• Геополитика
• 21 Сентября, 2013

ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПРОЦЕССЫ В ДОРЕВОЛЮЦИОННОМ КАЗАХСТАНЕ

Галина КСЕНЖИК, 
доктор исторических наук, 
зав. отделом истории Казахстана 
нового времени Института истории и этнологии им. Ч. Валиханова, 
академик МААО

Цель статьи – привлечь читателей к проблемам геополитики и политическим процессам Российской империи на приграничной территории Казахстана в XVIII веке. Осветить теорию «естественных границ», которая легла в основу формирующихся казахско-русских взаимоотношений в данный период. А также показать и дать оценку точек зрения некоторых современных историков России на геополитический курс Российской империи по отношению к национальным окраинам. Геополитический курс Российской империи основывался на закреплении в памяти населения иных названий на приграничных и присоединенных территориях.

Приграничные регионы Казахстана – это территория, где наиболее динамично происходило взаимодействие казахского населения с другими этническими группами в рамках геополитических и этнокультурных процессов.

В своем выступлении на XVI сессии Ассамблеи народа Казахстана Президент страны Н. А. Назарбаев подчеркнул: «Толерантность стала важным фактором успешного и уверенного развития Казахстана… Необходимо продолжить работу по написанию истории формирования полиэтничного общества в Казахстане».1
В XXI веке перед исторической наукой Казахстана стоят задачи изучения событий прошлого Казахстана и в том числе проблем геополитики и политических процессов Российской империи на приграничных территориях. Долг историка максимально вооружить людей историческим опытом человечества, пониманием реальных путей преодоления сложившихся трудностей. Важнейшим условием динамичного развития Республики Казахстан является осмысление событий и явлений прошлого на основе исторического анализа и творческого применения исторических знаний. Так как незнание геополитики и политических процессов прошлого может привести к ошибкам и просчетам в современной трансграничной политике сотрудничества с сопредельными государствами.
В настоящее время, программы трансграничного сотрудничества подпитываются идеями Евразийского союза и перспективами межрегиональной интеграции. Геополитические и этнополитические факторы занимают одно из важных мест в оценке современной ситуации в региональной политике Казахстана на приграничных территориях. Исторический опыт миграций, экономические, культурные и этнополитические контакты казахов приграничной зоны служат основой консолидации трансграничного сообщества. Можно предположить, что геополитические ориентации и приоритеты Казахстана в перспективе будут иметь существенное влияние на развитие политической ситуации в этой части Центральной Азии. 
В XVII–XVIII веках начался, а в XIX в. развернулся раздел мира между европейскими державами, в частности, раздел Азии между Россией и Великобританией. Казахская степь играла роль буферного пояса на южных рубежах Российской империи, которая была отведена ей еще в XVII в.  В XVIII в. произошли изменения, связанные с трансформацией правительственного курса по отношению к колониальным окраинам, связанные с изменением роли Российской империи в европейской политике. 
В начале XVIII века в Казахском ханстве наблюдался рост политической нестабильности. Казахскому ханству необходим был союзник против Джунгарии. Согласно геополитическому выбору и ориентации на политического лидера, часть степной элиты, во главе с ханом Младшего жуза Абулхаиром, обратила внимание на своего северного соседа и предприняла конкретные шаги к сближению с Российской империей. После присоединения части Младшего жуза Казахстана к Российской империи, царизм стал проводить планомерную геополитику по усилению политических процессов колониальных захватов приграничных территорий Казахстана. Первоначально эта политика проявлялась в постройке  военных крепостей на граничащих областях с постепенным продвижением их вглубь территории Казахстана. В XVIII  веке русское влияние в Казахской степи не было прочным, так как российский царизм не заводил в степи ни поселений, ни пикетов, а содержал только пограничную линию. 
Отличительной чертой Российского имперского сознания в отношении Востока было убеждение, что любая, кроме европейской, система ценностей ложна или таковой вовсе не существует, и единственным средством эффективного общения с «инородцами» была призвана жесткость, а устрашение и подавление, как единственный язык, на котором можно разговаривать с нецивилизованным миром. Данная концепция сформировалась в XVIII веке, а в последующий век она нашла отражение в различных указах, положениях и документах. Так, военные историки – М. И. Шанин, А. К. Гейнс, М. И. Венюков объясняли строительство укреплений на границах с Казахской степью реальной опасностью нападений со стороны кочевых племен2. Это заставляло администрацию Российской империи считать кочевников вне цивилизации и навязывать им свои нормы, законы и проекты развития. Военные чиновники Российской империи исходили из того положения, что любое государство должно защищать свои границы, а значит, ему нужны такие территории, где возможно строительство новых линий, защищающих государственные рубежи. Исходя из данных положений, царская Россия начала укреплять границы и строить обширную пограничную линию со стороны европейской России по рекам Урал, Уя и Тобол, а со стороны Сибири по Ишиму и Иртышу. 
