- Исторические страницы
- 01 Июня, 2021
РАЗДЕЛЁННАЯ ЯЗЫКОВАЯ ВЕРНОСТЬ
(О двуязычно-поэтическом творчестве и авторских переводах Ауэзхана Кодара)
Рабига КУЛЖАН,
филолог-переводчик
г. Кызылорда
«И вновь из голубого дыма
Встаёт поэзия.
Она
Вовек непереводима,
Родному языку верна».
Александр Межиров
Поэзия – это то, что теряется при переводе».
Фрост
В Кызылординском университете имени Коркыт Ата состоялась конференция, организованная кафедрой философии и социально-гуманитарных дисциплин, на тему: «А. Кодар и гуманитаристика независимого Казахстана». Следует вначале остановиться на том аспекте радикальной трансформации культуры, именуемую Постмодерном, которая охватила всю гуманитаристику постсоветского пространства. Именно на данной почве глобальных перемен в обществе на стыке веков и тысячелетий мог возникнуть и произрасти такой уникальный интеллектуальный феномен нашего выдающегося земляка, каким является двуязычно-многожанровое творчество Ауэзхана Кодара.
Этому постмодернистскому явлению посвятил свою последнюю при жизни монографию друг А. Кодара, культуролог Бекет Нуржанов, ставший учёным с мировым именем: «Влияние глобализации на формирование культуры постмодерна состоит прежде всего в том, что обратным эффектом глобализации оказывается «локализация», «гибридизация», «метисизация» культуры… Постмодернизм понимает глобализацию не как унификацию или вестернизацию, а как глобальную связность современного мира, возросшую до небывалой степени подвижность, взаимопроникновение и текучесть… главное для постмодернизма то, что глобализация порождает ответную реакцию и возрождение локального, местного, регионального, что породило популярный неологизм «глокализация». Постмодернизм, как мы увидим, это фрагментарность, беспорядочное смешение стилей, различие, внимание к Другому» [1, c. 12].
В этом и состоит культурфилософская концепция двуязычно-паритетного (русско-казахского) многоаспектно-векторного, разножанрового творчества поэта-философа, культуролога и общественного деятеля Ауэзхана Абдирамановича Кодара, которого в народе называют Кентавром, интеллектуалом-номадом. Будучи инвалидом с детства, вот как отзывается сам о себе поэт: «Кісі-киік, Кентаврмын, / Жат маған / Бар ойларың адам үшін сақтаған. /Асқан тұлға, арыстанмын, ойнақтап, / Тым пендеуи мақсаттардан аттаған.» [2, c. 42]. (Я – кентавр, человекоконь. Мне чужды / Ваши слишком человеческие мысли./ – Я – сверхчеловек, игривый лев, / Презирающий человеческое, слишком человеческое. (Здесь и далее цитаты приводятся в подстрочном переводе самого автора – Р.К.)
Всем известно, что А.Кодар своим южным «Крылатым узором»[3] вначале вписался в литературную жизнь Казахстана и стал известен как русскоязычный поэт, полноправно влившись в среду русскоязычных поэтов и писателей республики и так называемых «культурных переводчиков», работающих напрямую, без посредников и подстрочников: «А я себя зову поэтом, / Хоть мне указывают зычно, что я казах русскоязычный / Тогда и сам я маргиналом / Себя считал, наивный малый.» [4, с. 38]. Ведь по Кодару, Проект русскоязычия, точнее, ассимиляции, привёл впоследствии к рождению мощной русскоязычной ветви писателей и поэтов-казахов в целом как полноценной части русскоязычной многонациональной казахстанской литературы, который был очень удачно запущен у нас именно через творчество Абая, благодаря его полиязычию в творчестве и оригинальным переводам русских писателей и поэтов [4, c.388].
Но постмодернистский казус Кодара состоит именно в том, что русскоязычный поэт-маргинал из южной казахоязычной глубинки, оказавшись по приглашению классика Дулата Исабекова в тогдашнюю столицу Алма-Ату, увлёкшись непочатым краем работы прямого перевода оригинальных казахских текстов на русский, вдруг и сам не заметил, как уже во взрослом (вопреки прогнозам психологов) возрасте трансформировался в чисто казахского поэта, хотя и двуязычного, -городского поэта-почвенника, тенгрианца-традиционалиста, хотя … и не совсем:
«Орыс» ем, енді қазаққа міне, айналдым.
Жорғадай қазақ қазығына кеп байландым... [2, с. 51].
(Был «русским», теперь вот стал казахом./ Как иноходец, вернулся к своей привязи.)
«Я двуязычен, словно двуголов, /Одной – в Восток, другой смотрю на Запад. /Я на казахском грустен и суров, / На русском я – загадочно внезапен.» [5, том I, с.171].
Профессор философии из Санкт-Петербурга, друг Ауэзхана, Алексей Грякалов не зря называет его «гением местности», свято хранящим и оберегающим своё место с предельным вниманием к родному топосу проживания, которое ярко проявляется в его стихотворениях: «Я приеду домой в Джусалинскую тишь», в двуязычных партекстах «Коркуту» и др., в которых он в форме поэтической летописи ёмко осветил почти всю историю жизни своих земляков, которые «…коротают свой век, ни во что, кроме дома не веря…» [4, с.40-41]. К образу полумифического героя-земляка Коркыта он обращается почти во всех жанрах: статьях-эссе («Коркыт глазами степного знания»); учебниках для школ («Очерки по истории казахской литературы»); рассказах и драмах («Истина Коркыта»); в двуязычной поэзии с авторским переводом. (См. приложение к данной статье).
Своими «ми-бабкерами»-«мозговыми штурманами» он называет имена Жуматая Жакипбаева, Аскара Сулейменова, Жумекена Нажметдинова и др., которые и превратили русскоязычного поэта-маргинала в настоящего казаха [5, том ІV - Литературоведение; 6]. Бережно я храню подаренную им мне рукопись с русскими стихами Жуматая о том, как «Берия любил казахов и Абая… атомной бомбой!» –этим доказывая потенциальную возможность перехода в советское время на удобное, востребованное и высоко оплачиваемое русскоязычие. (Писал же вначале Ч.Айтматов на родном киргизском, переводил сам себя на русский, а потом и вовсе перешёл на русскоязычие.) Таких примеров перехода от миноритарного к мажоритарному языку творчества в мировой практике предостаточно.
