• Исторические страницы
• 30 Июня, 2020

ДВА НАШЕСТВИЯ

Миф об  «неисчислимых ордах кочевников», хлынувших  на запад в середине XIII века из глубины азиатских степей порожден непониманием  внутренней логики монгольских походов и причин их ошеломляющих побед. На поверку этот миф не выдерживает ни малейшей критики.

Историки, как правило, не понимают того колоссального преимущества, которое в военных действиях дает атакующей стороне обладание оружием более высокого класса, чем у противника. Поэтому для вскрытия причин тех или иных сенсационных военных побед той или иной армии в войнах минувших эпох историками обычно даются самые разные объяснения, за исключением самых простых и вполне очевидных.

В случае с монгольскими походами XIII века их успех стандартная историческая концепция связывает с невероятной многочисленностью монгольского войска, хотя численное превосходство обеспечивает победу только в сочетании с другими факторами; само по себе оно ничего не дает. И наоборот, превосходство в классе вооружения и владение более передовой военной тактикой может легко свести на нет преимущество противника в живой силе. Что касается походов монголов, то численного превосходства у них как раз никогда и не было: нехватку личного состава своих армий они компенсировали использованием более мощного атакующего вооружения, чем противники, мобильностью, маневренностью и революционной тактикой ведения боевых действий.

Военные действия – это ведь не просто схватка групп вооруженных людей: на успешность или безуспешность их хода оказывают влияние самые разные факторы, порой к непосредственным вооруженным столкновениям прямого отношения не имеющие. Так, мы рассказывали о том, как персидское войско в свое время было вынуждено ретироваться из Греции по той простой причине, что после того как греки отправили на дно персидский флот в морской битве у острова Саламин, громадную армию царя Ксеркса стало просто невозможно снабжать провиантом. Вроде бы и война не проиграна, почти что выиграна – а все равно пришлось отступать.

Следует заметить, что еще за 10 лет до вторжения Ксеркса, в 490 г. до н. э. имел место вооруженный конфликт между персами и греками на морском побережье вблизи селения Марафон, недалеко от Афин. В том сражении персы были разгромлены наголову. Предыстория этого конфликта такова.

Нищая Греция богатую и могучую Персидскую державу не интересовала и Элладу она, собственно говоря, завоевывать вовсе не собиралась – Эллада Персии была не нужна. Конфликт был, вообще-то говоря, не между Элладой и Персией, а между Персией и Афинами. Афины, подобно ряду других греческих городов-государств, остро нуждались в хлебе, ввозимом из Северного Причерноморья. Корабельного леса – необходимого для построения флота, обеспечивающего регулярный ввоз хлеба – Афины также не имели и получали его из Македонии и Фракии. Понятно, что для бесперебойного обеспечения себя хлебом и корабельным лесом Афинам необходимо было господство на море и, в частности, в проливе Геллеспонт (совр. Дарданеллы). Поэтому Афины постоянно подбивали малоазиатских греков, полисы которых находились в подданстве персидского царя на правах автономии, к отпадению от персидской державы. В конце концов интриги афинян привели к мятежу, центром которого стал г. Милет. В 494 г. до н. э. Милет был взят. В ответ антиперсидская партия в Афинах организовала театральную постановку трагедии «Взятие Милета», резко настроившую против персов афинское общественное мнение.

Персией тогда правил царь Дарий I – крупный государственный и военный деятель, в 518 г. до н. э. завоевавший северо-западную часть Индии. Дарий I провел ряд реформ, в результате чего вся страна была разделена на сатрапии (военно-административные округа) и установлена упорядоченная податная система. Реформы включали в себя поддержание старых дорог и строительство новых, восстановление канала от Нила до Суэца, чеканку золотой монеты, способствовали развитию торговли в небывалых до этого в истории масштабах. Именно при Дарии I стал чеканиться дарик – первая в истории человечества монета из золота (8,4 г.).

