время пришло для решения этих задач, историческое время; мир созрел для их решения.) В той же Европе изменился не только быт высших классов общества – стали резко меняться сами принципы, на которых функционировала европейская экономика: до монгольских походов – преимущественно натуральное хозяйство, после них – резкое развитие денежного  хозяйства.

«…Когда на местные рынки хлынули восточные товары, нужны были  и деньги на то, что бы их покупать…  Еще большее значение имели новые товары: шелк и ситец, атлас и бархат, ковры и кисеи. Рыцарские дома наполняются предметами роскоши. …Появляются новые кушанья, сласти, сахар, сиропы  и  пряности. Развивается вкус к новым видам одежды (кафтанам, бурнусам) и обуви. Вместе с тем развиваются и новые виды ремесленной деятельности. …Возникает цензива – новая форма феодального землевладения. Обрабатывающий цензиву крестьянин может по своей воле переходить с места на место (в том числе уходить в город). Цензива свободно передается по наследству. Ее можно продать, однако, с тем чтобы новый хозяин нес те же повинности. И самое главное: за цензиву уплачивается твердый ежегодный денежный взнос (ценз).  Во Франции переход к цензиве начался в XIII веке. С течением времени она становится здесь основной формой крестьянского держания...  В XIV веке основная масса английских крестьян переходит в разряд лично свободных. Немецкие феодалы точно так же переводят крестьян на денежные взносы, сохраняя, впрочем, некоторые натуральные» (Черниловский З. М.  Всеобщая история государства и права. М., Юрист, 1995).

То есть чем дальше от восточных рынков, тем позже в них стала развиваться денежная экономика, что естественно.

«Арабский», «персидский», «индостанский»  – эти определения в средние века (так же как в восемнадцатом веке эпитет «французский») тождественны словам: роскошный, уточненный, изысканный, царственный, драгоценный»  (Стефан Цвейг. Магеллан.  М., 1956.).

И все это, не говоря уже о потоке научного знания, хлынувшего в Европу. Правда,  произошло  это позже, после того, как потомки крестоносцев несколько  цивилизовались и стали проявлять интерес и к науке тоже, не только к  обогащению. И поток научного знания, хлынувшего с Востока,  стал фундаментом научно-технического прогресса Европы (в будущем, конечно). Достаточно сказать, что без развитой математики никакой прогресс естественнонаучного знания невозможен, точно так же как невозможна была бы без нее и промышленная революция на Западе. А, скажем,  основополагающий для всей западной математики труд Мухаммада Ибн Мусы, написанный в IX веке, был переведен на латынь и стал доступен для европейских математиков только в XVI веке. Полтысячелетия с лишним после опубликования! Тут Европа сильно отстала. И неизвестно в каком прозябании она оставалась бы и до каких пор, если бы энтузиасты вовремя не взялись за изучение арабского. Неслучайно архиепископ Толедский в своем письме жаловался на то, что молодые испанцы предпочитают общаться на арабском языке, т. к. испанский считают «некультурным». И это только один пример.

«Именно в науке сарацины (так иног­да называют мусульманин этого блестящего периода) принесли особенно много. Достаточно упомянуть тригонометрию и алгебру (само название арабского происхождения). В тригонометрии  они «придумали» синус и тангенс… Мухаммад Ибн Муса в 820 г.

­опубликовал трактат по алгебре, в котором дошел до уравнений второй степени. Переведенный на латинский в XVI в. этот трактат станет основополагаю­щим для математиков Запада. Позднее мусульманские алгебраисты решали даже бинарные уравнения…»  (Фернан Бродель. Грамматика цивилизаций. М.: Издательство «Весь Мир», 2008.).

Все это – переструктурирование европейской экономики, бурное развитие в Европе  денежного хозяйства и как следствие – ускорение отмирания феодальных отношений, стремительный прогресс науки – побочное следствие прокладки Шелкового пути.

