• Время
• 21 Июля, 2014

Загадка смерти Сталина

Бахытжан АУЕЛЬБЕКОВ

Часть II

Существующая версия об отнюдь не естественной смерти В. И. Сталина, как мы показали в предыдущей части настоящей публикации, никак не может быть с ходу отвергнута. Уж очень много странного и просто необъяснимого связано с ней. Конечно, полной правды мы уже не узнаем никогда, слишком много времени прошло с тех пор. Но аргументацию историков, считающих, что Сталин был отравлен, в любом случае стоит выслушать внимательно.

Один из ближайших соратников Сталина, Вячеслав Молотов, на склоне лет говорил писателю Феликсу Чуеву: «Тут клубок очень запутанный. Я тоже держусь такого мнения, что он умер не своей смертью. Ничем особенным не болел. Работал все время... Живой был, и очень» (Феликс Чуев. Сто сорок бесед с Молотовым. М., 1991). Сейчас об этом пишут уже многие, причем, весьма серьезные исследователи. И все они без исключения утверждают, что к смерти Сталина так или иначе имеет отношение Н. С. Хрущев. Есть ли какая-либо основа для подобных подозрений? Давайте взглянем на факты.

Как известно, Хрущев с января 1938 года управлял Украиной. Но почти через двенадцать лет, в декабре 1949-го, Сталин неожиданно вызывает его в Москву, и он становится одним из пяти (Сталин, Маленков, Пономаренко, Суслов, Хрущев) тогдашних секретарей ЦК (и, одновременно, 1-м секретарем Московского комитета партии). Свершившееся, конечно,  было очень важной для Хрущева переменой, и в своих устных воспоминаниях, записанных в конце 1960-х – начале 1970-х годов на магнитофон, он несколько раз возвращался к этому сюжету.
По его словам, Сталин так объяснил причину и смысл его назначения: «У нас плохо обстоят дела в Москве и очень плохо в Ленинграде, где мы провели аресты заговорщиков. Оказались заговорщики и в Москве...». И далее: «Когда я стал секретарем ЦК ВКП (б)... Ленинградская парторганизация вовсю громилась. Сталин сказав, что мне нужно перейти в Москву, сослался тогда на то, что в Ленинграде раскрыт заговор». И в другом месте: «Сталин говорит: «Мы хотим перевести вас в Мос­кву. У нас неблагополучно в Ленинграде, выявлены заговоры. Неблагополучно и в Москве...» (Хрущев Никита. Воспоминания. Избранные фрагменты. М., 1997).
Едва ли есть основания истолковать все это иначе, как решение Сталина поручить Хрущеву борьбу с этими самыми «заговорами», для чего, понятно, Никита Сергеевич должен был опираться на МГБ, – то есть быть его «куратором». Работа эта для Хрущева была знакома, он сильно «отличился» в Москве в 1937-м году, а впоследствии на Украине. А вот что касается «выявленных заговоров», о которых говорил Сталин, то тут дело обстоит очень непросто, тут еще копать и копать, исследовать и исследовать. Очень многое мы пока толком не знаем о том времени.
Сталин говорил Хрущеву, что дела обстоят «очень плохо в Ленинграде». А что, собственно, тогда происходило в Ленинграде? Мы не знаем. Но вот интересный штрих к портрету эпохи.
Некий майор Ульянич, во время войны служил на Дальнем Востоке, а в октябре 1948 года был переведен в Закавказский военный округ лектором политотдела 87-го стрелкового корпуса. В сентябре 1950 года Ульянич был послан на одногодичные курсы усовершенствования при Военно-педагогическом институте имени Калинина в Ленинграде, откуда в декабре 1950 г. прислал письмо инспектору политотдела корпуса полковнику Сиренко. Тот передал его в политотдел, а оттуда письмо попало вначале в ЦК КП (б) Грузии, а затем – в МГБ СССР. Ульянич писал, в частности: «Ленинград брови насупил и требует, чтобы его понимали. Чувствуется, как «струны» натягиваются все сильнее и сильнее… (Прости, большего сказать не могу, не допрашивай, а догадывайся…)... Вознесенский, Кузнецов, Попков… усопшиеся…». Согласитесь, все это наводит на размышления. 
