• Культура
  • 09 Февраля, 2021

ВОЗЛЮБИ НЕБО (Эссе)

Лариса МАРТЫНОВА,
искусствовед 

СОН

Всевышний наградил нас способностью засыпать и просыпаться только лишь для того, чтобы мы не боялись смерти. Ему-то, в принципе, – все равно. Мы могли бы не спать в течение всей жизни до полного изнашивания всех конструктивных элементов тела. Но Он заботится о нас, как о детях.

 Каждый вечер водит в страшную темную комнату, чтобы когда понадобилось, – мы вошли туда сами. Если черный Ужас с провалом сознания в бездны, о которых мы и подумать не в состоянии, приходит каждый вечер и ласковый Сон провожает тебя в эти Тартары, и так в течение 365-ти дней в году, в течение всей жизни…?

 В таком случае – Ужас перестает быть им!

***

 Думающий и разумеющий в промежутках между вчерашним и завтрашним снами успевает заметить, что все вокруг нас устроено по принципу матрешки. Единственная разница с детской игрушкой в том, что настоящая Вселенская матрешка умеет складываться в обе стороны – в большую и меньшую, вовнутрь и вне себя через какие-то понятные только Всевышнему Дискретности, так, что самая маленькая может стать вместилищем всего, а Вселенская, ухмыляясь, захлопнуться у тебя на прикроватном столике…

И что только не придет в голову в сумеречной январской полудреме.

***

Никто и никогда не сможет оградить тебя от того, что должно произойти в момент выпадения в пространство сна. Никто и никогда не докажет тебе на сто процентов, что существо, которое сегодня вечером ставит клетчатые шлепанцы под кровать и одевает твою пижаму – есть ты вчерашний.

Засыпая, не забудь попрощаться по-настоящему. Есть вероятность, что утром, не нарушая законов Ньютона, Римана и Лобачевского, проснешься с ластами вместо рук на черном дельфиньем теле, в полной уверенности, что шершавая полоса содранной кожи на спине – следы вчерашних акульих зубов. В этом случае не надо судорожно искать шлепанцы по звонку будильника. Под мягким байковым одеялом, пока не заснул, вспомни, как океанская струя, то теплая, то холодная, приятно щекочет шкуру, когда уходишь на глубину. Розовое солнце, подобно медузе, медленно растворяется в синей волне.

***

Не бойся смерти! Она сама боится перепутать ласты, тапочки, опавшие листья, акульи зубы и птичьи перья – весь этот житейский хлам. Иногда путаница случается, и тогда ей надо изрядно потрудиться, запутать следы и устроить настоящую катастрофу с падением авиалайнера или извержением Везувия, чтобы не нарушилось какое-нибудь главное равновесие в Матрешках Времени и Пространства. Так все идет. Одно в другом, другое в одном. Кто-то спит. Кто-то ищет тапочки. Акула караулит на рифах очередную жертву, которая таким образом затихнет надолго. Маленький краб, засыпая под серым камнем, мечтает проснуться в твоей пижаме.

НЕБО

Небо, оно и есть – Небо. Этим все сказано, ведь оно было уже тогда, когда нас не было и в помине.

 

***

Люди приписывают ему всякое: громы и молнии, особенную заинтересованность в наших людских делах.

 На заре звездный флаг ночи становится революционно-красным, а в полдень – лазурно-синим. Земная этика к заре и закату неприменима, а эстетика небесных сфер меняется вместе с погодой. И в этом непостоянстве Небо остается символом абсолютной свободы.

 Священные книги не скрывают, как вожделеет небесная лазурь к жертвенному дымку курбан-айтовского барашка, как ждет громоподобный зов там-тама где-нибудь в джунглях Камеруна и припадает всей синевой своей на алую кровь обезглавленного петуха.

 

***

Каменные ножи ацтеков проповедовали красный закат более, чем божественную полуденную синеву и тем самым нарушили некое равновесие между Хозяином Неба и жертвенным стадом.

Безжалостный Кортес, как истинный христианин, на время восстановил порядок в новой части света, но не отменил главного договора между Землей и Небом.

Пока ясно одно: душа ласковой и тихой зверушки ценится в небесной обители, как нечто изысканное, а все порочное, отдающее злобой и завистью, считается испорченным, и отбрасывается куда-то в страшную мусорницу вечности.

 

***

Возлюби Небо, чтобы в назначенный срок вместе с сахарным облаком вкусно раствориться в его синем бульоне!

Десять заповедей небесной кулинарии предохраняют твою шкуру от преж­девременной порчи.

