• Исторические страницы
• 28 Апреля, 2020

ДВА НАШЕСТВИЯ

Бахытжан АУЕЛЬБЕКОВ, обозреватель

Через шесть лет, в 1246 году через места, пройденные армией Батыя, проезжал направленный в Каракорум для переговоров с Великим ханом папский посланник Плано Карпини. В своей книге «История монгалов, именуемых нами татарами» он написал о состоянии Киева в тот момент: «Теперь он сведен почти ни на что: едва существует там двести домов, а людей они держат в самом тяжелом рабстве». Это сообщение папского посланника почему-то никем из историков сомнению не подвергается, его часто цитируют, но у нас оно вызывает недоумение. Скорее всего, тут произошло какое-то недоразумение. Карпини местного языка не знал, общался с местным населением через толмачей, он мог просто не сориентироваться в незнакомой местности и неправильно понять переводчиков. Похоже, что самого Киева он вообще не видел и, неправильно поняв переводчиков, принял за город не сам Киев, а какой-то из его пригородов, но решил, что это и есть Киев. В противном случае понять его сообщение очень трудно.

Киев был очень большим по средневековым меркам городом, строился он, в отличие от городов северо-западной Руси, не на деревянной основе, а на основе камня и кирпича и разрушить его до основания не имея тракторов, бульдозеров и подъемных кранов было бы весьма затруднительно. Монголы при штурме городов использовали осадные сооружения и метательные орудия, но об использовании ими таранов для пролома стен сообщений нет – стены они не проламывали, таранов, которые можно было бы потом использовать для разрушения зданий у них не было. Вообще, тратить время, огромные усилия и энергию на бессмысленное разрушение города после его взятия – абсурдное занятие. А монголы всегда действовали предельно рационально. Они, правда, уничтожили города пограничной линии Южной Руси, ну так эти города были совсем небольшими, а уничтожили их потому, что образованная ими линия носила военно-стратегический характер. Киев же такого военного значения не имел.

Кроме всего прочего, если Киев подвергся столь тотальному разрушению, как следует из слов Карпини, то никогда не смог бы так быстро восстановиться, а может, и вообще никогда не восстановился бы. Сообщение итальянца полностью опровергает следующий факт. В том же самом 1246 году, когда Карпини якобы видел развалины Киева, от которого осталось всего 200 домов («едва существует там двести домов»), Даниил Галицкий как раз получил от Батыя ярлык на правление собственным княжеством, которым он и так управлял, и он немедленно назначил Киевским митрополитом своего печатника Кирилла. Простите, как можно назначить Киевского митрополита, если от Киева осталось-то всего 200 домов?

«Даниил отправился в Сарай, предварительно заручившись охранной грамотой. Хан принял князя приветливо, разрешил ему пить на пиру вместо кумыса вино, что было высшей любезностью, и выдал ему ярлык на власть в его княжестве, сделав Даниила своим «мирником»… а Даниил после поездки в Сарай заявил свои права на преемство киевских князей, назначил своего «печатника» (хранителя печати) митрополитом, в 1246 г. отправил его на утверждение к патриарху в Никею и заключил мир с Венгрией, отказавшейся от поддержки Ростислава» (Гумилев Л. Н. Древняя Русь и Великая Степь. Кн. 2.).

Есть и другие вызывающие недоумение свидетельства. «Лаврентьевская летопись как ни в чем не бывало утверждает, что Александр Невский в 1250 году, после победы над шведами, устроил некое «празднование памяти князя Владимира», причем среди торжественных мероприятий числится и церковная служба в «великом граде Киеве», который вроде бы до основания разрушен татарами и совершенно обезлюдел…» (Александр Бушков. Чингисхан. Неизвестная Азия. М.: ЗАО «ОЛМА Медиа Групп», 2012).

В общем, сообщение Карпини – это явно какая-то ошибка, ни одним другим свидетельством оно не подтверждается, свидетельств же противоположного характера хватает. А Киев каким был до монголов, таким и остался и после них, хотя, разумеется, понес какой-то ущерб при штурме; ну так его сколько раз штурмом брали и до монголов, первый раз что ли…

После завершения Западного похода армия Батыя вторглась в Европу. Согласно стандартной версии, монголы хотели ее завоевать, и только смерть Великого хана Угэдэя помешала этому: получив известие о смерти хана, Батый повернул назад.

