• Геополитика
• 16 Февраля, 2018

КТО РАЗРУШИЛ РИМ?..

Влияние постоянного перемещения крупных людских масс на развитие мировой цивилизации пока еще мало осмыслено в исторической науке. Как правило, исследователи концентрируют свое внимание на военных походах, завоеваниях стран, подвигах великих полководцев… Все это, конечно, очень интересно, но является только внешним отражением более глубоких процессов, которые обычно скрыты от поверхностного взгляда. А эти глубинные процессы представляют собой ничуть не меньший, а подчас даже больший интерес, чем деяния конкретных исторических персонажей.

Как мы указывали, хотя и принято считать, что Римскую империю разрушило нашествие варваров (во всяком случае, это считается одной из главных причин ее крушения), все известные на сегодняшний день факты указывают на то, что она развалилась сама по себе в силу утраты жизнеспособности; нашествие варваров – всего лишь следствие этого процесса. К относительной социальной стабильности Рим шел через непрекращающуюся череду общественных катаклизмов. «Сами древние римляне отнюдь не рассматривали республику I – II вв. до н. э. как сложившуюся политическую форму. С убийства Тиберия Гракха в 133 г. до н. э. до гибели Антония в 30 г. до н. э. Рим не знал покоя. Гражданские войны так обескровили римский Сенат и народ, что уцелевшие были рады любой власти. «Золотая посредственность», провозглашенная Октавианом Августом, явилась лозунгом политической стабилизации» (Гумилев. Л. Н. Этногенез и биосфера Земли. М.: Танаис. ДИ – ДИК, 1994). Да и стабильность, воцарившаяся в империи с провозглашением императором Октавиана Августа, была очень и очень относительной. И даже ее хватило от силы лет на 200. Античная экономика держалась на рабском труде. Но как только завоевательная активность Рима резко упала, столь же резко сократился и приток рабов. И римляне стали обращать в рабство… друг друга. «Светоний в своей биографии первого римского императора Октавиана Августа рассказывает: «Общей погибелью были многие злые обычаи, укоренившиеся с привычкой к беззаконию гражданских войн или даже возникших в мирное время. Немало разбойников бродили средь бела дня при оружии, будто бы для самозащиты: по полям хватали прохожих, не разбирая свободных и рабов, и заключали в эргастулы помещиков», где цепи с них не снимали даже во сне, а на работу узники должны были выходить в кандалах. «Против разбоев Август расставил в удобных местах караулы, эргастулы обыскивал». Примерно то же сообщает Светоний и о Тиберии, взошедшем на трон вслед за Августом в 14 г. н. э. Но еще раньше «гражданскую деятельность он начал с того», что тщательно обыскал эргастулы по всей Италии, «хозяева которых снискали всеобщую ненависть тем, что хватали и скрывали в заточении не только свободных путников, но и тех, кто искал таких убежищ из страха перед военной службой». И даже в самом Риме неопытные чужестранцы могли попасться в ловушку и быть проданными в рабство… В провинциях такое случалось чаще, чем в столице, ибо обнищавшим крестьянам не оставалось порой ничего другого, как продажа самих себя вместе с женой и детьми в рабство, что позволяло выплатить по крайней мере часть ужасающего долга и хоть как-то поддержать свое существование» (Хефлинг Г. Римляне, рабы, гладиаторы… Пер. с нем. М.: Мысль, 1992). Общий упадок сельского хозяйства привел к тому, что в Рим стали стекаться обезземелившиеся люмпены. Со временем их численность достигла таких размеров, что императоры начали их бояться, откупаться от них и развлекать бесконечными гладиаторскими играми и травлей зверей в цирке, только чтобы они не взбунтовались. «На закате империи в городе Риме в списках безработных значилось 200 000 человек. Это только главы семейств, пролетарии, то есть люди, у которых никакого имущества, кроме детей. Если учесть всех их домочадцев, то получится, что на пособиях по безработице сидело в общей сложности около 700 000 человек! Почти весь Рим! Они жили в своего рода гетто – в казенных пяти­этажках, на государственные пособия. Им выдавалось зерно, вино, деньги, оливковое масло… Для них устраивались бесплатные представления, чтобы скучно не было. Они посещали бесплатные общественные термы. Многие из этих людей не работали уже в третьем-четвертом поколении. Им исправно выплачивались детские пособия. Все эти социальные расходы тяжким грузом ложились на государственный бюджет» (Никонов А. П. Почему гибнут империи. От Рима до СССР. М.: АСТ, 2015). Сохранилось