• Исторические страницы
• 03 Марта, 2020

ДВА НАШЕСТВИЯ

Шаблонная историческая версия, согласно которой «монголы захватили и разграбили  Русь» в наши дни пересматривается  многими исследователями. Эта версия родилась из непонимания логики монгольских походов в XIII веке и при внимательном рассмотрении не выдерживает ни малейшей критики.

Краткосрочный рейд армии Батыя по территории северо-восточной Руси, как мы указывали, захватил едва ли одну десятую часть ее территории и продолжался всего лишь около трех месяцев. При этом сам этот рейд изначально стратегическим планом большой войны против половцев (кипчаков) даже и не предусматривался, а, собственно говоря, был спровоцирован необдуманными действиями самих князей, не сумевших правильно сориентироваться в ситуации. Целью рейда был не захват Руси, а разгром ее административного центра – Владимирского княжества, и уничтожение ее основных военных сил. Тем самым обеспечивалась безопасность правого фланга монголов перед продолжением их фронтального наступления на Половецкую степь. После того как цель похода была достигнута, монголы немедленно развернулись и ушли. За исключением Владимира, Рязани и Коломны другие города пострадали только потому, что оказались на их пути. Большинство городов, впрочем, предпочло капитулировать, понимая, что монголы – это ненадолго и нет смысла ввязываться в схватку с противником, который завтра уйдет. Если бы батыево войско задерживалось возле каждого города, мимо которого оно прошло хотя бы на три дня, то этот рейд растянулся бы как минимум на полгода. На самом деле монголы прошли сквозь территорию северо-восточной Руси как нож сквозь масло, их рейд был безостановочным, двигались они компактной массой от города к городу, не рассыпаясь, и по достижении целей похода немедленно, без задержки, двинулись в обратный путь. Александр Бушков замечает, что население северо-восточной Руси «в партизаны не рвалось». Отметим, что население «в партизаны» и не могло «рваться» по одной простой и очевидной причине. Партизанское движение возникает там, где территория страны или какая-то часть ее оккупирована вражескими войсками. Монголы же исчезли так же стремительно, как и ворвались и расположились в тысячи верст от Руси, в Степи, в низовьях Волги, не оставив на территории, через которую они прошли, никаких гарнизонов, никаких оккупационных контингентов. Так что население «в партизаны рваться» и не могло по той простой причине, что партизанить было попросту не против кого, проще говоря, партизанское движение не состоялось ввиду отсутствия оккупантов. После ухода монголов, как мы указывали, в течение пяти лет между монголами и северо-восточной Русью не было никаких контактов, ни военных, ни дипломатических. То есть не было ни военных столкновений, ни переговоров. И только в 1243 году великий князь Ярослав Всеволодович, отец Александра Невского, внезапно объявился в ставке Батыя. О причинах этого исторического (без преувеличения) визита великого князя к Батыю мы говорили. С этого исторического эпизода начался процесс постепенного вхождения русских княжеств в состав Орды, растянувшийся на 30 с лишним лет. Мы также говорили о том, что последним в Орду вступило Смоленское княжество (1274 г.): ему угрожало завоевание литовцами, поэтому смоляне, обессилев в борьбе с ними, отправили своих послов к хану. (Кстати говоря, первым проявив инициативу, Ярослав Всеволодович обеспечил будущее своим внукам и правнукам, о чем он в то время, разумеется, даже не подозревал: результатом было то, что именно с потомками великого князя у ханов Орды сложились особые отношения.) Российский историк В. Каргалов пишет: «Жажда добычи вела монгольских ханов в тысячекилометровые походы, через пустыни и лесные чащи. Жажда обогащения гнала рядовых воинов на ощетинившиеся копьями и мечами укрепленные города, заставляла рисковать жизнью в кровопролитных битвах. Воины Чингисхана и их военачальники