• Исторические страницы
• 28 Марта, 2020

ДВА НАШЕСТВИЯ

Бахытжан АУЕЛЬБЕКОВ, обозреватель

Устоявшаяся в исторической науке и общепринятая на сегодняшний день трактовка монгольских походов в XIII веке не соответствует реальным фактам и явно нуждается в корректировке. Сегодня понятно, что она подана однобоко, что заставляет переосмыслить ее.

Разгром вооруженных сил северо-восточной Руси Батыем, собственно говоря, свелся к двум сражениям (под Рязанью и Коломной) и взятию штурмом нескольких городов, пострадавших в основном из-за того, что просто оказались на пути монгольской армии. Штурмом и взятием города Владимир – главного административного центра северо-восточной Руси – зимний поход завершился; цель кампании – обеспечение безопасности правого фланга армии перед походом за Дон – тем самым была достигнута. Сам поход на Владимирское княжество и его союзников, строго говоря, изначально не планировался; предполагалось, что для признания князьями сюзеренитета над ними Каракорума достаточно будет одной демонстрации угрозы вторжения. Князья, однако, не сумели правильно сориентироваться в сложившейся политической ситуации и своими необдуманными действиями, по существу, сами спровоцировали монгольское вторжение.

Добивание остатков владимирского войска на реке Сить принципиального значения не имело: по монгольским военным законам, война не окончена, пока не захвачен или не убит предводитель противника, а настичь Юрия Владимирского удалось только на Сити. После этого батыево воинство развернулось и ушло в степь: «…отход от Игнач-креста был просто завершением погони, задача которой была выполнена – ведь беглецов порубил «аки траву» небольшой отряд монгольской погони. При этом основные силы северо-западного корпуса монголов были под Тверью и Торжком…» (Храпачевский Р. П. Военная держава Чингисхана. М.: Аст, 2006). Историки до сих пор ломают голову, почему монголы не захватили Новгород, но на самом деле никакого Новгорода они захватывать и не собирались, впрочем, как и саму северо-восточную Русь: она им была попросту не нужна.

Второй этап кампании заключался в разгроме владений половцев в предкавказских и причерноморских степях. Цель – обеспечение безопасности левого фланга монгольской армии и подчинение местных половецких племен. И только после завершения этих двух этапов – обеспечения безопасности флангов – монголы приступили к третьему, завершающему этапу кампании: нанесли удар по кочевникам южнорусских степей.

Кочевники южнорусских степей (торки, берендеи, черные клобуки и пр.) находились в сложных отношениях с князьями южнорусских княжеств. Но в XI веке они стали испытывать давление со стороны новых пришельцев, испытывавших демографический подъем, соответственно, столкнувшихся с проблемой переполнения экологической ниши своего обитания – половцев.

«Огромный кочевой массив кипчакских орд в первое десятилетие XI в. поднялся с насиженных мест в длительный и тотальный поход – нашествие. Целью его было отнюдь не мирное переселение (отселение) части кипчакского населения на новые земли – целью был захват новых пастбищ где-то в далеких западных областях… Подобный переход… характерен для кочевников… поставленных перед необходимостью нашествия.

Захват южнорусских степей начался с самого плодородного, самого богатого пастбищами, необходимыми для выпаса коней и крупного рогатого скота, района – с донецких, нижедонских и приазовских степей. Эти же земли освоили в начале своего движения печенеги, их же в VIII в. в первую очередь заняли кочевые орды болгар, вытесненные из Восточного Приазовья хазарами. К XI в. какие-то остатки древнеболгарских полуоседлого населения оставались на брегах рек донецкого бассейна и Приазовья…» (Плетнева С. А. Половцы. М.: Наука, 1990).

Зажатые между половцами и южнорусскими княжествами южнорусские кочевники стали переходить под руку южнорусских князей на условиях вассальной зависимости. Такое положение устраивало обе стороны. Заключая союз с княжествами, кочевники получали дополнительную защиту от давления половцев. В свою очередь князья были заинтересованы в том, чтобы создать из них на южных границах своих княжеств буферную зону между княжествами и половцами.

«Значительное количество торческих и печенежских орд начало… отходить к границам оседлых государств… предлагая взамен прежде всего пограничную службу. Традиция создания таких «заслонов» кочевниками от кочевников возникла в древности. В эпоху раннего средневековья хорошо известны наемные группировки «южных хунну», а позднее – тюрок вдоль северных границ Китая, тюркские разноэтнические группы у границ Ирана, гуннские и аварские – на северном пограничье Византии и т. д.