письмо некоего Кассия своему другу Данацию: «Пишу тебе из Африки… куда меня отправил наш император Траян [53 – 117 гг. н. э., имп. с 98.] для отлавливания диких животных, так как наш народ, который надо развлекать, чтобы не было смут, стоит нам дороже всяких животных. Народ требует теперь зрелищ все более и более необычных. Он пресыщен видом пантер, тянущих повозки; слонов, присевших на передние ноги, дабы начертать на песке хоботом имя императора, гладиаторов, сражающихся со львами. Сегодня они хотят видеть, как медведи бьются с буйволами, а быки – с носорогами… Я нахожу эти игры слишком жестокими, однако, как говорят, они обеспечивают мир и спокойствие в империи…» Приходилось устраивать бесконечные гладиаторские бои и травли зверей, только чтобы в государстве не было смут… Придет, время, и люмпены себя покажут. «Во времена императора Тита при праздновании открытия Колизея на арене было убито за один день 5000 животных. И подобные мероприятия (немного меньшего масштаба) происходили по всей империи годами и десятилетиями. Хлеба и зрелищ! Масштаб государственного патернализма был таков, что империя успешно уничтожила целые виды крупных животных – североафриканского льва и североафриканского слона. Римские арены просто съели этих представителей фауны…» (Никонов А. П. Почему гибнут империи. От Рима до СССР. М.: АСТ, 2015). Это был путь к самоуничтожению, но Рим был уже не в состоянии вырваться из ловушки своего уродливого развития. «Римская республика сменяется империей и фактически переходит к обороне на всех фронтах… Попытка присоединить Германию, предпринятая при Августе в 9 году н. э., закончилась разгромом в Тевтобургском лесу… Разумеется, сам характер Римской империи, как империи военной, вынуждал императоров время от времени предпринимать завоевательные походы. Эти действия против племен, населяющих окраины Ойкумены, обходились довольно дорого и давали минимум добычи. В сущности, эти походы (исключение составляет деятельность Траяна) были элементами стратегической обороны» (Переслегин С. «Решающие войны прошлого»). Положение попытался исправить Диоклетиан, провозглашенный императором в 284 году. Он пришел к мысли, что одному человеку управлять огромной империей слишком обременительно и неэффективно. В 286 году Диоклетиан для стабилизации управления и обеспечения защиты границ разделил империю на две части: западную и восточную, оставив за собой восточную часть. Другой частью империи стал управлять его друг Максимиан, провозглашенный цезарем еще в 285 году. В 286 году он получил титул августа и полномочия соимператора. Оба августа были с 293 года поддержаны двумя цезарями – Галерием и Констанцием I, которые считались преемниками. Разделив империю на две части, Диоклетиан пошел дальше. Империя была поделена на двенадцать диоцезов и приблизительно сто провинций. Эта реформа позволила улучшить внутриполитическое положение и наладить защиту границ империи. В 305 году Диоклетиан отрекся от престола в своей резиденции в Никомедии, одновременно и Максимиан отрекался от власти, и цезари наследовали правление в качестве августов: Констанций I стал августом западной Римской империи, а Галерий, получив титул августа, стал правителем на востоке. После смерти Констанция в 306 году императором западной части Римской империи стал его сын Константин, а управлять восточной частью империи стал Лициний, военачальник и друг Галерия. Сначала власть Лициния распространялась только на Рецию и Паннонию, но после смерти Галерия он стал правителем всей восточной части империи. Став императором и получив власть на западе, Константин не удовлетворился своим положением и сделал попытку объединить государство под своим управлением. Попытка удалась. В 324 году он разбил Лициния в битве при Адрианополе, казнил его и стал единственным властителем империи. Сосредоточив в своих руках власть, Константин осуществил две важные акции, повлиявшие на ход мировой истории. Во-первых, он перенес столицу в Византию, удобно расположенную для торговли с Востоком. Другая акция Константина заключалась в признании христианства полноправной религией в государстве. Однако единая Римская империя просуществовала недолго. После смерти Константина в 337 году империя была снова поделена на две части, на этот раз между его сыновьями – Константином II и Константом, ставшими римскими императорами. Соперничество между западной и восточной частями империи вспыхнуло с новой силой. И Рим, и Константинополь боролись