Завоевательная политика Российской империи на Востоке обусловливалась в первую очередь военно-стратегическими мотивами. Экономические мотивы, по мнению офицеров Генштаба, не играли важной роли в деле колониального завоевания Казахстана Российской империей.
Военные действия на северных рубежах Казахстана и продвижение на восток российская администрация связывала с необходимостью установления стабильной границы. Колонизация и экспансия, имеющие в качестве главных последствий расширение территории государства до «естественных пределов», объяснялись основным законом истории. Это и было, по мнению военных, основной причиной присоединения Казахстана и дальнейшего движения России на восток. Теория «естественных границ», по сути, являлась одним из направлений формирующейся геополитической концепции развития Российской империи, согласно которой географическая среда, внешние условия жизни, окружение считались определяющими в развитии общества.3 
Именно такая теория «естественных границ» легла в основу формирующихся казахско-русских взаимоотношений в данный период. На основе этой теории была выработана в дальнейшем концепция «самосохранения» России, назначение которой состояло в попытках объяснить внутренний механизм восточной политики государства и причины присоединения народов. Исторической миссией Российского государства признавалось, с позиции этой теории, сознание надежной гарантии защиты «цивилизованного мира» от вторжения «воинственных кочевых орд», находящихся в состоянии постоянного динамического передвижения. Распространение влияния российской государственности должно было оказать, по мнению военных, благоприятное влияние на «воинствующий» нрав номадов сделать их подданными великой державы. Такой подход логически приводил администрацию Российской империи к мысли о неизбежности дальнейшего продвижения.
Сделав первый шаг – приняв в подданство Российской империи Средний и Младший жузы, имперское правительство поставило себя перед дилеммой – или пройти степь и выйти на естественные рубежи (горы, реки), или отступить к Иртышу и Уралу. Правительство пошло по первому пути, и это привело в дальнейшем к вхождению в состав царской России огромной территории Казахстана и Средней Азии. Несоответствие между «действительной» (укрепительные линии) и «фиктивной» границами государства, толкало русское правительство на дальнейшее продвижение вперед, таким образом, в степи образовывалась новая, передовая линия. Нужно было опять высылать отряды, опять основывать укрепления и так далее. Так оправдывалось любое  продвижение русских войск  вглубь степи. 
В настоящее время, оценка геополитики и политических процессов Российской империи по отношению к национальным окраинам претерпела незначительные изменения у значительной части историков – исследователей современной России. Так, в своей статье доктор исторических наук В. В. Трепалов «Национальная политика в многонациональной России XVI–XIX веков» (2009 г.) излагает, что «национальная политика была полностью подчинена интересам государства, осуществлялась в целях обеспечения государственной безопасности – как внутренней (сохранение стабильности и порядка), так и внешней. Кроме того, сказывалось и такое объективное обстоятельство, как чрезвычайно быстрый по историческим меркам территориальный рост Российской державы. Довольно скоро стало очевидным, что для полноценного управления колоссальным евразийским пространством по какому-то одному общепринятому алгоритму у правительства не хватает ни опыта, ни средств, ни кадров. Правящей бюрократии приходилось приспосабливаться к разнообразным  местным условиям, чтобы удержать под своей властью присоединенные народы и территории». Данная позиция историка В. В. Трепалова, по сути дела, ведет к оправданию силовых методов колониальной политики Российской империи.