Ульянич был, похоже, не очень умен и не умел держать язык за зубами. 27 января 1951 года он был арестован, а в августе 1951 года приговорен к 9 годам лагерей решением сталинской Военной коллегии Верховного Суда СССР. В 1954 году решением той же, но уже хрущевской коллегии он был реабилитирован и служил в Советской Армии до 1961 года. А по «ленинградскому делу» были арестованы сотни человек, многие из них расстреляны. Но что тогда конкретно происходило, мы не знаем, так как дело это до сих пор не рассекречено. А почему? Загадка.
Или такой момент. В Госплане СССР, которым руководил упомянутый в письме Ульянича Н. А. Вознесенский, за период с 1944 по 1949 год исчезло (?) значительное количество документов, составляющих государственную тайну СССР. В «Записке о пропаже секретных документов в Госплане СССР» от 22 августа 1949 г. приведен перечень «исчезнувших» документов. Всего из Госплана за 5 лет пропало (?) 215 секретных и совершенно секретных материалов (в 1944 – 1955, в 1945 – 1973, в 1946 – 1949, в 1947 – 1919 и 1948 – 1949). Многие из этих документов насчитывали сотни страниц и существовали в единственном (!) экземпляре. При этом в Госплане работало значительное число сотрудников, имевших родственников за границей (главным образом в США) и поддерживавших с ними письменную связь. Когда все это вскрылось, то были аресты, были и расстрелы. Хрущев впоследствии заявил, что «дело Госплана» – фальсификация. Пусть так. Но ведь оно не было рассекречено! Ни тогда, ни сейчас. Как же мы можем судить о том, что там было сфальсифицировано, а что нет.
Вообще же Сталина всю жизнь со всех сторон окружали заговоры, и вражеской разведкой он был обложен весьма плотно. Историк В. Шамбаров в своей книге пишет: «У зарубежных антикоммунистических организаций существовала какая-то своя агентура в СССР, и, судя по всему, агентура неслабая. Например, 23 – 29. 06. 37 г. в Кремле прошел пленум ЦК ВКП (б), и поскольку на нем решались вопросы репрессий против большой группы видных партийцев, то даже в архивах ЦК документы о нем оказались представлены в урезанном виде, а единственный экземпляр несокращенной стенограммы был потом найден в «особой папке» Сталина. 
Но в пражских архивах «Крестьянской России» обнаружились полные данные о пленуме, где были перечислены и выступающие, и содержание выступлений. И даже кулуарные разговоры советских вождей, происходившие во время сверхзакрытого пленума! Аналогичные материалы имелись и в РОВС (возможно, через «Крестьянскую Россию», которая в данный период с ними сотрудничала). В белогвардейские круги поступала исчерпывающая информация – фамилии репрессированных, даты арестов, в чем обвиняются, расклады внутренних взаимоотношений в советской верхушке. 
В архиве В. Л. Бурцева оказался отражен и ход следствия над некоторыми высокопоставленными большевиками, вплоть до того, кто ведет дело, кто на кого дал показания, ссылка на номера документов (см., например: В. Пятницкий «Заговор против Сталина»). То есть белая разведка имела одного или нескольких агентов в самой верхушке советского руководства. Но кто это был, так и остается тайной» (Шамбаров В. Государство революции. М.: Алгоритм, 2003).
Тут уже не знаешь что и думать. Единственный несокращенный экземпляр стенограммы сверхсекретного пленума был только у Сталина, в «особой папке». И вот оказывается, что полная стенограмма этого закрытого для посторонних пленума была не только у Сталина, но и у «Крестьянской России» (эмигрантская антисоветская организация). Причем, в этих архивах были и записи кулуарных разговоров партийных лидеров. Иначе говоря, там были материалы, которых даже у самого Сталина не было! Вождя предавал кто-то из самых близких к нему людей (возможно, Ежов) и наверняка не один.