за главенствующие позиции в государстве. В эту борьбу включилась и церковь: римским епископам, претендовавшим на самое высокое судейское и учительское положение в церкви, противостояли константинопольские патриархи, отстаивавшие равноправие. Папа римский и константинопольский патриарх постоянно конфликтовали между собой, ведя борьбу за религиозное и политическое влияние. Этой борьбе сопутствовали бесконечные споры по богословским вопросам. В 484 году папство и патриаршество отлучили друг друга от церкви. Тем не менее номинально христианская церковь еще долгое время оставалась единой, и только в 1054 году произошло ее разделение на западную – римско-католическую и восточную – греко-православную. Противостояние велось даже в области культуры и языка. На Западе главенствующим был признан латинский язык, на Востоке – греческий. Соперничество между Западом и Востоком нашло место даже в архитектуре, вылившееся в различии стилей. Западная Римская империя и Восточная Римская империя становились самостоятельными политическими и культурными центрами. Разделение империи на две части повлекло за собой и истощение военных ресурсов, ибо каждый август и цезарь хотел иметь свое войско. Лактанций, христианский богослов четвертого века, писал, что Диоклетиан «допустил к управлению государством еще троих человек, что повлекло за собой увеличение армии, ибо каждый из четверых [включая Диоклетиана] стремился иметь в своем подчинении войско, намного превышающее числом армию любого из императоров, управлявших империей в одиночку». Объединить всю империю под своей властью, да и то на короткое время, удалось лишь Феодосию Великому (ок. 346 – 395), но после его смерти в 395 году восточные провинции Римской империи окончательно отделились от Рима, сначала как Восточная Римская империя, а позже как Византийская империя. Что касается Западной Римской империи, ее положение стало катастрофическим. Наблюдая за агонией Рима, константинопольские правители не раз пытались воспользоваться сложившейся ситуацией, чтобы расширить свои владения. Император Юстиниан (483 – 565 гг.) стремился к экономической и политической стабилизации восточно-римского государства и восстановлению Римской империи в ее прежних границах. Его полководцы Велизарий и Нарсес отвоевали у остготов и варваров Италию и Северную Африку. Однако многочисленные войны подорвали экономическое могущество империи, и захваченные на Западе территории пришлось вскоре вернуть обратно. Как мы указывали, на месте бывшие Римской империи образовался демографический и экономический вакуум, который втягивал в себя окружающие Рим варварские народы, и с этим ничего нельзя было поделать. Любая попытка выправить положение вела только к воспроизводству прежней ситуации, но уже в ухудшенном виде. «Прокопий Кесарийский дал историю войн римского императора Юстиниана. Эти войны, в сущности, стали последним испытанием древнего эллинистического общества. Тщетно пытаясь осуществить свою мечту восстановить территориальное единство империи, Юстиниан подорвал финансы восточных и уничтожал население балканских провинций, опустошил Италию. Но даже столь высокой ценой он не смог достичь своей односторонней цели, ибо, разбив вандалов в Африке, он открыл тем самым путь маврам, а уничтожив остготов в Италии, создал вакуум, который уже через три года после его смерти стал быстро заполняться лангобардами. Грядущий за войнами Юстиниана век стал низшей точкой пос­тэллинистического междуцарствия» (Тойнби А. «Постижение истории). А распад Западной Римской империи шел неудержимо. «Античность превращалась в Средневековье даже чисто внешне. Многие города эпохи римского взлета не имели городских стен. А зачем? Кому нападать-то? Мы же в Римской империи живем!.. В поздней империи города начинают превращаться в крепости. Возьмем, скажем, город Бордо. При Антонинах – цветущий полис. Без стен, с десятками храмов, торговых площадей, вилл, улиц… А в III веке это уже мрачная четырехугольная крепость: 14 низеньких темных ворот, 46 башен, толщина стен 6–8 метров, высота 10 метров. Улицы узкие, город тесный, в нем уже нет места для театров, бань, арен… Старые амфитеатры разваливаются и зарастают травой… И такими крепостями покрывается вся страна. Это значит, что легионы уже не справляются с обороной границ, и оборона становится частным делом каждого города. Оборона децентрализуется, что характерно для средневековой Европы, сплошь и рядом покрытой феодальными замками. Римская знать