Красной нитью через всё его творчество проходит тема Абая, Шокана, Коркыта и Тенгри, и темой его кандидатской диссертации был его философский «Диалог с традицией» (1999г.), а в 2000-м году за произведения и статьи, посвящённые Тенгри, он получил звание и диплом Академика Народной Академии Казахстана «Экология», которым очень гордился.
Читатели и исследователи хорошо знакомы в основном с русскими версиями научных трудов, статей и поэзии Кодара. Цель нашего выступления – рассказать об особенностях его паритетно-двуязычного художественного творчества,(амбивалентной) протестной поэзии Кодара, не би- а амбилингва, и, в частности, авторскими (королевскими, «төл аударма») переводами (royalty interpretations in the field of fiction), о которых, можно сказать, почти нет серьёзных исследований. В силу
значительного расхождения частей партекстов друг с другом иневозможности определения того, что первично (оригинальный текст), а что вторично (переводной), их принято называть иноязычными, двуязычно- авторскими версиями одного и того же произведения.
В отечественном литературоведении прочно утвердился термин «художественный билингвизм», вот только жаль, что исследуется в основном русскоязычное творчество казахских поэтов и писателей и несколько игнорируется подлинное двуязычие в художественном творчестве. Создан даже миф о параллельном, непересекаемом по форме и содержанию творчестве современных русско- и казахоязычных писателей и журналистов. «Восточно-Западный кожаный диван» в кабинете Ауэзхана (по Гёте) на улице Навои города Алматы тем не менее был отличным местом встречи культур и цивизаций, авторских школ писательского мастерства, где как раз эти параллельные миры, встречаясь, пересекаются, – настоящей Евразийской площадкой интеллектуалов всего мира, куда был открыт вход для каждого: «Батыс пен де, Шығыспен, Теріскеймен, Күнгеймен / Жаңғырығам үздігіп, Діл іздеген үндей мен»[2,с.37]. – (И с Западом, и с Востоком, /И с Севером, и с Югом /Я резонирую до изнеможения,/Как голос, ищущий свою душу); «Ұлттарды неге алыс-жақынға бөлейін? Абайға жақса, маған да жақын Онегин./ Эллин мен қазақ табысып менің санамда, Парасат бағын тапса екен деймін өлеңім.» [2, с. 16]. – (Зачем мне делить нации на дальних и ближних?/Если Абаю близок Онегин, то и мне не чужд,/Поскольку в моём сознании сошлись эллин и казах./Надеюсь, моя поэзия найдёт себе Сад Разума.)
Немного истории... В средневековой Центральной Азии (мусульманской) не принято было сочинять высокую поэзию на ином языке, кроме как на «изысканном» персидском (фарси), духовном арабском, на всеобще-литературном языке-койне, тюрки. Рискнувшие творить на «низком» родном языке становились потом классиками-основоположниками младописьменных языков и литератур. Вот откуда у нас идёт традиция айтысов-состязаний, поэтических межавторских и межлитературных назиров-перепевов одних и тех же «бродячих» восточных сюжетов! Восточная традиция поэтического творчества на двух языках, иллюстрирующая поэтическую и лингвистическую эрудицию восточного барда всегда имела место, и называлась она традицией «зулисонайна» («ЗУ» – это не 2, а «пара»; «қостілдік» – это не дву-, а парно-язычие, парноречие). В нашей статье «Об интеллектуальном и языковом номадизме Вл.Набокова» в кодаровском «Тамыре» за 2003 год №1(9) приведён классический пример тюрко-персидского зулисонайна.
Можно сказать, что поэт-зулисонайн Кодар испробовал все возможные формы и виды художественного перевода: двусторонние
прямые и обратные; по подстрочникам и без; переводы с переводов – через языки-посредники; опосредованные, коллективные... переводы текстов различных эпох, времён, культур, межжанровые переводы...[5, тома:V-VI]. Очень часто, сам не зная того, он идёт на рискованные поэтические эксперименты, делая вызов самому себе: мы имеем в виду состоявшиеся т.н. взаимопереводы двух этнических казахов, авторов-современников, вылившиеся в одну из форм поэтического состязания в русле трёх языков. Это Быхыт Кенжеев – Ауэзхан Кодар. Разница была лишь в том, что у Ауэзхана не было под рукой текста-посредника: он переводил на казахский напрямую, можно сказать, синхронно! Так что благодаря Кодару мы имеем казахоязычного Кенжеева.
«Перевод – это всегда возможность резонанса и диалога, состязания с автором», – считает переводчик А.Кодар, дав прекрасную возможность любителям поэзии услышать и казахский голос Нобелевского лауреата, Иосифа-Жозефа Бродского. Помню, как он очень мечтал перевести «океанические» поэмы Бродского на казахский традиционно-народными многосложниками, если бы на это был государственный заказ, который позволил бы ему целиком окунуться в воды межцивилизационной стихии далёкого и всё же близкого «Оси»-«брата Жусупа».
В связи с традицией зулисонайна можно было бы и даже необходимо коснуться казахско-иноязычного творчества наших сородичей-казахов за рубежом. В частности, мы имеем в виду двуязычное творчество в многоязычной литературе Китая: казахско-китайское творчество нашего современника-полиглота Серикжана Биляша (его путевые заметки «1001 сапар» и пр.). Следует отметить, что он, как и Кодар, вначале состоялся как китаеязычный казах, получивший государственную премию в области литературы на китайском языке. Почти в той же литературной традиции «1001 ночи» (невольно вспоминается и «1001 слово» Олжаса Сулейменова) написал свой шеститомный роман «Қылмыс» («Преступление») в застенках китайской тюрьмы другой казах – Қажығұмар Шабданұлы (1925-2011). Не будем обсуждать политические взгляды этих личностей, но с точки зрения развития восточной традиции зулисонайна в казахской литературе с новым языковым наполнением их творчество представляет большой интерес и требует литературоведческого исследования.
