• Геополитика
  • 24 Сентября, 2018

ОГНЕННАЯ ДУГА

Бахытжан АУЕЛЬБЕКОВ, обозреватель

Исполнилось 75 лет со дня начала Курской битвы – величайшего сражения в истории человечества. Поражение германских войск на Курско-Орловской дуге означало коренной перелом в войне. Теперь окончательный разгром Германии становился лишь вопросом времени. И это же грандиозное событие – Курская битва – стало началом переформатирования политической карты всей планеты. Однако далеко не все аспекты этого сражения известны широкому читателю.

Курская битва – величайший подвиг Красной Армии и советского народа. Это знают все. Меньше известно, что она являлась ключевым моментом политической истории ХХ века, последствия которого необратимы и который двинул всю историю человечества в направлении, непредусмотренном западными «планировщиками» и неожиданном для них. Для нас Вторая мировая война – это прежде всего Великая Отечественная война советского народа, борьба не на жизнь, а на смерть за само право советских людей жить на этой земле. Западных же союзников мы привычно рассматриваем как товарищей по оружию в той войне, пусть и затянувших открытие Второго фронта. Что касается простых солдат и офицеров союзных армий, то это, конечно, верно. Они действительно наши товарищи по оружию. Но ведь были еще и правящие круги западных стран, которые кровь на полях сражений не проливали и при этом строили далеко идущие планы. И эти планы вполне могли бы быть воплощены в жизнь, если бы не стратегические таланты советских военачальников, мужество и стойкость советского солдата и несгибаемая воля советского руководства. Всемирно известный американский ученый, профессор Массачусетского технологического университета, почетный профессор 40 университетов мира, самый цитируемый в мире автор из ныне живущих Ноам Хомский рассказывает: «…Концепции стратегии «Великой зоны влияния» были сформулированы в планах Совета по международным отношениям, а также в документах Госдепартамента США… Во время Второй мировой войны проводились встречи на высшем уровне между должностными лицами Госдепартамента и Совета по международным отношениям. На них в дополнение решениям правительства разрабатывался план послевоенного устройства мира… Во время Второй мировой войны (если быть точным – в первые годы войны: с 1939-го до 1943-го) предполагалось, что после вой­ны останутся только две великие державы: Германия и Соединенные Штаты. Германия будет доминировать на большей части Евразии, а Соединенные Штаты будут контролировать Ближний Восток, Западное полушарие и бывшую Британскую империю. Это, как предполагалось, была бы «Великая зона влияния»… «Великая зона влияния» должна была быть распространена на все те регионы мира, где Соединенные Штаты могли обеспечить свою гегемонию. Ставилась цель создания международного порядка, при котором американские корпорации имели бы полную свободу действий. Это была бы такая международная система, в которой американские корпорации имели бы свободный доступ к ресурсам и рынкам всего мира с возможностью неограниченных капиталовложений. Именно в этом и заключалась основная концепция международного порядка. Война продолжалась, и в 1943 – 1944 годах стало ясно, что Германия потерпит поражение…» (Хомский Н. Будет так, как скажем мы! Пер. с англ. М.: КоЛибри, Азбука-Аттикус, 2013). Ставка делалась отнюдь не на победу Советского Союза, а на то, что СССР и Германия измотают друг друга во взаимной схватке, ослабеют и тем самым предоставят Соединенным Штатам необыкновенные возможности. Изнуренной войной Германии можно было бы позволить в определенных пределах хозяйничать на той территории, которую она успеет захватить, а судьба Советского Союза вообще никого не интересовала. Курская битва сорвала эти планы. Проекту «Великая зона влияния» не суждено было претвориться в жизнь. А пока союзники выжидали и с интересом наблюдали, как миллионы советских людей захлебывались кровью, отстаивая свою Родину. Сенатор Гарри Трумэн, будущий президент США, в своей статье в номере «Нью-Йорк таймс», вышедшем 24 июня 1941 года, выразился вполне откровенно: «Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если выигрывать будет Россия, то следует помогать Германии, и, таким образом, пусть они убивают друг друга как можно больше. Хотя мне ни при каких обстоятельствах не хочется видеть Гитлера в победителях». Полная победа одной из противоборствующих сторон для Запада была нежелательна, а вот их взаимное ослабление и низведение до ничтожных и зависимых политических, военных и экономических величин представлялось заманчивой перспективой. Поэтому и действовали они именно так, как с простодушной прямотой выложил в своей статье сенатор Трумэн. (Более искушенные в политике люди таких дубовых заявлений публично не делают, но Гарри Трумэн был вообще человеком простоватым, неслучайно он получил в Америке кличку «Галантерейщик из Миссури».) Союзники манипулировали. 