переезжает из этих мрачных городов в пригороды, в виллы: в городе больше делать нечего – развлечений-то нет. Но вилла времен поздней империи также напоминают крепость, только маленькую – те же башни, стены, запас провизии» (Никонов А. П. Почему гибнут империи. От Рима до СССР. М.: АСТ, 2015). В этих обстоятельствах, понятно, варвары гуляли по Апеннинам как по своему дому. Если кто и мог им противостоять, то только такие же варвары, но находящиеся на службе императоров (западного или восточного). Напомним, что в предшествующий исторический период империя пережила демографическую катастрофу, что в сочетании с катастрофой экономической и крушением единой сис­темы управления сделало ее отдельные разваливающиеся части малоспособными к самообороне. «Вот демографические данные: население Италии в I в. н. э. – 7-8 млн., около 600 г. – 4-5 млн. Уменьшение вдвое, несмотря на прилив лангобардов, герулов, рутов, готов, иммигрантов из Сирии и Малой Азии, т. е. семитов-христиан… Когда готы и лангобарды захватили Апеннинский полуостров, он был редконаселенным, именно поэтому им удалось его подчинить» (Гумилев. Л. Н. Этногенез и биосфера Земли. М.: Танаис. ДИ – ДИК, 1994). Между прочим, добивать империю вторгавшиеся в Италию германцы и прочие вовсе не стремились. Тот же Аларих, осадивший в 410 году Рим, вообще-то говоря, брать его и не собирался, он только шантажировал императора Гонория, требуя для себя титула magister militum Западной Римской империи, то есть верховного главнокомандующего, а также земли для расселения своих людей и умеренную контрибуцию. Сначала он служил предшественнику Гонория, императору Феодосию, потом поднял восстание, потом опять служил Федосию, потом, в 395 году, Аларих поднял восстание снова, и так далее. Поскольку к этому времени Запад и Восток империи враждовали, то Аларих попеременно служил то одной, то другой стороне, каждый раз получая повышение в звании и, в конечном счете, добился титула magister militum от восточного императора. Теперь он захотел того же и от императора Запада, но Гонорий все тянул с ответом, и Алариху пришлось брать Рим, который его не особенно-то и привлекал; но вождь не в меньшей степени зависит от настроения войска, чем войско от его приказов. К тому времени численность населения Рима в сравнении с временами Траяна сократилась более чем в двадцать раз, сама столица Западной империи еще в 402 году была перенесена в Равенну, и бывший «Вечный город» представлял собой нечто неприглядное, для любителей легкой добычи – не очень интересное. Кучка готов легко взяла Рим, который, собственно, и не сопротивлялся, что было бы немыслимым парой столетий ранее, но упадок империи был совершенно чудовищным. В свете всех этих фактов, думается, что мнение о том, что Аттила освободил Европу от власти Рима, выглядит преувеличенным – неудержимое крушение империи происходило и без его помощи. Скорее, он пытался собрать из обломков империи что-то приличное, не случайно в «Песни о Нибелунгах» и «Вальтарии» Аттила (Эцтель) показан благородным и великодушным государем. Агония Римской империи была долгой и мучительной. Однако в то время как она переживала демографическую катастрофу, другие регионы, например, Скандинавия, страдали от демографического взрыва и связанного с ним перенаселения. Экологическая ниша региона не вмещала резко возросшую численность населения, что вызвало его отток (скандинавы колонизировали даже Исландию и Гренландию и некоторое время пребывали даже в Северной Америке). Оборотной стороной этого процесса стали набеги викингов, которые свыше двухсот лет терроризировали Европу. Пришлось даже специальную молитву изобрести, призывающую защитить от «ярости норманнов». На самом деле викинги не обладали необыкновенными воинскими способностями, скорее они предоставляли собой нечто смехотворное: неорганизованные банды морских разбойников численностью в несколько десятков человек грабили целые побережья, три-четыре сотни викингов – уже большое войско. Ужас, который они наводили на приморские страны, говорил не о том, что викинги были суперменами, а о том колоссальном упадке, в котором находилась Европа. Как только в Европе начали формироваться средневековые феодальные государства и возродилась способность к даже не очень сильному сопротивлению, набеги викингов мгновенно прекратились и больше никогда не повторялись – против организованного сопротивления они были бессильны. «Вплоть до Средних веков Скандинавия оставалась «медвежьим