• Общество
• 30 Сентября, 2020

ДВА НАШЕСТВИЯ

Бахытжан АУЕЛЬБЕКОВ,
обозреватель

Довольно странно, но настоящего полноценного объяснения причин невероятных побед монголов в XIII-м веке нет до сих пор. Мы постараемся по мере наших сил и возможностей восполнить этот пробел, дополнив наш анализ некоторыми историческими примерами.

Как  мы указывали, вопреки устойчивому историческому мифу, по-настоящему значительной историчес­кой личностью был вовсе не Александр Македонский, а его отец – Филипп II. В юные годы Филипп  Македонский, разумеется,  тогда еще не царь, в течение трех лет был заложником у Фив, и военное искусство изучал под руководством выдающегося фиванского полководца Эпаминонда – победителя спартанцев. Именно у него Филипп и почерпнул идею знаменитой македонской фаланги. «Опыт, приобретенный Филиппом в течение этого времени, может быть легче всего прослежен в последующей тактике македонской армии» (Лиддел-Гарт Б. Стратегия непрямых действий).

Спартанская  фаланга не знала себе равных в Элладе. В ходе Беотийских войн (за гегемонию в Греции, 371–361 гг. до н. э.) Эпаминонд не обладал численным превосходством перед спартанцами  и тем более не имел в своем распоряжении более качественной армии. Однако  количественному и качественному превосходству спартанского вой­ска  он сумел противопоставить  более совершенную организационную военную структуру, базирующуюся на революционных принципах.

«Решающий удар по могуществу Спарты нанес Эпаминонд…  В битве при Левтрах (5 августа 371 г. до н. э.) Эпаминонд применил… невероятное оперативное усиление. Имея 6000 гоплитов и 1,5 тысячи всадников против 10 тыс. непобедимой спартанской пехоты при 1000 кавалеристов, Эпаминонд при равной ширине фронта (по моде того времени) мог противопоставить 12 шеренгам противника только 8-9 шеренг. Это гарантировало ему поражение, даже если не учитывать качественное превосходство спартанской пехоты. Однако на своем левом фланге (в нарушение всех традиций – на левом) Эпаминонд поставил свой единственный элитный отряд, выстроив его в 50 шеренг, и этот отряд прошел через боевые порядки противника, как нож сквозь масло. Психологический удар был столь силен, что впервые в истории армия спартанцев побежала… Результатом беотийских войн явился полный военный и политический разгром Спарты» (Переслегин С. «Структура и хронология военных конфликтов минувших эпох»).

Заметим, что по спартанским законам бежавший  поля боя лишался гражданских прав. Но в  этот раз бежавших было так много, что на один день действие этого сурового закона спартанцам пришлось отменить. Впрочем, Фивам все это помогло ненадолго. «Фивы  и до, и после, и во времена Эпаминонда ничем не выделялись на общеэллинском фоне… При Эпаминонде Фивы становятся гегемоном Балканского полуострова. Пос­ле его смерти эта гегемония была потеряна сразу» (Переслегин).

Вот именно идею  колоссального оперативного усиления и позаимствовал Филипп Македонский у Эпаминонда и при этом усовершенствовал ее. Вместо огромного усиления одного  фланга  он усилил  плотность всей фаланги по всему фронту в целом и при этом еще и вооружил ее сверхдлинными копьями (длина македонской сариссы доходила до 6 м 30 см –  14 локтей). Македонская фаланга выглядела так. Глубина строя – до 24 шеренг, длина по фронту – до километра. У каждой следующей шеренги копье длиннее, чем у передней. Копья первых десяти шеренг торчат вперед. Македонские воины (в отличие от греков) держали свои копья обеими руками; соответственно, их щиты были небольших размеров и закреплялись на плече с помощью ремней. При этом плотность построения была увеличена примерно вдвое за счет того, что фалангисты стояли боком, выдвигая левое плечо вперед; в р????????? ?? ??????? ?????????? ???? ???????? ?????? ?????.