Амбилингвальный феномен поэта А.Кодара в какой-то мере сродни феноменам Вл. Набокова и И.Бродского. Но дело в том, что оба лауреата творили на двух мировых, равномощных языках почти с одинаковым опытом и традиционными взаимосвязями, тогда как А.Кодар, благодаря образцовым переводам казахских классиков-поэтов и жырау: Абая, Махамбета, Мағжана (См. сборник стихов «Встреча в Поднебесье» [10],
посвящённое 20-летию Независимости, – исключительный случай, когда системно казах переводит казаха на русский) – и множества других поэтов мира – как на русский, так и на казахский, а также своим оригинальным паритетно-попеременным творчеством на двух языках [5, том V, VI] – заставил-таки казахский язык встать почти вровень с русским – по художественно-поэтическим достоинствам и потенциалу. По авторитетному свидетельству А.П.Давыдова, русскоязычную поэзию такого поэта-интеллектуала евразийского масштаба, как А.Кодар, можно вполне признать частью и достижением всей современной русской литературы! Союз писателей Украины, высоко отметив также прозу А.Кодара «Порог Невозврата», наградил его международной независимой литпремией «Триумф» им. Н.В.Гоголя.
Кроме указанных выше переводов, другим экзерсизом, уникальным экспериментом в области поэзии являются авторские поэтические переводы (self-translation – самопереводы), о существовании которых он сам и не догадывался, просто не придавал значения и не знал, что они в мировом литературоведении представляют большой интерес для исследователей в плане межкультурного диалога (Набоков, Бродский, Беккет, Конрад, русско-французский Макин и др.), когда писатель-полиглот вдруг обращается в творчестве к языку иному, чем его родной, по мнению критиков, он делает это или по необходимости, как Конрад, или по причине жгучего честолюбия, как Набоков, или во имя достижения большей отчужденности, как Беккет. Возвращение же к родным истокам А.Кодара в условиях деколонизации и Инобытия своего народа, думаем, всем понятна.
Предлагаем вашему вниманию в Приложении к статье подробную подборку русско-казахских и казахо-русских стихотворений-партекстов: «текстов-билингвов» Кодара, которые, по свидетельствуучёных представляют наглядный пример вернакуляции (когда государство и общество восстанавливают функции местного языка), фоссилизации (усиление его престижа), а также языковой политики ревитализации этнического языка обрусевшими группами населения. Здесь немаловажную роль сыграла набирающая силу массовая двуязычная среда обитания поэта, к которому поэт никогда не был безразличен: ведь каков читатель – таков и поэт. Выходит, что своим творчеством Кодар опровергает устоявшийся миф о якобы не пересекающихся друг с другом русско- и казахоязычных СМИ и литератур. В творчестве Кодара-публициста и поэта они сосуществуют как два-в-одном, полемизируя и находя взаимопонимание в духе всё того же Бекетовского феномена «Города и Степи» (Мы имеем в виду очередной труд культуролога Бекета Нужанова). В конечном счёте, амбилингв Кодар приходит к философскому заключению, что беда некоторых монолингвов зачастую заключатся в том, что они живут в окружении застывших мифов и симулякрах-формах с мёртвым, уже отжившим содержанием, в плену пережитков и стереотипов, тогда как самое важное для гражданина – это Бытиё-в современном-Мире, а не в Мифе.
Не будем повторять условия формирования уникальной языковой личности амбилингва-амбидекстра Ауэзхана Кодара (См. наши статьи: [7,8,9.]) Скажем только, что такая личность напоминает собой психологически подготовленного, двуполушарнопереученного левшу; в творчестве же – это наработанное обстоятельствами жизни попеременно- свободное и творческое использованиедвух языков: своеобразный шифт кодов – во всех сферах деятельности: говоренние-слушание; чтение – письмо на уровне родного языка. (По поводу мифа о двух «родных» языках - мировая практика придерживается совершенно иных понятий: о первом усвоенном с детства «материнском» языке (native, mother language - ана тілі) и втором благоприобретённом, чаще всего - языком образования и профессии).Часто, согласно естественному закону асимметрии, у билингвальной личности один из языков всё же доминирует, или же они строго разделяются, диффериенцируясь по сферам функционирования (как у Т.Шевченко). Совет Ауэзхана по поводу «позабытого им с детства языка» и освобождения от предательского «двуличия» – очень прост: для того, чтобы быстро научиться говорить по-казахски, надо побольше слушать; для того, чтобы научиться писать на нём – побольше читать казахские тексты, по-научному это называется иммерсией – длительным погружением в среду второго языка, который хочешь освоить (когда справочки и словари, разговорники – это не выход из положения, а только подспорье.)
Итак, авторское двуязычие для Кодара – это его выстраданная гражданская позиция в один из переломных моментов истории родины, ознаменовавшее возврат и реанимирование поэтических традиций прошлого, авторская школа, мастер-класс художественно-поэтичекого перевода для молодых поэтов. Однако не везде в мире критики положительно относятся к творчеству двуязычных писателей. Мы имеем в виду статью К.В.Балеевских: «Писатель-билингв: свой среди чужих, чужой среди своих», и с её терминами: «транслингвизм», «лингистические мигранты» - мы не соглаcны. [11.] Культуролог-Кодар склонен к общечеловеческой концепции Другого/Иного – взамен бытующему профанному: «Свой-Чужой», который часто ведёт ко всякого рода розни и взаимоотчуждению, скрытой вражде. Его однокорневой девиз: Друг – это другой Я! Отсюда в мировом многонациональном социуме утверждается понятие о т.н. Разделённой Языковой Верности – Divided Linguistic Loyalty, связанная с амбилингвизмом личности, обладателем которого и является Ауэзхан Кодар.
