Исторические страницы
21 Мая, 2013

«МОСКОВСКАЯ КЛЕТКА» ДЛЯ ЛИДЕРА «АЛАШ-ОРДЫ»

Султан-Хан Аккулы

(1922–1937)

1 часть

«Московский период», продолжавшийся 15 лет, с декабря 1922 года по сентябрь 1937 года – еще один период в жизни и деятельности Алихана Букейхана, основателя, главы Автономии «Алаш-Орда». Его пребывние в Москве для непосвященного может показаться проявлением знака внимания и заботы со стороны новых властей о лидере «Алаш».

Однако за этой «заботой» советской власти, сперва в лице Ленина, а затем Сталина, скрывалась ее попытка изолировать Алихана, стереть его имя из истории и памяти народа. Советская власть опасалась его популярности и авторитета среди казахского населения. Из-за страха потерять свою власть в Казахстане, удерживала его в Москве до последнего, вопреки его воле и желанию.

Этот период А.Букейхана таит в себе также немало неизвестных, если не сказать загадочных эпизодов. Тем не менее, более внимательное изучение уже имеющихся под рукой материалов, наряду с новыми историческими документами, обнаруженными в последние годы в архивах Москвы, С.-Петербурга, Самары и других городов России, а также воспоминания родных и близких лидера «Алаш» позволяют составить целостную картину последнего периода его жизни, проведенного вдали от родных степей.

Причины отказа от эмиграции

Данную тему необходимо начать с поиска ответа на вопрос: почему после прихода советской власти в Казахстан, Букейхан не эмигрировал в Турцию или, еще лучше, во Францию, как Мустафа Шокай или как большинство наиболее известных политических деятелей России периода до и после Февральской революции и Гражданской войны 1917–1920 годов? Этим вопросом задавались как в 20-е годы прошлого столетия, так и сейчас, более 95-ти лет спустя со дня захвата власти большевиками в царской России и образования Автономии «Алаш-Орда».

В первые годы советской власти, некоторые представители новой волны казахской интеллигенции пытались ответить на этот вопрос. Его возникновение свидетельствует о том, что перед тем как признать и принять власть большевиков Букейхан стоял перед выбором: «уехать или остаться». Подобная просьба или требование эмигрировать исходила, вероятно, от его соратников по «Алаш-Орде». А причин и мотивов для эмиграции Букейхана к тому моменту накопилось великое множество. Взять хотя бы его деятельность в рядах русского масонства до Февральской революции 1917 года, основной целью и задачей которого являлись не только свержение царского самодержавия, но и «противодействие шайке Ленина и Бронштейна (более известного как Троцкий. – Прим. автора), являющейся сатанистской и владеющей тайными знаниями по управлению людьми и использующей их во зло, которую наняли на службу враги России». Об этом в своих воспоминаниях написал Александр Елшин, секретарь самарской группы Конституционно-демократической партии «Народной свободы».

Здесь важно напомнить, что Букейхан, выступивший 10 октября 1905 года одним из инициаторов организации и руководителей Акмолинского областного и Омского городского комитетов кадетской парии «Народной» свободы»,¹ в 1908–1917 годах, уже находясь в ссылке в Самаре, становится одним из лидеров «самарской группы» кадетов, а также «мастером», т. е. главой ложи местных масонских братьев

Мало того, взгляды, убеждения и основные цели казахского лидера, относительно будущего Казахстана и России в целом, его отношение к народу и народовластию вступили в противоречия со взглядами и действиями власти большевиков. Эти противоречия были ярко выражены в обращении «Памятка крестьянам, рабочим и солдатам», написанном Букейханом 1 декабря 1917 года,¹ в котором он обличает «черносотенную сущность» новой власти, а Ленина, вождя большевиков, сравнивает со свергнутым царем Николаем ІІ:

«Ульянов-Ленин, Председатель Народных Комиссар, распоряжается единолично, как царь Николай, не желает давать отчета ни перед кем, контроль народа над распоряжениями правителей называет «буржуазным предрассудком».

Безответственность правителей мы видели при царе Николае. Большевистский председатель Ульянов-Ленин, как Николай, распоряжается самодержавно. Ульянов-Ленин, как Николай, считает народ за бессловесное животное. ...Большевики власть народа считают «буржуазным предрассудком».