Но эта версия вызывает сомнения. Монголы отправились в обратный путь в 1243 году, а курултай, выбравший нового Великого хана, состоялся только в 1246 году, спешить было некуда. (Кстати, на тот курултай Батый все равно не поехал и отправил на него своих братьев, сославшись на болезнь; дело в том, что на курултае верховодил его злейший враг Гуюк, которого и избрали на ханство, так что такая поездка Батыю ничего хорошего не сулила.)

Роман Храпачевский пишет:

«Имеется аргументированное предположение у В. А. Егорова, что поход в Польшу и Венгрию «Бату принял по собственной инициативе», а не в соответствии с решением общеимперской власти». (Егоров В. А. Историческая география Золотой Орды в XIII–XIV вв. М., Наука, 1985).

По всей видимости, именно так и было: все указывает на то, что поход в Европу был предпринят по личной инициативе Батыя, но не с целью завоевания, а с разведывательными целями.

Элементарная военная логика подсказывает, что для осуществления масштабного завоевания необходимо сконцентрировать все силы. В данном случае все было наоборот: основная часть армии развернулась и ушла в метрополию, а Батый перешел Карпаты и вторгся в Восточную Европу с тем войском, которое осталось в его распоряжении, т. е. с вдвое ослабленными силами. Так завоевания не делаются. Да и после вторжения действия монгольских войск носили вовсе не завоевательный характер. Они не захватывали территорию, не стремились удержать ее за собой, а рассыпавшись на разные подразделения стали рыскать по всему региону. Если какой-то город не удавалось сразу захватить, то они не продолжали осаду, а снимали ее и продолжали свой путь. То есть все указывает на то, что на самом деле этот поход носил характер стратегической разведки боем, завоевательных целей он не преследовал.

Ну а формальным поводом для объявления войны послужило то, что венгерский король Бела IV принял у себя половцев хана Котяна.

Существующая трактовка монгольской экспансии в XIII веке на сегодняшний день представляется устаревшей и нуждается в серьезной корректировке.

Как мы указывали, по окончании Западного (кипчакского) похода основная часть монгольской армии вернулась в метрополию, оставшиеся же для контроля над территорией войска под началом Батыя предприняли рейд уже за Карпаты. Все признаки указывают на то, что рейд этот был предпринят по инициативе лично Батыя и носил характер стратегической разведки, точно так же, как, например, характер стратегической разведки носил фантастический четырехлетний рейд Субудая и Джебэ вокруг Каспия. Тот рейд, кстати говоря, тоже изначально не планировался – задачей полководцев был поймать бежавшего хорезмшаха Мухаммеда. И только после того, как было получено известие о смерти хорезмшаха, Субудай и Джебэ выступили с инициативой осуществления рейда в разведывательных целях, на который и дано было разрешение Чингисхана. Первоначально такая глубокая разведка вообще не предусматривалась, план ее был выдвинут уже по ходу развития событий.

Что касается Батыя, то, судя по всему, его рейд в Европу преследовал две цели: 1) осуществить глубокую разведку территории, находящейся за Карпатами и оценить перспективность ее на предмет включения в состав формирующейся империи; 2) довершить разгром орды хана Котяна, получившей убежище в Венгрии, у короля Белы IV, что послужило формальным поводом для объявления войны королю. Заметим, что Венгерское королевство тогда включало в себя собственно Венгрию, Словакию и значительную часть будущей Югославии. Заодно пострадали и сопредельные государства, прежде всего Польша и Чехия, которые могли оказать поддержку королю Беле.

За Карпаты монгольское войско двинулось тремя корпусами – один прошел через Берестье (совр. Брест) в Польшу и Чехию, два других двинулись в Венгрию; один из них через Карпаты (его вел сам Батый), а второй пошел на юг, через Молдавию. В Польше монголы нанесли полякам подряд три поражения (13 февраля, 18 марта и 19 марта 1241 года) и 22 марта заняли Краков. Но Вроцлав взять с ходу им не удалось, так они и не стали упорствовать в его взятии. На помощь Вроцлаву двинулось польско-германское войско князя Генриха и вспомогательный отряд чешского короля Вацлава. Их соединение планировалось у г. Легница, но 9 апреля 1241 г. монголы наголову разбили Генриха в поле к югу от Легницы, в результате Вацлав счел за благо ретироваться. После этого монгольская группировка, орудовавшая в Польше (ею командовал полководец Байдар), круто развернулась на юг и двинулась в Венгрию на соединение с корпусом Батыя. Характер действий корпуса Байдара показывает, что он был направлен не для завоевания Польши, как почему-то решили польские хронисты, а для того чтобы нанести превентивный удар и обеспечить безопасность фланга и тыла основных монгольских сил, воевавших в Венгрии.