Кроме того, эти же самые материалы находились у РОВС (Русский общевойсковой союз).     А эта контора, созданная в 1924 г. бывшими белогвардейцами, была весьма серьезной. Она занималась разведывательной работой, диверсиями и террором против советской власти. Возглавлял РОВС боевой генерал Александр Кутепов (а после его похищения чекистами в 1930 г. в Париже и загадочной кончины – генерал Е. К. Миллер, участник Гражданской войны в Архангельске). Спецслужбой РОВС руководил тоже человек серьезный – выпускник Академии Генерального штаба генерал-майор К. Глобачев, во время Первой мировой войны возглавлявший охранные отделения Варшавы и Пет­рограда. Отделения РОВС существовали на всех континентах. Это была целая армия, пусть и переведенная на гражданское положение, со своими диверсионными школами и печатными органами (журнал РОВС  «Часовой» закрылся только в 1989 году!). Свою агентуру в СССР РОВС и другие антисоветские организации имели весьма обширную и разветвленную. 
Вообще же надо понимать следующее. В то время советская власть была очень молодой, неокрепшей и неустоявшейся. Соблазн свергнуть ее и уничтожить новый режим существовал у очень многих. Причем, людей, придерживавших самых разных, подчас несовместимых и абсолютно противоположных политических взглядов. И шансы на успех у них были! Слишком уж молодым и слабым было тогда новое общество. Одни хотели ликвидировать Сталина и самим взять власть в свои руки. Другие желали уничтожить новый общественный строй. Третьи руководствовались просто частными интересами... И было таких много, очень много. Предать и продать вождя мог любой, даже вроде бы испытанный соратник. (И предавали, и продавали.)
Вот, скажем, первая в мире женщина-дипломат Александра Коллонтай имела богатое революционнее прошлое, большие заслуги перед советской властью и когда-то пользовалась невероятной популярностью. Это все знают. Меньше известно другое.
«Еще в сентябре 1941 года в абвере стало известно, что некоторые советские дипломаты и партийные лидеры не прочь найти общий язык с немцами. Сообщил об этом агент Эдгар Клаус. С весны 1941 года он работал в Стокгольме и новости узнавал «из первых рук», поскольку регулярно играл в карты с Александрой Михайловной Коллонтай –  советским послом в Швеции. Клаус был опытным агентом и тотчас понял, какая паника охватила советских дипломатов при известии  о начале войны. Даже сама мадам Коллонтай не верила, что советская система уцелеет под натиском рейха. Как-то раз она откровенно заговорила с Клаусом: она готова принять немецкое гражданство, если Гитлер гарантирует ей достойные условия существования. Клаус съездил в Берлин и рассказал об этом Канарису.
Шеф абвера сначала не поверил своим ушам. Но, поняв, что Клаус отнюдь не шутит, тотчас отправился с докладом к фюреру. 20 июля 1941 года один из сотрудников МИДа записал: Канарис сообщил Гитлеру, «что русский посол в Стокгольме, госпожа Коллонтай, намерена отречься от советского правительства и бежать в Германию, если ей гарантируют безопасность». У госпожи Коллонтай есть «около трех миллионов долларов»,  и ей хотелось бы купить дом в Германии.
Фюрер повел себя великодушно. Он приказал Йодлю встретить «кремлевскую даму» самым любезным образом. Канарис пересказал все это Клаусу и стал с нетерпением ждать дальнейшего развития событий. Однако пока суд да дело, немецкое наступление захлебнулось под Москвой, и мадам Коллонтай, получив обнадеживающие сведения с обеих сторон, решила все же выждать окончательной развязки». (А. Волков, С. Славин. «Адмирал Канарис – «железный» адмирал». Смоленск: Русич, 1998). 
А сколько таких было! Сейчас, в наши дни, всплывают совершенно невероятные вещи. «Уже в перестроечные времена при реконструкции Кремля обнаружилось, что в подпол кабинета Сталина еще в старые времена был подведен туннель, лаз, в котором, как предполагают, находилась аппаратура подслушивания. Это уже факт: Сталина прослушивали в Кремле» (Бушков А. Сталин. Красный монарх. М.: ЗАО «Олма Медиа Групп», 2009. С. 236).