?????????? ??????????? ??????? ????????????.  ??????? ????????? ??????? ???? ???????? ??????? ????? ? ????????? ????????? ???????. ? ??????????? ??????? ??????? ???? ???? ?????? ? ?????? ???????, ???? ??????????? ????????? ???????. ??????? ???????. ????????????? ???????? ????? ???? ????????? ?????? ????? ??????, ??????? ???????,  ????????? ?? ??????, ????? ????????? ????, ??????? ???? ?? ?????? ?? ????, ? ??????????? ? ?????. ????????? ??????? ??????? ????? ??????, ?? ??????????? ?????????? (??????????) ???????????? ????? ?????? ??????, ???, ??? ?? ???????,  ????? ?????????  ?????. ?????????? ?????????????, ??? ????????? ??????? ?? 30-40 ?????? ?? ??????????????? ?? ?????? ?????????? ?????????? ?? ??? ? ????????? ? ???? ? ???????; ?? ?????? ??????, ??? ????? ??? ???????. ??????????? ??????? ??-?? ????? ???????????? ????????? ????? ????????????? ?????? ?????, ????? ?????? ?????????? ??? ?? ?????????, ? ????????????. ?????? ???????? ???????? ????? ??????????????  ??????? ???????  ?????????? ???? ???????? ? ?????? ???????, ???????? ???? ?? ?? ???????????? ????.

? ?????, ??????? ?????????????? ??????????? ???????, ????????? ????????  ???????????, ? ??????  ???????? ?????????? ?????????? (???????) ? ????? ?? ?????? ?????????? ????????? ?????????? (????????? ???, ??????? ???? ?? ?????? ?? ???? ? ?????? ???????). ????? ???????. ????????? ?????????? ??????????? ??????? ???? ????????? ??????, ??? ??? ???????????? ????? ??? ??????????? ?????? ????????????? ? ??????, ????????????? ?? ?? ????? ?? ????????? ???????, ?? ????? ?????? ?????.  езультате на каждого противника было нацелено десять копий.

Рассмотрим македонскую фалангу внимательнее.  Гоплиты греческой фаланги были прикрыты большим щитом и вооружены короткими копьями. В македонской фаланге большие щиты были только у первой шеренги, тоже вооруженной короткими копьями. Причина понятна. Шестиметровой сариссой можно было орудовать только двумя руками, поэтому шеренги,  следующие за первой, имели маленькие щиты, которые даже не носили на руке, а привязывали к плечу. Поскольку сариссу держали двумя руками, то македонские сарисофоры (копьеносцы) перемещались левым плечом вперед, что, как мы указали,  вдвое уплотняло  строй. Существует предположение, что греческая фаланга за 30-40 метров до соприкосновения со строем противника переходила на бег и врезалась в него с разбегу; во всяком случае, она могла это сделать. Македонская фаланга из-за своей сверхвысокой плотности могла передвигаться только шагом, строй своего противника она не пробивала, а продавливала. Вместо тяжелого плотного почти непробиваемого  панциря гоплита  сарисофоры были облачены в легкие панцири, игравшие чуть ли не декоративную роль.

В общем, главные характеристики македонской фаланги, созданной Филиппом  Македонским, – резкое  усиление атакующего вооружения (сарисса) и такое же резкое облегчение защитного вооружения (маленький щит, который даже не носили на руке и легкий панцирь). Смысл понятен. Атакующее вооружение македонской фаланги было настолько мощным, что при сверхплотном строе она становилась просто непробиваемой с фронта, противостоять ей не могла ни греческая фаланга, ни какая другая армия.  «Пока [македонская] фаланга сохраняет присущие ей особенности и свойства,  нет силы, которая могла бы сопротивляться ей с фронта или устоять против ее натиска» (Полибий). Защитное же вооружение македонской фаланги было Филиппом резко облегчено, это делало ее более мобильной на марше и позволяло быстрее передвигаться от одного пункта к другому (на поле боя македонская фаланга, наоборот, отличалась крайней медлительностью, но из-за своего сверхплотного построения была просто непрошибаемой; она могла только наступать; отступить македонская фаланга не смогла бы, даже если бы захотела).  Античные авторы отмечают, что во всех трех сражениях, которые Александр Македонский дал персам, греческие наемники, воевавшие на стороне Дария, сумели потеснить  фланг македонцев, но фланги македонской фаланги прикрывали греческие гоплиты (греки составляли около половины войска Александра). То есть наемники одерживали верх над такими же греками как они сами, обладавших тем же вооружением и построенных греческой фалангой; македонскую фалангу они бы одолеть не смогли.