7 нояб­ря 1941 года президент США Франклин Рузвельт официально распространил действие ленд-лиза на СССР (до этого программа ленд-лиза действовала для Британии). Однако американцы не выполнили даже минимальных взятых на себя обязательств. В счет аванса за военные поставки в августе – сентябре 1941 года СССР отправил в США золота на 10 миллионов долларов. Американское же правительство обещало в 1941 году направить в Советский Союз помощи на 741 миллион долларов, а реально поставило ее в СССР за первый, самый тяжелый, год войны всего на 545 тысяч долларов, то есть лишь 0,1 процента от гарантированного. К примеру, вместо 750 обещанных танков СССР к январю 1942 года получил только 16, а вместо 600 самолетов – лишь 85. Американские поставки были сорваны в самое тяжелое время, тогда, когда СССР истекал кровью и решалась судьба войны на советско-германском фронте, а следовательно, и всей Второй мировой войны. В разгар немецкого наступления на Сталинград в июле и августе 1942 года Англия не поставила Советскому Союзу ни одного самолета. Одновременно английское правительство резко сократило военные поставки для СССР по Трансиранской железной дороге. При этом оно ссылалось на заторы, хотя в прошлом неоднократно обещало увеличить пропускную способность железнодорожных путей в Центральном и Южном Иране. На 15 августа 1942 года в портах Персидского залива скопилось 34 977 тонн неотправленных военных грузов. Когда Советский Союз сумел одержать победу в Сталинградской битве, союзники были немало поражены. В самый критический момент, когда решалась судьба СССР в битвах под Москвой и под Сталинградом, помощи фактически не было. И львиная доля ленд-лиза по вооружениям, более 70 процентов, пришлась на 1944 – 1945 годы. Когда вопрос о том, будет ли нацистская Германия разбита, уже не стоял. Однако, что это за контора такая – Совет по международным отношениям, которая так запросто разрабатывает планы переустройства всего мира? Совет по международным отношениям (СМО) был основан в Нью-Йорке 29 июля 1921 года. Считается, что эта организация на сегодняшний день насчитывает около 2000 членов, представляющих элиту правительства, профсоюзов, делового и финансового миров, средств коммуникации и академического мира. При этом она не слишком известна даже самим американцам. Основная причина, по которой про эту организацию многие даже не слышали – это II-я статья регламента СМО. Эта статья требует, чтобы встречи его членов оставались тайными, и любой член, разгласивший содержание этих встреч, незамедлительно исключается из СМО. Среди основателей СМО были многие, принимавшие участие в подписании Версальского Договора после окончания Первой мировой войны, в их числе: один из советников президента Вильсона, «серый кардинал» Белого дома», полковник Эдвард М. Хаус; Уолтер Липман – в будущем один из популярнейших газетных обозревателей, автор термина «холодная война»; Джон Фостер Даллес – впоследствии государственный секретарь у президента Эйзенхауэра; Аллен Даллес, брат Джона Фостера – позднее директор ЦРУ; Крис­тиан Гертер – преемник Джона Даллеса на посту государственного секретаря. Деньги на основание Совета по международным отношениям поступили от Дж. П. Моргана, Джона Д. Рокфеллера, Бернарда Баруха, Поля Варбурга, Отто Кана, Якоба Шиффа и других известных всему миру финансовых тузов. Бывший член СМО, в прошлом заместитель военного министра по кадрам Генри МакКлой вспоминал: «Всякий раз, когда нам требовался человек, мы проводили пальцем по списку членов Совета и звонили в Нью-Йорк (штаб-квартиру СМО)». Начиная с 1921 года, до начала 1990-х годов двенадцать из восемнадцати министров финансов США были членами СМО. Точно так же двенадцать из шестнадцати госсекретарей были его членами. В Министерстве