Интересная статья размещена в интернете переводчика с западноевропейских языков Марка Артуровича Дадяна, посвящённая подробному лингвистичекому анализу авторского перевода одного из стихотворений И.Бродского под названием: «Поэтическая адаптация, или Три сердца авторского перевода» [12]. Авторский перевод критик характеризует «хотя и гениальную, но вынужденную затею, игру, связанную с поэтическим сиротством Бродского за рубежом». Это по-Дадяну, скорее, подвид экзотичекого перевода. Не будем останавливаться на трудностях и мучениях, которые испытывает автор, раздваиваясь в двух языковых стихиях, их мы подробно описали в своих статьях. Часто лингвисты-переводоведы называют это двунаправленное творчество то «адаптивным транскодированием», то «лингво-этнической ретрансляцией» своего произведения на второй язык (о «транслингвах» мы уже говорили). Ангичане называют это «одомашниванием» – domestication. Мы бы несколько уточнили, назвав это «локализацией», в пример тому,как умело локализируются (и даже порой нативизируются, становятся родными, привычными) на практике термины и реалии чужой культуры, внедрённые искусными переводчиками. А такой термин, как «коннотация чужого» Ауэзхан, придумавший термин для авторского перевода – «төл аударма», предложил назвать просто «привнесением иного, другого». С «адаптацией» и «экзотикой» он был в корне не согласен: нельзя принижать достижения любой культуры, надо всегда переводить с позиций паритетного равенства! Но с тем, что у поэта-амбилингва, переводящего собственную поэзию, (по М.Дадяну [12]) по словам древнего Авла Геллия, было «три сердца», мы согласны: одно из них – в первом тексте (это оригинал, на котором стихотворение впервые написано). Второе – во втором (его авторском переводе). А биенье третьего... – не всегда удаётся расслышать... К сожалению, такова судьба рано ушедших талантов... Но третье биенье ритма, которое остаётся с нами навсегда в поэзии – это его Разделённая Языковая Верность!
ЛИТЕРАТУРА
1. Нуржанов Б.Г. Модерн. Постмодерн. Культура. – Алматы: «Өнер», 2012 –335 с.
2. Қодар Әуезхан. Оралу (Өлеңдер мен аудармалар). – Алматы: «Таймс» баспа үйі, 2006. – 92 бет.
3. Крылатый узор. Сборник стихов. – Алма-Ата: 1991.
4. Кодар Ауэзхан. Зов Бытия. – Алматы: Издательский дом «Таймас», 2006. – 528 стр.
5. Кодар Ауэзхан. Полное собрание сочинений (ПСС - 10-томник), - Алматы: Ассоциация «Золотой век». 2020.
6. Қодар Әуезхан. Қанағат қағанаты (Өлеңдер және ойтолғаулар жинағы).– Алматы:«Шабыт»,1994.-112 бет.
7. Кулжан Р.Е. Кентавр казахской культуры. – «Навигатор» - 2001; // журнал «Тамыр» № 2(44), 2016. с. 112-115, а также: Сборник «Әуезхан Қодар – қазақ елінің данышпаны / Ауэзхан Кодар – гений казахской земли» - Алматы, 2017 – 262 с.
8. Кулжан Рабига. Об одном уникальном явлении в современной казахской литературе, или о том, как Кодар переводит Кодара. // журнал «Тамыр» № 1 (30), с. 45-58.
9. Кулжан Рабига. «Кардиограмма, оформленная в текст» (статья-некролог) // областная газ. «Кызылординские Вести» от 12.07.2016.
10. Встреча в Поднебесье: Махамбет. Магжан Жумабаев. Ауэзхан Кодар. – Алматы: «Золотой век», 2011г. – 196 стр.
11. Балеевских К.В. Писатель-билингв: свой среди чужих? - интернет-ресурс, а также См сайт: http://www.yspu.yar.ru
12. Дадян Марк. Поэтическая адаптация, или Три сердца авторского перевода. – Интернет-ресурс, 2010.
Стихи и переводы Кодара
|
Коркуту (первоначальный текст на русском)
Вихрем кружится Кам в маске сокола с серпиком клюва, Так египетский Гор расправлялся с предателем Сетом. Бубен с чёрным крестом оставаться в покое не любит, И камлание шло, пока Кам не упал на рассвете.
Как подкошенный, рухнув, исходит он белою пеной, Закатились глаза, превращаясь в ужасные бельма. Не бросайтесь к нему, он в волшебное это мгновенье Облетает поля, гималаи, сахары и сельвы.
Вот воскрес Осирис…Гилгамеш об Энкиду горюет… Будда в водах сидит, подобрав в виде свастики ноги… Солнце пышно встаёт в переливе лучей, словно в сбруе, Ослепляя красой молодого исламского бога…
«Прочь же, прочь, Азраил!- отбивается Кам утомлённо, - Смерть - подобие сна, дай проснуться посланнику тюрков!» …Долго плачет кобыз – заунывно и потусторонне, Словно с жизнью играя в последние жуткие жмурки.
«Слух – жилище души…сон – её пребыванье вне тела… Не живой и не мёртвый, я – медиум между мирами…» Просыпается Кам, извлечённый из транса умело, Мерным ритмом кобыза, придуманным этим же Камом. (10-титомник, том 1. Поэзия. с.121.) ЧОКАН В ПЕТЕРБУРГЕ
В Петербурге – туман… Не понять, Где дома, где кареты, где люди… Эх, сейчас бы степного коня И скакать, пока боль не убудет!
Ускакать от обедов и дур, От ослов сановитых опасно. Ты прости меня, друг, Петербург, Слишком многое здесь мне неясно.
Всё в тумане – и подданства долг, И великая миссия россов. Я брожу одинокий, как волк, И стараюсь прикинуться гостем.
Я не сын твой, но всё же я – твой. Меня Родина ждёт, как за разум. Обрекли мой народ на застой, А я в нём пробужу его разум.
В родах корчится старый наш мир. Но за что наказанье мне это: Для казахов я – дерзкий кафир, А для русских – дикарь в эполетах!
И всё туже сжимается круг, Меня любят лишь горные кручи. «Всё ничто перед вечностью, друг!» - Утешает опальный поручик.
