• Культура
• 21 Января, 2020

ГЛАЗАМИ АДАМА

(о наивном искусстве и не только о нем)

Лариса МАРТЫНОВА, специалист экспозиционно-выставочного сектора Восточно-Казахстанского музея искусств

Все современные исследования, посвященные искусству наива или примитива, начинаются обычно декларацией позиции автора по терминологии этих понятий. Толкование терминов неизменно приводит к вечному спору о том, что такое искусство, потому что деятельность художников примитива маркирует границы устоявшихся твердых форм изобразительного творчества и общепризнанных ценностей искусства. В спор вступают вездесущие ныне психологи и даже врачи, которые по дорожкам наива пытаются провести в пространство искусства свидетельства болезненных проявлений психики всех асоциальных групп людей, именуемых аутсайдерами. Возражать им очень трудно. Потому что история искусства изобилует примерами биографий гениев-безумцев, а все новое, как правило, рождается больно и воспринимается изначально как некое отклонение от норм. 

Термин подобен забору. В данном случае по одну сторону его artbrut – художественная деятельность самоучки, использующего простые, грубые и безыскусные выразительные средства. По другую – высокое искусство профессионалов, которые даже в авангардном угаре чувствуют за спиной крепость, созданную титанами античности и Ренессанса. Эта твердыня – не просто набор техник, эталон художественного вкуса. Она – даже не способ вхождения в пространство картины с помощью перспективы. Художники европейского Возрождения подарили человечеству бесценный дар (а может быть, и проклятие) – видеть и осознавать мир одинаково! Все последующие технические и культурные достижения, как-то: фотография, кинематограф, а особенно компьютерные технологии, лишь укрепили это единство взглядов на мир. Хорошо это или плохо для нас – мы не знаем, но разрушение Вавилонской башни ясно свидетельствует о том, что в вербальной сфере единство одобрено не было. Намерения и пути Всевышнего неисповедимы. Его волей в Казахстане и Средней Азии системой традиций ислама на несколько столетий была «выключена» объемная пластика и связанные с ней мыслеобразы. Их энергетика ушла в орнамент, т. е. образы, переведенные на язык пластических форм задолго до обозреваемой памятью человечества культуры. В этом факте кроется что-то очень важное, определяющее систему мировосприятия, некий культурный код народа. Хорошо это или плохо, мы также не в состоянии оценить ни научными, ни теологическими, ни искусствоведческими методами, потому что в масштабах подобных событий понятия современных нам этики и эстетики неприменимы. Плоскостной мир наива с его четко фиксированными формами и локальным цветом гораздо ближе к традиционному орнаментальному искусству, чем любой другой вид живописи. Достижения всеобуча делают нас одинаковыми, а потому легкоуправ­ляемыми. Мода, глобальная сеть интернет с универсальными образами-картинками изменяют веками сложившуюся структуру национальных традиций, всю систему общения. Смайлик вместо приветствия на родном языке ведет за собой целую вереницу новых зрительно-вербальных понятий, вторгающихся во все сферы нашей жизни. Уменьшается количество книголюбов. Студенты, приходящие в музей на выставку, привыкнув к блестящим бегающим картинкам на экранах мониторов, уже с трудом воспринимают кажущуюся им неубедительной объемность станковой картины. Мы стоим у истоков новой (человеческой ли?) культуры. В этом аспекте трудно переоценить значение наива, который надо воспринимать прежде всего как некий ценный артефакт, соответствующий более древнему способу «вглядывания» в мир. Подобно тому как в философии главным и неразрешимым навсегда останется вопрос о первичности духа и материи, так и в душе любого художника навсегда неразрешим и всегда первоначален вопрос о том, можно ли творить в уже сотворенном мире. Наив настолько наивен, что не задумывается и над этим главным для всякого художника вопросом. Он не выбирает стиля, не заботится о подобии своих работ реальности. Он не думает, как эгоист-импрессионист, провозглашающий свои ощущения целью работы. Наивист, как птица, поет (т. е. пишет), потому что не петь не может! Главными и отличительными качествами истинного наивиста являются внутренняя свобода и умиротворенность, способность увидеть мир заново, глазами Адама, еще не совершившего грехопадения. Удивление и восторг перед красотой мира – главное содержание наивной картины. В музейной коллекции пластических искусств ВКМИ находятся произведения профессиональных художников и любителей. Изучая региональное искусство как часть общеказахстанского, мы выставляем произведения основоположников национальной