И тут уместно вспомнить, что уровень развития науки в Золотой Орде ничем не уступал уровню в других мусульманских странах той эпохи.  Но если Шелковый путь проходил по густонаселенным регионам, где и в прежние эпохи существовали развитые и высококультурные цивилизации, то Золотая Орда  фактически создала новую цивилизацию,  опиравшуюся не только на Шелковый, но и на Монгольский путь. В северной части золотоордынского государства его географической основой, его метрополией, его фундаментом  стали территории, ранее оседлыми народами не осваивавшиеся.

«Прикаспийские и причерноморские степи издревле были местом обитания кочевников и до прихода монголов не знали развитой градостроительной культуры. Несколько городов, появившихся здесь во времена Хазарского каганата, по своему виду «весьма напоминали обычное кочевье»…  Обосновавшееся здесь в 1243 г. новое государство в короткий срок изменило существующую картину.

…Плано Карпини, проехавший в 1246–1247 гг. всю Золотую Орду с запада на восток и обратно, не встретил на своем пути в степях ни одного города или поселка. Через шесть лет после него здесь же побывал Рубрук, путевые записки которого говорят об оживившейся градостроительной деятельности монголов в самих степях. Он сообщает, что нашел на левом берегу Дона поселок, населенный русскими, «которые перевозят на лодках послов и купцов». Поселок этот был устроен по приказанию самого Бату. Далее Рубрук отмечает, что ему сообщили о существовании другого такого же поселка ниже по течению реки, «где послы переправляются в зимнее время». На правом берегу Волги путешественники нашли еще один поселок, населенный русскими и сарацинами, на которых возлагалась обязанность перевозить послов через реку...  Появление сразу трех населенных пунктов на наиболее крупных реках знаменует собой не только  начало градостроительства в степях, но и прокладку нового торгового пути (т. е. Монгольского пути, который обычно путают с Шелковым путем. – Б. А.), обеспечивавшего необходимые удобства купеческим караванам.

Сообщаемые Рубруком сведения рисуют самую начальную стадию развертывания градостроительства в прикаспийских и причерноморских степях. Крайне характерным в этом отношении  является замечание путешественника о том, что строить дома у монголов считается выгодным занятием.

…Пышного расцвета градостроительство и архитектура  достигли при хане Узбеке и наследовавшем ему Джанибеке. Время их правления характеризуется ростом территории городов и возникновением значительного числа новых населенных пунктов… Появление в этот период больших по размерам  городов и более мелких поселков приводит к возникновению в степях обширных оседлых районов, тянувшихся на десятки километров. Побережье Волги почти сплошь застраивается городами, поселками и деревнями. Вдоль левого берега р. Ахтубы  появляется непрерывная полоса оседлости, состоявшая из мелких городов, поселков и замков аристократии, окруженных возделанными полями. Такой же значительный по территории район возникает в месте наибольшего сближения Волги и Дона. В отдельных местах вырастают небольшие ремесленные поселки, по всей видимости, базировавшиеся рядом с необходимым им природным сырьем»  (Егоров В. Л. Историческая география Золотой Орды в XIII – XIV вв. М., ­«Наука».  1985).

В домонгольский период эти территории не  осваивались не потому, что им этого не давали делать кочевники.  Дело тут в другом. В ту эпоху производительность сельскохозяйственного производства была крайне низкой. Таким же низким, незначительным по масштабам было и материальное производство. Поэтому земледельцы селились крупными общинами, которые обеспечивали взаимопомощь общинникам. Кроме того, они нуждались в товарообмене с ремесленными центрами, которые концентрировались в городах или возле них. Ремесленники тоже нуждались в рынке сбыта и  каком-то обмене своих изделий на продовольствие и иные товары; не могли же они селиться в десятках верст от цивилизации, т. е. от мест, где потребляют их продукцию. Такое положение вело к тому, что и сельскохозяйственные общины и ремесленные центры концентрировались вдоль путей сообщения, вдоль коммуникаций, обеспечивающих постоянный товарообмен.

В средиземноморском регионе такой коммуникацией, связывающей всех со всеми, являлось само Средиземное море.  На территории, на которой сегодня располагается Российская Федерация, все было сложнее. Здесь важнейшими коммуникациями служили речные пути, а так же сухопутные дороги, которых было мало ввиду слабого экономического развития региона – в них просто не было необходимости. После того как рухнул путь «из варяг в греки», экономика Руси вошла в тяжелый упадок, большинству ее регионов торговать стало просто не с кем: после разгрома Византии крестоносцами Киевская Русь оказалась изолированной от международной торговли.