Дарию надоела мышиная возня вокруг Геллеспонта и подрывная деятельность афинян, и он поручил двум сатрапам приморских провинций, Датису и Артаферну, «разобраться» с Афинами. Сатрапы, поразмыслив, решили просто сменить власть в Афинах на другую, лояльную к Персии (в Афинах была сильная проперсидская партия). Для этого они задумали высадить близ Марафона отвлекающий десант и выманить афинское войско из города. В это время сторонники персов в Афинах должны были поднять мятеж и захватить власть в свои руки. Операция была хитроумной, но при этом не самой сложной, вполне реальной и довольно незначительной по масштабу. Все, однако, пошло не по сценарию.

Виднейший британский военный историк и теоретик военного искусства Бэзил Лиддел Гарт пишет:

«Слово «Марафон» слишком глубоко врезалось в память и слишком сильно действует на воображение всех изучающих историю, чтобы с ним не считаться. Еще большее впечатление это слово производило на греков. Поэтому в течение всех последующих веков сначала они, а затем европейцы преувеличивали значение Марафонского сражения.

…Персидское вторжение в 490 г. до н. э. было сравнительно небольшой экспедицией, имевшей целью заставить Эретрию и Афины не вмешиваться в чужие дела и воздержаться от инспирирования восстания среди греческого населения Малой Азии, находившегося в персидском подданстве. Эретрия была разгромлена... Затем наступила очередь Афин, где, как известно, ультрадемократическая партия намеревалась поддержать персидскую интервенцию, надеясь с ее помощью победить консервативную партию. Учитывая это, персы вместо наступления прямо на Афины высадились в Марафоне, в 24 милях северо-восточнее Афин. Этим маневром они рассчитывали выманить афинскую армию из города, чтобы тем самым облегчить захват власти в Афинах своим сторонникам, тогда как прямое наступление на город помешало бы восстанию. Во всяком случае прямое наступление поставило бы перед персами дополнительную трудную задачу осады города.

Уловка удалась. Афинская армия выступила в направлении Марафона навстречу персам… Замечательно тонкое хитроумие этого стратегического замысла, хотя по целому ряду обстоятельств он и не увенчался успехом» (Лиддел Гарт Б. «Стратегия непрямых действий»).

Итак, вблизи Марафона сошлись два войска – греческое и персидское. Ударной силой греческой армии были гоплиты – прославленная тяжелая пехота Эллады. Ударной силой персов являлись конные лучники, но… Персидская конница в битве при Марафоне не участвовала – ее просто не было. Где же она была? Она в это время двигалась сухопутным маршрутом к Афинам, чтобы поддержать проперсидскую афинскую партию, когда та поднимет мятеж.

Силы сторон в Марафонском сражении были следующими: 10000 афинян и 1000 жителей Платеи против несколько большего по численности персидского войска. Потери персов составили 6400 человек, потери греков современные историки оценивают примерно в 1000 человек. Соотношение 1 к 6,5! Разгром персов был катастрофическим. Правда, Лиддел Гарт замечает, что «Сражение протекало гораздо напряженнее, чем рисует патриотическая легенда, причем значительной части сил прикрытия персов удалось без потерь погрузиться на корабли»… Но все-таки 1 к 6,5!

Читая подобные вещи, люди обычно думают, что вот, мол, греки, были спортсменами, они Олимпийские игры устраивали, в палестрах и гимнасиях упражнялись, потому и разнесли слабосильных и чахлых персов вдребезги. На самом деле ничего подобного. Персидская армия укомплектовывалась профессиональными солдатами, закаленными хорошо подготовленными и тренированными, которые грекам не уступали ни в чем. Проблема заключалась в том, что пехота персов была легкой, а греческая пехота – гоплиты – тяжелой. Здесь сказалась разница в классе защитного вооружения.

Геродот пишет: «Персы не уступали эллинам в отваге и телесной силе, у них не было только тяжелого вооружения…». При том, что персы ни телом, ни духом не уступали грекам, их оружие просто не могло пробить мощные панцири и плотные щиты гоплитов, последние же в силу этого обстоятельства косили противника как траву, а сами несли минимальные потери. Ситуация сложилась примерно такая как если бы боксер наилегчайшего веса сошелся в поединке с боксером-тяжеловесом. Исход такого поединка был бы предопределен. Легковесу не помогли бы никакая воля к победе, ни опыт, ни самое высокое мастерство.