Строго говоря, сарисофоры, обладающие сверхмощным атакующим вооружением, в защитном вооружении даже и не нуждались – сверхплотный строй и длинные сариссы делали их почти неуязвимыми без всякой дополнительной защиты. Вместо усиления защитного вооружения Филипп Македонский, наоборот, резко облегчил его, усилив средства нападения. Оснащение македонской армии  новым видом атакующего оружия повлекло за собой возможность обойтись без мощного защитного вооружения.

Мы говорили, что главной ударной силой персидской армии были конные лучники, тяжелую пехоту они формировали из среды греческих наемников, легкую пехоты составляли собственно персидские войска. Македонцы, понятно, не могли сравниться с персами ни в искусстве верховой езды, ни в стрельбе из лука, но Филипп  Македонский, готовя персидский поход, нашел асимметричное решение проблемы. Македонские кавалеристы (гейтары) были защищены тяжелыми доспехами и тоже вооружены  сариссами, только меньшей длины, чем у пехоты (около 3 м). При столкновении с персами гейтары атаковали персидских конных лучников, мгновенно сокращая дистанцию и навязывая ближний, контактный бой, тем самым не давая им открыть шквальный огонь из луков, и не позволяя лучникам реализовать свое преимущество в бесконтактном бою на дистанции. При этом удары своими сариссами гейтары стремились наносить в лицо персидским всадникам, чего те не выдерживали и обращались в бегство.

Таким образом, революция в вооружении, осуществленная Филиппом II и повлекшая за собой разработку новой тактики ведения боя, собственно, и обеспечили успеха Персидского похода Александра Македонского. Сам он к этим нововведениям отношения не имел.

Греческие наемники с охотой сражались на стороне персов не только за деньги, но и по причине лютой ненависти греков к македонцам; тут были замешаны и личные счеты. Заметим, однако, что греческие наемники   в ту эпоху служили в армиях всех государств Средиземноморья, за исключением Рима. На то были свои причины.

«Большинство государств рабовладельческой эпохи в своей основе были сельскохозяйственными. В земледельческих государствах самые богатые слои общества формировали тяжелую кавалерию, бедные – легкую пехоту или «вспомогательные войска»...  Поскольку экономика классической древности имела зерновой характер, такая прослойка могла возникнуть лишь при условии малого плодородия почв. (При значительном плодородии почв преимущества крупного земледелия по сравнению с мелким и средним приводят к чрезвычайно быстрой поляризации общества.) Среди стран Средиземноморья именно земля Греции (исключая Беотию) была недостаточно плодородна, что и привело к зарождению тяжелой пехоты и доминированию этого рода войск в течение всей «классической истории» (Переслегин С., Исмаилов Р. Структура вооруженных сил и ее динамика).

Страдающая от перенаселения и нищеты Эллада выталкивала  избыточное  население за свои пределы не только в форме колонизации островов Эгейского и Средиземного морей, но и в виде поставок своих наемников-добровольцев всем желающим ограбить соседей (а в ту эпоху таким желанием горели все). Исключение составлял Рим, который сам был нищим, страдал от перенаселения и исчерпания своего земельного фонда, а потому в иноземных наемниках просто не нуждался – своих избыточных людских ресурсов, всегда готовых драться с кем угодно, чтобы отхватить себе кусок земли, у него и так хватало (да и денег для найма у нищего Рима тогда еще не было, а потому он сам мечтал всех ограбить). Кушать в Риме было нечего, надо было постоянно воевать, расширяя пригодную для эксплуатации территорию и губя на ее освоении жизни сотен тысяч и миллионов несчастных рабов, захваченных везде, куда только мог ступить тяжелый сапог римского легионера. «Восстаньте, готы, и утолите свою ярость!»... «Широко известно, что Италия сама не могла обеспечить Рим хлебом. С другой стороны, мы знаем, что Цезарь во время своих галльских походов целиком рассчитывал на местные продовольственные ресурсы» (Утченко С. Л. Юлий Цезарь. М.: Мысль, 1984.).