были не «степными рыцарями», воюющими за «возвышенные цели», как их пытаются представить некоторые зарубежные историки, а соучастниками обыкновенного грабежа, пусть грандиозного по своим масштабам, охватывающего целые страны, но от этого не менявшего нисколько своей сущности» (Каргалов В. В. Русь и кочевники. М.: Вече, 2008). Почему В. Каргалов приходит к столь странному умозаключению? Потому что не может найти удовлетворительного объяснения причин монгольских походов. А потому хватается за единственное объяснение, которое кажется ему логичным. Но то, что кажется логичным историку, абсолютно противоречит военной логике. На самом деле грабят шайки разбойников и флотилии пиратов – армия выполняет боевую задачу, т. е. выполняет приказ Верховного Главнокомандования, в данном случае – Ханской Ставки. Правда, бывали в минувшие времена и специализированные походы за военной добычей, но к походам монголов это не относится. (Кстати, у кочевых народов богатство вообще ассоциируется со стадами скота, а вовсе не с материальными предметами, которые можно захватить в городах; драгоценности, золото и серебро для кочевников никогда уж очень большого интереса не представляли.) Разумеется, мы здесь ведем речь об эпохе, в которую грабеж на войне вовсе не считался чем-то предосудительным. Но монгольская армия шла вовсе не за добычей и уж во всяком случае во время своего стремительного рейда по северо-восточной Руси монголы никого не грабили. Почему? Потому что не могли себе это позволить. Тактика монгольской армии базировалась на фантастической мобильности и огромной маневренности. Невероятно быстрые для того времени марш-броски (до 120 км в сутки!), искусное маневрирование подразделениями на поле боя – вот что давало монгольской армии колоссальное преимущество перед своими противниками, которые, как мы указывали, умели ломиться только вперед, перемещались крайне медленно, а о маневре даже понятия не имели. А теперь подумайте: какая мобильность и какая маневренность может быть у войска, солдаты которого загружены награб­ленным имуществом до самых ушей? Вспомним, что когда наполеоновская армия отступала из Москвы, ее солдаты нагрузились награбленным добром насколько это вообще было возможно, тащили на себе и за собой огромное количество барахла и в результате французская армия потеряла всякое подобие армии и утратила какую бы то ни было боеспособность. Высокую боеспособность сохраняла только «старая гвардия», но «старая гвардия» укомплектовывалась профессионалами войны, которые мародерством никогда не занимались. Остальные же старались утащить добра как можно больше и вследствие этого, потерявшая мобильность армия едва могла передвигаться. Кончилось это печально. Награбленное добро все равно пришлось бросить, а большинство мародеров на месте с потерянной добычей потеряли и жизнь, такова была расплата за жадность. «Бесконечная вереница разнообразнейших экипажей и повозок с провиантом и с награбленным в Москве имуществом следовала за армией. Дисциплина настолько упала, что даже маршал Даву перестал расстреливать ослушников, которые под разными предлогами и всяческими уловками старались подложить в повозки ценные вещи, захваченные в городе, хотя лошадей не хватало даже для артиллерии. Выходящая армия с этим бесконечным обозом представляла собой колоссально растянувшуюся линию. Достаточно привести наблюдение очевидцев: после целого дня непрерывных маршей к вечеру 19 октября армия и обоз, идя по широчайшей Калужской дороге, где рядом свободно двигалось по восемь экипажей, еще не вышла полностью из города. Наполеон своим военным глазом сразу оценил всю опасность подобного обоза для армии… и не решился отдать нужное повеление, хотя в первый момент хотел это сделать. Армия была уже не та… Выходя из Москвы, Наполеон имел около 100 тыс. человек, выходя 14 ноября из Смоленска, он имел армию всего в 36 тыс. в строю и несколько тысяч отставших и постепенно