Большевики закрывают газеты, разгоняют собрания. Комиссар большевиков Ованесов, раньше собиравший объявления для буржуазных газет, свободу собрания, свободу слова назвал «буржуазным предрассудком».

Большевик, никому неведомый раньше, Володарский объявил, что большевики не страдают парламентским кретинизмом.

Преклонение народа перед решением народной святыни – Учредительного собрания, которому должна принадлежать власть народа, Володарский считает глупостью, «буржуазным предрассудком».

Большевики заявили, что они разгоняют само Учредительное собрание, избранное всеобщим прямым, тайным голосованием народа. 28-го октября, в день открытия Учредительного собрания, большевистские депутаты не явились на заседание.

Большевики само Учредительное собрание считают «буржуазным предрассудком».

Запомните, крестьяне, рабочие и солдаты, большевики считают: 1) Ответственность перед народом Правителей, 2) Свободу слова, свободу печати, свободу собрания, 3) Всеобщее, прямое, тайное голосование, 4) Неприкосновенность граждан депутатов, 5) Власть народа – Буржуазным предрассудком!

Большевики освободили из тюрьмы главу «Союза русского народа» Дубровина, черносотенца, слугу Николая...

Запомните, крестьяне, рабочие и солдаты, с лица большевика спала красная маска революционера и обнажила его сущность черносотенца!».³

Отмечу, что Алихан Букейхан не изменил своим взглядам о сущности советской власти до конца своей жизни.

В сентябре 1918 года он, будучи главой правительства «Алаш-Орда», учреждает «специальный казахский суд и следственную комиссию для разбора дел казахских большевиков»,⁴что могло отрицательно повлиять на его судьбу. Для того чтобы избежать кары, он должен был уехать за границу. Однако его твердое решение остаться в стране может показаться нелогичным, немотивированным безрассудством и революционным романтизмом, что и по сей день вызывает массу вопросов...

Хошмухаммед Кеменгерулы (Кошке Кеменгеров), один из видных деятелей начала прошлого века, историк, писатель и драматург, в своем очерке «Из истории казахов» («Қазақ тарихынан»), его отказ от эмиграции мотивировал «безграничной любовью к своему народу».⁵

Замечу, что Кеменгерулы, прежде чем издать свой очерк в 1924 году в Центральном издательстве народов СССР в Москве, передал рукопись Алихану Букейхану для замечаний, поправок или предложений. Однако глава «Алаш-Орды» ответ на вопрос о причинах своего отказа от эмиграции оставил без каких-либо поправок или дополнений.

Все же ответ, предложенный Кеменгерулы, далеко не полон и не объясняет основных мотивов поступка Букейхана. Более того, он не воспользовался и другими более поздними возможностями выехать из страны, как это сделал Заки Валидов (позднее Заки Валиди Тоган), бывший глава Башкирской автономии, сбежавший в Турцию уже после своего признания советской власти. А исходя из деятельности казахского лидера в годы советской власти и его взаимоотношений с вождями большевиков, напрашивается и другое объяснение, куда более сложное и многогранное. В отличие от Валидова, активно сотрудничавшего в 1919–1920 гг. с большевистской властью, а затем поднявшего вооруженную борьбу против нее,⁶ Алихан Букейхан, признавая и присоединяясь к советам в конце 1919 года, впоследствии не вынашивал идею вооруженной борьбы против нее. Но отнюдь не из-за любви к большевистской идее или строю, а исходя из максимально трезвой, реальной оценки сил и возможностей перед новыми властями юной Казахской автономии и его народа, обескровленного еще в период стихийного восстания 1916 года. Здесь очень трудно не согласиться с выводом исследователей из центра изучения Средней Азии Оксфордского университета: «Лидеры «Алаш-Орда» приняли это решение с некоторой тревогой: Ленин и большевики были меньшим злом, а ситуация в Степи достигла такой стадии, когда нельзя было дольше для казахов сидеть в стороне и надеяться на удовлетворительный исход».⁷