Примерно такая же ситуация возникала и в случаях полевых сражений монголов XIII века с их противниками. Воины народов, с которыми схватывались монголы, были профессиональными солдатами, закаленными, опытными, испытанными во многих сражениях. По своим индивидуальным качествам они монголам ни в чем не уступали, а может, в чем-то и превосходили. Однако обладание самым мощным атакующим оружием того времени (боевой лук) и использование самой передовой тактики (бесконтактный бой) делали монгольские армии непобедимыми. Это была победа качества над количеством. А «бесчисленные монголо-татарские орды» – это миф, порожденный непониманием причин, по которым монголам удавалось мгновенно и с минимальными потерями разносить вдребезги армии своих противников. Когда причины поражения непонятны, напрашивается самое простое объяснение: «врагов было слишком много». На самом деле в «бесчисленных ордах» просто не было необходимости, да и взять их было неоткуда. Все решали качество войска, качество вооружения, мобильность, маневренность и передовая тактика.

«Общий экономический и культурный упадок средневековья привел к кризису организационных структур в вооруженных силах. Тактической единицей… было «копье», состоящее из рыцаря, его оруженосцев, слуг и пехотного прикрытия (копейщики, лучники), никак не организованного и боевого значения не имеющего. «Копья» объединялись в «знамена» разной численности (от 25 до 80 «копий»). Три – пять «знамен» составляли королевскую армию. Характерное боевое построение – «частокол» – шеренга рыцарей, за ней строятся оруженосцы и остальное «копье». Вооружение разнообразное – копья, мечи, булавы, топоры. У пехоты – копья, луки или арбалеты.

…Вследствие крайнего упадка экономической жизни орудия ведения войны концентрировались в немногих руках, что привело к созданию такой примитивной структуры, как рыцарское войско. Рыцари очень немногочисленны… и принципиально не могут быть подчинены дисциплине. Результатом была бедность тактических и принципиальная невозможность управлять боем… Рыцари (кроме военно-религиозных орденов) строились «частоколом» в одну линию, поскольку находиться во время боя за чьей-либо спиной считалось недостойным. Сражения проходили в форме медленного сближения линий и последовательных единоборств. Характерным было очень малое количество погибших (единицы).

Огромная разница в вооружении (и, что не менее важно, в уровне боевой подготовки) конного рыцаря и пехотинца-ополченца привела к практически полному вытеснению пехоты с поля боя» (Переслегин С. «Структура и хронология военных конфликтов минувших эпох»).

Организация военного дела в Европе в средние века находилось на невероятно низком уровне, ниже просто некуда. Ниже было бы только подобно неандертальцам драться дубинами и вцепляться противнику в горло зубами. Неудивительно, что в неспособную реально защищать себя Европу постоянно вторгались то гунны, то авары, то мадьяры, булгары, куманы… Даже примитивные – примитивнее некуда! – и совершенно неорганизованные шайки викингов в течение целых трех столетий всему Старому Свету спокойно дышать не давали. Организационные же принципы армии, созданной Чингисханом, во многом соответствовали уже принципам середины ХХ века, а в чем-то даже принципам XXI века (бесконтактный бой). Шансов устоять против нее у рыцарского войска не было ни малейших. При этом надо понимать, что рыцари были настолько плотно защищены своим доспехами, что в их сражениях потери всегда были крайне незначительны, но при этом переживались очень тяжело.

«В битве при Бувине, происшедшей 27 июля 1214 г., сражались несколько тысяч рыцарей. Филипп II Август разгромил армию германского императора Оттона IV. Сражение имело форму взаимной лобовой атаки линии на линию. Победитель организовал (или по крайней мере попытался организовать) некоторое взаимодействие между рыцарской конницей и муниципальной пехотой. Проигравший понес невиданные потери – 70 человек убитыми и 200 пленными» (Переслегин С.).