Мы здесь сообщаем только некоторые факты. А на самом деле их очень много. В хрущевские и последующие годы утвердилось мнение, что антисталинские и антисоветские заговоры сталинского периода – сплошная фальсификация. Сейчас выясняется, что на самом деле заговоры были и было их очень много. Это, кстати говоря, вполне закономерное явление для постреволюционной эпохи. Победивший в результате революции режим вначале всегда слаб и неустойчив. Отстаивать себя ему приходится в тяжелой схватке. Свергнутые в ходе революции силы прежнего режима всегда в течение достаточно длительного исторического периода сохраняют значительную мощь и мечтают о реванше. Любая революция обязательно порождает и контрреволюцию. И с ней приходится бороться долго и упорно. Так было и в сталинский период. 
Ничего необычного в этом нет. Наоборот, было бы необычно, если б контрреволюция не начала бы отчаянную борьбу против победивших революционных сил. Это было бы просто невероятным. Между прочим, если взглянуть на историю, то легко заметить, что контрреволюция побеждала гораздо чаще, чем революция. Все шансы победить она имела и в СССР, особенно в довоенный период, в 30-е годы. Кроме того, после победы революции между различными группами революционеров всегда начинается отчаянная борьба за власть, за то, кто, собственно, возглавит революционный процесс и по какому пути поведет страну. Это тоже нормальная историческая закономерность, тут тоже нет ничего необычного. Разумеется, сталинский режим утверждался в жестокой борьбе. А могло ли быть иначе? И не следует думать, что если бы во главе государства встал Троцкий или кто-то другой, было бы все по-другому. А если б победила контрреволюция, она бы немедленно начала сводить счеты с революционными массами и вообще всю залила бы кровью всю страну. И это обычная закономерность для революционной эпохи, взгляните на историю.
Вернемся, однако, к Хрущеву. Как указывалось, если группа заговорщиков действительно физически ликвидировала (отравила) Сталина, то организовать такую акцию (или способствовать ей) мог только человек, контролирующий спецслужбы, и прежде всего, сталинскую охрану. Кто был таким человеком? Мы уже говорили, что вопреки всем мифам, таким человеком никак не мог быть Лаврентий Берия. К тому времени Берия занимался исключительно атомным и ракетным проектами и уже восемь лет к спецслужбам не имел никакого отношения. Кроме того, Берия был беззаветно предан Сталину. Значит, Берия отпадает. Тогда кто?
Вспомним, что в декабре 1949 года Сталин неожиданно отзывает Хрущева с поста первого секретаря компартии Украины в Москву. Зачем? Хрущев становится одним из пяти секретарей ЦК. Но чем он занимался на этом посту?
Заметим, что в период с середины марта до начала мая 1946 года была осуществлена кардинальная замена руководства Госбезопасности.  Почти все «люди Берии», занимавшие ранее высшие посты в НКГБ – МГБ, получили тогда другие назначения (в основном, ушли на хозяйственную работу).  Более того, был освобожден от постов секретаря ЦК и начальника Управления кадров (которое «курировало» ГБ) ЦК Г. М. Маленков, занимавший эти посты с 1939 года. Нередко этот факт толкуется как «опала» Маленкова, однако, если проанализировать ситуацию в целом, становится ясно, что дело шло, прежде всего, о замене руководства ГБ, а не о «гонении» на самого Маленкова. 
Во-первых, именно тогда его возвысили из кандидатов в члены  Политбюро, в полноправные члены, а утрата титула секретаря ЦК была через несколько месяцев (8 октября 1946 года) как бы компенсирована назначением Георгия Максимилиановича заместителем председателя Совета Министров СССР (то есть Сталина); эту честь разделяли с ним тогда всего лишь восемь лиц. 