Историк В. В. Трепалов оправдывает процесс русификации населения неславянских подданных Российской империи и принижает значение кочевой цивилизации, по сравнению с европейскими культурными ценностями. Так, он пишет, что «русификация, которая отнюдь не должна трактоваться, как проявление зловещего умысла удушить этническую самобытность народов. Этот процесс вызывался, прежде всего, объективным обстоятельством – численным и культурным (господствующая религия, язык общения) доминированием русских в Российской империи». Далее в публикации историк В. В. Трепалов отмечает, что одной из главных особенностей политики Российской империи был «этатизм» – подчиненность национальной политики интересам государства и важнейшим условием для интеграции присоединенных владений в сплоченный имперский организм. Стимулом к унификации его структуры и формированию единого государственного пространства послужило толчком к массовому переселению русских на «национальные окраины». При этом, весьма взвешенно и объективно В. В. Трепалов дает оценку, что вхождение каждого отдельного этноса в состав Российской империи, это событие кризисное и переломное в судьбе  народа национальных окраин.4 
Доктор исторических наук и главный редактор журнала «Вестник Омского университета» Анатолий Ремнев находится на аналогичных позициях, как и предыдущий историк В. В. Трепалов. Анатолий Ремнев пишет: «Как выглядела Сибирь до того, как пришли русские? Она называлась Татарией или Тартарией, что, в общем, имеет свои символические смыслы. Ее география и картография совершенно не определена, но она постепенно не только приобретает более четкие очертания, но и претерпевает внутреннюю эволюцию. Поначалу она заселена «иноземцами», затем «инородцами», среди которых быстро растет пришлое русское население, и уже к XVIII в. Сибирь демографически становится русской» (1999 г.). Таким образом, историк Анатолий Ремнев отрицает государственность и территориальную принадлежность кочевых цивилизаций, народов населяющих Западную Сибирь, а к этой территории относили в данный период и территорию Казахстана5. Следовательно, анализируя и сопоставляя данные высказывания, делаем выводы, что доктор исторических наук А. В. Ремнев полностью поддерживает проводимый курс геополитики Российской империи, а также ее имперские стремления не оставлять будущего на самоопределение у народов, населяющих территорию Западной Сибири. Можно еще множество приводить исследований аналогичного характера современных российских историков.
Но имеются и альтернативные точки зрения в XXI веке в России на проблему национальной политики Российской империи, не совпадающие с общепринятой в русской историографии, иное понимание политических процессов и геополитики Российской империи по отношению к национальным окраинам.
Так, иркутский историк И. Л. Дамешек, в своей статье «Российские окраины в административной политике империи XVIII – начала XX вв.» (2003 г.), отмечает, что на востоке Российская империя проводила энергичную колонизационную политику, «основной стратегической сверхзадачей которой было «сделать» азиатские окраины империи русскими.   Все активнее выдвигается лозунг единой и неделимой России. Тем не менее, думается, что осуществление этого лозунга на практике способствовало не сплочению, а, наоборот, разобщению империи. На окраинах стало зреть опасное для судеб империи национальное брожение».6
Геополитический курс Российской империи основывался на закреплении в памяти населения иных названий на приграничных и присоединенных территориях за счет изменения топонимики. Поначалу, конечно, сохранялась прежняя топонимика, но со временем она замещалась русскими названия, но здесь не было общего правила изменения названия населенных пунктов. Так, казаки, а в дальнейшем крестьяне, переселяясь на новые земли, использовали несколько топонимических приемов. Если вы посмотрите  на карту территории Казахстана XVIII – начала XX века, то увидите укрепления под названием по именам христианских святых (крепость святого Петра и Павла – Петропавловск, Георгиевская, Сергиевская и т. д.). Казаки и переселенцы строят церкви, и это также становится символическим знаком того, что это уже русская православная земля.
Наряду с этим, появляется другая топонимика – в честь членов царской семьи, крупных государственных деятелей: город Павлодар, Николаевск и т. д.; укрепления: Екатерининское, Елизаветинское, Николаевское, Татищево и т. д. 
Уже с конца XVIII века российские власти понимают, что процессом колонизации территории можно и нужно управлять, так изменяя географические названия, автоматические можно стереть память народа об исторических занимаемых территориях и расширить границы Российской империи не только фиктивно, но и реально, задумываясь о проекте «большой русской нации».