В результате: 200 лет «безмонетного периода», господство натурального хозяйства, господство натурального обмена, замещение денег разного рода  их суррогатами – всякими там кунами, гривнами и т. д.,  бесконечная междоусобица, постоянное стремление ограбить соседнее княжество ввиду нехватки собственных ресурсов, перенаселение  и миграция (точнее, экспансия) на территорию современной Центральной России. А осваивать новые территории без наличия развитых коммуникаций, обеспечивающих их связь, взаимодействие и товарообмен с другими регионами, невозможно. Создать же такие коммуникации тоже не представляется возможным ввиду слабости экономического развития и, соответственно, отсутствия необходимости в них: что связывать-то? Нет коммуникаций – невозможно осваивать новые территории, новые территории не освоены – коммуникации не нужны. Зачем осваивать эти земли, если связать их другими центрами все равно не получится? Замкнутый круг. Пусть уж эта земля остается кочевникам, никому другому она и не нужна. Кочевник мобилен, земледелец же привязан к одному месту. А если это место находится в сотне верст от путей сообщения, то этой территории для земледельца все равно что нет. Что остается князьям в такой ситуации? Грабить. Кого? Всех подряд  и друг друга. Что собственно и происходило в домонгольский период.

«Киевская Русь не только не была по территории своей тождественна хотя бы с так называемой Европейской Россией, но даже не являлась на территории этой Европейской России самой значительной единицей в политическом или хозяйственном отношении. …Киевская Русь не могла ни расширять своей территории, ни увеличивать свою внутреннюю государственную мощь, ибо будучи естественно прикреплена к известной речной системе, она в то же время не могла вполне овладеть всей этой сис­темой до конца… Киевской Руси оставалось только разлагаться и дробиться на мелкие княжества, постоянно друг с другом воюющие и лишенные всякого более высокого представления о государственности.  Чувствовать себя частями единого государственного целого они не могли, ибо это государственное целое все равно физически не могло осуществлять своего хозяйственно-географического назначения и, следовательно, было бессмысленным.

…Достоверно известно, что Россия была втянута в общую финансовую систему монгольского государства… Наряду с финансами одной из основных задач всякого большого и правильно организованного государства является устроение почтовых сношений и путей сообщения в государственном масштабе. В этом отношении домонгольская удельно-вечевая Русь находилась на самой низкой ступени развития. Но татары ввели Россию в общегосударственную монгольскую сеть… путей, и монгольская система… путей сообщений… сохранялась в России еще долго после татарского ига» (Трубецкой Н. С. Взгляд на русскую историю не с Запада, а с Востока, Берлин, 1925).

Вообще-то говоря, тут правильнее было бы говорить не о  Киевской, а о будущей Московской Руси, которая в домонгольскую эпоху представляла собой  непонятный хаотический конгломерат мало связанных между собой княжеств. Для лучшего понимания трудностей, связанных с освоением новых территорий,  приведем такой пример.

«Далеко не везде в Российской империи все земли, которые могли быть использованы для производства зерна, были засеяны. Например, в Поволжье плодороднейшие земли были во многих местах не возделаны…  Чтобы вспахать удаленный участок требовалось две  лошади, на одной добираетесь до поля, на второй пашете по прибытии, потом меняете лошадей, – причем «все свое вожу с собой»: вы берете и корм, и воду, и еду, в степи нет воды, колодцы должны быть по нескольку десятков метров глубины, чтобы добраться до питьевой воды, а если пахать надо несколько дней?.. Кстати говоря, как только механизация окончилась в начале 90-х именно эти разработанные участки оказались снова заброшенными, на некоторых уже степной бурьян выше человеческого роста и саранча в нем водится» (Миронин С. С. «Голодомор» на Руси. М.: Алгоритм, 2008).