Не думай, что порядок этот несправедлив. Вот туча – небесное тело, жертвенно проливается на зеленые лужайки, а прозрачные капли дождя обернутся в свой срок и лозой, и хлебом, которые будут пожертвованы тебе.

Пусть льется голубая небесная кровь! Пусть рычит от боли черная туча и в ней – небесное Нечто, дающее нам жизнь, солнце и разум, способный понять и простить Небо!

ВРЕМЯ

 

Если ты думаешь, что живешь во времени – то глубоко ошибаешься. Это время живет в тебе, разглядывает окружающее в окнах твоих глаз.

Сначала – из детской кроватки через целлулоидные погремушки. Первый пейзаж – угол потолка, окно с кусочком неба, силуэты далеких заводских труб. Потом – двор с большими деревьями, голубями и кошками. Потом… много чего потом.

 

***

Время – всеобщая мусорница, кошелка удач и поражений, бесстыдное зеркало, в котором навек отражается и застревает все: расквашенная физиономия твоего первого врага и округлившиеся глаза первой девушки.

Конечно, оно (Время) не чурается ампирных излишеств. Случаются и цветочки, и бурунчики волн, и «эта глупая луна на этом глупом небосклоне».

К сожалению, случается и то, о чем и думать-то не хочется.

Как правило, все очень плохое бывает неожиданно.

Обычно же, Время – очень тихий и вкрадчивый злоумышленник. Оно грызет тебя изнутри, потом становится как будто тише. Больничная палата возвращает мир к белым углам строгого потолка. Время уже не шумит, не клокочет водопадом, но топчется в мягких шлепанцах, отдает под ребро, в руку, и ты внезапно понимаешь, что ему тесно внутри тебя, и оно только затаилось, чтобы вырваться наружу в поисках новой подходящей личинки.

ВОДА

 

Вода смывает все, даже то, что можно сказать о ней.

 

ПРОСТРАНСТВО

(Вариации на тему апорий Зенона)

 

Когда-нибудь я напишу об этом чертовом пространстве все, что надо, чтобы не заорать от ужаса. Булькающие квазары, черные дыры. Улитки-галактики расползаются в разные стороны. Пустота изначально враждебна всему живому.

Нелегко любоваться пейзажем. Зеленая трава-паутина, прибрежные кусты и река завязываются узлом, а потом скрючиваются в точку. Так бесследно исчезли 20 лет моей жизни с голубыми пеленками, сказками, томиками энциклопедий, «гроссбухами» немецких словарей, бидончиками садовой малины. В этой точке теперь живут мои молнии. Они, как стрелы, летят над крышей дачного домика. Уютно шуршат мыши и ветер. Там теперь нора для всех мышей. И это ужасно и бессмысленно…

Может быть, когда-нибудь я смогу забыть, как 7300 вечеров, рассветов и ночей прополоскались в мутном весеннем половодье по гальке, веткам и корягам, мимо сонных рачков и пучеглазых рыбин, одуревших от зимней спячки. (А флейта колдуна-крысолова лежит до времени в бархатном пыльном футляре)

 

***

Помоги мне, Зенон Элейский, не проклинать это пространство! Возможно, ты первый догадался, как изловчилось оно свертывать нас в самый неподходящий момент. Ты посылал быстроногого Ахиллеса вслед за его черепахой, и лучший из ахеян не мог догнать ничтожную неуклюжую тварь, пока не согласился с законом насильственной дискретности. Как бежал он, ошалевший от ран и боли! Как рвал на части мою Вселенную! А реке не хватило живой плоти, чтобы выкормить своих мутантов-рыбешек. Все мудрецы Востока научат ли такой отрешенности и умению покорно растворяться в реке? (А лицо колдуна мелькает среди ветвей и кружит по воде над тобою в последней точке-мгновении).

Никто не знает, когда твои легкие наполнятся воздухом, и ты вновь почувствуешь себя Ахиллесом, бегущим за черепахой, или маленьким лемуром в жаркой саванне, который очнулся от обморока после очередного кульбита на ветке.

Выручи меня, великий Аристотель! Твоя земля не уплывает из-под ног, а купол неба прозрачно – хрустален. Звезды не сжигают, но украшают небесную твердь до тех пор, пока ересь Джордано Бруно и Галилео Галилея не расшатают всю прекрасную конструкцию. Когда орбиты планет и само движение казались безупречными, как часть Божественного замысла, Риман и Лобачевский уже ввергли нас в водоворот лекальных воронок, а сейчас конвульсирующий электрон, который вообще не может определиться на орбите, уже представлен общественности, как главный бегун и Ахиллес. И ему все равно, жив он или умер, и где находится его дом (то бишь орбита), а где – могилка, – очередной энергетический провал. Мы навсегда лишились роскоши Божественных интерьеров и коммунального уюта механической Вселенной.