…За пожалованную землю кочевники становились вассалами сюзеренов – Киевского, Переяславского и Черниговского княжеств… По свидетельству летописца, верить клобукам было можно – они были значительно более честными вассалами, чем русские феодалы-князья, которые сразу же после «целования креста» начинали плести интриги и напускать на русскую землю полчища союзников-половцев… Во второй половине XII в. киевский князь распоряжался Поросьем как одним из своих наиболее верных уделов, население которого всегда было готово к походам и обороне» (Плетнева С. А.).

Южнорусским кочевникам было легко наладить отношения с князьями: земледельческое население княжеств не претендовало на степь – это не их экологическая ниша. Князья же, как мы указали, сами были заинтересованы в том, чтобы создать из кочевников буфер, «заслон». При этом с половцами у них отношения были сложными и противоречивыми, то враждебными, то союзническими. А вот у южнорусских кочевников с половцами мира не могло быть в принципе. Оба сложносоставных этноса занимали одну и ту же экологическую нишу – степь, которая уже не вмещала тех и других одновременно, поэтому кровь между ними лилась непрерывно 200 лет, вплоть до прихода монголов. В лице половцев кочевники южнорусских степей имели смертельных и абсолютно непримиримых врагов. Поскольку в результате половецкого давления ареал кочевания торков, берендеев, каракалпаков, ковуев и др. резко сократился, кочевники переходят на оседлый образ жизни. В результате вдоль границ южнорусских княжеств со степью выросла целая цепь городов-крепостей, основанных уже полукочевым населением. Это была стратегическая военная линия: в случае походов на половцев она служила операционной базой, отталкиваясь от которой можно было развивать наступление на степь, а в случае нападения половцев опираясь на нее можно было организовывать оборону и наносить контрудары.

«С самых первых лет появления орд торков и печенегов в пределах русского пограничья кочевники вынуждены были изменить свою экономику. Фактически перейдя от кочевания к оседлому пастушеству. Однако как в военной организации своих полков (всадники, лучники и пр.), так и в экономике и быту сохранялись прежние, выработанные столетиями традиции кочевничества…. В Поросье начал складываться быт, характерный впоследствии для казачества. Мужчины были всегда готовы к военным походам, на женщинах же фактически держалась вся экономика, а дети (мальчики) сызмальства воспитывались в духе удальства и всадничества. Связи с русским населением выражались прежде всего в обмене продуктами, получаемыми с основной отрасли экономики (скот меняли на хлеб). Кроме того, из русских городов в вежи шли некоторые предметы ремесленного производства… Все молодые мужчины каждой семьи были всегда обязаны принимать участие в любой войне своего сюзерена, т. е. у них не было возможности постоянно участвовать в хозяйственной деятельности…» (Плетнева С. А.). Понятно, что при таком положении вещей и без того смертельная вражда между половцами и южнорусскими кочевниками могла только усугубляться.

Третий, завершающий этап Западного (кипчакского) похода монголов начался в конце лета 1240 г. Предварительно, весной и осенью 1239 г., монголы нанесли два мощных удара, подготовивших реализацию последнего этапа кампании.

«Когда Берке и другие царевичи занимались западной частью Половецкой степи, они должны были обеспечить себе правый фланг со стороны южного пограничья Руси и Половецкой земли. Видимо, этим надо объяснить погром Переяславского княжества весной 1239 г. Его столица Переяславль Русский к тому времени более трех веков был южным форпостом Руси. Батый направил туда войска своих братьев… 3 марта 1239 г. один из монгольских отрядов корпуса Берке разгромил Переяславль… После чего они опять ушли до осени в Дешт-и-Кыпчак и Северный Кавказ, готовя новую кампанию, уже против Черниговского княжества… Основные силы Мэнгу и Гуюка были заняты на Северном Кавказе… Таким образом, для похода на Чернигов оставались только тумены Джучидов – с Бату и Берке во главе. Осенью 1239 г. они появились под Черниговым, подойдя к нему с юго-востока… Черниговские князья поступили аналогично суздальским – полки Мстислава Глебовича и некоторых других князей пришли на помощь городу и приняли бой в поле. Результат был известен по кампаниям 1237/38 гг. Сам Чернигов пал 18 октября 1239 г. После падения Чернигова монголы не пошли на север… археологические исследования показали, что Любеч (на севере) не был тронут, зато пограничные с Половецкой степью городки княжества, такие как Путивль, Глухов, Вырь и Рыльск были разрушены и опустошены. Закончив с этим, монгольские тумены вернулись на юг, в Половецкую степь». (Храпачевский)