В это время войско Батыя 11 апреля 1241 г. наголову разбила главные силы Венгерского королевства при реке Шайо. Венгерским войском командовал сам Бела IV, на помощь ему успел прибыть со своей армией его брат, хорватский герцог Коломан (Кальман). Разгром был полный. После сражения при Шайо монголы в три дня взяли Пешт, а затем Буду на противоположном берегу Дуная. Король Бела бежал в Хорватию, для захвата его была послана «поисковая группа» под командованием военачальника Кадана. Бела перебрался в Австрию, «поисковая группа» двинулась за ним. Монголы появились у стен Вены, но Бела успел отбыть на какой-то остров в Адриатическом море, где взять его было невозможно. Максимальное продвижение монголов на запад было зафиксировано в апреле 1242 года, когда они вышли к Адриатическому морю. После этого монгольские войска стали оттягиваться в Паннонию (Среднедунайскую равнину) и как раз в это время пришло известие о смерти Великого хана Угедея. Войско Батыя двинулось обратно в Половецкую степь, в Нижнее Поволжье.

Распространенная версия, что только смерть Великого хана спасла Европу от монгольского вторжения, не выдерживает ни малейшей критики: такое вторжение даже не планировалось. Основная часть монгольского войска по окончании Западного похода вернулась в метрополию, а с теми силами, которые оставались в распоряжении Батыя, можно было выигрывать одно сражение за другим, но невозможно было установить полный контроль над довольно обширной территорией. Во время рейда за Карпаты монголы нигде не задерживались и нигде не оставляли гарнизоны. Они даже признания вассалитета, то есть признания подчинения ни от кого не требовали! Не требовали также и выплаты символической дани как признания своей политической зависимости. Если город, оказавшийся на их пути, не удавалось взять быстро, они снимали осаду и двигались дальше. Очень сильно укрепленные города они даже не пытались брать, а обходили стороной. Ни малейших попыток захватить и удержать территорию не было сделано… В общем, все указывает на то, что, как мы говорили, рейд был предпринят с целью осуществления стратегической разведки, не более того. Так что даже если бы Угедей оставался жив, то, надо полагать, Батый в любом случае скоро отправился бы в обратный путь – цели разведывательного рейда были достигнуты, оставаться дальше в регионе не имело ни политического смысла, ни военной необходимости.

Между прочим, папский посланник Плано Карпини, посетивший Каракорум в 1246 году и присутствовавший при избрании Великим ханом Гуюка, привез с собой известие, что монголы готовят поход на Европу. Такой поход, как известно, не состоялся, однако он действительно мог готовиться. К тому времени в Каракоруме уже получили данные стратегической разведки, осуществленной Батыем, стало известно, что равнина Паннонии вполне пригодна для обитания кочевников, а окрестные государства в сравнении с монголами в военном отношении несостоятельны и могут легко быть поставлены в зависимость. Но смерть Гуюка изменила политическую и стратегическую ситуацию и планы направления дальнейшей экспансии. Так что если поход на Европу не состоялся, то это еще не значит, что такого плана вообще не было, и что Карпини в своем сообщении о дальнейших намерениях монголов дал волю своей фантазии: теоретически первоначально такой замысел вполне мог иметь место быть и только потом отклонен.

Батый вернулся в Половецкую степь в начале 1243 года, но курултай для избрания нового хана был созван только в 1246 году – долго не удавалось создать кворум, слишком уж разбросаны были силы империи по огромной территории, никак не получалось собрать необходимое количество чингизидов: прежде чем все согласились съехаться, шел длительный закулисный торг. Батый, как мы упоминали, на тот курултай не поехал, сославшись на болезнь, послал на него своих братьев. Всеми делами в это время заправляла вдова Угедея Туракина-хатун, которая продвигала на ханский престол своего сына Гуюка, смертельного врага Батыя. В июле 1246 года Гуюк был избран ханом, а через три месяца Туракина неожиданно умерла. Очень скоро отношения между Гуюком и Батыем накалились до предела. Гуюк со своим войском двинулся на Батыя, но когда весной 1248 года армия дошла до Самарканда, он как-то уж очень вовремя скоропостижно скончался. Гражданская война не состоялась.