Где ты, Время?.. Подставь же плечо… Сколько судеб в тумане разбито… Под Петром конь взметнулся свечой, И застыл, роя воздух копытом. Из цикла «ЦВЕТЫ РУИН» Цветы руин не помнят зла, «Отказ от мести»-вот девиз их Хоть почвой стала им зола, А Родиной – разлом и вывих.
Цветы руин просты, как сыпь, Белоголовые, прямые, Любители носить носы, И галстуки носить на вые.
Цветы руин есть генотип, Перерастающий упрямо, В движенье трасс, молчанье рыб, А в целом – невозможность драмы.
Цветы руин растут сквозь рот, Текут блевотиной из глаза. В них всё не так, наоборот, Метафизически и сразу.
В них всё смешалось и срослось, Как ус немецкий с Заратустрой. Теперь повсюду ты не гость, А аппарат живого чувства.
Ты сам себе проект и путь, Вперёд, примерно, лет на двести. Тебе и глаз уж не сомкнуть За составлением реестров.
Ты – Ося Бродский, эпик – ты, Но эпик пристальных мгновений. В тебе сошлись вкус суеты, И тяга к мимикрии мнений.
Теперь в позоре некрофил, И с Авелем не в ссоре Каин. Цветы руин растут сквозь ил, И сквозь компьютер прорастают.
Цветы руин растут в мозгу, И – то настойчиво, то робко, Сквозь все «нельзя» и «не могу», Вам черепную жмут коробку.
И тесно там, и жутко там, И так не хочется с повинной, И всё ж придётся, автор драм, Признать, что Вы и есть руины...
*** Деревьев худющие плечики Стегая незримым хлыстом, Ордой из прыгучих кузнечиков Бесчинствует дождь за окном.
Там шины, как грубые скальпели, Вскрывают артерии луж. Охотников много за скальпами, Но больше искусственных уз.
Во мгле что-то жуткое замерло... Боясь оказаться во рву, Я дом свой не замком, не камерой, Прибежищем света зову.
Но свет, открывая мне явное, Упрямо скрывает нутро. Милее становится давнее, Сомнительней зло и добро.
Не лучше ли кинуться в ливень мне? Промокнуть до стыни в плечах? Шатаясь, дождем осчастливленный, Пойму, что ещё не зачах.
(10-титомник А.Кодара, том 1, Поэзия. с.134-135.)
|
Авторский перевод на казахский
Қыран басты, тұмсықты, Бақсы салып зікірді Сатқын Сетті өлтірген Гор құдайша құтырды. Ұрады кеп дүңгірін сұсты қара, кермелі, Таңға таман құлады ол, мөрт түскендей бір түрлі.
Көбік ағып аузынан, көзі айналып, қалшылдап О дүниеге, келмеске, бара жатты шал шындап. Қорықпаңдар! Бұл кезде шаттық билеп кеудесін Көкке самғап кетті ол ала-кеуім салқында.
Өсті Өсіріс, Гілгәмеш Енкидусыз мұңайып... Молдас құрып Будда отыр – лотос болып жұбайы. Күн көрінді, сәулесі шылбыр сынды жарқырап, Көрігімен жасытып жас Ислам құдайын.
«Әзірейіл, кетші әрі!» - күбірлейді жалбыз үн. Өлім – ұйқы, сен оят түркілердің абызын! ...Қобыз зарлап сарнайды, өмір, өлім арбасқан, Азалаумен бақсының соңғысын һәм нағызын:
«Түс – денеден ажырау, құлағым – жан тұрағы. Тірі емес те, өлі емес, екі дүние – шырағым!» - Саз үнінен естиді өлімменен күресті, Өзі ойлаған қобыздың пайдаланып пырағын. (2003 ж.) ШОҚАННЫҢ МОНОЛОГЫ
Петерборды тұман басқан, танымайсыз еш затты, Адамдарды, күймелерді, күймедегі бекзатты. Нева алаңы тасқындаған цилиндрлер ағыны, Жортар ма еді кең даламен ерттен алып тез атты!
Жортар ма еді бикештерден тым жасаңды алыстап, Есектерден мундир киген айдалада қалыс қап. Петерборым, кешір мені, бұлдырсың сен мен үшін, Ниетіңді түсінбедім, жақындатпай танысқан.
Бәрі бұлдыр: боданымын Ресейдің мен неге? Қайда орыстың ұлылығы дем беретін пендеге? Жүрмін жалғыз қала кезген, қорқау қасқыр секілді, Қонақ болып көрінуге тырысқандай сенделем.
Міне бөтенмін, оның да рас, бірақ, түбі – сендікпін, Елім менен, қара орыстан, шошынудан ентікті. Қандастарға болсамдағы бір жұқпалы аурудай, Мен елімді жетелеймін ой жолына ең мықты!
Толғақ қысып кәрі әлемді әбден болып-толысқан, Босана алмай жатыр әлем, ешкім оған болыспай. Жазығым ба мұрт жіберіп, эполетті таққаным, Қазақ үшін мен кәпірмін, жабайымын – орысқа.
Жан-жағында жүрер жер де, басар тау да тарылды, Шыңдар ғана сүйіп мені, түсінеді барымды. «Мәңгілікпен салыстырсаң, дүние деген түк емес!» - Деп бір ақын жұбатады жас болса да, дарынды.
О, дәуірім, қайдасың сен? Иық тосып, демеші!.. Сұр тұманда майып болған көптің бірі демеші... Жез аттылы Петр патша атын, әні, орғытты, Тұяқ қояр орын таппай, қалықтауда елесі. ҚИРАНДЫНЫҢ ГҮЛДЕРІ Қирандының гүлдері зұлымдықтың гүлі емес, Өрттен шыққан болса да, табиғаты күл емес.
Заманақыр гүлдері ақырлықты жойғандай, Осы гүлден өзге зат болмыс емес, құр елес.
Тозбас дүние бар ма екен, салып көрші миға әділ, Тілі тозған дүниеге жаңа тілді сыйла, діл.
Қирамайтын дүние жоқ, бір таз Миша келіп ед, Үш жүз жылда тозбаған Кремль де қирады.
Тозу, бірақ, шарт емес, басу абзал қыжылды, Бірақ қыжыл көбейіп, составтарға тізілді.