То есть земли Нижнего Поволжья, которые в XIII веке являлись географической базой северной части Золотой Орды, впоследствии даже в ХХ веке, в дореволюционной России, были почти недоступны. Только советская власть, осуществив индустриализацию, сумела провести сюда необходимые коммуникации и включить эти территории в народное хозяйство. Ну а в XIII веке земледельцы до этих территорий и добраться-то не могли. Да и не зачем им было это – слишком далеко от «обитаемого мира». Здесь только кочевники и могли перемещаться во время своих сезонных миграций. С точки зрения земледельца на этих территориях царило запустение, но с точки зрения кочевника это была самая прекрасная земля на свете: бескрайняя степь, благодатный климат  и обильные пастбища.

Ордынцы  именно через эти территории проложили Монгольский путь и по нему хлынул поток товаров в обеих направлениях.  Монгольский путь стал концентрировать вдоль всего своего протяжения земледельческое и ремесленное хозяйство, торговые центры и структуры, обеспечивающие сервисное обслуживание караванов. Он стал притягивать их к себе как магнитом  и территория, которая ранее представлялась оседлым народам  пустым и непригодным к освоению пространством, расцвела. Другим следствием стало стремительное развитие денежного хозяйства в регионе, что не удивительно, если учесть, какие изменения в нем произошли и с какой скоростью. На всем протяжении Монгольского пути исторически мгновенно, как из-под земли,  выросли многочисленные города (на сегодняшний день археологи насчитали их свыше 150-ти). Обширные территории, ранее недоступные оседлым народам, вдруг быстро покрылись плотной сетью селений и деревень, стали многолюдными и густонаселенными. Трансконтинентальная коммуникация Пути преобразила регион в кратчайшие сроки. Начался мощный, невиданный ранее  экономический подъем. Все эти огромные и стремительные преобразования традиционная историография именует «игом», от которого Россия будто бы всенепременно желала избавиться. Хотя понятно, что именно она была больше всех заинтересована в этом самом «иге».

Заметим, что устройство ордынских городов принципиально отличалось от устройства, скажем, европейских городов той эпохи. Там города боялись друг друга, а еще больше боялись  окрестных крестьян, которые ненавидели угнетающих их горожан. (Точно так же боялись и смертельно ненавидели друг друга и княжества будущей Московской Руси.) А потому города прятались от окру­жающего мира за мощными стенами.

«Деревни, расположенные вблизи городов, находились… в полной от них зависимости: крестьянин никогда не имел статуса гражданина, ему разрешалось только торговать зерном на городских рынках и одновременно запрещалось заниматься каким-либо ремеслом для производства товарной продукции… Средневековый город – это город эгоистичный, ревниво  охраняющий полученные привилегии, жестокий, готовый защищать свои интересы перед лицом остального мира»  (Фернан Бродель. Грамматика цивилизаций. М.: Издательство «Весь Мир», 2008.).

«Как сельские сеньоры запирались в своих укрепленных замках, так и города с наступлением ночи убирали подъемные мосты, натягивали цепи перед воротами, выставляли часовых на стенах, опасаясь наиболее  близкого и наиболее вероятного врага – окрестного крестьянина... Городское  средневековое  общество не имело перед собой исторического будущего» (Ле Гофф, Жак. Цивилизация средневекового Запада. Пер. с фр. М.: «Прогресс – Академия», 1992).

А как в Золотой Орде? «Степные города Золотой Орды принципиально отличались от городов Европы и Азии того времени. Прежде всего там не было стен. Это позволяло прокладывать широкие улицы и строить кварталы усадебного типа: вдоль Волги дома стояли в садах. Города имели восточный облик, но не было в них обычной для восточного города цитадели (арка) и торгово-промышленного предместья за крепостной стеной (рабата), хотя промышленные районы располагались не в центре города»  (Губайдуллин Газиз. История татар. М., 1994).