После всех этих подготовительных действий, в конце лета 1240 г. Западный поход вступает в завершающую фазу. О том, как были окончательно разгромлены ушедшие за Дон половцы, сведений не сохранилось, но они были разгромлены; только орда хана Котяна (видимо, с присоединившимся к ней остатками других половецких объединений) сумела уйти в Венгрию. По всей видимости, разгром был страшный. Но еще более страшный удар пришелся по пограничной линии, образованной городами-крепостями южнорусских кочевников. Как мы указывали, эта линия имела стратегический характер и в любой момент могла стать операционной базой для наступления на Половецкую степь, теперь переходившей под власть монголов. Понятно, что эта линия должна была быть стерта с лица земли. Это чисто военная логика: необходимо было ликвидировать потенциальную угрозу.

В силу того, что половцев и кочевников Южной Руси разделяла кровавая и непримиримая вражда, они не сумели объединиться для совместных действий, да, видимо, даже и не пытались – слишком уж тяжелой была история их взаимоотношений. Поэтому южнорусские кочевники могли рассчитывать только на себя – после разгрома Переяславля Русского и Черниговского княжества князья им уже ничем помочь не могли, а половцев они опасались даже больше, чем монголов. В результате пограничная линия была разгромлена с редкостной, не характерной ранее для монголов жестокостью.

«Данные археологии подтверждают, что города-крепости и селища Поросья подверглись удару на уничтожение – разведки 1954 г. дали материал по 23 таким городищам, запустевшим в первой половине XIII в., 13 из них на Роси и 10 на Росаве. Полностью были раскопаны городки на Княжей горе и горе Девица (Нижняя Рось), в них была обнаружена сходная картина – найдены десятки и сотни единиц вооружения (сабли, мечи, булавы, наконечники копий и стрел), большое количество кладов (это указывает на гибель населения, не вернувшегося за своими захоронками) и десятки фрагментов скелетов и полных костяков, разбросанных в беспорядке. Найденные монеты и печати позволили точно датировать гибель городищ концом 1230-х годов. Вывод археологов – города пали в результате осады и штурма, защитники оказали яростное сопротивление и почти все погибли. Исследование всей полосы расселения «черных клобуков» на Киевщине показали полный разгром Поросья, города по Роси и Россаве частью погибли и не восстановились впоследствии, частью покинуты жителями и уничтожены… После монгольского погрома старое порубежье Руси со степью перестало быть таковым» (Храпачевский).

Все эти грозные и кровавые события не удостоились внимания пера летописцев, а потому ускользнули и от взгляда историков, покорно следующих за летописным рассказом. В результате второстепенные моменты Западного (кипчакского) похода в представлении историков разрослись до главных, а основные события той военной кампании вообще ускользнули от их взгляда. И этот подход в историографии господствует до сих пор. (Хотя, справедливости ради заметим, что многими он уже пересматривается. Заметим также, что летописцы, писавшие свои летописи столетия спустя, могли обо всем этом действительно ничего не знать: жили-то они уже совсем в другую эпоху, а потому толком не представляли себе ни политическую обстановку тех лет, ни реальные события того времени.) Но хотя письменные источники никаких данных на этот счет не оставили, настоящую картину хода военных действий того периода вскрыла археология.

Обратим внимание, что на разгром Переяславского и Черниговского княжеств были направлены только отдельные подразделения монгольского войска, а Киев тогда монголы вообще даже брать не стали, несмотря на убийство своих послов. А вот на южнорусское пограничье они обрушились со всей своей мощью. Ожесточенное сопротивление кочевников порубежья Южной Руси, можно предположить, было связано с тем, что теперь в войско Батыя влилось много подчинившихся монголам половцев – кровных врагов южнорусских кочевников, они составляли вспомогательное войско. Кочевники пограничной линии понимали, что уж от половцев-то им в любом случае пощады ждать не приходится, а потому стояли насмерть.

Только после свирепого и тотального разгрома южнорусского порубежья монголы, наконец, направились в Киев: рассчитаться за убийство послов. Как мы упоминали, Киев был взят 18 ноября 1240 года. А через какое-то время основная часть армии под командованием Гуюка и Менгу развернулась и ушла в метрополию. Западный поход был окончен, хотя Батый еще какое-то время продолжал военные действия, в частности, разгромил Владимиро-Волынское княжество. То есть вопреки всем историческим мифам, подлинной целью Западного похода был разгром половцев, а вовсе не захват Руси, которая для монголов интереса не представляла.

(продолжение следует)