подходивших. Теперь он сделал то, на что не решился, выходя из Москвы: он велел сжечь все повозки и экипажи…» (Тарле Е. В. Наполеон. М: изд-во Академии наук СССР, 1957). «16 декабря через Неман переправилось лишь 18 тысяч. Остальные в течение нескольких дней выходили самостоятельно небольшими группами» (Жан Тюлар. Наполеон. Пер. с франц. М.: Молодая гвардия, 1997). Монголы же никаких обозов вообще не имели, а нагружать сменных лошадей тоже не могли – эти лошади должны отдыхать. Рейд их по северо-восточной Руси был настолько стремительным, что они просто не могли отвлекаться еще и на грабежи. Так что распространенная версия, что они вторглись, чтобы «всех ограбить» – это всего лишь устоявшееся клише, которое историки последую­щих времен механически переняли у средневековых летописцев. Последние же просто не понимали причин монгольского вторжения, а потому объясняли все просто – «ограбить всех хотели». От летописцев такое примитивное объяснение рейда Батыя некритически перекочевало и в сочинения современных историков: ворвались, все сожгли, все разрушили… Получается, что оценку событий той эпохи сформировали… средневековые летописцы, что довольно странно. Сегодня, имея в своем распоряжении больше данных, мы можем с уверенностью сказать, что монголы просто не могли сотворить такие разрушения, какие им приписывают. Во-первых, их рейд захватил лишь незначительную часть северо-восточной Руси. Во-вторых, они нигде надолго не задерживались. В-третьих, они всегда действовали предельно рационально и не могли тратить время, силы и энергию на бессмысленные разрушения, от которых, с военной точки зрения, никакой пользы нет. Наконец, они просто не могли позволить себе сбить темп наступления и утратить свою мобильность, т. е. не могли позволить себе затариваться награбленным добром. И дело не в том, что они были равнодушны к материальным благам, а в том, что в ходе развития стремительного наступления просто невозможно еще и грабежами заниматься, притом, что награбленное было бы просто и тащить-то не на чем. Так что устойчивый и примитивный штамп «напали, чтобы ограбить» не выдерживает никакой критики и проистекает из элементарного непонимания смысла действий монгольской армии. Но может, монголы всех ограбили на обратном пути? Маловероятно. Почему? Потому что они торопились как можно скорее вернуться в степь: впереди их ждала новая военная кампания – против половцев предкавказских и причерноморских степей. Целью новой кампании было обезопасить свой левый фланг перед продолжением фронтального наступления на тех половцев, которые ушли за Дон. Александр Бушков пишет: «Не будет преувеличением сказать, что Батыево нашествие затронуло лишь некоторую часть Руси, а не всю «Русскую землю». Некоторые города были и в самом деле взяты штурмом, сожжены, разграблены, а население понесло немалые потери. Но в то же время значительная часть князей и городов преспокойным образом полюбовно с татарами договорилась. Богатый торговый Углич практически моментально нашел общий язык с татарами – дал лошадей и провизию, заплатил дань, и татары ушли. Точно так же поступили другие поволжские города – Ярославль и Кострома. Точно так же моментально признали себя вассалами татар Волховские княжества – самый загадочный элемент русской средневековой истории. Историки до сих пор не пришли к согласию, где же, собственно, эти княжества располагались – то ли в Подолии, то ли на юге Черниговщины. Но в том, что они существовали, сомневаться не приходится: очень уж часто они упоминаются в древних источниках. И вовсе уж неведомым образом избавились от татарского нападения жители богатого торгового Смоленска. Известно, что передовые отряды татар были от него в 25 верстах – а потом отчего-то ушли. Никаких достоверных сведений нет, но, когда речь заходит о «богатом» городе, «торговом», то выводы напрашиваются совершенно несложные: кто-кто, а купцы испокон веков умели договариваться