углом» Европы. Однако Скандинавия имела в своем распоряжении несколько видов уникальных ресурсов, которые ждали своей разработки: меха животных, населяющих северные леса, шкуры тюленей и пчелиный воск – предметы роскоши для остальной Европы… Вплоть до Средних веков скандинавы использовали только гребные суда и не знали паруса. Лишь в VI веке парусное искусство из Средиземноморья пришло наконец и в Скандинавию» (Даймонд Дж. Коллапс. Почему одни общества выживают, а другие умирают»). Сначала викинги были простыми торговцами, сбывавшими в Средиземноморье свои уникальные ресурсы, но присмотревшись к тому хаосу, который там царил, скоро поняли, что этот бардак можно брать чуть ли не голыми руками. И началось… «Мы можем точно назвать дату первого набега викингов – 8 июня 793 года; первой жертвой скандинавской вооруженной экспансии стал богатый, но плохо защищенный монастырь на острове Линдисфарн, к северу от побережья Англии. С тех пор набеги случались каждое лето, когда море было относительно спокойным и более удобным для плавания, чем зимой; но в какой-то момент «добытчики» решили не возвращаться домой на зимовку – они стали основывать зимние поселения прямо на приглянувшемся побережье, чтобы возобновить набеги уже ранней весной. …Викинги захватили Оркнейские острова около 800 года и использовали их как базу для набегов на Британию и Ирландию…» (Даймонд Дж. Коллапс. Почему одни общества выживают, а другие умирают»). Любопытно, что западные историки расценивают набеги викингов в целом положительно. Крупнейший французский историк экономики Фернан Бродель писал: «Несмотря на сиюминутные трагические последствия норманнских завоеваний, они, в конечном счете, оказали на судьбы Европы благотворное воздействие. Дело не в том, что мы выступаем в защиту этих безжалостных пиратов. Европа оказалась вынужденной платить им тяжелую дань… Специалисты по экономической истории проявляют по отношению к викингам… большую снисходительность: они считают, что их грабежи (прежде всего разграбление церковных сокровищ) вновь пустили в обращение часть драгоценных металлов, лежавших без движения все время, последовавшее за падением Рима. Викинги оказались поставщиками металлических денег, которые способствовали подъему экономики Запада. …Нужно восстановить в памяти катастрофы, тот чудовищный мрак, IX и Х вв., представить нищету тогдашней Европы, которой нужно было вести ежедневную борьбу за существование. Лишенная рынков сбыта своей продукции, представляя собой осажденную или, лучше сказать, захваченную крепость, с разрушенной экономикой, несчастная Европа не могла «выдержать веса» крупных государств. Едва появившись, они тут же разрушались или клонились к упадку. Империя Карла Великого создавалась быстрыми темпами, но ненамного пережила своего основателя (814 г.). Священная Римская империя тоже быстро обветшала. Западная Европа разделилась на множество мелких и мельчайших княжеств...» (Бродель Ф. Грамматика цивилизаций. М.: Издательство «Весь Мир», 2008). Экономическая жизнь в захиревшей Европе была почти полностью парализована, во всяком случае, влачила самое жалкое существование. При этом накопленные за предыдущие столетия сокровища накапливались в монастырях и превращались в так называемый «омертвленный капитал». Для христиан монастыри были неприкосновенны, но для язычников-викингов они являлись легким и желанным объектом грабежа. Однако награбленное добро нельзя накапливать вечно, рано или поздно его приходится куда-то сбывать, тем самым оживляя международный товарооборот. Таким было неожиданное побочное следствие набегов викингов. То же самое относится и к набегам гуннов, аваров, мадьяр и прочих. Историки обычно концентрируют внимание на самих грабительских набегах, не задаваясь вопросом: куда впоследствии исчезало награбленное? Но копить военную добычу до бесконечности невозможно, со временем она так или иначе поступает в хозяйственный оборот и тем самым способствует укреплению и оживлению экономик тех самых стран, которые стали жертвой ограбления. Звучит парадоксально, но только на первый взгляд… Вот с этой точки зрения Аттилу можно действительно считать одним из основателей феодальной Европы, пришедшей на смену испустившей дух Европе античного периода. А от европейского феодализма протягивается прямая линия и к нашим дням. И если французы сейчас ставят памятник Аттиле и открывают его музей, то, в общем-то, для этого есть определенные основания. Вообще же надо понимать, что