Во-вторых, спустя сравнительно недолгое время, 1 июля 1948 года, Маленков был вновь утвержден секретарем ЦК, – хотя и без «кураторства» над МГБ. Вместо Маленкова кураторство над  МГБ было поручено новому (с 18 марта 1946 года) секретарю и начальнику Управления кадров ЦК А. А. Кузнецову, который ранее был 1-м секретарем Ленинградского обкома партии. Далее, 4 мая 1946-го, был смещен со своего поста министр ГБ В. Н. Меркулов, а также переведены в другие ведомства главные его сослуживцы. Под кем же в описываемый нами период «ходило» МГБ СССР?
«Есть достаточные основания полагать, что с декабря 1949-го до марта 1953 года «куратором» МГБ в ЦК являлся не кто иной, как Никита Сергеевич Хрущев! Правда, прямых документальных подтверждений этого нет (или по крайней мере документы пока не обнаружены). Но известно, что масса документов была по указанию Хрущева уничтожена; кроме того, в последние свои годы Сталин в особо секретных делах стремился обойтись вообще без документов, ограничившись устными директивами; наконец, разного рода косвенные подтверждения этой роли Хрущева имеются в немалом количестве» (Кожинов В. В. «Россия. Век ХХ-й (1939 – 1964)». М.: Эксмо-Пресс, 2002).
Действительно, придя к власти Хрущев приказал уничтожить огромное количество документов, связанных с его деятельностью. Однако множество фактов, установленных самыми разными исследователями, безоговорочно указывают на то, что именно он курировал МГБ в последние годы жизни Сталина. И когда он возглавил кураторство МГБ, то немедленно начал везде расставлять в министерстве «своих» людей.
Руководящие посты в МГБ занял целый ряд «людей Хрущева», переведенных в Москву с Украины (где он, как мы помним, был 1-м секретарем ЦК с января 1938 года до декабря 1949-го), – секретарь  Винницкого обкома партии В. А. Голик, Херсонского – В. И. Алидин, Кировоградского – Миронов, Ворошиловградского – Н. Г. Ермолов, Одесского – А. А. Епишев. 
Особенно многозначительна в этом отношении фигура Епишева, который с 1940 годы был 1-м секретарем Харьковского обкома, а с 1943-го – членом Военного совета 40-й армии, входившей в 1-й Украинской фронт, членом Военного совета коего являлся Хрущев. После войны Епишев стал секретарем ЦК Украины по кадрам, а после перевода Хрущева в Москву, побыв краткое время 1-м секретарем Одесского обкома, отправился в столицу, – то есть двигался за Хрущевым как нитка за иголкой. И 26 августа 1951 года Епишев занял один из важнейших постов в МГБ – заместителя министра по кадрам. Не менее характерно, что в 1953-м, после того как после смерти Сталина главой МВД опять был назначен Берия, Епишев был немедленно возвращен на пост 1-го секретаря Одесского обкома. Позднее Хрущев назначит его начальником Главного политического управления (ГПУ) армии и флота; должность немаленькая: Епишев контролировал армию, военным Хрущев, похоже, не доверял.
О «кадровой политике» Хрущева в МГБ писал и известный разведчик П. А. Судоплатов: «Во время последних лет сталинского правления Хрущев... ухитрился... внедрить четырех своих ставленников в руководство МГБ – МВД: заместителями министра стали Серов, Савченко, Рясной и Епишев. Первые трое работали с ним на Украине. Четвертый служил под его началом секретарем обкома в Одессе и Харькове». [И. А. Серов был наркомом ВД Украины в 1939 – 1941 годах, В.С. Рясной – в 1943 – 1946-м, С.Р. Савченко – замнаркома в 1941 – 1949-м.] «В последнее время истинная роль Хрущева в деятельности МГБ в 1950 – начале 1953 года начинает осознаваться в историографии» (Кожинов).
Мы можем считать установленным, что Н. С. Хрущев в те годы плотно контролировал спецслужбы и действительно имел все возможности для того, чтобы организовать убийство Сталина или по крайней мере содействовать ему. Однако невыясненным остается самый главный вопрос: мотив. Если убийство Сталина действительно имело место, то чем мотивировано? Так вот, мотив был и весьма серьезный.