обороны, созданном в 1947 году, было пятнадцать министров, из них девять – члены СМО. А в Центральном разведывательном управлении, также созданном в 1947 году, было одиннадцать директоров, из них семь принадлежали к СМО. Все Верховные Главнокомандующие НАТО в Европе, и каждый представитель США в НАТО также были членами СМО. Другие посты в исполнительной ветви власти также не прошли мимо внимания Совета по международным отношениям. В любой американской администрации как Демократической, так и Республиканской существуют четыре ключевых поста, которые почти всегда заполнялись членами СМО. Это советник по национальной безопасности, государственный секретарь, министр обороны и министр финансов. Однако главное воздействие Совета по международным отношениям проявляется на выборах президента США. СМО очень активно действует в обеих основных американских партиях – Рес­публиканской и Демократической. Американский политолог д-р Кэрролл Квигли в своей книге «Трагедия и Надежда» пишет: «...Деловые круги сотрудничают с обеими и допускают чередование двух партий на государственных должностях, с тем, чтобы скрыть свое собственное влияние, подавить любое проявление независимости политика и позволить электорату верить, что он осуществляет свой собственный свободный выбор». Многие редакторы и издатели американских газет и журналов посещали два самых престижных факультета журналистики в Соединенных Штатах – Колумбийского и Гарвардского университетов. Ректоры этих учебных заведений почти всегда были членами СМО. Их целью было убедиться, что студенты, посещающие занятия, усваивают то, что требует СМО, с тем, чтобы они, в свою очередь, могли пропагандировать эти взгляды среди американской общественности через соответствующие средства массовой информации. Подавляющая часть заметных газет и журналов в Соединенных Штатах принадлежит членам СМО или контролируется ими. Как видим, Совет по международным отношениям – контора, серьезней некуда, только не любит себя афишировать. 12 сентября 1939 года, менее чем через две недели после нападения Германии на Польшу, которое считается началом Второй мировой войны, Уолтер Мэллори, исполнительный директор СМО, и Гамильтон Армстронг, издатель журнала «Foreign Affairs», встретились в Вашингтоне с Джорджем Мессершмиттом, помощником госсекретаря и членом СМО. Они наметили долгосрочный плановый проект, который предстояло осуществить СМО в тесном сотрудничестве с Госдепартаментом США, на тему долгосрочных проблем войны и планов на мирное время. Несколько исследовательских групп по вопросам войны и мира, состоявшие из экспертов по вопросам внешней политики, должны были разработать конфиденциальные экспертные рекомендации для президента Франклина Д. Рузвельта. К концу войны СМО произвел на свет 682 конфиденциальных меморандума для американского правительства при частичном финансировании Фондом Рокфеллера. Разработчики предвидели, что разгром Германии и Японии и опустошение Европы в результате боевых действий приведет Соединенные Штаты к непререкаемо господствующему положению в послевоенной экономике. Они полагали, что чем более открытой будет экономика для торговли и международного инвестирования, тем более доминирующую роль в ней будут играть Соединенные Штаты. Основываясь на такой логике, планирующие группы Госдепартамента и СМО делали в своих планах упор на создание сети институтов, которые построят глобальную экономику. В апреле 1941 года в секретном меморандуме, подготовленном для правительства США экономической и финансовой группой СМО в апреле 1941 года по поводу того, как представить общественности задачи США в пропагандистских целях с учетом военного времени, говорилось: «Если объявить, что цели войны касаются лишь англо-американского империализма, они будут мало что значить для людей в остальных частях мира и окажутся уязвимыми для противоположных предложений нацистов. Такие цели, кроме того, могут привести к усилению наиболее реакционных элементов в США и Британской империи. Следует делать акцент на интересах других людей, и не только жителей Европы, но также и Азии, Африки, Латинской Америки. Это может произвести лучший пропагандистский эффект…» «Меморандум Е-В34, выпущенный Советом по международным отношениям для президента и Госдепартамента 24 июля 1941 года, излагает концепцию «Великой зоны влияния». Это была