Македонцев и греков в Персию тоже голодуха погнала.

«В Аттике с ее чрезмерно легкой и каменистой почвой процесс, называемый денудацией (обнажением, оголением)… завершился еще при Платоне» (Тойнби А. «Постижение истории»). «Опустынивание привело к упадку сельского хозяйства. Греция уже не могла прокормить сама себя и зависела от импорта зерна из Причерноморья» (Коробатов Ярослав. «КП», 4 мая 2016 г.).

«Греция в IV в. до н. э. переживала период острого социального и политического кризиса. Многие из представителей интеллектуальной элиты Эллады того времени (Платон, Аристотель, Сократ и др.) активно искали пути выхода из этого кризиса… Многие греческие писатели развивали эту идею – идею завоевательного похода в Азию против Персидского царства Ахеменидов, об ограблении его, захвате, по крайней мере Малой Азии, переселении туда обедневших греков и закабалении местного населения… И  Филипп,  и Александр учитывали наличие этих настроений среди греков и умело использовали их…» (Левек П. Эллинистический мир. Пер. с франц. М.: Наука, 1989). «Македоняне тогда впервые научились ценить золото, серебро, женщин, вкусили прелесть варварского  образа жизни и, точно псы, почуявшие след, торопились разыскать и захватить все богатства персов» (Плутарх).

Заметим, что если бы не поразительная военная бездарность Ксеркса, в свое время ухитрившийся самым невероятным образом провалить поход на Элладу, который был буквально обречен на успех, то история человечества пошла бы по совсем другому руслу. Установить свою гегемонию над Грецией персам тем более было легко, что «вся Эллада» (Плутарх), за исключением Афин,  против нее, в общем-то, и не возражала. И даже в  самих Афинах была мощная проперсидская партия, которая имела все шансы на победу. Персы – это все-таки не какие-то там совершенно дикие македонцы, а народ вполне себе цивилизованный…

В этом случае Греция экономически стала бы  частью огромного экономического комплекса, что изменило бы историю как Эллады, так и Персии и вообще всего античного мира. Македония никогда бы не смогла подчинить себе Грецию. Рим никогда бы не смог одержать победу над Карфагеном (Карфаген был союзником Персидской державы). Южная Италия, заселенная греками,  мгновенно перекинулась бы на сторону персов (римлян греки ненавидели). Рим не смог бы совершить свои завоевания, замкнулся в своих границах и сейчас о нем знали бы только как об одном из многочисленных небольших античных полисов. Заметим, что Карфаген был ведущей торговой, а не военной державой Средиземноморья, у него даже армия были исключительно наемной (в основном из тех же греков), уроженцами собственно Карфагена были только карфагенские полководцы, а такое положение вещей сводило к минимуму серьезный конфликт между Карфагеном и державой Ахеменидов. Союз между ведущей державой эпохи – Персией и ведущей торговой державой Средиземноморья – Карфагеном в случае успеха похода Ксеркса  открывал перед античным миром такие перспективы, какие сейчас даже трудно охватить… История, однако, распорядилась иначе.

Мы достаточно внятно, как нам представляется, показали, какое значение имеет принятие на вооружение нового типа оружия, какого нет у противника. Что касается походов Чингисхана и его эпигонов, то, как мы указывали, их феноменальный успех обеспечивался в первую очередь принятием на вооружение боевого лука. Напомним, что под  «боевым луком» мы понимаем так называемый «монгольский лук» особой конструкции, небольшой по размеру, но обладающий силой натяжения 75 кг, в любом случае – свыше одного ши (71 кг). Собственно, такой лук был известен у тюрков еще как минимум с Х века. Изначально, по всей видимости, он использовался для охоты на крупного зверя (медведь, лось, тигр): из-за специфической техники стрельбы из такого лука точный выстрел можно сделать только на близком расстоянии; на небольшую быстродвижущуюся цель (джейран, сайгак) с ним не поохотишься. Точно так же, например,  славянская рогатина являлась специфическим оружием для охоты на медведя, но она использовалась и как боевое  оружие; при этом, понятно, на зайца или лису с рогатиной охотиться не станешь.