В данном случае необходимо прежде всего выяснить вопрос о том, какой политический строй намеревался выстроить Сталин в Советском Союзе. За хрущевский и брежневский период, мы привыкли к тому, что в СССР власть в государстве принадлежала  компартии. Не все даже помнят, что положение о руководящей и направляющей роли КПСС в стране было введено в советскую Конституцию только в 1977 году. Вообще же изначально в СССР предполагалось создать именно советское государство, а не коммунистическое. Исторические обстоятельства, однако, сложились так, что власть в стране реально стала принадлежать именно компартии.
Осуществлялась эта власть так. Любой важный государственный вопрос, контролируемый партией, поступал сначала к секретарям ЦК ВПК (б). И если они считали необходимым принять по нему решение, которое исполнял бы весь народ, то от них этот вопрос поступал в Политбюро. А персональный состав Политбюро имел принципиальную особенность – официальный глава страны, председатель Совнаркома (Совмина) всегда был членом Политбюро, и, кстати, именно он и председательствовал на его заседаниях. Глава советской власти, председатель Президиума Верховного Совета СССР, также был членом Политбюро. Членами Политбюро при Сталине, как правило, были и наиболее крупные на тот  момент государственные деятели, поскольку в то время партийных и государственных деятелей невозможно было разделить – это было практически одни и те же лица.
Итак, поступая в Политбюро, вопрос рассматривался, и если он мог быть решен Политбюро на основании действующих законов, то Политбюро находило решение и передавало его для исполнения находившемуся в составе Политбюро Председателю Правительства СССР. Таким образом, получалось,  что глава СССР, перед тем как рассмотреть вопрос со своими министрами на заседании Совета Министров, сначала рассматривал его с товарищами по партии на Политбюро. Решения Политбюро оформлялись протоколами, выписки из них посылались исполнителям, но исполнители не имели права ни хранить эти выписки при себе, ни сообщать об их содержании кому-либо. Исполнители действовали на основании своих должностных полномочий не как партийные, а как государственные деятели и действовали от своего имени. 
Таким образом, в стране сложилось своеобразное «двоевластие», причем, партийная власть была фактически главной, а государственная – второстепенной, подчиненной, но формально Конституция страны не нарушалась – вся власть Советам. Так что формально страной руководил Совмин, а фактически – Политбюро. И это противоречие должно было как-то  разрешиться.
Современные исследователи убедительно показывают, что Сталин стремился реализовать в СССР изначальный проект, то есть отодвинуть компартию от управления страной, а все руководство возложить именно на правительство. Первая попытка такого рода была сделана еще в 1936 году. Согласно Конституции СССР 1936-го года, высший законодательный орган страны – Верховный Совет СССР – в полном составе (все депутаты) собирался на свои сессии не реже двух раз в год. В промежутках законодательную власть осуществлял (менял наркомов/министров, издавал указы и т. д.) Президиум Верховного Совета СССР, который утверждал состав Правительства СССР – Совет Народных Комиссаров (с 1946 г. – Совет Министров СССР). 
Правительство, согласно той Конституции, руководило страной: контролировало исполнение Законов СССР и Указов Верховного Совета, т. е. советской власти. Правительство состояло из народных комиссариатов (министерств), руководили ими народные комиссары (министры), их всех возглавлял председатель Совета Народных Комиссаров (Председатель Совета Министров) – глава страны. Уже были отпечатаны образцы бюллетеней для выборов, в которых был не один, а несколько кандидатов в депутаты. Однако осуществить эти преобразования тогда не удалось, ввиду надвигающейся угрозы войны.
После XVIII съезда партии 1939-го года очередной съезд не проводился 12 лет. Конечно, шла война, затем были трудности с преодолением послевоенной разрухи, это понятно. Однако, например, в годы Гражданской войны партийные съезды все равно проводились. VII (экстренный) съезд  проходил в 1918 году,VIII – в 1919-м, IX – в 1920-м, X – в 1921-м. А ведь положение в стране тогда было ничуть не легче. Как же действовал Сталин в рассматриваемый нами период?
