• Культура
• 29 Марта, 2020

Э С К И З Ы М Ы С Л И

Сергей КОЛЧИГИН, философ, литератор

«ХОРОШО ВИДЕТЬ»

Критерии истинности познания зависят от правильного отношения к реальности, т. е. от уровня нашего духовного развития. Если я бережно и благоговейно отношусь к реальности, я вижу ее правильно.

Любопытно в этом отношении казахское выражение «жақсы көру». Буквально оно переводится «хорошо видеть (смотреть)», а означает – «любить». Иными словами, это можно логично интерпретировать так: если я вижу человека хорошо, положительно (вижу в нем хорошее), то, следовательно, люблю его. И наоборот: если я его люблю, я вижу его хорошо, правильно.

Принцип «правильного видения» – это и есть полное доверие реальности. Поэтому «чем меньше ты доверяешь, тем изощренней тебя будут обманывать». В этой максиме – мудрость подлинного познания.

АНСАМБЛЬ ОБЩЕСТВЕННЫХ ОТНОШЕНИЙ

«Сущность человека не есть абстракт, присущий отдельному индивиду. В своей действительности человек есть совокупность (ensemble) всех общественных отношений» (Маркс К. Тезисы о Фейербахе).

Понятно: здесь Маркс противопоставляет пониманию человека как существа сугубо индивидуального понимание его как существа общественного. Но я бы все-таки соединил, синтезировал оба этих подхода.

Дело в том, что в ансамбле общественных отношений, подобно тому, как это бывает в ансамбле музыкальном, звучат различные «инструменты», в которых ведущую партию исполняет то один, то другой. Преобладает то симфония, то джазовая импровизация, то рок-композиция. Так и в индивидуумах: в одном преобладает что-то от «рояля», в другом – от «саксофона», в третьем – от «ударной установки»…

Но, разумеется, только когда они слаженно играют прекрасные произведения, исполняя каждый свою индивидуальную партию, можно говорить о замечательном музыкальном коллективе. И тогда формула Маркса оборачивается другой стороной: в своей действительности общество должно стать ансамблем подлинно человеческих отношений.

КОЧЕВЬЕ И ОСЕДЛОСТЬ

Пожалуй, сегодня уже не имеет смысла спорить о наилучшем способе жизни – оседлом или кочевом, так как оба они, по сути, стали эквивалентными и взаимозаменяемыми. Наступает эра общечеловеческой, планетарной цивилизации, где житель любой точки может в любое время «перекочевать» в другую точку, либо, вовсе не сдвигаясь с насиженного места, пользоваться любыми достижениями цивилизации из любой точки земного шара.

ТОПОЛОГИЯ РАЗОБЩЕННОСТИ

Сколько перегородок в нашем сознании! В частности, в сознании месторазвития. Люди делят друг друга на кочевников и оседлых; коренных и приезжих; столичных и провинциалов; жителей центра и жителей предместий; на городских и сельских. Они разделяют себя по родам и областям, точно по разные стороны баррикад. И дают друг другу обидные прозвища.

Но – перегородки в сознании, пускай неохотно и медлительно, одна за другою рушатся. Потому что набирает ход неизбежное превращение локальных историй в историю всемирную, нарастает процесс объединения людских родов в род человеческий как единую семью. День за днем, шаг за шагом, в самых разных формах (например, в несколько грубой внешней форме – глобализации) идут процессы перемещений, перемешивания индивидов и народов, переделки ненормально эгоистичного природно-инстинктивного человека в существо подлинно человеческое.

Тогда все топологические разделения, а с ними и разделения внутренние, предстают весьма относительными. А когда их абсолютизируют – то и нелепыми. Ибо становится очевидным: в историческом движении оседлые постоянно стремятся к освоению все новых и новых пространств, а кочевники ищут землю обетованную; провинциал то и дело становится жителем столицы, а столичный житель превращается в провинциала в силу переноса центра страны в новый город. Бывшие предместья с расширением городского пространства постепенно срастаются с центром, а села преобразуются в региональные центры и города.

И кто в таком случае «патриот», а кто «космополит»? Кто «провинциал»? Кто «свой», а кто «чужой»?