Следующий курултай состоялся в 1251 году, на нем Великим ханом был избран Менгу, сын четвертного сына Чингисхана Толуя и сторонник Батыя, причем, по сообщению Рашид ад-Дина, Батый сам возвел его на престол. На том же курултае было принято решение начать войну на два фронта – за присоединение к империи Южного Китая и другую – за завоевание Западной Азии. Руководить первым походом поручалось внуку Чингисхана Хубилаю, вторым – другому внуку, Хулагу.

Рассмотрим поход Хулагу в Западную (относительно географического расположения Монголии) Азию. Для арабских летописцев характерно крайне недоброжелательное отношение к Чингисхану и вообще к монголам. Дело в том, что они считают последних виновниками крушения Багдадского халифата. Отсюда явная предвзятость арабских летописцев в отношении событий тех лет и нескрываемая злоба по отношению к Чингисхану. На самом деле все было гораздо сложнее. Халифат, по сути, развалился еще до вторжения вой­ск Хулагу, от него оставалось только имя. Монголы же, по существу, в значительной степени заново собрали его. Но летописцы этого не понимали.

«Опираясь на Иран… Аббасиды превратили халифат, столица которого была перенесена из Дамаска в Багдад, в общемусульманское государство с развитым бюрократическим управлением, с пышным двором. В представлениях потомков начало правления этой династии, особенно царствование вошедшего в легенды Харун аль-Рашида (763 – 809, халиф в 786), было периодом наибольшего могущества халифата.

На деле первые симптомы распада проявились уже при восшествии на престол первого Аббасида: отпала Испания, где утвердился единственный уцелевший представитель династии Омейядов. К концу VIII в. начали отделяться и другие области. В 945 г. Багдад захватили Буиды – династия правителей Западного Ирана и Ирака. Появились соперничающие халифы в Испании и Египте… Вообще распад халифата происходил… от внутренних причин. Но для большинства мусульман аббасидские халифы оставались почетными духовными главами всех мусульман, хотя бы и безвластными» (Тойнби А. Дж. Постижение истории. Пер. с англ.  М.: Прогресс, 1991).

Насколько беспомощным и нежизнеспособным был Багдадский халифат в XIII веке можно судить по одному тому факту, что на его территории фактически существовало другое, не подчиняющееся ему квазигосударство – государство исмаилитов – и багдадские халифы ничего не могли с этим поделать.

Тут надо сделать некоторое пояснение. Исмаилизм – это одно из течений в исламе, оно существует до сих пор, резиденция их Ага-хана базируется в Бомбее. Адепты же секты, основанной Хасаном-и-Саббахом во второй половине XI века, хотя тоже называли себя исмаилитами, но на самом деле ими не являлись. Поэтому некоторые авторы называют их неоисмаилитами или, что более точно, псевдоисмаилитами. С помощью группы своих сподвижников Хасан-и-Саббах в 1090 году овладел горной крепостью Аламут, которая сделалась резиденцией псевдоисмаилитской верхушки. Действуя то хитростью, то силой, псевдоисмаилиты за несколько лет овладели многими крепостями, феодальными замками, укрепленными городами в различных частях Ирана. Таким образом, на территории халифата возникло самое настоящее квазигосударство псевдоисмаилитов, причем государство страшное, наводящее ужас.

Как всякое тайное общество, секта имела свой разработанный ритуал посвящения и несколько иерархических степеней, связанных принципом беспрекословного подчинения нижестоящих высшим. Во главе секты стоял Гроссмейстер, за ним следовал Великий проповедник, проповедники, сподвижники – рафики, примкнувшие – ласики и, наконец, рядовые члены – федаи, готовые в любую минуту пожертвовать жизнью по приказу вождей. Высшая тайна, «внутренняя» эзотерическая доктрина псевдоисмаилизма была доступна лишь высшим чинам секты. В целом же о религиозной доктрине псевдоисмаилитов толком ничего не известно, поскольку она была тайной.