К этому выводу британских ученых нелишне добавить свое небезосновательное предположение. Еще одним важным мотивом, руководствуясь которым Алихан Букейхан остался в Казахстане, являлось то, что он пожертвовал собой, чтобы быть... гарантией того, что алашординцы не будут бороться против новой власти с оружием в руках. Поскольку после череды изнурительных, а порой даже унизительных переговоров с очередными самопровозглашенными «всероссийскими правительствами» – Комучем, Сибирской автономией, Уфимской директорией и Верховным правителем России адмиралом Колчаком (именно в такой последовательности возникали и исчезали эти правительства. – Прим. автора), большевики являлись единственной властью, которая впервые официально признала естественное право казахов на национальное самоопределение. Это воззвание лидера «Алаш-Орды» было озвучено официально в ходе переговоров с большевиками в Москве и Саратове в 1918 году.⁸ Оставив свои непримиримые идеологические и политические противоречия с вождями большевиков во имя сохранения и признания политической легитимности автономной государственности своего народа, проявив политическую гибкость, прагматичность и дальновидность, Букейхан, принял такое нелегкое для себя решение.

План по «ликвидации» нелояльной части «Алаш-Орды»

Теперь перейдем к теме о том, почему, по какой причине или по чьей воле Букейхан оказался в Москве. Что это означало – очередной политической ссылкой, проявлением заботы большевиков о его здоровье и благополучии или же изощренная изоляция из-за опасения его безусловного авторитета перед собственным народом и безграничного его влияния на общество? Ряд исторических документов, предоставленных Российским государственным архивом социально-политической истории (РГАСПИ), позволяет убедиться в том, что были веские основания для всех перечисленных вопросов.

Если поподробнее остановиться на самих документах, предоставленных РГАСПИ, в порядке или по хронологии их появления на свет, то первым из них является телеграмма зам. Туркестанского ЦИК Султанбека Ходжанова и председателя Туркестанского Совнаркома Турара Рыскулова на имя Иосифа Сталина, отправленной из Ташкента. Судя по надписи на штампе получателя данной телеграммы, то это Бюро Секретариата ЦК РКП(б), и она получена и зарегистрирована 31 октября 1922 года. Дата же отправки не указана. Ее содержание говорит само за себя (текст публикуется с необходимыми поправками):

«Москва[.] ЦК РКП[.] Сталину.

Из Ташкента 4757 76 23 15 40 a [?].

Распоряжением властей Кирреспублики 14 октября [в] Каркаралинске арестован Алихан Букейханов[.] Принимая во внимание декрет [об] амнистии Алаш-Ординцам[,] слабую связ[ь] Соввласти [с] массой коренного населения Киргизии[,] атмосферу[,] создавшуюся [в] результате работ последнего съезда Советов Киргизии[,] [а] также учитывая возможность неблагоприятного отражения этого сообщения [в] массах кирнаселения, считаем необходимым просит[ь] Вас вмешаться [в] это дело и [в] случае отсутствия основания[,] предложит[ь] немедленно освободит[ь] Букейханова из-под ареста[.] 564 ---

Зам председателя ТурЦИКа Ходжанов.

Председатель Совнаркома Рыскулов».⁹

Читая эту телеграмму можно убедиться, что первые казахские советские руководители – в те годы еще Киргизской и Туркестанской АССР – в лице С. Ходжанова и Т. Рыскулова предпринимали посильные меры с целью оградить А. Букейхана от безосновательных преследований и арестов. И самое важное – их аргументы были приняты во внимание в Кремле, о чем свидетельствуют следующие архивные документы из фонда РГАСПИ.

Первый из них – пункт 39 протокола заседания Секретариата ЦК РКП (б) от 2 ноября 1922 года с рекомендацией запросить КирОбКом и ГПУ о причинах ареста А.Букейхана, вторым же документом является ответ под грифом «строго секретно» на этот запрос из КирОбКома за подписью его секретаря, некоего Коростылева, от 11 ноября 1922 года.

Аргументы Коростылева, приведенные в этой секретной телеграмме в пользу ареста казахского лидера, если исходить из известных исторических фактов и сведений, вызывают, по крайней мере, определенные сомнения, но в то же время вполне соответствуют методам работы советской карательной системы начала 20-х годов прошлого века:

«Строго секретно.

Москва. ЦК еРКаПе.

Вашу 17742-6127/? Арест Букейханова вызван систематическим неподчинением распоряжениям КЦИК[,] намерением бежать [в] Туркестан[,] ликвидацией руководящей нелояльной части Алаш-Орды [в] Семипалатинской губернии[,] имеющей связь [с] Монголией[,] разлагающей киргизскую молодежь № 75 (?!).