Желтоқсанның қақаған аязында лап қойып Солдаттарға қарулы... қазығың да бұзылды.
Ол солдаттар жәй емес, Кремльдің мұрты еді, Каска киген қалқанды, құжынаған құрт еді.
Қан төгілді сол түнде, сол бір қанды асфальттан Өніп шыққан гүлдер – біз, судай арзан, құр тегін.
Қап құшақтап поезда, арба итеріп базарда, Болашақты іздедіе бізді қояр қақ төрге.
Сөйтіп ғасыр құлады... Кремльдің жұлдызы Талан-тараж болды енді, жетім қалып ұл-қызы,
Бірақ, тірлік тұра ма, ол бір ауыз тынбайтын Сол ауызға түсті сөз «мәңгүрт» деген жындай тың.
Содан кеттік ат болып, кеше ғана адам ек, Әлгі сөзді қолдану жікке бөлу қадамы ед.
Сөйтіп бәрі ауысты: рух өшті де жын өсті, Бір-ақ күнде бар ділін өзгертті екен кім өстіп?
Білім керек болмады, туыс қымбат шындықтан, Туыстықтың алдында мұндай көрдің кімді ыққан?
Туыс түрік, дін ислам, айтты бізге: «Төз, бәлем!» Мұхит жақтан мырс етті туыс емес өзге әлем.
Содан бізде басталды «Атты батыр» дастаны, Қазақ болып шықтық біз бір-ақ сәтте қас-қағым.
Тойлар өрттей өршіді, атаулар да өзгерді, Нелер ғажап сюжетті шықпағасын көз көрді.
Бұрын біз ұлт, қоғам ек, енді кімбіз? – «барабан», Енді біз жәй қосымша «Ақ Ордадан» тараған.
Ол да болса бақ шығар, бірақ, өсу ол емес, Өсу деген - мол сана, санадағы мол елес!
Сана иесін құрметтеу: әкім емес, ақынды, Басқа жол да жақсы ғой, жақсы, бірақ, зақымды.
Туған жердің құздары жалғыз шыңмен өлшенбес, Жалқылықта өлшем жоқ, жалқы деген нөл шендес.
Пәлсапада бар сауал: неге армыз жоқ болмай, Садақ садақ бола ма, ол садақта оқ болмай?
Барымыздан айырылдық, оны немен толтырдық? Данаидтар бөшкесі, біздің тірлік – сол тірлік.
Қирандының гүлдері, асфальт тесіп өсе бер, Теледидар, қайтейін, бөсеріңді бөсе бер.
Оңай емес гүл болу, тамырласу ол деген, Бүкіл жарық әлеммен қуанышқа шөлдеген.
Гүл еңбегі елеусіз, ауа сынды, су сынды, Оның өсу еңбегі хош қылады сусынды.
Осы өсу еңбегі болса егер дәл бізде, Айтуға да болар ед: «Біз шүкірміз, бармыз» - деп.
Неге өйтіп айтпасқа, хұқымыз бар айтуға, Ай туса егер қазаққа – өсу үшін Ай туған.
Біз өсеміз кім үшін, біз өсеміз не үшін, Бұл да кемшін түсінік, тауып ал сол кемісін.
(10-томник А.Кодара, том VI, с. 51-52.)
|
|
ТҮРКІ БӘІТТЕРІ. ОЯНУ
Тәңірі бар ел едім мен, Тәңірім қайда? Тәңірі жоқ әмірлердің әмірі майда.
Қағаны бар ел едім мен, қағаным қайда? Қағаны жоқ құдайсыздың талғамы майда.
Елдігі бар ел едім мен, елдігім қайда? Күркіреуші ем күн көзіндей, ендігім майда.
Түнгі ұйқымды төрт бөлуші ем, баяны қайда? Сегіз қиыр шартарапты баяғы қайда?
Басы барды еңкейтуші ем, қарғады ма екен? Тізеліні бүктіруші ем, жалмады ма екен?
Жоқ, әлде бір жаңсақтықтан құт қашты ма екен? Тәңірімді ұмытқан соң, жұт басты ма екен?
Күнім менің қиыр-шиыр тарыла берді, - Қалай жатам риза болып барыма енді?
Күн тарылса, кеңейтемін, Күннің ұлымын, Түркіліктен тана алмаған үннің құлымын.
Мен түркімін, үнсіз кеткен жалай мұңын, рас! Жоқ болудан, бар болуды қалайтыным, рас!
Жыртқыштардың әлсіздерді талайтыны, рас! Бар болудан нар болуды қалайтыным, рас!
Мен түркімін түрткі болған бүкіл әлемге, Қол-аяғын бүрістірген бүкіл әлемге!
Менің туым желбіреді Ұрым-Қытайыңда, - Бұрынырақ оянған соң, бұрын ұпайым бар»
Кеңістік пен уақыттың еркесі болдым! Жаңа оянған адамзаттың серкесі болдым»
Қашан, кәне, кеудемдегі жан «бұғам» - деді?! Тозағың мен жұмағың да қанжығамда еді.
Мүмкіндіктің молшылығы ойды жалғады, Ешбір құдай «қой» -деген жоқ, - қойдыра алмады!
Қойдай бағып халықтарды, - «қойдың көсемі», - Шекараға татулықтың қойдым төсегін.
Ғұннан бастап, Шыңғысхан мен Темірге жеттім, Құт қашқан соң, естен танған өмірге жеттім.
Тарыдай боп шашылған соң, әркімге жеммін, Өз тұрағы, өз құрағы бар күнге кеммін.
Естен танған ұрпақ туып, шаян боп шықты, Қой көсемі момындықпен аян боп шықты.
Тым кәрімін, дегенменен, көкірегім жас! Көп көрген соң, кекірейе, көпіремін, рас!
Мойымаған тарланыңның талда болжамын: «Ойың болса, бойың болса, алда болғаның!»
Мен әлде де түрткі болам дүрбелендерге, Арманыма азық болып гүлдеген елдер!