с любым захватчиком, пересыпая нечто звенящее и приятно поблескивающее из горсти в горсть…» (Александр Бушков. Чингисхан. Неизвестная Азия. М.: ЗАО «ОЛМА Медиа Групп», 2012). Как видим, А. Бушков недвусмысленно дает понять, что смоляне от монголов попросту откупились. Но тут он явно ошибается. Смоленск действительно был богатым и торговым городом, и монголы действительно прошли примерно в 30 км от него. Но откупаться от них не было никакой необходимости: Смоленск им просто был не нужен. Армия выполнила поставленную боевую задачу – обеспечила безопасность своего правого фланга – и теперь торопилась в степь для осуществления следую­щей военной кампании, а богатства зажиточных смоленских купцов ее не интересовали: не для грабежа она шла. После разгрома остатков владимирского войска на реке Сить монголы возвращались в степь, разделившись на две группы. «Правое крыло вел Батый, а левое, видимо, вели Бури и Кадан… Маршрут левого крыла точно не известен, только из одного из списков «Повести о разорении Рязани Батыем» известно, что монголы прошли мимо Рязани весной 1238 г., не тронув ее» (Храпачевский Р. П. Военная держава Чингисхана. М.: Аст, 2006). Стоп! Но ведь Рязань была взята штурмом и сожжена тремя месяцами ранее – 21 декабря 1237 г. «Пожгоша весь и князя их Юрья убиша и княгиню его, а иных же емше – мужей, и жены, и дети, и черньца, и черниць, и ерея, овы рассекаху мечи, а други – стрелами стреляхуть и в огнь вметаху…» Похоже, что степень разорения Рязани монголами сильно преувеличена летописцами… Впрочем, эти самые летописцы жили лет на 200-300 после описываемых ими событий и писали вовсе не о том, чему сами были свидетелями – они описывали события так, как они их себе представляли. Конечно, не следует думать, что рейд Батыя по северо-западной Руси был некой безобидной военной прогулкой, которая не принесла людям горя и страданий. Разумеется, монголы несли с собой и кровь, и смерть, и разрушения… Но ведь все познается в сравнении. Надо понимать, что речь идет о суровой эпохе, в которую войны, кровопролития, разрушения и взаимоистребление были самым обычным делом. Если взять историю древнерусских городов, то любой из них неоднократно брался штурмом, подвергался разграблению и сжигался своими соседями. Так, та же Москва впервые упоминается в летописях в 1147 году, а уже в 1177-м ее сжег рязанский князь Глеб Ростиславич. «В 1177 г. рязанский князь Глеб Ростиславич сделал набег на князя Всеволода III, сжег Москву, но был разбит на р. Колокше и взят в плен вместе со многими рязанцами» (Гумилев Л. Н. Др. Русь и Вел. Степь. Кн. 2). Сколько раз сжигали Москву, даже подсчитать трудно и то же самое можно сказать о любом средневековом древнерусском городе. (Кстати говоря, это указывает прежде всего на то, что деревянные города средневековой Руси легко горели и так же легко отстраивались заново; в Европе, где строительство городов базировалось на камне и кирпиче, города так легко не горели.) Проблема в том, что все эти события происходили в одну эпоху и археологи находят следы разрушений того времени в одном слое, а потому традиционно считают их свидетельством свирепых действий монголов, хотя это еще надо бы доказать. Как-то забывается, что в те времена князья, как и положено феодалам, и без всяких монголов постоянно резали друг друга за милую душу, война, по существу, была перманентной. «И как теперь определить при раскопках, кто именно поджег вот этот дом и убил вот этого киевлянина: галичане Даниила в 1239 г., суздальцы Ярослава в 1236 году, смоляне, черниговцы и половцы в том же году, или татары в 1240 г.?» (Пензев К. А. «Великая Татария. История земли Русской». М.: Алгоритм, 2006). Княжества постоянно воевали друг с другом и длилось это смертоубийство уже не первое столетие. На этом мрачном фоне рейд Батыя действительно не кажется чем-то уж очень значительным, во всяком случае, чем-то из ряда вон выходящим. Скорее, шок вызывала