Секретарь Киробкома /Коростылев/.

«11» ноября – 22 г. гор. Оренбург[,] Советская ул. № 37[.] «КирОбКом».¹⁰

Ложь секретаря КирОбКома заключалась в том, что в период до и после учредительного съезда Киргиз-Казахской АССР, состоявшегося 4-12 октября 1920 года в Оренбурге, Алихан Букейхан пусть даже непродолжительное время, примерно до осени 1921 года, был занят «на административных и хозяйственных работах» в Оренбурге. Об этом говорится и в библиографической справке об Алихане Букейхане в книге «Государственная Дума Российской империи: 1906–1917. Энциклопедия», изданной в 2009 году в Москве,¹¹ и в ряде других архивных справок из Казахстана и России. И в этот период заметить «систематическое неподчинение распоряжениям КЦИК» (имеется в виду Казахско-Киргизский Центральный Исполнительный Комитет. – Прим. автора) в действиях Алихана Букейхана крайне сложно, нельзя обнаружить ничего подобного и вплоть до его ареста 14 октября 1922 года. И вот почему.

По воспоминаниям Смахана торе Букейханова, родного младшего брата казахского лидера, в связи с резким ухудшением здоровья супруги Елены Яковлевны, в 1921 году Букейхан срочно вернулся из Оренбурга в Семипалатинск, где застал ее уже тяжелобольной. По рассказам Гульнар апай, дочери Мирякуба Дулатова, Алихан свою верную спутницу жизни похоронил в Семипалатинске по-христиански, пригласив православного священника, безукоризненно выполнив, тем самым, ее предсмертную просьбу.

Судя по дальнейшему развитию событий, он возвратился в родные края надолго. По крайней мере, для утверждения или предположения о том, что Букейхан вернулся Оренбург, похоронив близкого человека, нет никаких оснований. Смахан торе же утверждает, что из Семипалатинска Алихан направился в родной аул, расположенный в Токраунской волости Каркаралинского уезда Семипалатинской области, в родовой зимовке Желтау, где провел в кругу своих родных почти целый год – с конца 1921 до октября 1922 года.

Версия Смахана торе о том, что лидер «Алаш-Орды» арестован 10 октября 1922 года, приблизительно совпадает с телеграммой Ходжанова и Рыскулова от 14 октября. Но эти два источника резко расходятся при указании непосредственного места его ареста: если Смахан торе утверждает, что арест брата произошел в родном ауле и только затем его доставили в Каркаралы, то в телеграмме Ходжанова и Рыскулова говорилось об аресте в Каркаралы. Хотя, справедливости ради, стоит отметить, что принципиального противоречия в этих источниках нет, поскольку в короткой правительственной телеграмме два высших руководителя Казахско-Туркестанской АССР как дату ареста лидера Алаш-Орды могли указать именно день доставки его в Каркаралы под конвоем – 14 октября 1922 года.

Если Букейхан с июля 1920 года, то есть с момента принятия постановления ВЦИК от 3 июля 1920 года «О допуске бывших членов правительства «Алаш-Орды» к советской работе и категорическом запрете преследования их за прошлую деятельность»,¹² и до осени 1921 года привлекался к административным и хозяйственным работам в Оренбурге, а с осени 1921 до октября 1922 года находился в родном ауле не выезжая, то обвинение секретаря Киробкома Коростылева о его «систематическом неподчинении» и «намерении бежать в Туркестан» является выдумкой и откровенной ложью.

Однако из его телеграммы несравнимо больший интерес должны вызывать ее последующие строки. И если при этом исходить из «строго секретного» характера этого документа, то ни в коем случае нельзя забывать, что каждое слово, каждый знак препинания – точка, запятая или тире или цифры, поставленные в них, а уж тем более непонятные для непосвященных, построение того или иного предложения и т. д. несут в себе большую, но скрытую смысловую нагрузку.