Насколько можно понять из имеющихся отрывочных сведений, Чингисханом были сформированы специальные подразделения, составленные из конных стрелков, вооруженных именно такими луками, эти  подразделения мы назвали «ударной конницей» (использование боевых луков может быть эффективно только при их массированном применении и с достаточно  близкого расстояния 30-60 метров). Задача ударной конницы – мгновенно разгромить ударную силу противника в скоротечной бесконтактной схватке; добивание  разгромленной вражеской армии  производили уже вспомогательные подразделения,  действовавшие преимущественно оружием  ближнего, контактного боя  (копье, меч, секира и т. д.).  Новое вооружение давало в полевом сражении монгольским армиям абсолютное превосходство над любой другой армией в тогдашнем мире.

Непонимание всех этих вещей сыграло злую шутку с монахом-разведчиком и по совместительству посланником французского короля Людовика IX В. Рубруком, который в 1253–1255 гг. совершил поездку в Каракорум. В своей книге, опубликованной по возвращении из путешествия, он пишет: «…Тартарианам, живущим у подошвы гор Аланов, надлежало дать нам 20 человек, чтобы проводить нас за Железные Ворота. И я обрадовался этому, так как надеялся увидеть их вооруженными, ибо я никогда не мог увидеть их оружия, хотя сильно интересовался этим. И когда мы добрались до опасного перехода, то из 20-ти у двоих оказались латы… Отсюда, как я полагаю, Тартариане сами имеют немного оружия, а именно только колчаны, луки и меховые панцири». Из всего увиденного им Рубрук сделал вывод, что монголы очень слабо вооружены и европейские рыцари легко смогут разбить их… И это он писал всего через  10 с небольшим лет после того, как немногочисленная армия Батыя, перейдя Карпаты, учинила в Европе форменный погром, разнеся вдребезги целый ряд рыцарских армий одну за другой! Поразительная неспособность реально оценить ситуацию.

Впрочем, причину заблуждения Руб­рука легко понять. Он приехал из Европы и все, естественно, видел сквозь призму  европейских стереотипов. В его понимании настоящая боеспособная армия должна быть вооружена только так, как вооружены европейские рыцари и никак иначе. Поэтому Рубрук смот­рел на монголов и удивлялся: где у них мощные рыцарские доспехи? Нет доспехов. Где тяжелые  копья? Тоже нет. Где мечи? Не видать. Как же они воевать собираются? У них же ничего нет, только луки!  При этом Рубрук сам сообщает, что монгольский боевой лук они не сумели натянуть вдвоем (!) с товарищем. Но он так и не понял, что видит грозное оружие, перед которым не в силах устоять никакая рыцарская армия.

Дело в том, что в Европе лук – это было оружие простолюдинов: закованный в свои тяжелые доспехи рыцарь просто не смог бы им пользоваться.  Кроме того, европейский универсальный лук по своим характеристикам не шел ни в какое сравнение с монгольским боевым луком, поэтому Рубрук не мог даже вообразить, какую сокрушительную мощь приобретает это невзрачное на вид оружие (размеры-то такого лука были небольшими) при его массированном применении. А поскольку монах был не в состоянии представить себе какое-то иное вооружение, кроме рыцарского, то он, естественно, сделал ложный вывод, что монголы вооружены очень слабо. К боевому же монгольскому луку, несмотря на то, что силу его натяжения он испытал лично, Рубрук отнесся с пренебрежением: он просто не понял, что именно видит перед собой. С таким же недоумением, наверное, зулусы смотрели на англичан и задавались вопросом: где у них оружие? Где щиты? Где ассегаи? Таскают за собой какие-то неуклюжие железные штуки, а настоящее оружие-то у них где? Храбрые зулусы не понимали, что эти железные неуклюжие штуки, которые англичане таскают  с собой, непонятно, зачем – это и есть пулеметы «максим»…

Ударная  конница, сформированная Чингисханом, обладала сверхмощным, при массированном применении, оружием и подобно македонским сарисофорам в мощном защитном вооружении  особо и не нуждалась. Им не нужны были тяжелые  доспехи как у рыцарей или у княжеских дружинников, они обходились легкими кожаными доспехами, что увеличивало их мобильность – лошади под ними меньше уставали. Многократное усиление мощности атаки за счет обладания новым оружием и, соответственно, применение новой тактики делало излишним избыточное защитное вооружение. Точно так же Филипп Македонский, резко усилив атакующие характеристики фаланги за счет принятия на вооружение шестиметровых сарисс, смог так же резко облегчить ее защитное вооружение. Принцип тот же.