Тут все понятно. Государство централизованное, рыцарей-феодалов, рвущих друг друга в клочья или суверенных князей, постоянно занимавшихся тем же самым, нет. Врагов, способных напасть на могучее государство не просматривается ни на каком горизонте. Окрестных крестьян тоже бояться не приходится, потому как они от взаимодействия с городом имеют только выгоды. Каких-то противоречий между городом и деревней нет. Государство не на угнетении построено, а на кооперации. Следовательно, стены городу и не нужны. Соответственно, площадь города ничем не ограничена, он безразмерен. А потому нет и необходимости в специализированном институте городского гражданства.

«Город Сарай – один из красивейших городов мира, достигший чрезвычайной величины, на ровной земле, переполненной людьми, с красивыми базарами и широкими улицами. Однажды мы поехали верхом с одним из старейшин его, намереваясь объехать его кругом и узнать размеры его.  Жили мы в одном конце его и выехали оттуда утром, а доехали до конца его только после полудня…» (Тимофеев И. В. Ибн Баттута. М.: Мол. гвардия, 1983). Ни слова про городские стены. А их  и не было! В них просто не было необходимости. В то же время, например, Рим во все времена был обнесен мощной стеной. И Константинополь тоже. Это – наглядная иллюстрация социального устройства в Золотой Орде.

Обо всем этом в наше время мало кто знает... Вообще же в исключительно негативной оценке ордынского периода в традиционной историографии имеет место  явный анахронизм –  смешиваются две разные исторические эпохи: эпоха  возникновения и подъема Золотой Орды и эпоха, наступившая после уничтожения Орды Тимуром. На самом деле это были  два абсолютно разных исторических периода, но историки обычно, вопреки даже элементарному здравому смыслу, не только смешивают их, но и рассматривают как единое целое, как некую непрерывность. Хотя в действительности  между этими двумя историческими эпохами нет ничего общего и рассматриваться они должны раздельно.

Дотимуровский период:  «Появление в этот период больших по размерам  городов и более мелких поселков приводит к возникновению в степях обширных оседлых районов, тянувшихся на десятки километров. Побережье Волги почти сплошь застраивается городами, поселками и деревнями. Вдоль левого берега р. Ахтубы  появляется непрерывная полоса оседлости, состоявшая из мелких городов, поселков и замков аристократии, окруженных возделанными полями. Такой же значительный по территории район возникает в мес­те наибольшего сближения Волги и Дона» (Егоров).

Период после разгрома Золотой Орды Тимуром: «…Беспощадному разгрому подверглись буквально все улусы, находившиеся к западу от Волги. Эта часть государства была наиболее развитой  – с многочисленными городами и поселками, обширными сельскохозяйственными оседлыми районами и прочно установившимися торговыми связями и путями.  …Из городов остались нетронутыми населенные пункты бывшей Волжской Булгарии, Сарайчик на Яике и первая столица  – Сарай... Жизнь подавляющего большинства золотоордынских городов была прервана… практически одновременно… Пос­ле этого подавляющее большинство их так и осталось лежать среди степей в развалинах: ни ремесленников, ни средств для их восстановления уже не было…» (Егоров).

Невооруженным глазом видно, что дотимуровский и постимуровский периоды в жизни северной части Золотой Орды – это две абсолютно разные исторические эпохи в истории региона, не имеющие между собой ничего общего. После второго похода Тимура никакой Золотой Орды уже вообще нет. И нет тут никакой непрерывности, наоборот, имеет место насильственный обрыв восходящего развития ордынского государства, которое хотя и переживало трудности, но трудности эти были вполне преодолимы. Тем удивительнее позиция историков, которые считают, что Золотая Орда была не уничтожена Тимуром, а «сброшена с шеи Руси» Иваном III… Это через почти сто лет, после того как Тимур стер ее с лица земли? Такая оценка хорошо известных исторических фактов является просто несерьезной. Не менее удивительно  и то, что разгром Тимуром Золотой Орды расценивается традиционной историографией как чуть ли не заурядное событие, хотя оно имело  глобальное значение и изменило течение  мировой истории.