Аш болсам да, нас емеспін, демде тоямын, - Әлем қойса қасқырлықты, мен де қоямын! (VIтом. Поэзия. Драма аудармалар. 11-12 бб; және де: «Қанағат қағанаты» - 23-25 бб)
|
ГОЛОС ДРЕВНЕГО ТЮРКА
Я был с Тенгри, где мой Тенгри, мой высокий бог? Если правишь не от бога, значит, невысок.
Я имел кагана, помню, где же мой каган? Без правителя и веры не бывает стран.
Был когда-то целым миром, где мой цельный мир? Был я некогда кумиром, ныне наг и сир.
Не смыкал я глаз ночами, видно всё не впрок. Где вы ныне, юг и север, запад и восток?!
Выи многих преклонял я, видно, проклят в прах, На колени многих ставил, нагоняя страх.
Или, может, я покинут благостью небес, В наказанье, что я Тенгри позабыл, как бес.
Небо стало мне с овчинку, господом клянусь! Как же ныне быть весёлым и не знать мне грусть?!
Ну, уж нет, с меня довольно! Эй, долой с пути! Я же тюрк, и с этой веры трудно мне сойти!
Я же тюрк, ушедший в степи зализать печаль! Быть желаю мне сошедших в небыль очень жаль!
Но и в жизни мало смысла, если в ней ты слаб. В этой жизни я властитель, но никак не раб!
Я же тюрк, который мир весь яростью потряс, Я ещё не зачат предком, притязал на власть.
Мои стяги развевались, где Евфрат и Тигр, Я ведь первый зачинатель всех великих игр!
Я и время и пространство сжал в тугой узде, Всё живое возглавляя всюду и везде!
Где, скажите, спасовал я? Разве был я глуп, Ад и Рай ваш приторочив к своему седлу?!
Хмелем удали бескрайней увлекала даль. И помалкивали боги, где б их ни встречал…
... ...
... ...
... ...
... ...
Да, я стар, и, всё же, молод мой горячий нрав, Ибо многое я видел, потому и прав!
Так услышьте предсказанье старого вождя: «Не дождётесь, дорогие, не уйду, уйдя!
Я ещё пойду в походы, пыль подняв до туч, Подражая всем, кто мощен, честен и цветущ!
Я голодный, но не алчный, так-то вот, друзья! Если мир с враждой покончит, кончу с ней и я…» (10-титомник, том 1 Поэзия, с. 122-123; а также: «Зов бытия», с. 68-70.) |
|
Из цикла «МИСС НОЛЬ»
Совершенномудрая мисс Ноль Вошла в мою жизнь С тех пор, когда Я, что ни день, меняю очки, Не находя нужной диоптрии. Она утверждает,что лучший цвет – белый. И не нужно оттенков, Поскольку они умножают соблазны.
Её голос еле слышен в ночи, А вместо плеч её я ловлю пустоту.
Когда спорю с кем-нибудь До боли в затылке, Она посыпает мне голову пеплом, И ведёт в пустыню, Где богом и людьми забытый дервиш Стал частью пейзажа. А вокруг валяются трупы волчат, Подохших от голода.
*** Сумасбродная мисс Ноль, Ходит на тоненьких шпильках, Оставляя следы дырокола На девственном папирусе асфальта. Но кому нужно это бесконечное досье, На котором ни буковки, ни иероглифа? Приходится констатировать исчезновение текста. Нечего интерпретировать. Игра значений изничтожилась Под каблуками мисс Ноль.
Главное, нет адресата. Только мёртвый глаз старухи-луны, И ничего не выражающие ягодицы мисс Ноль. *** Мисс Ноль, моя подруга, Или друг, Точнее, милый андрогин, Чья цельность равна её отсутствию, Вернее, вечному круговороту Незакатного «Сегодня». А я - господин Ничто, Существующий прежде и после, Но никогда в настоящем. Я обнимаю всё и прохожу через всё, Словно стержень и овал, Причина вала и обвала. Я – уничтожитель генетического кода, Письма и Писания. Я тот, кто сзади, но не позади. Я – морская волна, бьющаяся об утёс И, жующая одно и то же, Стойкий минерал бытия, Нестачиваемый за тысячеления. Я – Одно, бьющееся о Дно. Я – высота, да не та. Суета сует и всяческая суета.
(Выдержки из10-титомника, том 1 Поэзия, с.153-162; а также:«Зов Бытия», 2006, с. 82-86.) ***
КАЗАХСКИЕ ОРИГИНАЛЫ
Кісікиік, кентаврмын, жат маған Бар ойларың адам үшін сақтаған Асқан тұлға, арыстанмын, ойнақтап, Тым пендеуи мақсаттардан аттаған «Оралу», с. 42. Адам емес, аң да емес болмыспын, Болмысы бар тектілерге қол қыстым! Там же, с. 42 Жат болдым жұртқа Мен айдың арғы жағындай... ...Жасына да жат, кәріге тағы жатпын мен Елде жоқ тілде жазылған жұмбақ хатпын мен, Там же, с. 51. Орыс пе қазақ құраған Жанымда қай бір күй болсын. Трамвай жолға тұра ғап, Ессіздік маған үй болсын. Там же, с. 30 Сен, бірақ, маған ұғындыр Үнсіздік кемпірқосағын Кекесін толы үніңді Екі тілде де тосамын. Там же, с. 30
Ұлттарды неге алыс-жақынға бөлейін, Абайға жақса, маған да жақын Онегин. Эллин мен қазақ табысып менің санамда, Парасат бағын тапса екен деймін өлеңім. Там же, с. 16. Батыспен де, Шығыспен, Теріскеймен, Күнгеймен Жаңғырығам үздігіп, Діл іздеген үндей мен. Там же, с. 37 Әлемдегі бар ұлттар, бар нәсілдер Бір әлемдік жаралған жұмыртқадан. Ежелгі сол бірліктен бал таматын, Дін мен діл деп, соны ата, жалтаң ақын! Там же, с. 10 Әбсентін ішіп Верленнің... Хаямға ғазал арнағам, Ван Гогтың сыңар құлағын Жеткізіп барып, құладым. Сондағы мені емдеген Жыр көзі – Касталь бұлағы. Там же, с. 27 Нотр-Дамға да мен сүйсінгем, Игем жоқ, бірақ, басымды. Там же, с. 27 |
ЖОҚ АРУ
Бар аруға ғашық болсаң, жоқ Аруға ғашықпын, Түр түсі жоқ тылсымға мен әрқашанда ашықпын.