(Между прочим, вопреки тому, как описывается в исторических романах и показывается в кинофильмах, рыцари на самом деле ездили на мулах или рабочих лошадях, а на боевого коня пересаживались только непосредственно перед боем – слишком тяжелая ноша; боевой конь к тому же и сам был покрыт латами.)

Тут надо развеять один стереотип, запущенный  еще венгерским монахом Юлианом, в 1235–1237 гг. побывавший в Булгаре. Юлиан писал: «Во всех завоеванных царствах они без промедления убивают князей и вельмож, которые внушают  опасения, что когда-нибудь могут оказать какое-либо сопротивление. Годных для битвы воинов и поселян они, вооруживши, посылают против воли в бой вперед себя». С тех пор убеждение, что монголы гнали перед собой некое «пушечное мясо» из  покоренных народов стало каким-то общим местом. Такое убеждение проистекает из прос­той неспособности по-другому объяснить военный успех монголов, который представляется невероятным. Поэтому историки бездумно хватаются за аргумент, кажущийся им вполне  логичным: уж слишком много врагов было  – они гнали впереди себя несметные толпы, а против такой массы попробуй устоять. Эти несуразности  полностью противоречат принципам военного искусства. Так – не воюют. Никто и никогда в истории так не воевал, тем более монголы Чингисхана, которые подняли военное искусство на небывалый до того уровень.

На самом деле, как мы показали, все довольно очевидно: в основе монгольских побед лежало применение нового оружия и новой тактики. А тактика эта сводилась прежде всего к мгновенному разгрому вражеской армии лучниками ударной конницы и последующему добиванию фактически уже поверженного противника подразделениями вспомогательного войска. Монголы всегда стремились разгромить противника сразу, одним ошеломительным ударом, что им, как правило, удавалось, а если бы между ударной конницей и противоборствующей стороной находилась какая-то толпа, то никакого мгновенного разгрома не вышло бы  –  эта толпа только мешала бы, сражение неоправданно затянулось, а противник мог  отойти, сохранив  все свои основные силы, чего ни в коем случае нельзя было допустить. В общем, полная нелепица: вместо правильного сражения – какой-то неуправляемый бардак и хаос, в котором невозможно не только применять искусные маневры, но даже просто разобраться: что происходит?

Между ударной конницей и противником обязательно должно лежать открытое пространство! И пространство это не должно быть не заполнено никем. Иначе не получится не только разгрома, но и самого сражения. Никакой пользы – одна помеха. Легкая  конница все равно не смогла бы нанести поражение тяжеловооруженному противнику. Зато, заполнив собой все пространство боя, она бы не дала выполнить эту задачу ударной коннице – она просто помешала бы ей плотным строем приблизиться к вражеской армии на близкое расстояние, с которого она могла бы гарантировано, в считанные минуты, разгромить эту армию залпами из боевых луков. Потрясающая по своей абсурдности схема. Можно подумать, что монгольскими войсками командовали клинические идиоты.

Что касается Юлиана, то, будучи человеком гражданским, он интерпретировал доходившие до него неясные слухи о том, как монголы ведут боевые действия в соответствии со своим представлением об их тактике, так, как ему казалось логичным. С его легкой руки и пошла гулять мрачная легенда о неких толпах, которые монголы гнали перед собой. Гуляет она и до сих пор. Хотя на самом деле никто и никогда в истории такой метод ведения боевых действий не применял. И не по причине гуманнос­ти, а по причине его неэффективности. Будь такой метод эффективен, его пос­тоянно использовали бы на протяжении всей истории человечества; люди минувших эпох были весьма суровыми и могли бы не моргнув глазом целые народы вырезать. Но поскольку этот метод неэффективен его и не применяли. Никто и никогда в истории, монголы в том числе.