Разгром Джунгарского ханства в 1755–1757 гг. изменил расстановку политических сил в этом регионе. Территория «последней кочевой империи» представляла теперь особый интерес как для Российского государства, так и для империи Цин. Китай приближает границы своих владений к Казахстану и Средней Азии. В это же время продолжается продвижение России на юг Сибири и в Казахстан, сопровождающееся колонизацией этих территорий, а также развитием торговли и земледелия на приграничных территориях, что отражало государственные и экономические интересы Российской империи7. В случае принятия казахами китайского подданства, южные рубежи России оставались, в основном, незащищенными и становились практически открытыми перед внешней опасностью. Россия была заинтересована в освоении огромных территорий Казахской степи, важных в плане российской азиатской торговли и добычи полезных ископаемых из недр Казахстана, в первую очередь, золота. Поэтому основной задачей российского правительства в Центральной Азии оставалось решение данного вопроса в свою пользу. С гибелью Джунгарского государства казахское население рассчитывало расширить свои кочевья за счет освободившихся земель. Однако эти устремления шли в разрез с намерениями Цинов, но сдерживать продвижение казахов на свободные земли Цинское правительство было не в состоянии.8
По мнению правительствующего Сената и Коллегии иностранных дел Российской империи, сама система существовавших укрепленных линий в Казахстане и Южной Сибири находилась в неудовлетворительном состоянии. В этой связи, Российское правительство продолжает строить укрепительные линии. После Усть-Каменогорска лента казачьих земель раздваивалась на две линии: Бухтарминскую и Бийскую. Бухтарминская линия возникла в 1761 г., когда Екатерина II дала указание начальнику войск Сибирской линии генерал-поручику Шпрингеру заложить крепость, и вскоре при впадении реки Бухтармы в Иртыш было построено небольшое Бухтарминское укрепление. Бухтарминская линия продолжала Иртышскую и пролегала от Усть-Каменогорска на юго-восток до поселка Урыльского, который находился в 30 верстах от границы с Китаем. Поселки Бухтарминской линии стояли на реке Иртыш, в устье реки Бухтармы и на реке Нарым.9 
Бийская линия от Усть-Каменогорска шла на север, северо-восток и заканчивалась, поселком Смоленским, не доходя 50 верст до г. Бийска. Бийская линия была создана во второй половине XVIII столетия, в целях охранения от джунгар, возникших на Алтае Демидовских горных заводов и приписанных к нему крестьян.10 
31 декабря 1756 г. генералом Шпрингером, командующим войсками на сибирских линиях, была дана специальная инструкция комендантам крепостей Иртышской линии, в § 12–13 которой строго предписывалось не допускать казахов к левому берегу Иртыша на расстоянии 10 или, по крайней мере, 5 верст. Этим было положено начало так называемой десятиверстной полосе, которая тянулась узкой полосой по левому берегу Иртыша, вдоль укрепительной линии. Десятиверстное пространство мотивировалась Российским правительством как обоснованная мера, как своеобразная защита от нападения казахов. Официально эта полоса значилась десятиверстной ширины, в действительности же, она, по данным карты «Западная Сибирь», была больше, достигая местами 25–30 верст.11 
Действия генерала Шпрингера, направленные на устройство 10-ти верстной полосы, явились неправомерными по своей сути, что привело, в дальнейшем, к многочисленным земельным спорам не только между казачьим и казахским населением, но и между разными ведомствами.12 
4 октября 1764 г. в Санкт-Петербурге состоялось специальное государственное совещание, посвященное обсуждению вопросов, касающихся донесений И. И. Шпрингера «о беспокойных на сибирских границах обстоятельствах», в результате которого был принят ряд решений об укреплении обороны границ Сибири, предусматривалось увеличение численности войск в некоторых крепостях.
Для укрепления своего политического влияния в Казахстане от российского имперского правительства требовалось большей гибкости и либерализации в решении вопроса о миграционном движении казахов. Поэтому постановлением Коллегии иностранных дел от 16 июня 1771 г. казахам было разрешено переходить через Иртыш вместе с конскими 
табунами, но при условии располагать свои кочевья от российских селений и дорог на расстоянии не менее 25 верст и, особенно в отдалении от Колывано-Воскресенских заводов. Платы за кочевание не бралось никакой до 1800 г., когда по ходатайству генерала Нефельева было решено взимать с казахов за кочевание в сибирских пределах по 1 голове со ста штук скота для ремонта драгунских полков и на содержание госпиталей (так называемая «ремонтная пошлина»).