 

***

Когда вы в последний раз видели ангела или циничного чертенка? Рогатенький и мохнатый ловец наших ошибок еще дает тебе некий шанс проснуться, вынырнуть из реки времени на очередную охоту за черепахой, но зеленые твари, летающие в тарелках, озабочены только проблемами экологии. Шастают по полям со своими циркулями, пасут наших коров, имеют свою «группу поддержки». На вершине планируемой пищевой пирамиды они, естественно, видят только своих. Ему, летающему зеленому Ахиллесу, важны не наши античные пропорции. Почему у лягушки искривляющийся язычок? Только для того, чтобы ловить мошек. А дуреет она от плоской луны и скачет получше черепахи в Евклидовых координатах от кочки до кочки.

Зачем так много правил и энциклопедий? Зачем холодная лягушачья лапа сжимает сердце в такую же точку? Оглянись, Ахиллес! Не туча, но тень Черепахи, более гигантской, чем ты можешь себе представить, закрыла солнце. Твое тело, которое может служить моделью для Праксителя, в беге, достойном победителя Олимпийских игр, с Ее Кочки кажутся конвульсией червяка, предназначенного на обед! Скоро, скоро будет очередной дискретный перерыв, преду­смотренный провал с орбиты (ведь ты не лучше электрона).

Иначе ты никогда не догонишь свою черепаху, потому как безупречно продуманная мускулатура расправляется в очередной не менее безупречный прыжок, серая тварь уползает еще чуть-чуть, и кусочки пространства, пусть бесконечно-малые, остаются между вами. Навсегда!

Великий бегун и охотник сам должен стать добычей для Другого, чтобы бег за дичью не растянулся до бесконечности.

***

В этом, мягко сказать, чертовом пространстве, что делать тебе? Нырнуть на самое дно, чтобы стать Ахиллесом другого разряда? Выкормить стаю мальков, которых поймает такой же мальчишка, чтобы поджарить их на обед и лучше бегать, когда придет время его охоты?

Все логично и понятно, если забыть, что все это время Эйнштейны и Гегели путаются под ногами у жертв и охотников, а глупая черепаха грустит у разоренного гнезда, а мать Ахиллеса никогда не узнает, кто повинен в смерти ее сына…

Перезревшая малина падает на землю мягкой горкой, пчелы гудят в листве. Ветер разносит горячие запахи лета. Ахиллес на бегу рвет малину горстями.

Черепахе достанется то, что упало на землю. Главный дизайнер ландшафта караулит их обоих. Только жадный сом под корягой терпеливо ждет, когда Крысолов снова обидится на горожан. Скромность отшельника и зеленая тина ничуть не мешают ему следить за порядком, ведь назначение его было тайным. Кто готовил столь прекрасные декорации?

Смотри, как бежит рябь по воде, как поток шумит на перекатах. Золотая стрекоза кланяется на былинке, не замочив лапок. Стоит услышать кваканье майской лягушки. Лунная дорожка, как липкая лента, тянется поперек течения прямо к твоим ногам. Огоньки мелькают, звездочки падают в воду. Для увертюры нужен только один инструмент – флейта. Все остальное – настолько не эстетично, что и думать об этом нельзя. Вот там-то, очевидно, и начинается провал, обрыв пространства, когда даже электрон уходит со сцены, чтобы не слышать, как отвратительно чавкает Главный Сом. Луна разрывается от боли на тысячи осколков…

Где-то, в запасниках, новая синева атласно раскручивается от горизонта. Все дышит озоном, как после дождя, тщательно промыто и прополоскано. Майская листва не подозревает, что осенью она пропитается бурыми пятнами крови, потому, что даже сам Учредитель пространства соблюдает его законы и не гнушается быть жертвой…

Больше всего жаль черепаху. Ее печаль неизбежна. Может быть, только поэтому ей позволено иметь свой маленький купол. Под ним она и прячется время от времени, когда хруст яичной скорлупы становится совсем уж невыносим.

Помоги ей, Зенон Элейский, не проклинать это пространство, иначе большой купол неба, как скорлупа, будет раздавлен предусмотренным Сверхахиллесом. И только безутешные слезы некоей Надчерепахи прольются на Землю очередным всемирным потопом.

 

 

1661 раз

показано

17

комментарий

Подпишитесь на наш Telegram канал

узнавайте все интересующие вас новости первыми

МЫСЛЬ №2

20 Февраля, 2024

Скачать (PDF)

Редактор блогы

Сагимбеков Асыл Уланович

Блог главного редактора журнала «Мысль»