На самом деле все происходило совсем иначе, не так как могло показаться стороннему наблюдателю. Такой наб­людатель, столкнувшись с незнакомой ему тактикой, мог просто ничего не понять в ней и его интерпретация того, что он видел собственными глазами, могла весьма сильно отличаться от реальности. Поясним.

Вершиной античного военного искусства являлось  создание римского легиона. Легион, разбитый на манипулы и центурии, был построением гибким и одновременно достаточно устойчивым. Структура легиона неоднократно менялась, что было вызвано как совершенствованием вооружения, так и появлением новых способов боевого применения легиона. Первоначально основой легиона была фаланга; 3000 тяжеловооруженных пехотинцев образовывали саму фалангу, а 1200 легковооруженных обеспечивали фланги и тыл. Со времен Самнитских войн (с 327 по 290 г. до н. э.) римляне совершили переход от обычной фаланги к манипулярной. Фланга была разделена на манипулы. Каждый легион состоял из 30 манипул, манипула делилась на 2 центурия, центурия – на 6 декурий. Общая протяженность манипулы по фронту достигала 20 м, в глубину – 15-19 м. Расстояние между манипулами было таким же – примерно 20 м, то есть манипулы выстраивались в шахматном порядке.

«Введенный манипулярный боевой порядок являлся исключительно важным преобразованием в военном деле. Легион расчленялся по фронту и в глубину. Десять манипул располагались так, что интервалы между ними равнялись ширине фронта манипулы. Манипулы второй и третьей линии строились напротив интервалов предыдущей линии. Такое построение приводило к разрыву фронта противника сразу во многих местах, что для фаланги являлось поражением. Третья линия служила тактическим маневренным резервом. Кроме того, расчлененное построение делало легион более подвижным.  Легион мог вести бой на любой местности – равнинной и пересеченной. Сочетая в себе все рода войск, легион был первой в истории тактической единицей, организованной в соответствии с принципом разнообразия, – он был в состоянии самостоятельно решать задачи на поле боя. С другой стороны, сложная структура легиона и многообразие  возможных форм его применения резко повышали требования к боевой подготовке как солдат, так и командиров всех степеней» (Переслегин С., Исмаилов Р.).

Полибий отмечал: «Каждый римлянин подготовлен в одинаковой мере для всякого места, времени, для всякой неожиданности… Он с одинаковой охотой готов идти в сражение, ведется ли оно всей массой войска разом, одной манипулой или даже отдельными воинами».

Самое важное: в отличие неповоротливой фаланги компактные шахматные квадратики манипул можно было быстро развернуть и перегруппировать, вести бой в любом направлении, а не только фронтально. Главное, чтобы все происходило слаженно. Это достигалось постоянными тренировками легионеров по слаженности действий.  Но необходимо знать, что в сражении впереди легиона врассыпную двигались так называемые велиты, у которых из атакующего оружия были только праща и дротики, а защитного вооружения не было вовсе. Велиты забрасывали  строй вражеского войска камнями, выпущенными из пращи, и дротиками, а потом разворачивались и убегали в проходы между манипулами. Задачей велитов, понятно, было не нанести поражение противнику, а постараться нарушить его построение, что облегчало легиону задачу по его разгрому. Но со стороны, конечно, могло показаться, что римляне гонят перед собой почти безоружных велитов. Но так только казалось. (Вспомогательные подразделения велитов, кстати,  формировались в основном не из римлян, а из их союзников, но  это вовсе не означает, что римляне гнали их вместо себя на убой.)

Примерно такую же роль играла в монгольском войске легкая конница. Она обстреливала противника, разворачивалась и ложным бегством увлекала за собой, нарушая его построение. При этом всадники легкой конницы оборачивались на скаку и стреляли в преследователей, стараясь нанести им максимально возможный ущерб. (Под «легкой конницей» мы здесь понимаем монгольскую кавалерию, вооруженную универсальными луками – из  боевого лука, в силу того, что он требует очень мощного натяжения и специальной техники стрельбы сделать «скифский выстрел» (обернувшись на скаку) невозможно.) Легкая конница не просто увлекала противника за собой, но и подводила его под атаку ударной конницы, которая вступала в действие в нужный момент и наносила  сокрушительный удар по потерявшему строй противнику. Выдержать подобный удар не мог никто. Затягивать сражение нельзя! (Людские ресурсы ограничены.)