«Федаи составляли корпус тайных убийц, приводивших в исполнение приговоры духовных отцов секты. Террористическим актам предшествовала длительная подготовка, в ходе которой молодые фанатики обучались владению оружием, методам конспирации и нередко иностранным языкам. Совершив убийство, федаи, как правило, не пытались скрыться и часто погибали под страшными пытками. Адептов псевдоисмаилизма современники называли хашшашинами, что означает «употребляющие гашиш». Слово «хашшашин», переделанное франками в «ассасин», вошло во многие европейские языки в значении «убийца». В числе жертв убийц-ассасинов были халифы, крупные феодалы, богословы, ученые, вожди религиозных сект, потомки дома пророка» (Тимофеев И. В. Ибн Баттута. М.: Мол. гвардия, 1983). Федаи псевдоисмаилитов в течение двух столетий наводили ужас на обширный регион, терроризируя его, и халифы были не в состоянии справиться с ними, что говорит о том, насколько слабо они контролировали свою же собственную страну; строго говоря, власть их давно уже была чисто номинальной, а от государства осталась одна видимость. Халифат разваливался и разваливался он сам по себе.

«За исмаилитами гонялись все тогдашние секретные службы мусульманских государей, крестоносцы и простые горожане, их крепости пытались взять штурмом – но не получалось. Дело тут не только в совершенстве террористических методов, но еще и в том, что ассасины порой оказывались очень полезными: те же самые мусульманские государи частенько нанимали их, «заказывая» соперника, а потом так же стали поступать и крестоносцы, устроившие в Палестине свои крохотные королевства…» (Александр Бушков. Чингисхан. Неизвестная Азия. М.: ЗАО «ОЛМА Медиа Групп», 2012).

Решение о начале похода на халифат было принято в 1251 году, но реально военные действия начались только пять лет спустя, в 1256 году.

«К походу на Ближний Восток монголы готовились тщательно и неторопливо, стараясь предусмотреть все, что должно было обеспечить успех предприятия. Определив с помощью десятков проведчиков основные маршруты следования армий, монгольские темники приказали заранее изгнать из этих районов кочевников, чтобы обеспечить войскам необходимые пастбища. Из Китая выписали тысячи лучших мастеров для наведения понтонных мостов и строительства осадных машин. Склады пополнялись провиантом, реквизированным у местных жителей. 1 января 1256 года армия Хулагу переправилась через Амударью и встала огромным лагерем на ее левом берегу. Там монгольский царевич принял присягу от пришедших к нему на поклон правителей Персии и кавказских стран и, не теряя времени, двинулся на запад» (Тимофеев).

В общем, война с халифатом носила довольно странный характер. Стоило только армии монголов перейти Аму-дарью и расположиться лагерем на ее левом берегу, как к Хулагу тут же стали толпами переходить местные феодалы и присягать ему на верность. Иными словами, война была выиграна еще до ее начала: соотношение сил сразу изменилось в пользу монголов. Однако Хулагу не спешил двигаться к Багдаду. Сначала он почти два года потратил на то, чтобы стереть с лица земли крепости псевдоисмаилитов, а заодно и их самих. Халиф беспомощно наблюдал как монголы орудуют на территории его государства, не в силах помешать им. (Впрочем, возможно, он только приветствовал уничтожение ненавистных псевдоисмаилитов.) В это время Багдад покинули его лучшие поэты, мыслители, богословы, архитекторы, врачи – люди интеллигентные, отнюдь не воинственные и боязливые. Колонны беженцев потянулись в Каир, который отныне стал религиозным и культурным центром мусульманского мира. Отсюда, собственно, и идет легенда, что монголы сокрушили халифат: на самом деле он развалился еще раньше. И вообще реальность была несколько иной.

«В результате монгольского завоевания в Иране сложилось могущественное государство хулагидов, получившее в 1261 году официальное признание великого кагана. Правители хулагидского государства, включавшего, помимо Ирана, территорию нынешней Туркмении, Арабского Ирака, Азербайджана, Армении и навязавшего вассальную зависимость Грузинскому царству, получили от монгольского кагана титул повелителей народов – ильханов. Новый улус, который сами монголы именовали Синей Ордой, просуществовал до второй половины XIV века, когда он распался на ряд феодальных княжеств» (Тимофеев).

Однако всему этому предшествовал ряд событий. Весной 1257 года Хулагу поставил прославленному военачальнику Чормагану задачу пройтись по Малой Азии, в результате чего сельджуки Румийского (Конийского) султаната и греки Трапезундского царства стали вассалами ильханата Хулагу. И только в начале января 1258 года монгольская армия, расправившись с псевдоисмаилитами, наконец подступила к Багдаду. Было понятно, что положение безнадежно, но халиф Мустансир решил попытать счастья. 16 января 1258 года он вывел свою армию для открытого противоборства с монголами. Аббасидское воинство в этом сражении было разбито наголову. Халиф заперся в городе и монголы вскоре приступили к штурму. 10 февраля халиф сдался без каких-либо условий. Таким образом, если не считать изничтожения псевдоисмаилитов, компания против Багдадского халифата свелась к одному сражению под стенами Багдада и к одному штурму самого Багдада.