Рыцарский доспех мог пробить даже английский «большой лук». Монгольский же боевой лук вообще просто прошивал его как бумагу. В результате рыцарское воинство в столкновениях с монголами не просто терпело сокрушительное поражение – оно подвергалось мгновенному уничтожению. Что вызывало психологический шок: таких потерь рыцари не только никогда не несли, но даже представить себе не могли. «Сохранилась масса свидетельств о невероятной панике, охватившей не то что континентальные страны, но и островную Англию. Со всех сторон неслись уверения, что настал конец света» (Бушков А. Неизвестная Азия). Всю Европу охватил ужас.

«Конструктивной и технологической вершиной развития лука стало изобретение уникального по своим боевым возможностям, невероятно мощного «монгольского» лука. Значительно уступая по своим размерам знаменитым английским лукам, он имел силу натяжения 75 кг. Для сравнения: натяжение английского лука – 34 кг, гуннского 32 кг, половецкого – 32 кг, современного спортивного – 23 кг» (Нефедов С. А. Монгольский лук и монгольские завоевания. Материалы МНК. Алматы, 2010). (Заметим, что у женского спортивного лука натяжение – 18 кг.)

Универсальные луки других кочевников европейцам были хорошо знакомы, но по этому поводу они особо не напрягались. Монгольские же боевые луки при их массированном применении производили даже не эффект разорвавшейся бомбы, а, пожалуй, эффект разорвавшейся атомной бомбы. Российский исследователь Юрий Худяков сравнивает появление такого лука с появлением в ХХ веке автоматического оружия (пулеметов) (Худяков Ю. С. Эволюция сложносоставного лука у кочевников Центральной Азии. Новосибирск, 1993).

Все это известно, но при этом историкам почему-то кажутся необъяснимыми сокрушительные победы монгольских войск над европейскими армиями. На самом деле было бы необъяснимым, если б при таком положении дел монголы в столкновениях с европейским воинством ухитрялись бы не выигрывать, а проигрывать сражения. Вот это действительно было бы необъяснимым. Ничего сверхъестественного и мистического в этих победах нет. Все вполне закономерно. Вещи эти совершенно очевидные, но историкам почему-то непонятные. Поэтому они до сих пор силятся осмыслить то, что лежит на поверхности. И призывают на помощь для объяснения этих побед совершенно несостоятельную версию о многомиллионном «нашествии» кочевников, которые вырвались из глубин Азии и хлынули на запад с целью всех ограбить. Хотя грабежом можно было бы заняться и поближе, не особенно напрягаясь. Зачем же кочевникам прилагать сверхусилия и отправляться в тяжелые походы за тысячи километров от родных степей? Чтобы покорить весь мир – такая у них была сверхзадача. Это довольно нелепая, но каноническая версия. И она традиционна, за неимением лучшей.

Тут мы несколько отвлечемся от основной темы и на некоторое время вернемся в Античность, чтобы показать, насколько канонические исторические версии могут не соответствовать реальным фактам. Мы говорили о том, что персидская легкая пехота потерпела сокрушительное поражение от греческих гоплитов в Марафонском сражении. Командовавший афинским войском стратег Мильтиад стразу после битвы совершил форсированный марш обратно Афины и тем самым предотвратил мятеж афинских сторонников персов. Персидская конница запоздала и выяснив, что армия успела вернуться в город и поддерживать ей некого, развернулась и ушла обратно.

«…Афиняне совершили форсированный обратный марш к своему городу, и эта быстрота в сочетании с медлительностью действий оппозиционной партии спасла их. Ибо когда афинская армия была уже в Афинах и персы увидели, что осада неизбежна, они отплыли обратно в Азию, поскольку перспектива выполнения чисто картельной задачи ценою больших потерь им не улыбалась» (Лиддел Гарт Б.).

«Контрмарш Мильтиада к Афинам был проведен настолько быстро, что Датис и Артаферн оказались перед необходимостью атаковать город в лоб. Видимо для осуществления такого плана Артаферн был слишком хорошим полководцем... Персидские корабли, помаячив несколько дней перед Афинами, ушли» (Переслегин С.).