реконструкция истории минувших эпох делается преимущественно на основании письменных источников – трудах летописцев, хронистов. А последних привлекают только крупные, неординарные события, обыденность не интересна как современным историкам, так и древним. В результате вся человеческая история начинает выглядеть как сплошная военная кампания. При этом упускается из виду, что перемещения человеческих масс не обязательно сопровождаются войнами и уж во всяком случае не сводятся только к войнам. Есть и другие аспекты. Вторжение неких воинственных племен на территорию, заселенную другими народами, не ограничивается выигранными сражениями и захватом военной добычи. Со временем приходится налаживать какие-то взаимоотношения с покоренным автохтонным населением, вырабатывать какие-то нормы общежития и взаимодействия, то есть кооперироваться с ним в некую единую социальную систему. А это ведет к возникновению новых народов, созданию новых государственных образований, иначе говоря, формированию новой истории, а также, как ни странно, к обогащению культуры. Теоретик коммуникаций Джеймс У. Кэри из Иллинойского университета указывает, что «среди первобытных обществ и на ранних стадиях истории… относительно малые разрывы в пространстве вели к огромным различиям в культуре». Беспрестанное движение человеческих сообществ приводило к перемешиванию культурных традиций и достижений, вело к их обогащению и развитию. Человечество почти всю свою историю находилось в постоянном движении и перемещении. Именно так и происходило его развитие. Клод Леви-Стросс пишет в «Структурной антропологии»: «Вся научная и промышленная революция Запада умещается в период, равный половине тысячной доли жизни, прожитой человечеством. Это надо помнить, прежде чем утверждать, что эта революция полностью перевернула жизнь». Это обстоятельство мы сегодня часто упускаем из виду, привычно ассоциируя культурные достижения человечества исключительно с теми формами, какие существуют в наши дни, т. е. преимущественно с их письменной фиксацией. Но такая форма – относительно недавнее изобретение, минувшим эпохам почти незнакомое. Между прочим, 90% дошедших до нашего времени письменных текстов эпох, предшествующих тотальному распространению письменности, то есть нашим дням, посвящено, выражаясь современным языком, «бухгалтерскому учету», т. е. сколько из какой провинции получено налогов, сколько товаров и куда отправлено и т. д. Но эти бухгалтерские тексты никому не интересны, их и не публикуют. В результате у нас создается впечатление, что всю свою историю человечество только и занималось что письменным литературным творчеством, что абсолютно не соответствует действительности. Крупнейший лингвист, академик А. А. Зализняк, говорит: «Любитель настолько привык к своему умению читать и к своей жизни среди письменных текстов, что он уже не в состоянии осознать, что в истории человечества письменность была уделом совершенно ничтожной части умеющих говорить. Любой живой язык – это средство устного общения, тогда как письменная форма на протяжении последних, скажем, четырех тысяч лет (за вычетом последних двух веков) существовала никак не более чем для одной сотой части языков, а доля грамотных людей в составе человечества была, вероятно, еще в тысячу раз меньше. Представление о приоритете письменного языка над устным – яркий пример того, насколько независим лингвист-любитель от фактов». Все крупнейшие сказания и эпосы, дошедшие до наших дней, изначально существовали только в устной форме, и лишь спустя много столетий были записаны. К примеру, кыргызский «Манас» – наиболее грандиозное эпическое произведение во всей истории человечества, но записан он совсем недавно, в Индии безграмотные сказители до сих пор ночами напролет декламируют «Махабхарату» и так далее. Понятно, что такие произведения могут появиться только в определенной и весьма развитой языковой среде, о которой мы сегодня можем только догадываться. Но кое-что понять можно. Так, южноафриканский исследователь Эрнест Риттер говорит: «Язык зулуса, не знающий ни одного заимствования, состоит приблизительно из девятнадцати тысяч слов – они вошли в монументальный словарь д-ра А. Т. Брайанта. Это всего лишь на тысячу слов меньше словаря Шекспира. Какой высокий подвиг для народа, не имеющего письменности! Все девятнадцать тысяч слов являются обиходными – в противном случае, не будучи записаны, они бы не сохранились. Зулусский язык имеет восемь различных классов