скорость, с которой произошел разгром – он был практически мгновенным. При этом темп монгольского наступления был весьма неплохим даже для наших дней, а для того времени – просто фантастический. Легко понять ужас людей, на которых одна за другой сыпались страшные известия: «Татары сожгли Рязань!» «Они взяли Владимир!» «Они в Дмитрове!» «Они уже в Ростове!» «Они в Твери!» «Они везде!» Психологически это ощущалось так, как будто на Русь обрушились несметные полчища врагов, которые заполонили всю землю. Все же, если учесть незначительность территории, через которую прошли монголы, краткость их пребывания на ней и сами цели зимнего похода, то легко понять, что в действительности они просто не могли осуществить в северо-восточной Руси настолько серьезные разрушения, какие им приписали впоследствии. Тут явно все чрезмерно преувеличено. «Уйдя весной 1238 г. «в Половецкую степь», армия Бату занялась оставшимися непокоренными половцами Бачмана, а также подавлением вспыхнувших восстаний в ранее покоренных землях аланов, черкесов, мордвы и кипчаков. Против особо досаждавшего монголам Бачмана были отправлены лучшие силы – тумены Мэнгу и Субэдэя…» (Храпачевский). Но кампанию 1238–1239 гг. мы здесь не будем рассматривать, да и сведений о ней мало. Перейдем сразу к кампании 1240 г., о которой, впрочем, данных тоже немного. «О начале последней кампании Батыя на Руси в 1240 г. сохранилось очень мало сведений в русских источниках – все они сводятся к статье в Ипатьевской летописи об осаде Киева и его взятии монголами, а также к упоминанию даты падения Киева в других летописях. Археология кое-что добавляет к ним, но все же недостаточно» (Храпачевский). Маловато для реконструкции событий, но кое-что понять можно. По поводу взятия Киева. К Киеву был направлен царевич Менгу с небольшим отрядом и потребовал капитуляции от сидевшего тогда в Киеве Михаила Черниговского. Михаил приказал монгольских послов казнить, Менгу пришлось отправиться восвояси, пригрозив, что он еще вернется. Вернулись монголы к Киеву только через несколько месяцев, со всем войском. Как видим, большого значения Киеву монголы не придавали: и отряд туда послали небольшой, и ответа за убийство своих послов пришли требовать только через несколько месяцев. Почему? Мы указывали, что Владимир был центром северо-восточной Руси, потому его разгром был главной целью зимнего похода Батыя 1237–1238 гг. Что касается Южной Руси, то, мы об этом тоже говорили, после закрытия пути «из варяг в греки» она находилась в тяжелом упадке. Соответственно, в тяжелом упадке был и Киев, который давно уже никаким центром не являлся, а почитался скорее как символ, благодаря своей былой славе. «В 1169 г. сын Юрия Долгорукова, князь Андрей Боголюбский, берет Киев и, ограбив его дочиста, переносит столицу во Владимир. С тех пор Киев уже никогда не был столицей Руси» (АиФ. № 12, 2014 г.). Значения Киеву монголы не придавали, да он уже и не имел никакого значения, а потому ответ с него стали требовать только через несколько месяцев, занимаясь все это время более серьезными делами. Какими? Поговорим чуть позже. Пока монголы занимались этими самыми серьезными делами, вокруг Киева кипели нешуточные страсти. «…Прослышав, что татары взяли Владимир, великий князь Киевский Ярослав Всеволодович решил не геройствовать и, прихватив немалую дань, отправился в Булгар, где довольно быстро договорился с татарами, что те признают его титул, а он согласен платить дань и сопротивляться не намерен. Вот только он и понятия не имел, что в Киеве уже сидит тот самый Михаил (Черниговский. – Б. А.) – прослышав об отъезде Ярослава, он нагрянул с дружиной, захватил «мать городов русских» и великим князем непринужденно провозгласил себя. …Фактом является то, что Менгу отправил в город послов, предложивших сдаться добровольно. Как полагалось по европейской рыцарской традиции, князь Михаил велел послов перебить. У Менгу было мало