На следующий год Мильтиад решил подчинить Афинам греков островов Эгейского моря, которые были союзниками Персии. Однако островные греки поползновения афинского стратега отбили с оружием в руках, и победоносный поход провалился. Раздосадованный ареопаг присудил Мильтиада к покрытию издержек на неудачный поход за счет личных средств. А поскольку столько денег у него не было, до покрытия долга он был посажен в тюрьму, где и умер. Так трагически закончилась жизнь победителя в Марафонском сражении. «Мильтиад, победитель персов при Марафоне, предпринял в 489 г. до н. э. поход против союзных персам островов, экспедиция оказалась неудачной, и Мильтиад был присужден к возмещению связанных с ним издержек». «Мильтиад, присужденный к штрафу в пятьдесят талантов и посаженный впредь до выплаты этой суммы в тюрьму, умер в заключении» (Плутарх. Сравнительные жизнеописания).

Марафонское сражение, напомним, хотя и прославлено в веках, но на самом деле, вопреки всем мифам, было незначительной экспедицией, предпринятой двумя сатрапами с ограниченными целями. Досадная, но вполне частная неудача. Теперь следовало ожидать, что за дело возьмется сам Дарий I. Никто из военных историков не сомневается в том, что судьба Эллады была предрешена. Однако как раз в это время в Египте, провинции Персии, вспыхнул мятеж. Дарий с войском отправился на его подавление и по пути неожиданно умер (в 486 г. до н. э.).

«Греки медленно усваивали уроки прошлого, и только в 487 г. до н. э. Афины приступили к увеличению своего флота, который должен был стать решающим фактором для нейтрализации превосходства персов в сухопутных силах. Таким образом, с полным основанием можно сказать, что Греция была спасена благодаря восстанию в Египте, которое приковывало к себе внимание Персии с 486 по 484 г. до н. э., а также благодаря смерти Дария, наиболее способного из персидских правителей той эпохи» (Лиддел Гарт Б.).

В 480 г. до н. э. сын Дария I Ксеркс начал вторжение в Грецию. Каноническая историческая версия этого вторжения такова. Ксеркс решил захватить и поработить Грецию. Вся Эллада сплотилась и дала отпор захватчикам. Это стало безусловным торжеством Эллады.

Реальность была несколько иной. На самом деле Ксеркс не собирался захватывать Грецию, его цели тоже были ограниченными – «разобраться» с беспокойными Афинами. Над остальной Грецией он собирался либо установить протекторат, либо заключить договорные отношения с отдельными полисами. И все современники это понимали, поэтому Афины не поддерживали. Даже спартанцы прислали в помощь афинянам только один отряд численностью всего 300 человек под командованием царя Леонида, явно не желая ввязываться в афино-персидские дрязги. (Тут следует заметить, что Афины ненавидела вся Эллада. Вторым объектом всеобщей ненависти была Спарта.) То, что поход Ксеркса в таких условиях провалился – это настолько невероятное событие, что буквально в голове не укладывается. Но обо всем по порядку.

Прежде всего следует отметить, что вся Северная Греция поддержала персов. «Фессалия присоединилась к царю, и все области вплоть до Беотии» (Плутарх). Афины поддержал ряд мелких полисов и то, скорее потому, что царь персов был еще далеко, а Афины – близко. Впоследствии Спарта прислала в поддержку Афин свой флот, но сделала это крайне неохотно. Да и флот этот в любой момент мог уйди обратно в Лаконию, и чуть не ушел, чему помешали… сами персы, перегородив ему выход из Саламинского пролива. Спартанцы прекрасно понимали, что им-то Персия ничем не угрожает, а если бы Ксеркс подчинил себе Афины, то Спарта была бы только рада устранению соперника. С персами же всегда можно будет договориться. Такой же точки зрения придерживались и другие главные греческие полисы: Фивы, Коринф, Агригент и Фессалия (Фессалия, напомним, сама к персам с охотой присоединилась).