художественной школы и стараемся отражать процессы, происходящие в современном изобразительном искусстве республики. Панорама современного искусства уже немыслима без наива. Применительно к нашему музею, обладающему небольшими выставочными площадями, можно сказать: наив просится в основную экспозицию! Его странные образы, живописные аномалии все больше вторгаются в область творчества профессионалов. Примером служит одна из ранних работ Юрия Негодаева, российского художника, чей творческий путь начинался в Восточном Казахстане. Его работа «Волчонок, вышедший из леса» хранится в основном фонде музея и наглядно иллюстрирует симпатии этого художника к наивному искусству уже в начале девяностых. Сейчас во всех его работах так или иначе проявляется эта связь, ставшая органической основой авторского стиля Ю. Негодаева. Он пишет библейские сюжеты, райский сад, животных с человеческими глазами-очами, ангелов, Адама, Еву, опрокинутое в обратной перспективе пространство. В силу того что автор – профессионал самого высокого уровня, работы его классифицируются в области примитива. Внутренний мир и облик художника, судя по видеоинтервью на его сайте, так же как и его картины, полны покоя и гармонии. В той или иной форме наив просачивается в экспозиции самых значимых для нас проектов. Художник Николай Малютин представил портрет Оралхана Бокея на выставку-конкурс «Менің Қазақстаным», посвященную 70-летию со дня рождения писателя. Подача лица и фигуры Оралхана – вполне в импрессионистическом духе: солнечные блики, отражения и тени от листвы невидимой древесной кроны. Но художнику хотелось создать насыщенный информацией, «говорящий» фон. Поэтому он пишет его по рецептам наива в типичной для этого стиля многофигурной панораме, где свободно уживаются флора и фауна Катон-Карагая и герои произведений писателя. Формировать и описывать коллекцию наивного искусства непросто. Оно драпирует свои художественные достоинства в иной, непривычной нам системе зрительных координат. По сути мир наивиста – настоящее зазеркалье, открытое только автору. И зеркальце это не всегда прямое. Почему часть художников-любителей приходит к наиву? Это интересный вопрос и тема отдельного исследования. Многие художники-любители в течение всей творческой биографии «убегают» от его художественных приемов, как от огня. Для некоторых стилистика и приемы наива становятся стартовой площадкой дальнейшего профессионального роста в направлении традиционной живописной школы. Иногда одаренному талантом человеку удается овладеть определенной живописной техникой на уровне профессионала. Такого отношения заслуживают замечательные сюжетные акварели Шангерея Ибраева, художника невероятной трудоспособности, знатока истории и традиций казахского народа. Работа с творческим наследием этого автора оформилась в книгу, которая еще ждет своего спонсора-издателя. Ш. Иб­­­­раев сознательно и успешно уходил от наива. Он создает свою, почти ювелирную технику своеобразного раскрашивания заранее подготовленного рисунка. Как любитель, он пренебрегает традиционными техниками работы с акварелью. Она у него бывает и многослойной, и пастозной, как масло. Благо, знаменитая в советское время ленинградская акварель позволяла создавать такие эффекты. Коллекция работ Сергея Семибратова, поэта, архивиста, филолога по образованию, более близка к творчеству примитивистов-профессионалов. Ему удалось за сравнительно короткий срок, а писать он начал в 52 года, создать свой неповторимый, узнаваемый стиль. Сергей Яковлевич очень своеобразно решил и почти выиграл главную битву любителя с объемным пространством в картинной плоскости. Он выделяет действие на первом плане, а все остальное пространство погружает в серебристый туман, дымовую или снежную мглу. Эти приемы помогают ему обходиться без иллюзий линейной и воздушной перспективы. Серое марево он пишет профессионально, всеми оттенками ахроматической и холодной цветовой палитры. Люди и животные на его картинах как тени в стране вечного покоя и печали. Я представляю вам две работы этого художника, которому не хватило, быть может, только молодости и времени, чтобы окончательно трансформироваться из личинки любителя в основоположника нового стиля в профессиональном искусстве. Посмотрите, как профессионально, убедительно подает он в серой туманной субстанции фигуру Пушкина, бегущего в цилиндре сквозь снежный вихрь («Буря мглою небо кроет»). В такой же мгле происходит у него действие всем известной детской сказки «Репка» в картине «Тянут-потянут». Каждому из персонажей он дает выразительную, пластически оформленную характеристику. Ленивая внучка только притворяется, что тянет репку. До боли узнаваемы