войска, чтобы идти на штурм, и хан уехал восвояси, заявив, что они еще непременно увидятся. Едва татары отступили достаточно далеко, Михаил велел оседлать коней и что есть мочи припустил в Венгрию вместе с сыном Ростиславом – без сомнения, уже кое-что слышал об обычаях татар и боялся, что за послов придется ответить. Он так спешил унести ноги, что где-то меж Киевом и Венгрией потерял ближних бояр и собственную супругу – которую тут же захватил Ярослав Всеволодович, уже прослышавший, как Михаил вместо него распоряжается в Киеве. И томиться бы бедной княгине в плену, не заступись за нее родной брат Даниил Галицкий… А в Киев, едва только Михаил оттуда сбежал, нагрянул с дружиной Ростислав Смоленский и, как легко догадаться, объявил себя великим князем Киевским. Прослышав о таких новостях, в Киев примчался со своими орлами Даниил Галицкий, разбил смолян, захватил город, а не успевшего сбежать Ростислава взял в плен. Он, однако, предусмотрительно не стал обустраиваться в «матери городов русских», а вернулся в Галич, оставив в Киеве распоряжаться от своего имени некоего тысяцкого Дмитрия (Дмитра). Вот тут-то, уже осенью, через несколько месяцев после убийства послов, под Киевом и появился сам Батый с немаленьким войском. Через несколько дней город… был взят. Тысяцкий Дмитрий невредимым попал в плен и без особых моральных терзаний перешел на службу к Батыю, которому удалец приглянулся» (Бушков). По сведениям Псковской 3-й летописи, Киев был взят 19 ноября 1240 г. Но чем же занимались монголы до осени? Целью Западного похода было установление монгольского господства над Половецкой степью и над Степью вообще, а вовсе не захват Руси, как до сих пор ошибочно полагают многие. Остальные события – лишь сопутствующие обстоятельства. В целом половцы были разгромлены, но не полностью, часть их была подчинена и влилась в состав Орды, но другая часть ушла за Дон и приготовилась к продолжению войны. После того как безопасность монгольских флангов была обеспечена – разгромлена северо-восточная Русь и половцы предкавказских степей – фронтальное наступление монголов продолжилось. Удар был направлен против ушедших за Дон половецких племен и южнорусских кочевников. Детали нам не известны, но не смирившаяся часть половцев была разгромлена, а остатки их во главе с ханом Котяном ушла в Венгрию. Главный же удар монгольского похода 1240 г. был направлен именно на ушедших за Дон половцев, а также кочевников Южной Руси, базировавшихся в основном в Поросье. Поросьем в русских летописях называется участок лесостепи, ограниченный с юга правым притоком Днепра – речкой Росью, с севера – р. Сулой. С Х века этот регион был нейтральной полосой между южнорусскими княжествами и кочевниками южнорусских степей (черными клобуками (каракалпаками), торками, берендеями и др.). Отношения между ними были сложными, но постепенно установились и при этом южнорусские кочевники находились в вассальных отношениях относительно к княжествам Южной Руси. «С князьями, выделившими земли торкам, печенегам и берендеям, в первые десятилетия заселения этих земель отношения были очень неровными… За предоставленные в Поросье земли черные клобуки обязаны были киевскому князю военной службой. Годы последующего полустолетия они верой и правдой служили ему. Войны киевский князь вел с наседающими на южные границы княжеств половцами и со всеми князьями, посягавшими на Киев и «великий стол» (Плетнева С. А. Половцы. М.: Наука, 1990). Именно на Поросье, т. е. на кочевников южнорусских степей направлен был удар монголов и только после решения этой основной задачи – разгрома и подчинения южнорусских кочевников они приступили к задаче второстепенной – «разобрались» с Киевом. Собственно, взятием Киева Западный (кипчакский) поход и завершился, вскоре основная часть армии под командованием царевичей Гуюка и Менгу вернулась обратно в метрополию. В Степи остался только Батый.

Бахытжан Ауельбеков, обозреватель