Мы говорили, что для своего похода Ксеркс мобилизовал чрезмерно большую армию, для снабжения которой пришлось напрячь весь флот. Таким образом, флот оказался привязанным к армии, а армия – к флоту, что лишило ее подвижности. В результате армия была вынуждена следовать единственно возможным маршрутом – не слишком отдаляясь от побережья, пока не уткнулась в Фермопильское ущелье. В сражении в узком ущелье вся персидская армия не могла принять участия и была вынуждена топтаться на месте, беспомощно наблюдая, как ее авангард в одиночку штурмует сильные позиции греков.

«Сражение это вошло не только в учебники истории, но и в книги для воспитания юношества, однако с обеих сторон оно велось настолько безобразно, что хочется говорить об «отбывании номера». Персы неоднократно атакуют сильную и короткую позицию, обороняемую отборной пехотой, превосходящей нападающих по качеству вооружений. Греки концентрируют все войска на это позиции, не желая, видимо, и думать, что она может быть нейтрализована обходом – по морю или суше. Очередная морская буря сорвала маневр персидских кораблей в тыл Фермопильской позиции, что дало грекам возможность благополучно отступить. Статистика по этому сражению со всей очевидностью легендарна. Современные историки говорят о 10 тыс. персов, атакующих 4500 воинов Леонида. Потери греков точно сосчитаны, а о персидских потерях говорится лишь то, что они были «тяжелыми». При такой организации боя в это легко поверить.

Фермопильская победа отдала в руки персов Среднюю Грецию. Персы, по-видимому, ожидали, что под угрозой полного разорения страны Афины согласятся на достаточно мягкие мирные условия» (Переслегин С.).

Персидская армия заняла Афины, большинство населения которых эвакуировалось в другие области Аттики. Командующий греческой армией афинский стратег Фемистокл понимал, что если узком Фермопильском проходе еще удавалось отбивать атаки персидского авангарда, то на открытой местности у греков шансов нет ввиду превосходящих сил противника. Поэтому он решил использовать свой единственный шанс – дать персам морское сражение в Саламинском проливе (между островом Саламин и материковой Грецией, недалеко от Афин). Это было рискованное предприятия – персидский флот тоже численно превосходил греческий, но другого выхода все равно не оставалось. Главное – как выманить персов на морское сражение.

«Следует отметить, что благоприятная возможность для проведения этого решающего морского сражения был достигнута хитростью. Фемистокл написал Ксерксу о том, что греческий флот готов к предательской капитуляции. С помощью этой хитрости удалось завлечь персидский флот в узкий пролив, где его количественное превосходство было сведено на нет. Уловка оказалась тем более успешной, что прошлый опыт делал письмо весьма правдоподобным. Действительно, подоплекой письма была боязнь Фемистокла, что союзные пелопонесские полководцы отступят от Саламина, и тем самым вынудят афинский флот принять бой в одиночку или дадут персам возможность использовать свое количественное превосходство в открытом море.

В персидском лагере только один человек выступил против решения Ксеркса немедленно начать сражение. Это была царица Галикарнаса Артемисия, настаивавшая на принятии другого плана. Она предлагала воздержаться от сражения, а вместо этого во взаимодействии с персидскими сухопутными силами выступить против полуострова Пелопоннес. Она утверждала, что пелопонесские корабли в ответ на такую угрозу уйдут в свои порты и тем самым вызовут развал греческого флота. По-видимому, ее предположение было хорошо обоснованным, так же как и тревога Фемистокла, и корабли спартанцев ушли бы на следующее же утро, если бы персидские галеры не блокировали выходы, намереваясь произвести атаку.

…Однако атака начала принимать очень невыгодный оборот для персов из-за отхода греческих кораблей, которые действовали в качестве приманки, вынуждая основные силы противника произвести удар по пустому месту. Когда атаковавшие суда персов двинулись в узкие проливы, греческие галеры отошли назад. Чтобы догнать их, персидские галеры были вынуждены увеличить скорость движения и в результате сгрудились, дав возможность греческим галерам нанести контрудар во фланг» (Лиддел Гарт Б. Стратегия непрямых действий).