существительных, управляющих флексиями глаголов и прилагательных. Они подчиняются чрезвычайно сложным, но точным грамматическим правилам, которые до прихода европейцев оставались незаписанными. Тем не менее, зулусы и в то время, и сейчас, как один человек, говорят абсолютно правильно. Безграмотную речь среди них не услышишь». Один из ведущих российских филологов-классиков, знаток античной Греции и директор Школы актуальных гуманитарных исследований при президенте РФ Николай Гринцер отмечает: «Великий философ древности Платон болезненно переживает, как исчезает словесная культура его времени. В «Диалогах» подчеркивается: мысль живет только в диалоге, письменно зафиксированную, ее невозможно обсуждать. Если люди перестанут разговаривать и начнут писать, наступит смерть мысли. И то, что для нас, сегодняшних, – бесспорно, положительный скачок в развитии человечества, в той эпохе – огромная гуманитарная проблема» («НГ», 12 января 2017 г.). Покидая прежнюю среду обитания и отправляясь на поиски новой родины, народы древности брали с собой в путь не только скарб, оружие и провиант, но и свои мифы, легенды, предания, свое видение окружающего мира, свою культуру. И передавали ее другим. А это, согласитесь, процесс положительный, иначе культурное развитие человечества остановилось бы еще в эпоху фараонов. Им не надо было ее записывать – они хранили ее в своей памяти. При этом надо понимать, что в минувшие эпохи люди обладали лингвистическими способностями, которые современный человек утратил. А эти ныне утраченные способности позволяли с легкостью общаться разным народам и перенимать культурные ценности. В результате современные исследователи часто бывают немало удивлены, неожиданно обнаруживая явные культурные заимствования между цивилизациями, которые разделяют многие тысячи километров. Профессиональный переводчик-синхронист Дмитрий Петров, владеющий 30 языками: «В древности люди воспринимали мир гораздо более цельно. Не разделяли себя, природу, окружение на фрагменты, как мы это сейчас делаем. А сей­час даже в одной стране люди разных профессий и разного социального уровня говорят на разных языках… В Западной Амазонии, на стыке Бразилии, Перу и Эквадора, есть регион, где живут несколько десятков индейских племен. Языки их существенно различаются между собой. Народ местный, прямо скажем, «академиев» не кончал. И при этом средний тамошний индеец говорит, по меньшей мере, на десяти языках. Притом, что языки группы тукано обладают сложнейшей морфологией, разветвленной структурой глагола с количеством форм, гораздо большим, чем в европейских языках» («Известия», 11 ноября 2010 г.). «В Средние века книг было очень мало (в церкви – один экземпляр Биб­лии). В университетах за чтение книги бралась плата. Всего за 50 лет книгопечатания, к началу XVI века, в Европе было издано 25 – 30 тыс. названий книг тиражом около 15 млн. экземпляров… Это, кстати, привело к тому, что люди утратили способность общаться на многих языках, что было характерно для «дорыночной» Европы и еще характерно для бедноты в странах третьего мира. «Нерыночный» человек был полиглотом» (Кара-Мурза С. Г. «Манипуляция сознанием»). В древние времена (может, и не такие уж древние) человек был погружен в особую культурную среду, которая охватывала целиком его род, племя, народ. Избежать ее, ее влияния было невозможно. В нашу же эпоху, эпоху технического прогресса, на людей обрушивается лавина информации, но какой? Информации бессвязной, бессодержательной, фрагментарной, по существу, бессмысленной. Развитый язык становится ненужным, и это вызывает тревогу, ведь известно, что активный словарный запас имеет положительную корреляцию с коэффициентом интеллекта. Александр Асиновский, д-р филологических наук, профессор кафедры общего языкознания филологического факультета СПбГУ, руководитель исследовательского проекта «Один речевой день»: «Чего мы не ожидали, так это того, что уровень речевой культуры окажется столь низким. Это совершенно очевидный и серьезный признак болезни русского языка. Мы не разговариваем, а показываем. Попробуйте проанализировать, сколько раз за день вы употребите слова «тут», «как бы», «так», «здесь, «вот», «это». Роскошь выразительных возможностей нашего языка, его огромный потенциал вдруг оказываются невостребованными… В среднем, наш лексический запас составляет 300 слов. Это, конечно, не 30 слов Эллочки-людоедки, но хотелось бы побольше. Учитывая, что нормальный лексический запас в русском языке