Так, если внимательно вчитаться в каждое слово и каждую строку телеграммы Коростылева, то из ее содержания можно заметить зловещую тень сгущающейся тучи над лидером Алаш-Орды, да и над всеми его соратниками по правительству автономии, массовых политических репрессий. В ней, прежде всего, настораживает следующая формулировка: «Арест Букейханова вызван... ликвидацией руководящей нелояльной части Алаш-Орды в Семипалатинской губернии». Здесь не остается сомнений в том, что под «ликвидацией» подразумевается именно «физическое ликвидация», «устранение» или «уничтожение» путем ареста с последующим расстрелом, казнью и т. д. Под «руководящей частью Алаш-Орды в Семипалатинской губернии» автор секретной телеграммы и ее получатели имели в виду так называемое «Восточное отделение Алаш-Орды» под руководством непосредственно Алихана Букейхана, которое в марте 1918 года перебазировалось из Оренбурга в Семипалатинск, точнее, в Заречную Слободку, которая, согласно постановлению Второго всеказахского съезда в Оренбурге от 13 декабря 1917 года, провозглашена столицей автономии и будет впредь называться городом «Алаш».¹³

Не вдаваясь в подробности и причины разделения в 1918 году Автономии «Алаш-Орда» на «западную» и «восточную», отмечу, что в советских документах периода 1919–1920 гг. руководство «Восточной Алаш-Орды» фигурировало как «группа Букейханова», и именно эта группа вызывала наибольшее опасение у большевистской власти как в Кремле, так и в Казахстане. В этом можно убедиться из следующей цитаты из протокола заседания президиума ВЦИК 6 созыва № 28 от 4 апреля 1919 года, в котором было утверждено постановление наркома по национальностям И. Сталина о созыве Всеказахского съезда: «Разрешить созыв Всекиргизского съезда в г. Оренбурге, обеспечив личную неприкосновенность всем киргизам, не исключая группы Букейханова, боровшимся с оружием в руках против Советской власти» (орфография сохранена).¹⁴

Из телеграммы Коростылева можно уловить, что арест Букейхана в октябре 1922 года не является личной инициативой секретаря Киробкома, он лишь исполнитель, по всей вероятности, точно такого же секретного указания Центра, точнее – наркома по национальностям Сталина о «ликвидации руководящей нелояльной части Алаш-Орды в Семипалатинской губернии».

Однако «ликвидация» лидера Алаш-Орды не состоялась, т. е. он арестован, но не ликвидирован, но и не отпущен на свободу: почему?

Ответ мы найдем в вышеприведенной телеграмме Ходжанова и Рыскулова. Вероятнее всего, большевистских вождей в Кремле и Казахстане отрезвило, более того – вынудило перенести осуществление своего зловещего плана о ликвидации казахского лидера на более поздний период следующие строки телеграммы: «Принимая во внимание... слабую связь Советской власти с массой коренного населения Киргизии, атмосферу, создавшуюся в результате работ последнего съезда Советов Киргизии». В телеграмме особенно следующая формулировка звучит уже явным предупреждением о вероятных нежелательных последствиях сообщения об аресте лидера нации Алихана Букейхана: «возможность неблагоприятного отражения этого сообщения в массах кирнаселения».

И пока лидер Алаш-Орды еще находился под арестом в Каркаралы, Сталин принимает совсем иное решение о его дальнейшей судьбе – держать его под колпаком и как можно дальше от родных степей во избежание нежелательных для Советов последствий. До более подходящего момента.

Иосиф Сталин: «Не возвращайтесь на родину и не выезжайте в степь»

Знал ли или догадывался сам Алихан Букейхан о том, что его ждет после ареста?

На это имеется однозначный ответ – да! Поскольку он был в курсе заявления вождя советской власти В. Ленина 1922 года «О невозможности прекращения террора и необходимости его законодательного урегулирования». И оно прозвучало уже после братоубийственной Гражданской войны, закончившейся полной победой большевиков. Догадывался и о замыслах Сталина, заботившегося лишь об упрочении своей собственной власти, готового во имя этой цели идти на любые преступления, неустанно и истерически повторявшего призывы своего вождя, Ленина, как арестовать, расстрелять, повесить.