Заметим, что тот факт, что партийные съезды не собирались с 1939-го по 1952-й год само по себе является грубейшим нарушением партийного устава. Политбюро тоже теперь собиралось только от случая к случаю, в 1950 г. – шесть раз, в 1951 г. – пять, в 1952 г. – четыре раза.  Это вовсе не означало, будто Сталин «отошел от дел». Насущными государственными делами он занимался с прежней энергией, – но уже в качестве Председателя Совета Министров. И все его ближайшие соратники, реально  руководившие промышленностью, народным хозяйством, армией, прикладной наукой, отчитывались в первую очередь перед Советом Министров. Задания они получали и ответственность несли тоже перед Советом Министров. Партийному аппарату оставались две сферы деятельности – идеология  и кадровые вопросы. Таким образом, в послевоенные годы власть в государстве стало явочным порядком перетекать от партии к Совету Министров.
А потом, в 1952 г., Сталин собрал наконец XIX съезд партии.  Вслед за этим мероприятием, в то время уже сугубо формальным, состоялся Пленум ЦК КПСС. И вот тут-то Сталин произнес полуторачасовую речь, которая фактически означала переворот в сложившейся системе управления государством. В первую очередь, он вообще ликвидировал пост Генерального секретаря ЦК. Отныне в партии было 10 простых секретарей ЦК, среди которых не выделялся ни один, не имелось ни «генерального», ни даже «первого». Во-вторых, вместо старого Политбюро Сталин зачитал список нового органа – Президиума ЦК КПСС, куда вошли совершенно новые люди: и некоторые партийные деятели, и чистейшей воды  управленцы, вроде Малышева, Коротченко, Кузнецова, Первухина, Пономаренко, Сабурова. Если не считать Сталина – двадцать четыре человека.  «Чистых» партийцев из них девять. Остальные – сплошь «управленцы», а если кто-то и занимал прежде высокий пост в партии, то непременно параллельно ведал какой-то отраслью промышленности, транспорта, науки и т. д. Но, главное, Сталин объявил во всеуслышание, что намерен уйти с поста секретаря ЦК. Он остается Председателем Совета Министров и членом Президиума ЦК, но с партийного поста уходит. «После этой речи Сталин уже просто не мог остаться в живых» (А. Бушков).
 «Сохранилось свидетельство Константина Симонова, на том Пленуме присутствовавшего – воспоминания человека, так и не понявшего, чему он был свидетелем, но подробнейшим образом описавшего происходящее: «На лице Маленкова я увидел ужасное выражение – не то чтоб испуга, нет, не испуга, а выражение, которое может быть у человека, яснее других, или яснее, во всяком случае, многих других осознавшего ту смертельную опасность, которая нависла у всех над головами и которую еще не осознали другие... Лицо Маленкова, его жесты, его выразительно воздетые руки были прямой мольбой ко всем присутствующим немедленно и решительно отказать Сталину в его просьбе».
«Смертельную опасность» Симонов понимает по-своему: якобы коварный Сталин, подобно Ивану  Грозному, разыграл притворно «уход от дел», чтобы уничтожить тех, кто по дурости за его предложение проголосует... Он так ничего и не понял! Сталин  всего-навсего избавлялся от одной из своих многочисленных  функций, уже чисто парадной, нисколько ему не помогавшей вести реальные дела. Он-то как раз не то что сохранял власть – а, пожалуй, даже приумножал. А вот партия всякую реальную власть теряла окончательно и бесповоротно. Отсюда и смертельный ужас на лице Маленкова, раньше других осознавшего, что происходит, и к чему приведет...» (А. Бушков).