та территория мира, над которой Соединенным Штатам необходимо господствовать в экономическом и военном отношении для того, чтобы гарантированно обеспечить сырье для промышленности «с наименьшим возможным стрессом». …Было предпочтительно, чтобы в нее входили Западное полушарие, Соединенное королевство, остальная часть Британского содружества и империи, голландская Вест-Индия, Китай и Япония. Концепция, предложенная в меморандуме, включала в себя работу по экономической интеграции в пределах максимально возможной стержневой территории, а затем расширение и включение остальных территорий по мере возникновения условий…» (Кортен Д. «Когда корпорации правят миром». СПб: Агентство «Принт», 2002). «Председатель Совета национальной промышленной конференции США Вирджил Джордан, выступая 10 декабря 1940 года в «Инвестмент бэнкерс ассосиейшн оф Америка», заявил: «Независимо от исхода войны, Америка вступила на путь империализма в мировых делах и во всех других сторонах своей жизни. Несмотря на то, что Англия должна выйти из этой борьбы, не потерпев поражения, она настолько обнищает и престиж ее так пострадает, что маловероятно, чтобы она смогла восстановить или сохранить господствующее положение в мировой политике, которое она так долго занимала. В лучшем случае Англия станет младшим партнером в системе нового англо-саксонского империализма, центром тяжести которого будут экономические ресурсы, военная и военно-морская мощь Соединенных Штатов… Скипетр власти переходит к Соединенным Штатам» («Коммершиал энд Файненшнл Кроникл», Нью-Йорк, 21 декабря 1940 г.). Заметим, все эти цели постулировались задолго до вступления США в мировую войну, еще до нападения японцев на Перл-Харбор 7 декабря 1941 года. Именно эти долгосрочные и глобальные планы предстояло сорвать Курской битве, хотя, разумеется, в то время об этих планах еще никто кроме узкого круга американских политиков не знал. Положение СССР накануне Курской битвы было достаточно сложным. Главным направлением немецкой кампании лета – осени 1942 года был Кавказ. Стратегический замысел наступательной кампании был сформулирован в Директиве ОКВ (Верховное главнокомандование вермахта) № 41 от 5 апреля 1942 года, а затем конкретизирован в директивах № 44 и № 45, подписанных в июле. На совещании, состоявшемся в Полтаве 1 июня 1942 года в штабе группы армий «Юг», Гитлер заявил: «Моя основная мысль – занять Кавказ, возможно основательнее разбить русские силы… Если я не получу нефть Майкопа и Грозного, я должен буду прекратить войну». Заметим, что из примерно 30 млн. тонн годовой добычи нефти, извлекаемой Советским Союзом в те времена, почти три четверти приходилось на район вокруг Баку, еще 16 процентов нефти добывалось на промыслах Северного Кавказа – в районе Майкопа, Грозного и в Дагестане, и лишь одна десятая нефтедобычи падала на другие территории СССР. Захват Кавказа парализовал бы технику Красной Армии. Таким образом, расчет строился на том, что потеря Кавказа заставит СССР прекратить сопротивление. 6-я армия Паулюса, двигавшаяся в направлении Сталинграда, должна была прикрыть фланг немецких войск, наступавших на Кавказ, а также перерезать снабжение советских войск вод­ным путем по Волге. Случилось, однако, наоборот. Кавказ захватить немцам не удалось, и они откатились от него. В результате второстепенный Сталинградский фронт превратился в основной. Грандиозная победа советских войск в Сталинградской битве поразила весь мир. И совсем не случайно сейчас в любой западной столице есть площадь или улица, носящие имя Сталинграда. Но все-таки эта победа еще не означала перелома в войне. Исход Великой вой­ны еще не был решен. В военной литературе немало написано о бессмысленном упрямстве Гитлера, который запретил отход 6-й армии Паулюса от Сталинграда и тем самым обрек ее на гибель. Но это упрямство вовсе не было бессмысленным. Если бы армия Паулюса отступила, то откатывающиеся с Кавказа немецкие войска были бы уничтожены, и это означало бы крах всей военной кампании рейха. А пожертвовав 6-й армией, Гитлер сохранил силы для продолжения войны. В результате немцы всего через три недели после сокрушительного разгрома под Сталинградом смогли перейти в контрнаступление в Донбассе и на харьковском направлении. Отбросив войска Юго-Западного фронта и левого крыла Воронежского фронта на 150 – 200 км, они вновь