Поэтому казахский лидер нисколько не сомневался в том, что ни Ленин и, тем более, Сталин, оба маниакально мстительные, никогда не простят ему за прошлую деятельность. К тому же, у каждого из них уже имелся свой личный счет (!) к лидеру «Алаш-Орды». Но, судя по поступкам Букейхана, он был готов к любому развитию событий: имея связь с Монголией и возможность побега в Туркестан, как утверждал об этом в своей телеграмме Коростылев, но не воспользовался ими. Зато, зная авантюристскую сущность большевистской власти и ее вождей, его очень тревожила судьба своего народа. Предчувствие надвигающейся национальной трагедии его не обманет. Об этом свидетельствует небольшой эпизод, описываемый в воспоминаниях Смахана торе Букейханова: когда в аул явились красноармейцы для ареста и доставки брата в Каркаралы, то Алихан, собрав всех сородичей, доступными словами объяснил им, что скоро в стране начнутся крутые перемены, и чтобы пережить их с наименьшими потерями и страданиями, необходимо избавиться от лишнего поголовья скота и перейти как можно скорее к земледельческому ремеслу – сеять зерно, тянуть арыки, строить мельницы, дома, школы. По воспоминаниям Смахана, в ноябре из Каркаралы лидера «Алаш-Орды» со слезами и плачем провожала вся казахская общественность города.

Алихан Букейхан был доставлен не в Оренбург, где будто бы помещен в тюрьму вместе с М. Дулатовым, и где его ежедневно допрашивали по 5-6 часов, как утверждает автор одной статьи.¹⁵ Он был под конвоем доставлен прямо в Москву, куда прибыл примерно в первой декаде декабря 1922 года и прямиком попадал в кабинет И.Сталина в Кремле. Это лишнее свидетельство того, по чьему указанию он был арестован и доставлен в Москву.

Далее можно привести цитату из статьи А. Зубова «Несгибаемый Алихан», опубликованной в 2009 году в газете «Страна и Мир». Ряд эпизодов, приводимый в этом материале, очень близок к истине не только потому, что автор использовал фрагменты из книги «Нельзя о прошлом позабыть» С. Букейханова, внучатого племянника лидера «Алаш», еще и потому, что в беседе со Сталиным казахский лидер использует притчу. Остроумие и обширное знание народной мудрости не только Востока, но и русской, западноевропейской и античной эпохи были характерной чертой Букейхана, который в своих бесчисленных очерках, статьях и заметках, опубликованных как при царизме, так и при советской власти, а также в переписке с друзьями, особенно в московский период жизни, часто и с успехом прибегал к помощи притчей, пословиц и поговорок. И в статье А. Зубова приводится характерный эпизод беседы лидера «Алаш» с И. Сталиным: «Беседа была долгой. Сам Алихан рассказывал с улыбкой о том, как он старался избегать прямолинейности в своих суждениях. Он просто не знал, как поведет себя наркомнац. И вот задается каверзный вопрос: «Каково положение коммунистов в ваших местах?». Букейханов немного подумал и ответил: «Вы же знаете, что на Востоке принято рассказывать притчами. Позвольте и мне рассказать одну. Конечно же, вы знаете о Ходже Насреддине. Однажды он приезжает на одно сборище и держит в руках подкову. Его стали спрашивать: «Что это у тебя в руках?». Насреддин отвечает: «Это же подкова к моему ишаку. Теперь для осуществления мечты мне не хватает только еще трех подков и одного ишака». Вот так бы и я охарактеризовал положение коммунистов в Казахстане». Сталин оценил восточный юмор и немного погодя сказал: «Побудьте пока в Москве. Я дал поручение товарищу Торекулову, чтобы он подыскал для вас квартиру и работу. У меня к вам одно требование: не возвращайтесь на родину и не выезжайте в степь».¹⁶

По иронии судьбы, накануне Февральской революции 1917 года Назир Торекулов работал в Инородческом отделе Земгорсоюза на Западном фронте под руководством Букейхана, а после его назначения комиссаром Временного правительства по Тургайской области, Торекулов оказался уже в Тургае. И здесь вопрос о том, не служил ли он в аппарате областного комиссара Букейхана, не покажется неуместным.

Да, Торекулов, который с 1922–1928 гг. возглавлял правление Центрального издательства народов СССР, выполнил поручение Сталина и принял Букейхана на работу в Центриздат. В отзыве о работе Букейхана в ЦИН СССР приводится точная дата приема на работу и увольнения: «Гр. А. Н. Букейханов служил с 14 декабря 1922 г. по 1 октября 1927 г. литературным сотрудником Казакской секции Центрального Издательства Народов С.С.С.Р. в Москве».