Партия теряла власть. Связана ли с этим обстоятельством достаточно странная смерть Сталина, и многие необъяснимые вещи, в свою очередь, связанные с этой смертью, мы не знаем. Однако многие исследователи убеждены, что взаимосвязь здесь самая прямая. И если говорить о мотиве, то согласитесь, что мотив здесь более чем весомый. Нельзя исключать, что группа заговорщиков в высшем руководстве партии действительно пришла к выводу о необходимости физической ликвидации Сталина. А если учесть, что спецслужбы находились под контролем Хрущева, а также то, как он впоследствии вел себя по отношению к покойному вождю, то такая версия выглядит вполне правдоподобной.
Заметим, что борьба за то, кому будет принадлежать власть в стране – партии или официальным государственным органам –  продолжилась после смерти Сталина, и победил в ней именно Хрущев. Как? А он оперся именно на партию. Председателем Совмина СССР, то есть фактическим главой государства в марте 1953-го года  стал Г. М. Маленков. Однако в 25 января 1955-го года своем выступлении на заседании не Верховного Совета, а Пленума ЦК Хрущев резко выступил против Маленкова и причислил его к «горе-теоретикам», которые «пытаются доказывать, что на каком-то этапе социалистического строительства развитие тяжелой промышленности якобы перестает быть главной задачей и что легкая промышленность может и должна опережать все другие отрасли... Это отрыжка правого уклона...» (Хрущев  Н. С. Доклад на Пленуме Центрального Комитета КПСС 25 января 1955 года. М., 1955). Хрущев получил общую поддержку партийных лидеров, и через две недели Маленков был снят с поста председателя правительства и заменен Булганиным. 
В некоторых сочинениях о том времени утверждается, что Маленков, став Председателем Совета Министров и отказавшись от поста секретаря ЦК, вместе с тем все же сохранил за собой главенство в верховном органе партии – Президиуме ЦК, ибо именно он поначалу председательствовал на его заседаниях. Однако все члены Президиума ЦК, за исключением одного только Хрущева, занимали вместе с тем высшие государственные  посты, где и была сосредоточена их деятельность. А повседневной практической деятельностью партии ведал Секретариат ЦК, которым единолично руководил Хрущев. Таким образом, опять возникло своего рода «двоевластие», – хотя поначалу государственные органы играли, безусловно, первостепенную роль. Но вскоре все переменилось.
Маленков явно вел «линию Сталина», а Хрущев, наоборот, проводил антисталинскую политику. Автор теперь полузабытых сочинений, один из советников Хрущева, Федор Бурлацкий, в 1953 году был сотрудником «главного» журнала «Коммунист» и присутствовал на докладе Маленкова, прочитанном осенью того года, перед аппаратом ЦК КПСС. В докладе, сообщает Бурлацкий, «то и дело звучали... уничтожающие характеристики... (в адрес аппарата. – Б. А.). Надо было видеть лица  присутствовавших, представлявших тот самый аппарат, который предлагалось громить. Недоумение было перемешано с растерянностью, растерянность со страхом, страх – с возмущением. После доклада стояла гробовая тишина, которую прервал живой и, мне показалось, веселый голос Хрущева: «Все это, конечно, верно, Георгий Максимилианович. Но аппарат – это наша опора». И только тогда раздались бурные, долго не смолкавшие аплодисменты. Так одной фразой Первый секретарь завоевал то, чего Председатель Совета Министров не смог своими многочисленными речами» (Бурлацкий Федор. Вожди и советники. О Хрущеве, Андропове и не только о них... М., 1990). 
Таким образом, победу себе и партии Хрущев обеспечил. А Маленков и Берия, проводившие задуманную Сталиным линию на усиление государственных органов и отстранение партии от управления государством, ушли в политическое небытие. (Последний, кроме того, был оклеветан, оболган и уничтожен физически.) Партийная (антисталинская) линия победила. Что в конечном итоге привело к тому, что вся власть в стране сосредоточилась в руках «кремлевских старцев», которые со временем, в силу преклонного возраста, руководить государством оказались просто не способны.
Мы можем констатировать, что смерть Сталина действительно таит в себе немало загадочного и даже просто необъяснимого. Не исключено, что те историки, которые полагают, что эта смерть была насильственной, правы. Хотя, конечно, прямых доказательств этого все-таки нет.