Тимур не только целенаправленно уничтожал города Золотой Орды, на протяжении целого года, он еще и не менее целенаправленно вырезал ее население, всех, кого удавалось поймать. Со своей точки зрения он поступал вполне логично и действовал исходя из холодного расчета: пока существует Золотая Орда, она будет постоянной угрозой его государству. Следовательно, она должна перестать существовать. Поэтому Тимур приложил все усилия для того, чтобы золотоордынское государство уже никогда не смогло бы возродиться.  И добиться своей цели ему удалось. То, что отдельные осколки Золотой Орды все же уцелели – не его вина, он старался. Но сама Орда прекратила свое существование. Оседлое население Золотой Орды к западу от Волги  было вырезано тимуровским воинством настолько основательно, а разрушения, которые это воинство устроило, были настолько колоссальны, что вторично освоить эти земли и снова включить их в хозяйственную ткань государства удалось, как мы упомянули, уже только в ХХ веке, при советской власти.

 Строго говоря, чудовищная резня, которую устроил Тимур в Поволжье, ничуть не отличается от той резни, какую устраивал Карл Великий в Европе, вестготы в Испании или лангобарды в Италии. Таких примеров в истории было не так уж и мало. Но в случае с Золотой Ордой речь идет фактически об уничтожении целой цивилизации, а это уже несколько другое дело, тут с Тимуром могут сравниться только испанские конкистадоры. Но даже конкистадоры не ставили перед собой целью уничтожить империи ацтеков и инков: они охотились только за золотом, а великие индейские империи уничтожили просто «по ходу дела». В данном же случае речь идет о целенаправленном уничтожении целой цивилизации. И в связи с этим возникает ряд вопросов.

Батый захватил почти что пустое (с точки зрения оседлых народов) пространство прикаспийских, приволжских, предкавказских и причерноморских степей (Западный поход – это «Кипчакский поход»). И менее чем за сто лет на этом «пустом пространстве» сформировалась целая цивилизация, базирующаяся на мощном, богатом, многолюдном и  густонаселенном государстве, обладающим высокоразвитой наукой и культурой, правовой системой, разветвленным и эффективным административным аппаратом и пронизанном густой сетью коммуникаций, объединяющих разные регионы страны в единое целое. Золотая Орда появилась исторически мгновенно и сразу со всеми атрибутами полноценной цивилизации, не проходя многовекового этапа постепенной эволюции. Прямо как Афина, которая вышла из головы Зевса сразу взрослой и в полном вооружении. Это случай беспрецедентный, аналогов в истории человечества не имеющий. Он даже кажется чем-то сверхъестественным,  просто необъяснимым. На самом деле ничего сверхъестественного и необъяснимого в этом нет – для возникновения феномена Золотой Орды созрели истори­ческие условия.

Объединенный монголами Китай вновь открылся миру и сразу стал фактором, который начал оказывать огромное влияние на экономику всего континента.

«В течение нескольких веков Китай был практически закрыт для иностранцев. Лишь после монгольских завоеваний, с утверждением на троне императоров династии Юань в Китай снова потянулись купцы, путешественники и миссионеры из далеких  стран» («Ибн Баттута»).

Освобожденная от ига хорезмшахов Средняя Азия вздохнула свободно и получила возможность беспрепятственно реализовывать свой экономический потенциал.

«Хорезмшах Мухаммад ибн Тукуш был вор и насильник, а его солдаты были сбродом… Ни по отношению к своему собственному народу, ни по отношению к врагам он не вел осмотрительной политики…   И вот выступили против него эти татары, все сыновья одного отца, с одним языком, одним сердцем и одним вождем, которому они повиновались» (Абд ал-Латиф, 1162–1231).

Арабский халифат уже не первое столетие находился в тяжелом упадке. Монгольские походы вдохнули в него новую жизнь.

«Римской мир содрогнулся от Палес­тины до Галлии, арабский – от Ферганы до Андалусии... К тому времени, когда халифату Аббасидов было нанесен решающий удар, его суверенитет уже три или четыре века был эфемерным.  Аббассиды господствовали над большей частью своих огромных территорий скорее номинально, чем реально» (Тойнби А. Постижение истории).

«В результате монгольского завое­вания… сложилось могущественное  государство хулагидов, получившее в 1261 году официальное признание великого кагана. Правители хулагидского государства, включавшего, помимо Ирана, территорию нынешней Туркмении, Арабского Ирака, Азербайджана, Армении и навязавшего вассальную зависимость Грузинскому царству, получили от монгольского кагана титул повелителей народов – ильханов» («Ибн Баттута»).