захватили стратегическую инициативу, навязав свою волю советскому командованию. «Немцы в 1942-м рвались не в Сибирь – нефть им была нужна позарез. Нефть Моздока, Грозного и Баку. А обеспечивала фланг этого рывка за нефтью как раз 6-я армия Паулюса. И когда в Сталинграде все стало ясно – немцы, даже не пытаясь зацепиться на достигнутых рубежах, в хорошем темпе покинули Северный Кавказ, догнать их нам удалось только под Харьковом. И все военные историки сейчас соглашаются (редкий случай), что немцы очень умно сделали, что не стали дожидаться «Большого Сатурна» (после завершения Сталинградской операции мы планировали ударить вниз, к берегу Азовского моря, и отрезать всю северокавказскую группировку гитлеровцев)» (Паршев А. П. Почему Америка наступает? М.: АСТ, 2002). «Большого Сатурна» Гитлеру удалось избежать ценой гибели армии Паулюса. А к началу летней кампании 1943-го года ситуация выглядела следующим образом. В районе между Курском и Орлом советские войска образовали выступ, выпуклой стороной в направлении немцев. Стратегический замысел Гитлера, решившего воспользоваться такой конфигурацией фронта, был прост. Ударив под основание выступа фронта под Курском с двух сторон, соединить немецкие войска в тылу этой дуги и окружить 10 советских армий. Своего рода некий ремейк Сталинграда, только уже с немецкой стороны. Окружив под Курском советские войска, немцы пробивали брешь в 200 км по прямой и, повернув на север, брали Москву, до которой им оставалось около 400 километров. (Правда, опасаясь этого, Сталин за Курской дугой создал еще один фронт – Степной.) А взяв Москву – крупнейший узел железных дорог и центр страны, Гитлер рвал весь СССР на части, которые из отсутствия проезда по железным дорогам было трудно объединить в одно целое. Следует заметить, что сначала, весной 1943-го, советские войска сами пытались окружить крупную вражескую группировку противника под Орлом. Попытка окружения захлебнулась, и во второй половине марта Ставкой было принято решение о прекращении наступления с тем, чтобы дать отдых вой­скам, пополнить их, подтянуть тылы. К этому моменту противнику удалось удержать в своих руках два важных в стратегическом отношении выступа, один из них находился восточнее и юго-восточнее Орла, второй же восточнее и северо-восточнее Харькова. Советские войска продвинулись между этими выступами вперед на запад до 200 километров. Так образовалась огромная, во много сот километров дуга, которая получила наименование Курской. К. К. Рокоссовский пишет: «Предпринимая столь грандиозную операцию, как глубокое окружение всей орловской группировки противника, Ставка допустила грубый просчет, переоценив свои возможности и недооценив возможности противника, а тот уже успев оправиться от нанесенных ему советскими войсками ударов на брянском и харьковском направлениях, сам готовился к нанесению здесь контрудара. В этих условиях не могло быть и речи о выполнении войсками Центрального фронта первоначально поставленной ему задачи. После моего доклада по ВЧ Сталину задача была изменена. Но и она к этому времени и в той обстановке не сулила успеха, противник явно превосходил наши силы» (Рокоссовский К. К. Солдатский долг. М.: Вече, 2014). Важно понимать следующее. Ставка, давая войскам передышку, совершенно определенно имела в виду, что оборона здесь временная, и как только будут накоплены силы и средства, наступление будет тотчас продолжено. Однако мысли и действия К. К. Рокоссовского не соответствовали указанным намерениям. В апреле, когда для ознакомления с положением и нуждами Центрального фронта прибыли член Государственного Комитета Обороны Г. М. Маленков и заместитель начальника Генерального штаба А. И. Антонов с сопровождавшими их лицами, Рокоссовский прямо высказал им свои соображения – сейчас нужно думать не о наступлении, а готовиться и готовиться как можно тщательнее к обороне, ибо противник обязательно использует выгодную для него конфигурацию фронта и попытается ударами с севера и юга окружить войска обоих, Центрального и Воронежского, фронтов для того, чтобы добиться решительных результатов в ведении войны. К. К. Рокоссовский: «Товарищи из Москвы находились у нас продолжительное время… Перед отъездом они предложили изложить все мои соображения в служебной записке на имя Верховного Главнокомандующего, что я и сделал. Маленков обещал