Енді менің өміріме хикметті Жоқ Ару, Енді маған болмайды екен құрып кету, жоғалу.
Маған айтты: Әшки киме, диоптрияң өтірік, Жарық дүние алдамшы ол, алдап кетер көпіріп.
Ішкі көзді тудыр, ақын, сыртқы көзің құр тесік. Талай сырлар, талай жырлар таңдайыңды тұр тесіп.
Сыртқы көзің көреді де жасқанады зорлықтан, Ішкі көзің қорықпайды ешбір жәбір, қорлықтан.
Сыртқы көзің көрсе қызар, ұмтылады әр неге, Ішкі көзің қанағатты қолыңдағы барменен.
Өзі жоқ боп ішкі барын көбейтеді ылғы да, Жылжымай да, кейде жылжып, кейде тіпті ызғи да.
Түнде келіп шақырса егер, құшағымды жаямын, Жоғалады түнге еніп, тауып алып сая мың.
Біреулермен сөзге келіп, шапшыса қан басыма Ол үн-түнсіз жұбатады келіп менің қасыма.
Шөлге барсақ көреміз біз қанағаттың үлгісін, Дәруішті, шөлге сіңген құм-құм болып түр түсі.
Аш та болса, нас та болса жоғалтпаған ол есін, Қасында оның аштан өлген бөлтірікті көресің. *** Жынды аруым, Жоқ аруым биік өкше киеді, Асфальт оған қағаз сынды көрінбейтін киелі. Не қылса да, өзі біліп басады кеп өкшесін, Мен тұрамын сипағым кеп бұлтаңдаған бөксесін. Кириллица, латиница – бәрі қалды бос болып, Жоқ арудың жұмсақ жері жүрек сынды – қос бөлік. Руна әрпі, иероглиф алдында оның түк емес, Руна түгі, қос анары Жоқ аруға жүк емес. Мәтін қайда, мағына іздеу, пайымдаулар мектебі? Бәрі қалды керексіз боп, Интернеттей теп-тегін. Еншіміз тек сүріндірер Ой мен Ұйқас жүйрігін. Ай шешейдің көзін тескен Жоқ арудың құйрығы.
*** Жоқ Ару – әйел емес, еркек емес, Ол жәй бір ермек елес, кермек елес.
Тек жоқ нәрсе сонша тұтас болады, Оның бәрі «Бүгінгі күн», «Мол ағын».
Ал мен болсам, Жоқ ақынмын, жоқпын мен. Жоқ нәрсені құшақтаумен тоқпын мен.
Шежірені құртушымын, жазуды, Тектің кілтін жоя салған азумын.
Артынғанмын, бірақ, артта қалмағам, Мен теңіздің толқынымын сарнаңан.
Болмыс тасын сора бердім мың жылдап, Емес едім сол үшін мен қынжылған.
Түпке соққан бірлікпін мен, бірақта, Мендей болмыс самұрық та, пырақ та. Өткіншінің өткіншісі һәм тағы Одан өткен өткіншілік – тән тағы.
(Үзінділер. Ә.Қодардың 10 томдық шығармалары; VI том, 29-31 беттер)
АВТОРСКИЕ ПОДСТРОЧНИКИ
Я – кентавр, человекоконь. Мне чужды Ваши слишком человеческие мысли. Я – сверхчеловек, игривый лев, Презирающий человеческое, слишком человеческое.
Не человек, не зверь, я – бытие, Жму руку всем, в ком есть оно.
Я был чужд толпе Как обратная сторона Луны... ...Я чужд молодым, так же, как и старым, Я загадочное письмо, написанное на неведомом языке
Как может быть хорощо моей душе, Перекроенной русскими и казахами? Пусть домом мне станет безумие, стоящее на трамвайном пути.
Сумей мне растолковать Радугу безмолвия Твой голос, полный иронии, Жду сразу на двух языках.
Зачем мне делить нации на дальних и ближних, Если Абаю близок Онегин, то и мне не чужд. Поскольку в моем сознании сошлись эллин и казах, Надеюсь, моя поэзия найдет себе Сад разума.
И с Западом, и с Востоком, И с Севером, и с Югом Я резонирую до изнеможения, Как голос, ищущий свою душу.
Все существующие в мире нации и расы Созданы из одного мирового яйца. Вкус этого древнего единства тает во рту, Почему именно это не назовешь верой и духом, трусливый поэт? Пил абсент Верлена... Газели Хаяму писал, Передав Ван Гогу отрезанное ухо, Я упал. И тогда меня вылечил Источник поэзии – Кастальский родник.
Я поклонялся и Нотр-Даму, Но не преклонил главы.
|
ОБРАЗЕЦ ВОСТОЧНОГО ЗУЛИСОНАЙНА
(АРАБСК.: «ОБЛАДАЮЩИЙ ДВУМЯ ЯЗЫКАМИ»)
СТАРОУЗБЕКСКИЙ (ТЮРКСКИЙ):ПЕРСИДСКО-ТАДЖИКСКИЙ:
Жамолинг то сипехри хусн уза чун мехри анвар шуд,
Красота твоего лица стала олицетворением любви,
Була олмай мукрбилгулрухон аз зарра камтар шуд,
Даже цветы не годились ни в какое сравнение и стали увядать,
Эй санам хурсат юзунг, ман ошуги хайрон шавам,
О, пери,раскрой, наконец, своё лицо, дабы я стал безумно влюблённым,
Гар юзинғни курсатмасанг, ман нотавон гиръён шавам.
В случае, если откажешь показать своё лицо, я от слёз стану ничтожным.
(Пример взят из докторской диссертации Г.Т.Салямова «Литературные традиции и проблемы художественного перевода...», Ташкент, 1981г.
1490 раз
показано0
комментарий