В дальнейшем, центральная администрация закрепила за казахами право кочевания в российских пределах. Указом от 5 июня 1788 г. предписывалось удовлетворять прошения старшин и султанов на переселение «из дальних степей во внутреннюю Российскую сторону», при условии размещения переселенцев «не в весьма близком один от другого расстоянии». Указ от 30 сентября 1797 г. разрешал всем казахам селиться внутри Империи, этим разрешением воспользовалось более 15000 кибиток казахов Среднего жуза, перешедших на правую сторону Иртыша, где они и заняли свободное пространство Кулундинской степи, расселившись в некотором расстоянии от земель Сибирского казачьего войска, но вблизи многих крестьянских селений Тобольской и Томской губерний. Правительство, жалуя этих казахов грамотами, дававшими им право на занятую землю, никакого устройства у них не вводило и податями или какими-либо государственными повинностями их не облагало. Разрешение впускать казахов Среднего жуза за Иртыш для кочевания на свободных сибирских землях было подтверждено указом от 23 июля 1798 г. «О даче убежища переходящим из Средней киргиз-кайсацкой орды и вступающим в российское подданство султанам и старшинам с их кибитками», в котором за казахами закреплялось право кочевать между Омской и Семипалатинской крепостями на правом берегу Иртыша. При этом, указом от 7 октября 1799 г. было решено, не взимать пошлины с имущества казахов как вступивших в подданство и перешедших в пределы России, так и в других подобных случаях.13
Таким образом, происходящие во второй половине XVIII века изменения в расстановке политических сил в Центральной Азии внесли существенную корректировку в развитии казахско-русских отношений. Растущее экономическое и политические влияние России благоприятствовало быстрому колониальному захвату земель Казахстана.  В русско-китайском соперничестве за укрепление позиций в казахских степях превосходство Российской империи к началу XIX в. становилось все более заметным. Неуклонно возрастал общий объем русско-казахской торговли через Семипалатинскую, Усть-Каменогорскую и Ямышевскую крепости. 
С началом строительства укрепительных линий и на протяжении всего XVIII в. можно отчетливо наблюдать стремление Российского самодержавия к ограничению самостоятельности пограничных территорий. По существу, геополитический курс Российской империи по отношению к «Азиатским окраинам» становится важной составной частью общероссийской системы управления, а ее формирование находиться в неразрывной связи с общими принципами внутренней политики империи. В начале XVIII века при изменении геополитического контекста в Евразии, обозначились новые тенденции в решении внутренних проблем азиатских окраин Российской империи и их народонаселения, к которым относилась и территория Казахстана. От умеренно либерального курса просвещенного абсолютизма XVIII века имперские структуры в XIX – начале XX вв. переходят к практике принудительной интеграции кочевого населения в систему общеимперской юрисдикции. Российские власти были заинтересованы в освоении Казахской степи, имевшей огромное геополитическое и торгово-экономическое значение. Противостояние Казахстана и Джунгарии, Китая и Джунгарии, а затем Российской и Цинской империй определяло геополитическую ситуацию и течение политических процессов на территории Казахстана в последующий период. 

Литература
1. Выступление Президента Республики Казахстан Н. А. Назарбаева на XVI сессии Ассамблеи народа Казахстана. Страна и мир. № 42, 2010. 
2.  Венюков М. И. Общий обзор постепенного расширения русских пределов в Азии. Военный сборник: (wikipedio.org), № 7, 1877, с. 66–65.
3. Болховитинов Н. Н. О роли «подвижной границы» в истории США. Критический анализ концепции Ф. Тернера. Вопросы истории: Parent Directory. № 9, 1962, с. 61.
4. Трепалов В. В. Национальная политика в многонациональной России XVI–XIX веков». Историческая психология и социология истории, т. 2, №1, 2009, с. 56–60.
5. Ремнев А. В. Административное единство Сибири в исторической ретроспективе. Вопросы социально-политической истории Сибири (XVII–XX века). Бахрушинские чтения 1997 г. Новосибирск, 1999, с. 100. 
6. Дамешек И. Л. Российские окраины в административной политике империи XVIII – начала XX вв.». Центральная Азия и Сибирь. Первые научные чтения памяти Е. М. Залкина. Материалы конференции. Под ред. В. А. Моисеева. Барнаул: АзБука, 2003, 312 с.
7. Воскресенский А. Д. Россия и Китай: теория и история межгосударственных отношений. М., 1999, с. 66.
8. Кузнецов В. С. Цинская империя на рубежах Центральной Азии (вторая половина XVIII – первая половина XIX веков). Новосибирск, 1983, с. 70.
9. Гуревич Б. П. Международные отношения в Центральной Азии в XVII – первой половине XIX века. М., 1983, с. 103–195.
10. Катанаев Г. Е. Краткий исторический обзор службы Сибирского казачьего войска с 1582 по 1908 г. СПб., 1908, с. 19–21. 
11.  Карта «Западная Сибирь».  ЦГА РК Ф. 689. ОП. 1. Д. 17.
12.  ЦГА РК Ф. 15. Д. 2075.  Л. 10–11 об.
13. Анисимова И. В. Политика России в решении «казахского вопроса» во второй половине XVIII века. Центральная Азия и Сибирь. Первые научные чтения памяти Е. М. Залкина. Материалы конференции. Под ред. В. А. Моисеева. Барнаул: АзБука, 2003, 312 с.