Все это требовало значительного искусства. Ложным  бегством надо было не только увлечь за собой противника, но и увлечь его так, чтобы он преследовал убегающих достаточно компактной массой – если  противник рассеян, то залп боевых луков ударной конницы сильно потеряет в эффективности. То есть ложное бегство должно проводиться не в врассыпную, а тоже достаточно компактно, в определенном направлении, чтобы вывести преследователя на заранее подготовленную позицию,  подвести его под контратаку ударной конницы, который сокрушит его,  и при этом надо  продумано регулировать темп отступления – если убегающие мгновенно умчатся за пределы досягаемости, то преследование сразу прекратится. Нужно все время быть совсем рядом, кажется, рукой достать можно, но при этом и неуловимым. Все эти маневры требовали слаженности действий и исключительно высокой тактической подготовки армии, т. е. постоянных учений с целью достижения безукоризненного взаимодействия различных подразделений войска. Тут никто никого вместо себя в бой не гнал – имел место тактический маневр. Ну а вспомогательные подразделения легкой конницы действительно формировались в основном из воинов кочевых народов, подчинившимся монголам, тут Юлиан прав. Но в тактике монгольского войска он ничего не понял.

Гораздо лучше Юлиана в тактике монгольского войска разобрался венецианец Марко Поло, который 17 лет провел на службе у хана Хубилая. Сам Поло, конечно, сражений не видел, но много беседовал с очевидцами и ветеранами этих сражений и, в общем, имел о тактике монгольской армии  достаточно ясное представление. В своей книге Марко Поло писал:

«В битвах с врагом берут они верх вот как: убегать от врагов не стыдятся; убегая, поворачиваются и стреляют из лука… Когда их гонят, на бегу дерутся славно да сильно, так же точно, как бы стояли лицом к лицу с врагом; бежит и назад поворачивается, стреляет метко, бьет и вражеских коней, и людей много, а враг думает, что они расстроены и побеждены, а сам проигрывает, оттого что и кони у него перестреляны, да и людей изрядно побито. Татары, как увидели, что  перебили и вражьих коней, и людей много, поворачивают назад и бьются славно, храбро, разоряют и побеждают врага. Вот так-то они побеждали во многих битвах и покорили многие народы».

Заметим, что о тактическом приеме ложного бегства Марко Поло  пишет с явным удивлением: «убегать от врагов не стыдятся». Это удивление понятно. Венецианец  прибыл из Европы и мыслил в соответствии с европейскими стереотипами, а европейским рыцарям идея ложного бегства даже в голову не могла прийти, настолько она казалась постыдной. Рыцари не были глупыми, просто идея ложного бегства или маневра была абсолютно чужда феодальному типу мышления.

…Уже на закате Римской империи, мучительно размышляя о том,  что привело Рим к взлету и падению, римский военный историк Флавий Вегитий Ренат писал: «В чем могла проявить свою силу горсть римлян против массы галлов? На что могли опереться низкорослые римляне в своей смелой борьбе против высокорослых испанцев? Испанцы превосходили нас не только численностью, но и физической силой. Мы никогда не были равны африканцам ни хитростью, ни богатствами…» Коротышки-римляне, конечно, по физическим  данным не могли сравниться с высокорослыми  могучими иберами и германцами  и вообще численно во много раз уступали своим противникам, галлам и другим. Но их физической силе и многократному превосходству в численности они противопоставили великолепную организацию своих легионов и не менее великолепную слаженность действий. И пока Рим был на взлете этой организационной структуре, не мог противостоять никто – противники Рима такой организационной структурой не обладали.

Точно так же и монголы времен Чингисхана и его эпигонов одерживали  над своими противниками одну победу за другой не благодаря численному превосходству (которого не было), а благодаря принятию на вооружение более мощного оружия, передовой тактике и великолепно отлаженной  организационной структуре своего войска, которой  закосневшие в феодальном мышлении их противники не могли противопоставить ничего.

(продолжение следует)