Первые пять лет невольного пребывания в Москве жизнь у «Сына степей» была достаточно насыщенной и весьма плодотворной в научно-исследовательской, просветительской, публицистической сферах и даже в педагогике. И в Москве, и в Ленинграде имел чрезвычайно широкий круг общения, куда входили представители научной и творческой интеллигенции – известные ученые, писатели, певцы и артисты, члены центральных органов партии и государства. Причем со многими из них Алихан был знаком еще до революции и сохранил теплые, дружеские или рабочие отношения и в советский период. Например, с академиками С. Ф. Ольденбургом, С. Швецовым, Л. Чермаком, членами Совнаркома А. Цюрупой, Н. Брюхановым и другими.

А. Цюрупа являлся в 1922–1923 гг. заместителем председателя Совнаркома и СТО (Совета труда и обороны) РСФСР, СССР; в 1923–1925 гг. – председатель Госплана СССР; в 1925–1926 гг. – наркомом внешней и внутренней торговли СССР, т. е. как раз в первые годы пребывания Букейхана в Москве.

Имеется очень любопытный факт: в 1905–1917 гг. Цюрупа работал управляющим фамильными имениями князя В. Кугушева в Уфимской губернии. С 1908 г. до Февральской революции 1917 г., в первой своей ссылке в Самаре, Букейхан вместе с семьей жил как раз в доме князя В. Кугушева. К этому факту еще вернемся чуть ниже.

Н. Брюханов – в 1923 г. нарком продовольствия; в 1924–1926 гг. – заместитель наркома финансов и в 1926–1930 гг. – нарком финансов СССР.

Важно также отметить, что из числа так называемых «старых большевиков» было немало и тех, кто с Алиханом был знаком еще со студенческих лет и по марксистским кружкам в С.-Петербурге. Чтобы не выглядеть голословным, касаясь не просто об увлечении будущего лидера «Алаш» идеями марксизма в юношескую студенческую пору, а о его твердом марксистском воззрении, приведу пару примеров.

Первый из них относится как раз к его студенческим годам, о чем сообщала санктпетербургская газета «Наша жизнь» в декабре 1906 года: «Въ бытность студентомъ лесного института принималъ самое деятельное участіе во всеъ студенческихъ делахъ, всегда примыкалъ къ крайней левой. Во время разгара споровъ о марксизме, очень энергично отстаивалъ тезисы экономического матеріализма».¹⁷

В 1930 году С. Швецов, вспоминая о роли омской газеты «Степной край» и политических ссыльных в революционном движении в Сибири в 1895–1905 годах, пишет следующее: «А. Н. Букейхан... представлял собою марксистское направление в газете и был, несомненно, наиболее ярким его выразителем. Я бы сказал даже – единственно ярким».¹⁸

Владимир Ленин и Алихан Букейхан – однокашники?

Если же вернуться к так называемым «старым большевикам», то одним из них был сам В. И. Ленин – основатель и вождь советской власти. С ним, когда он еще был просто Володей Ульяновым, Алихан экстерном сдал экзамены на юридический факультет С.-Петербургского университета в один год – в 1891.

По воспоминаниям Алимхана Ермекова, бывшего члена «Алаш-Орды», в одну из поездок казахской делегации в Москву в 1920 году ее принял сам Ленин. После встречи Букейхан и Ленин остались наедине в его кабинете. Возможно, помимо текущих дел у них было что вспомнить о студенческих годах в С-Петербурге. Вслед за этой встречи произошел весьма примечательный эпизод, который, возможно, позже сыграет роковую роль в дальнейшей судьбе лидера «Алаш-Орды». Когда Букейхан вышел из кабинета Ленина, дожидавшиеся его в коридоре Кремля члены казахской делегации, среди которых был А. Ермеков, предложили ему зайти к Сталину, комиссару по делам национальностей. Но, услышав это, Алихан как-то холодно отреагировал: «Да что он может нам сказать, что он решает?» и направился к выходу. Изумленная делегация спешно последовала за ним. Об этом эпизоде А. Ермеков рассказал репортеру Казахского радио уже после возвращения в Караганды из сталинских лагерей в 1960 г. Лишь только в 1992 г. это интервью вышло в свет отдельной брошюрой, да и то в Жезказгане.