передать ее Сталину. В записке кратко оценивалась обстановка, сложившаяся на южном крыле советско-германского фронта в результате зимней кампании 1942 – 1943 года, и высказывались некоторые предположения на лето 1943-го. В ней отмечалось, что наиболее вероятным участком фронта, где противник 1943 года попытается развернуть свое решительное наступление, будет Курская дуга. Там он постарается совершить то, что ему не удалось зимой, но уже большими силами. Продолжающаяся переброска войск в район Орла и севернее подтверждает возможность таких намерений противника. А конфигурация фронта способствует их осуществлению. Я подчеркивал настоятельную необходимость создания мощных резервов Верховного Главнокомандования, расположенных в глубине (восточнее Курской дуги), для отражения удара крупных вражеских сил на курском направлении. Обращалось внимание и на несколько непонятное положение в управлении вой­сками, когда начальник Генерального штаба (Василевский. – Б. А.) вместо того, чтобы управлять из центра, где сосредоточены все возможности для этого, убывает на длительное время на один из участков фронта, тем самым выключаясь из управления. Заместитель Верховного Главнокомандующего (Жуков. – Б. А.) тоже выбывает на какой-то участок, и часто получалось так, что в самые напряженные моменты на фронте в Москве оставался один Верховный Главнокомандующий. В данном случае получалось «распределенческое» управление фронтами, а не централизованное. Я считал, что управление фронтами должно осуществляться из центра – Ставкой Верховного Главнокомандования и Генеральным штабом. Они же координируют действия фронтов, для чего и существует Генеральный штаб… …Вот эти вопросы были затронуты в моей служебной записке на имя Верховного Главнокомандующего. Не беру на себя смелость утверждать, что мои предложения оказали свое влияние на последующие решения Ставки. Однако сложившаяся общая обстановка на фронтах требовала особого внимания к Курской дуге и принятия соответствующих мер. Именно этими соображениями я и руководствовался» («Солдатский долг»). «Не могу умолчать о том, что при обсуждении в Ставке предстоявшей операции (на этом совещании присутствовали и мы – командующие фронтами) были сторонники не ожидать наступления противника, а, наоборот, упредить удар. Ставка поступила правильно, не согласившись с этим предложением. В соответствии с принятым Ставкой решением Центральный и Воронежским фронтам были отданы указания о создании прочной обороны» (Рокоссовский). В свою очередь немецкий генерал-фельдмаршал фон Манштейн, командующий группой армий «Юг», первоначально собирался нанести удар по Курскому выступу сразу же после захвата немцами Харькова и Белгорода в марте 1943 года, но ввиду начавшейся оттепели этот план не был реализован. Проект операции, предлагавший нанести два сходящихся удара по Курскому выступу войсками генерал-фельдмаршалов фон Клюге (9-я армия генерала Моделя) и фон Манштейна (4-я танковая армия Гота), был представлен Гитлеру 11 апреля. Фюрер, однако, колебался. В предложенном Цейтлером плане говорилось, что для обеспечения успеха наступления потребуется 10 – 12 танковых дивизий, поддержанных пехотой. Гитлер счел этого недостаточным, и, когда Цейтлер заметил, что для захвата Харькова понадобилось всего пять танковых дивизий, фюрер возразил: успех был достигнут благодаря применению тяжелых танков «Тигр», «батальон которых стоит обычной танковой дивизии». Для своего весеннего наступления Гитлер твердо решил использовать новейшие средние танки «Пантера». Дело в том, что Гитлер и остальные немецкие полководцы разработали тактическую новинку, за счет которой и собирались выиграть Курскую битву, а вместе с ней и войну. «В последние дни перед наступлением странное чувство – не столько уверенность, сколько фатализм – охватило немецких солдат и офицеров: если эта сила, эта гигантская армада танков, штурмовых орудий, бронетранспортеров и артиллерии не сможет сломить русских, тогда ничто не сломит их» (Кларк А. Британия. Barbarossa. The Russian-German Conflict 1941 – 1945. London, 1965).

(Окончание следует)

876 раз

показано

2

комментарий

Подпишитесь на наш Telegram канал

узнавайте все интересующие вас новости первыми

МЫСЛЬ №2

20 Февраля, 2024

Скачать (PDF)

Редактор блогы

Сагимбеков Асыл Уланович

Блог главного редактора журнала «Мысль»