Стать людьми в полном смысле мы можем только при одном условии: если постоянно движемся. Навстречу другим людям.

ЭТЮД О ТИРЕ И ДВОЕТОЧИИ

Вы заметили, как часто в последние годы вместо двоеточия ставят тире?

Раньше для тире и без того всегда хватало места: в противопоставлениях, определениях, уточнениях… Теперь же оно беззастенчиво отодвинуло в сторону двоеточие, да что там – попросту вытеснило его.

А почему? Думаю, потому, что современная жизнь куда больше ассоциирована именно с тире, нежели с двоеточием.

Нынче все пронизано противопоставлениями, резкостью, скоростью, разящими выпадами друг против друга. Сегодня почти не встретишь той обстоятельности разъяснений, той неспешности перечислений, что тесно связаны с двоеточием.

В двух маленьких знаках отразилась эпоха перемен.

Но я ловлю себя на том, что в процессе письменного творчества все чаще останавливаюсь, чтобы несколько агрессивное тире заменить двоеточием.

Неторопливым, обстоятельным знаком: старым добрым двоеточием.

Не всегда понимая, а уместно ли оно в данном случае.

СКОЛЬКО УСПЕЛ УВИДЕТЬ ЗА ЛЕТО!

Пол-лета позади. За это время я успел побывать в Усть-Каменогорске, Астрахани, Барселоне, на севере Италии, в Лондоне, Париже…

Сначала – в мечтах, потом – в планах.

И, наконец, осуществил эти мечты и планы. Напутешествовался в Интернете.

Даосы говорили: «Можно познать мир, не выходя из дома». Сегодня эта идея реализована благодаря возможностям виртуального мира. Внутренняя работа заменилась внешними удобствами.

Но, стало быть, в самой даосской идее уже была червоточинка?..

ДОМ В БЫТИИ

Отчего-то возникает чувство тайны при виде ветхого старого дома или его руин.

А в детстве странно притягивали темные, неосвещенные уголки в комнатах.

Дело, быть может, вот в чем.

Представим себе некое пустое пространство. Скажем, голую равнину. Бескрайняя, распахнутая во все стороны, она не имеет свойств и потому загадочна, она воплощает саму суть бытия. Она «есть» – и более ничего о ней неизвестно. Но вот мы строим в этом пространстве наш дом. Появляются стены, крыша, комнаты. Пространство становится изрезанным, многомерным, сложным. А тайна бытия оказывается там, вовне, за стенами дома. И тем самым превращается в еще большую тайну, чем прежде. Раньше мы могли хотя бы охватить это пустое пространство единым взором. Теперь же мы видим лишь его кусочки из наших окон. А прежний свет, разлитый равномерно во всех направлениях, теперь присутствует не везде. Появились темные углы и помещения с приглушенным светом. И это создает новую тайну – тайну интерьера, тайну внутреннего существа нашего дома.

Двойная тайна: пустое пространство вокруг и замкнутые миры внутри.

ДУША КУЛЬТУРЫ

В современную эпоху подле каждого выдающегося памятника культуры – сотни и тысячи туристов. Ты уже не видишь вот этого архитектурного сооружения или вот этой статуи как таковых. Ты видишь их в единстве с толпой туристов. Невольно думаешь: неужели вот этот храм или дворец были созданы много веков назад для того, чтобы служить разноцветным пряником для развлечения праздношатающихся зрителей?

Это все равно что тебя самого стали бы разглядывать в твоей квартире сотни любопытных, трогать тебя за рубашку, фотографировать, смотреть оценивающим взором, тыкать пальцем в твой гардероб, рыться в твоих бумагах. Как бы ты реагировал (при невозможности защититься физически)? Ты бы жестко замкнулся, надел на себя непроницаемую маску. Твоя душа затаилась бы под панцирем раздражения и презрения. Между собой и любопытными ты создал бы зону отчуждения.

Вот почему культурные столицы по-настоящему хороши только тогда, когда туристский сезон окончен, когда на улице сыро, дождливо; когда зажигаются фонари, и можно дышать свободно, созерцая покой древних памятников, слушая тишину старых улиц и шелест листвы на пустынных бульварах.