Как мы рассказывали, после того как персидский флот был разгромлен, снабжать армию стало невозможным, и персам пришлось срочно возвращаться в метрополию. Интересно следующее обстоятельство. После ухода персов греки решили образовать амфиктионию – союз амфикитонов. Амфиктио­нами назывались народы, живущие вблизи какого-либо святилища и заключившие между собой союз (амфиктионию) для защиты святилища, для совместного отправления празднеств и для соблюдения во взаимных отношениях членов союза известных норм международного права.

«В собрании амфиктионов спартанцы внесли предложение о том, чтобы города, не участвовавшие в союзе против персов, были исключены из амфиктионии. Фемистокл, опасаясь, что они, удалив из собрания фессалийцев и аргосцев, а также фиванцев, станут полными господами голосования и все будет делаться по их решению… указал, что только тридцать один город принимал участие в войне, да и то – города мелкие. Таким образом, произойдет возмутительный факт, что вся Эллада будет исключена из союза» (Плутарх).

Это какая-то фантасмагория. Вопреки мифу о том, как Греция сплотилась перед персидской угрозой, на самом в деле отражения вторжения персов участвовали только Афины, немного и крайне неохотно Спарта и еще около трех десятков мелких полисов, лицо Эллады никак не определявших. А вся Эллада (по признанию самого Фемистокла!) либо присоединилась к персам, либо приветствовала их, либо по крайней мере против них не возражала. Даже в самих Афинах была мощная проперсидская оппозиция, не говоря уже о Спарте, чьи связи с Персией были хорошо известны. Чем же была Персия так привлекательна для «всей Эллады»?

Сергей Переслегин:

«…Следующая [после Ассирии] и значительно более удачная попытка создать мировую империю связана с народами, населяющими Иранское плато. Мидия, после победы над Ассирией расширилась к западу и востоку. После безрезультатного сражения на реке Галис, прерванного солнечным затмением (28 мая 585 г. до н. э.), между ней и малоазийской Лидией был заключен мир. Поколением позднее Мидия перешла в руки своих же данников персов, возглавляемых Киром. За 14 лет – 553 по 539 г. до н.э. Кир не только покорил Мидию, Парфию, Гирканию, Лидию, территории современного Ирана и Средней Азии, Месопотамию, Сирию, Палестину, но и создал на оккупированных землях нормальные условия для развития ремесел и торговли, впервые в истории организовав пространство империи.

Вклад Ахеменидской державы в военное искусство значителен. Персия была, по-видимому, первой страной, сознательно применяющей на практике фундаментальное положение стратегии непрямых действий: целью войны является мир лучший, нежели довоенный.

Киру Великому удалось связать политику, войну и дипломатию в единое искусство, и целью победы был не разгром врага, гекатомбы вражеских трупов и вереницы рабов, но превращение неприятеля в союзника. Наследники уяснили внешнюю сторону действий Кира – персидская политика оставалась веротерпимой (да и вообще терпимой), но внутреннее – созидательное содержание своей политики «счастливейший из смертных» унес в могилу. Для историка Ахеменидская держава интересна тем, что это – первое в истории мировое государство, организованное на современных началах (прежде всего, как единое юридическое и торговое охраняемое пространство)».

Учитывая все эти обстоятельства легко понять, почему в Элладе были столь сильны проперсидские настроения. Далеко не все греки были настроены антиперсидски, наоборот, большинство греков было нацелены не на конфронтацию с Персией, а на сотрудничество с ней и даже не возражали против ее гегемонии – включение в экономическую орбиту Персидской державы сулило Элладе экономическое процветание. Нужно было обладать поразительной военной бездарностью Ксеркса, чтобы в таких абсолютно выигрышных обстоятельствах ухитриться провалить поход, который, казалось бы, был буквально обречен на успех. А в целом же из всего вышеизложенного можно понять, чего стоит на поверку канонический исторический миф о некоем смертельном противостоянии Эллады и Персии.

 (Продолжение следует)