Были и «старые большевики», которые считали Алихана, и не без основания, знатоком экономического материализма марксизма и лучшим пропагандистом этой идеи в Сибири, о чем подробно расскажет С. Швецов в своей статье «Омская газета «Степной край» и политическая ссылка», опубликованной в 1930 году.¹⁹ И один таких большевиков потом освободит лидера «Алаш» из тюрьмы. Но об этом речь чуть ниже.

Да, после преждевременной кончины супруги Елены Яковлевны в 1921 г. в Семипалатинске, Алихан Букейхан до конца своих дней остался верен ей, пережившей вместе с ним все гонения, тюрьмы и ссылки. Но в Москве он был не одинок. Рядом с отцом находились уже повзрослевшие дети – дочь Елизавета и сын Октай (по паспорту Сергей). Примерно в 1925 году его семья пополнится еще и первым внуком («жиен» – внук от дочери) Искандером – сыном четы Елизаветы и Смагула Садвакасовых, с которым любил понянчиться и как дед.

Московская коммунальная комната по адресу Б. Кисловский переулок, дом 4, квартира № 15, «щедро» предоставленная советским правительством в лице наркома по национальностям И. Сталина, никак не может сравниться с теми условиями жизни и быта, когда он находился в ссылке в Самаре.

Напомню, в Самаре лидер движения «Алаш» в течение 9 лет, с 1908– 1917 гг., вместе с семьей жил в доме князя В. Кугушева, сохранившемся до сего дня. И это происходило при ненавистном всеми самодержавном царизме, на свержение которого он посвятил добрую половину своей жизни. Напрашивается логический вывод: монархический царский режим относился к своим непримиримым и заклятым врагам куда более гуманно и уважительно, нежели новая пролетарско-солдатская власть к своим идеологическим оппонентам.

Тем временем, крохотная московская коммуналка, где ютился со своими детьми легендарный вольный «Сын степей», нередко была полна гостями не только из числа местных «дореволюционных» друзей, знакомых и коллег. Чаще всех заглядывали сюда видный руководитель Казахстана и будущий зять Смагул Садвакасов, студенты ленинградских вузов Мухтар Ауэзов, Алькей Маргулан и другие; реже – из родных степей – свои родные и близкие, а также бывшие соратники по «Алаш-Орде», например, Ахмет Байтурсынов, Джаханша Досмухамедов, Хошмухаммед Кеменгеров и другие. К 1930 г. часто встречался и поддерживал теплые отношения с Тураром Рыскуловым, Ныгметом Нурмаковым, занимавшим к тому времени высокие партийные и государственные посты в Москве.²⁰ Уже в 1930-х годах московская коммуналка лидера «Алаш-Орды» невольно «служила» неким «перевалочным пунктом» для своих родных и близких, бывших соратников по Автономии, Ахмета Байтурсынов, Миржакыпа (Мирякуба) Дулатулы, Магжана Жумабайулы и др. Жены и дети осужденных алашордынцев обычно останавливались у него на ночлег, чтобы затем следовать либо в лагерь, либо – после лагеря – в Казахстан. Об этом свидетельствует короткое письмо Букейхана от 26 сентября 1934 г., адресованное М. Дулатулы в Тунгутское отделение (Соловецкий лагерь особого назначения, где он в октябре 1935 года скончался в центральном лазарете. – Прим. автора):

«Тунгутское отд.

Центральный Лазарет

Мир-Якубу Дулатову

Родной мой Мадияр! Гая, Альтай, после двух ночевок, сегодня выехали. Проводив их, пишу тебе об этом...» (Ориг.: «Шырақ Мадиярым! Гая, Әлтай екі түнеп, бүгін жүріп кетті. Шығарып салып жазып отырмын...»).²¹

К этому письму мы чуть ниже вернемся еще раз. Пока же продолжим повествование.

По мере возможности Букейхан вел оживленную переписку со своими бывшими соратниками по «Алаш-Орде», даже тогда, когда они находились в ГУЛАГах, «разбросанных» по окраинам СССР. Предпринимал всевозможные попытки оправдать и освободить их, или хотя бы облегчить их наказания, или помочь им продуктами и всем, чем было можно, отправляя им из Москвы посылки.

2520 раз

показано

комментарий