По результатам Четвертого крестового похода венецианцы, а затем и потеснившие их генуэзцы получили контроль над черноморскими проливами и развили бешеную активность в Крыму.

«В Европе и Средиземноморье, на Западе и Востоке – всюду были итальянцы, снова и снова итальянцы! Разве известна более лакомая добыча, чем Византийская империя, и до и тем более после взятия Константинополя в 1204 году» (Бродель Ф. «Материальная цивилизация и капитализм». Т. 2 «Игры обмена», М., «Весь мир», 2006.). Ну а с итальянцами монголы быстро нашли общий язык.

Все эти мало контактирующие между собой или находящиеся в тяжелом упадке регионы монгольские походы связали некое экономическое единство и начался экономический подъем континента. К тому же надо учитывать, что к XIII-му веку по сравнению, скажем, с Х веком население планеты значительно выросло, примерно на 50%. Это обстоятельство обеспечило успех процесса преобразования мира. Оно привело к перенаселению Монгольской степи и активировало монгольскую экспансию, но оно же способствовало объединению гигантских пространств на экономической основе.

В общем, ко времени начала монгольской экспансии регионы Евразийского континента созрели для такого объединения. Расположившись в географически выигрышном регионе государство Батыя уже просто в силу географических причин сразу получило великолепные возможности для своего развития, чем и не преминуло воспользоваться.

Эдуард Кульпин пишет: «В описании культуры Золотой Орды у Губайдуллина просматривается четко выраженный идеал: порядок ради торговли. Торговые пути там были безопасны, хорошо организованы, дешевы, таможенные пошлины низкие. «Говоря о торговле, – писал историк, – нельзя пройти мимо дорог и почтовой связи... Для контроля над страной со столь пестрыми природными усло­виями требовалось прежде всего устройство хороших дорог, пригодных для проезда в любое время года... Дороги постоянно ремонтировались, велось большое строительство новых дорог. Через некоторые реки были переброшены мосты. У переправ через крупные реки содержались специальные лодки и лодочники, тут же на берегах рек были дома, где проживали проводники. Персонал, обслуживающий дороги, имел специальные наименования, как например, кэмэчи (лодочник), куперчи (мостостроитель). Придорожным жителям вменялось в обязанность сопровождать государственных чиновников, путешественников и купцов, предоставлять им при надобности лошадей, кормить, устраивать их ночлег и отдых. Обслуживание имело специальное название глуфэ (или алапа), а самих путешественников называли не иначе как кунак кешен (твой гость). На больших дорогах были сооружены специальные дома – ямы, в которых содержались почтовые лошади, всегда готовые для нужд путешественников» (Губайдуллин Газиз. История татар. М., 1994).

Губайдуллин продолжал: «Насколько этот путь (из Европы на Дальний Восток. – Э. К.) был важен для итальянских торговых республик, говорит тот факт, что для торговцев начали готовить специальные пособия об этом пути. В одном из них о кипчакских землях говорилось: «Прежде всего, в городе Тана (Азов) необходимо взять одного переводчика, знающего кипчакский язык, и еще для охраны двух работников. Вооруженных охранников брать не следует, так как татарские ханы всю дорогу от Тана до Китая хорошо охраняют». Как говорится далее, дорожные расходы невелики. Они составляют небольшую часть от стоимости тех товаров, которые предназначены для продажи… Кроме того, имеется несколько карт, составленных итальянцами, путешествовавшими в Китай»  (Кульпин Э. С. Цивилизационный феномен Золотой Орды. Общественные науки и современность, 2001, № 3).

Одним словом, волею исторических судеб, государство Батыя оказалось «в нужное время, в нужном месте» и было подхвачено этой волной. Ничего необъяснимого в его внезапном взлете нет. Другое дело, что ордынские владыки умели правильно ориентироваться в меняющемся мире и принимали верные для блага государства решения. Это говорит о высоком уровне их государственного и стратегического мышления.