ВСЕ ЧУВСТВА ДЛЯ ЧУЖИХ ГОРОДОВ

Чужие города… Как их познать? Как понять?

Говорят: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

Да, видеть их надо. Рассматривать, фотографировать, запоминать. И все-таки этого – мало.

Потому что их надо также и слышать: внимать звону их колоколов, бою часов на старинных башнях, гулу проспектов, шелесту осенней листвы под ногами.

Но мало и этого. Нужно еще и осязать их древние стены, погружать ладони в воды рек, на чьих берегах взросли эти города.

Нужно одолевать просторы их площадей, километры их улиц. Сопротивляться неожиданной силе ветра, задувшего с морских побережий или речных набережных.

И еще: нужно вдыхать ароматы тех мест и вкушать их пищу.

И тогда ты поймешь, что и этого все еще мало: чтобы познать чужие города, их надо полюбить. Как?

Полюбив их жителей. Или хотя бы только одного, единственного из них.

И вот тогда ты, наконец, увидишь те города правильно. Потому что постигнешь их душу.

СУЩЕЕ И ДОЛЖНОЕ

В процессе разгоряченного спора ведущие дискуссию стороны, говоря как будто об одном и том же, на самом деле говорят о разном. Что зачастую и является причиной накала страстей.

Один из частых случаев такого рода – спор, в котором один говорит о сущем, а другой – о должном.

Один говорит, допустим: «Человек низок и ужасен», другой возражает: «Человек высок и прекрасен». Первый говорит о сущем, о наличном состоянии человека, тогда как второй – о том, каким человек должен быть по сути своей и каким ему надлежит стать.

Казалось бы, спорящие легко могли бы прийти к согласию и даже объединить свои позиции для выявления целостной картины феномена человека в его развитии. Но нет! Дискутанты не видят очевидного и готовы растерзать друг друга.

КРЕАТИВНОСТЬ ИЛИ ТВОРЧЕСТВО?

Дело тут далеко не только в словах. Хотя и это уже симптоматично: англофония становится модой в той степени, когда мода становится господствующим образом жизни.

Однако дело обстоит глубже.

Творчество сопряжено с творением, т. е. имеет божественную власть и силу, дарованную Богом. Стало быть, в творчестве есть те пределы, которых человек да не прейдет: он не Бог, а только подобие Его. Творчество, собственно говоря, человеку дано: он не сам из себя творит и видоизменяет реальность.

Креативность же подразумевает некую предприимчивость, изворотливость, своеобразную «техническую смекалку», связанную с хитростью разума. Иными словами, креативность – феномен человеческий, сугубо человеческий. В нем нет божественной искры, а есть лишь целеустремленность индивида на пути к одному ему известной цели, какой бы низкой она ни была.

В креативности, следовательно, заключено, как в тонкой скорлупке, существо так называемого критического мышления – еще одного идола современной цивилизации. Критическое мышление связано с принципиальным недоверием реальности. Это мышление призвано поэтому всячески ее изменять: оно недовольно реальностью, если не получает от нее того, чего хочет. Когда же реальность вдруг удовлетворяет потребности этого способа мысли, критическое мышление направляется на себя самое. Как будто бы правильно. Если бы не одно «но»: в результате всех подобных манипуляций из жизни человеческой бесповоротно удаляется базовое доверие – бытию, миру, людям. Между тем оно составляет главный признак живого существа. Не испытывая доверия, нельзя сделать ни шагу.

Вечная нацеленность на переделку, перестройку реальности, всегда сомнительной для креативного индивидуума, родственна рационально-техническому способу отношения человека к миру, тогда как творчество родственно отношению полномерному, духовно-универсальному.

Понятно, что креативность – не самостоятельна, что она – модификация творчества, его плоская проекция. Но эта проекция довольно агрессивна, она хочет вытеснить и уничтожить свою основу и своего прародителя.

Креативность выражает отчуждение от универсального бытия, заинтересованность лишь в себе самом и потому в конечном счете – деструктивность. А творчество как доверие высшим ценностям выражает сопричастность универсальному бытию, стремление гармонии к новым степеням и оттенкам. И потому эквивалентно преображению мира.