Завоевание Багдадского халифата открывало путь к дальнейшим завоеваниям – Хулагу решил покорить Сирию и Египет. Для этого в Сирию был направлен корпус полководца Китбуги. В 1259 г. монгольское войско вторглось в Сирию и в 1260 году было разбито кипчакскими мамлюками султана Египта Мустафы Кутуза. Пару месяцев спустя свергнувший Кутуза Захир ад-дин Бейбарс вторично разбил их, а на следующий, 1261-й год, тот же Бейбарс нанес монголам третье и решающее поражение. Монгольская экспансия на запад была окончательно остановлена.

В этот же период происходили и другие значительные события. В 1252 и 1253 годах войска монгольские войска успешно провели операции на юге Китая в провинциях Шэньсу и Сычуань. В 1258 году монголы начали новую военную кампанию против династии Сун, правящей в Южном Китае. Но на следующий год при осаде города Хэчуаня погиб Великий хан Менгу. Это обстоятельство привело к тому, что за власть схватились Хубилай и его брат Арик-Буга. (Хулагу, отвоевывавший себе улус на Ближнем Востоке, держался в сторонке.) В мае 1260 года в Кайпине Великим ханом был провозглашен Хубилай, но его противники на своем курултае в Каракоруме выбрали Великим ханом Ариг-Бугу. Это привело к столкновению между братьями и победа осталась за Хубилаем. В 1266 году Арик-Буга неожиданно заболел и умер, основания для оспаривания престола у Хубилая исчезли.

Война за покорение Южного Китая продолжилась. В феврале 1276 года была взята столица Сунской империи – Ханчжоу. Объединение Китая завершилось. Позже монголы захватили Бирму и Камбоджу, но надолго удержаться там не смогли. Период монгольской экспансии закончился.

Одним из главных результатов этой экспансии стало формирование Великого монгольского пути, оказавшего колоссальное влияние на экономику всего континента (его часто путают с Великим Шелковым путем, но на самом деле это два разных маршрута). Великий монгольский путь начинался в Крыму, где генуэзцы наладили сердечное сотрудничество с монголами, а другим концом упирался в Пекин. Сам Путь имел множество ответвлений и втягивал в орбиту международной торговли колоссальную территорию. Два этих пути – восстановившийся вследствие монгольской экспансии Великий Шелковый путь и Великий монгольский путь – определили развитие Евразийского континента на столетия.

«В конце 60-х годов XIII века генуэзские купцы купили у татар право создать свою торговую факторию на месте древней Феодосии. Небольшой греко-аланский поселок, названный ими Кафой, со временем превратился в центр всех генуэзских колоний в Крыму. Своего консула генуэзцы именовали «главой Кафы и всего Черного моря», подчеркивая свое привилегированное положение в торговой жизни обширного географического ареала. На Ибн Баттуту порт Кафы произвел огромное впечатление. «Там стояло около двухсот кораблей – военных и пассажирских, больших и малых, – писал он. – Это один из замечательнейших портов мира».

Генуэзцы торговали всем и со всеми, лишь бы торговля приносила барыш. В Константинополь они везли просо, ячмень, пшеницу, соленую рыбу. По свидетельству хрониста Никифора Грегора, византийская столица в такой степени зависела от завоза продовольствия из Крыма, что в случае перебоев оказывалась на грани голода. В незначительной мере зависели от генуэзцев и рыбацкие поселки на Северокавказском побережье, куда из Кафы доставляли крымскую соль. Русские торговые люди, которых по традиции называли «гостями-сурожанами», прибывали сюда большими караванами и везли крупные партии дорогих северных мехов – лисицу, соболя, горностая, а также холсты, кожи, оружие. Колчаны и стрелы московской работы охотно приобретали татарские мурзы. Возвращаясь на родину, гости-сурожане брали с собой восточные шелковые ткани, мыло, сахар, миндаль, пряности» (Тимофеев).

Период экспансии закончился, наступил период упорядочивания завоеванной территории.

(Продолжение следует)