составляет около 3000 слов, выходит, что мы используем от силы его одну десятую часть» («АиФ», № 25, 2011 г.). Такая ситуация сегодня наблюдается по всему миру, а не только в России. Возникает подозрение, что современное человечество деградирует в сравнении с временами давно минувших эпох. Словарный запас не имеющего письменности зулуса насчитывал 19 тысяч слов и всего на одну тысячу слов уступал словарю Шекспира. И все эти слова были задействованы в повседневной жизни. Современному среднему россиянину, согласно исследованию, проведенному под руководством А. Асиновского, достаточно 300 слов… До уровня Эллочки-людоедки осталось совсем немного. И так сегодня везде. Любопытный фрагмент беседы редактора еженедельника «Аргументы недели» Андрея Угланова с деканом факультета мировой экономики и мировой политики ВЭШ Сергеем Карагановым: – Когда европейская культура рухнула между VI и XI веками, она сохранилась в Византии, откуда и пришла к нам. Вы помните европейские здания, которые были построены в Европе между VI и XI веками? – Нет. Это действительно «черная дыра» в истории. – А вы знаете великих писателей тех веков? И только с XI века Европа начала подниматься. А где-то с XV – XVI начала доминировать в мире. («АН», 22 декабря 2016 г.). Ну, почему между VI и XI веками в Европе не строили крупных зданий – понятно. Базирующаяся на рабовладении античность рухнула, а феодализм еще только формировался и не мог мобилизовывать значительные людские ресурсы для строительства. К тому же сама Европа находилась в «размонтированном» состоянии. Но, по мнению Анд­рея Угланова, это период был «черной дырой» в культурной истории Европы, а это уже ошибка. Культура была, и еще какая! Но это была не отжившая свое омертвевшая античная культура, а новая, молодая и полная жизненных сил культура «варварских» народов. К сожалению, от нее мало что сохранилось. Надо понимать, что великие религии терпимо относятся друг к другу, но крайне агрессивны по отношению к язычеству, и все, что связано с язычеством, всегда стремились уничтожить под корень, стереть с лица земли. После победы христианства в Европе началась настоящая война монахов со всем языческим. Уничтожались капища, артефакты, искоренялась всякая память о дохристианской эпохе. В результате, например, крупнейший сохранившийся англо-саксонский эпос «Беовульф» дошел до нас в единственной (!) рукописи, датируемой 1000 годом. Но, по мнению специалистов, относится он к концу VII или к первой трети VIII века. Да и сама единственная рукопись «Беовульфа» уцелела чудом. Дело в том, что Англию христианизировали с двух сторон: с севера (ирландцы) и с юга (миссия папы Григория). Южная миссия шла от католиков и не потерпела бы языческие стихи. Но ирландское христианство само представляло собой смесь новой веры с язычеством, и терпимо отнеслось к «Беовульфу». Но все равно – только один список! Да к тому же явно подвергшийся христианской переделке. А, скажем, от «Песни о Хильдебранде» – древнейшем произведении германской героической поэзии, сохранился лишь фрагмент, случайно уцелевший на страницах обложки трактата богословского оригинала начала IX века, который представляет собой копию более древнего оригинала. Монахи уничтожали все, что связано с язычеством в течение столетий. По сути, они стерли с лица земли целую культурную эпоху! Это невосполнимая потеря для человечества. Но даже по тому немногому, что уцелело, пусть даже и фрагментарно, можно представить, какое колоссальное культурное богатство мы потеряли. Но следует знать, что эпическая поэзия того периода стимулировалась движением народов, об этом Арнольд Тойнби пишет: «Сага и эпос – ответ на новые интеллектуальные запросы. Новое сознание, рожденное бурей и натиском движения племен, у наиболее творческих личностей вызывало потребность в искусстве… Один из видных авторитетов формулирует… закон: «Драма… развивается в родной стране, эпос – среди мигрирующих народов вне зависимости от того, едут ли они во Францию, Англию, Германию или же в Ионию, ибо аналогия с греческой драмой здесь также уместна» (Phillpotts B. S. The Elder Edda. Cambridge, 1920, p. 207), (Тойнби А. «Постижение истории»). Что ж, хотя не очень многое сохранилось от тех времен, но даже эти осколки могут помочь нам лучше осмыслить процессы культурной диффузии, связанные с миграцией народов, тем более, что эти проблемы сейчас привлекают все большее и большее внимание исследователей во всем мире…

Бахытжан АУЕЛЬБЕКОВ, обозреватель