образы вечных тружеников-старичков в ситуации, когда мышки и не предвидится. Как классифицировать творчество этого художника? Бог его знает. Для наивного искусства образы его картин слишком ассоциативны, серый туман по-настоящему живописен, никаких плоскостей и раскрашиваний, и мироощущение Семибратова более минорно, чем может позволить себе настоящий наивист. В фондах ВКМИ находятся две сравнительно полные коллекции художников, искренне и природно приверженных наиву. Это недавно оформленное собрание картин Михаила Абабкова (15 работ) и 14 произведений Георгия Сухотерина, подаренных им музею по завершении персональной выставки 2001 года. Для обоих художников, почти ровесников, с судьбой типичной для поколения родившихся накануне Великой Отечественной войны, наивная живопись стала единственно возможным способом декларации жизненного опыта и духовных переживаний. Михаил Абабков родился в небольшом селе близ Горноалтайска, Георгий Сухотерин – в Талды-Курганской области. Во время коллективизации отца маленького Миши Абабкова расстреляли, а из большой крестьянской семьи Сухотериных в живых остались только мать с сыном. Художники пережили тяжелые военные годы, всю жизнь учились, оба получили техническое образование. Михаил закончил автомобильный техникум, работал по специальности. Георгий Сухотерин воевал на фронте, стал учителем математики. В их судьбе не было места пасторальным сюжетам. Может быть, поэтому тихие ангелы и прекрасные русалки, розовые мадонны, пейзажи далеких стран появились на их картинах? Работы Михаила Абабкова – в массивных рамах, которые он сам мастерил из старой мебели и корпусов телевизоров. Это – настоящее artbrut по форме и смелости исполнения. Однако начинка у этой достаточно грубой по исполнению живописи – нежная и наив­ная мечта о всеобщем человеческом счастье. В этом контрасте – особый изыск и привлекательность. Такие работы, безусловно, обладают эстетической самоценностью, благодаря наличию в них собственной образности. Но и в процессе копирования-имитирования высокого искусства нашим художникам не откажешь в особом художественном своеобразии и смелости. Типичный образец такой копии, в силу специфики изобразительных средств наива превращающийся почти в самостоятельное произведение, – копия Венеры с зеркалом, выполненная Михаилом Абабковым с картины знаменитого испанского художника Д. Веласкеса. Абабков, как и большинство наивистов, использует изобразительные живописные и графические средства. Такая плоскостная живопись локальным цветом с полным основанием может быть названа цветной графикой. И в копии ему удалось передать линейные очертания тела, но не лепку объемов с помощью цветного пятна. В поиске средств выразительности каждый наивист, как homogabilis – представитель древнего рода первой галечниковой культуры на земле, доходит до всего сам. Поэтому говорить о каком-либо устоявшемся художественном методе в наивизме по меньшей мере наивно. Главный метод художественного творчества наивиста – отсутствие всякого метода и методики. Но как-то говорить об этом надо, не забывая об условности почти всех искусствоведческих терминов, применяемых к наиву. Когда мы говорим о палитре художника, речь идет только о его цветовых интуитивных предпочтениях в области локального цвета, без всяких градаций изменения цвета в тени, на свету и рефлексах. Наивист прекрасно обходится без всяких импрессионистических излишеств, вроде струящегося воздуха, имеющего свой цвет. Наивист не пользуется палитрой для смешения красок. Максимум, что он себе позволяет, – добавить немножечко белил, которые он с удовольствием применяет в чистом виде. Зато как сияют белоснежные вершины Белухи в пространстве почти безвоздушном и космическом на одноименной картине М. Абабкова! Громадная панорама, по сравнению с которой любой пейзаж живописца-академиста покажется камерным, – любимый жанр наивистов. Как никому другому удается им предать ощущение величественности, громадности земных пространств. Игнорируя принцип закрываемости и перспективы, Абабков разворачивает земную поверхность перед ошарашенным зрителем так, как ему вздумается. Иногда сочетает фронтальное видение с панорамным видом сверху. Все это для достижения полноты информации в своем произведении («Зов природы»). Наивный пейзаж всегда населен людьми и животными, которые располагаются не в соответствии с законами линейной перспективы и композиции, но также по наитию. Самое удивительное состоит в том, что эти зверушки, нарушающие своими размерами всю компоновку планов в пейзаже, в целом создают ощущение умиротворенности и гармонии. Особенно трогательно выглядят незапланированные в живой природе встречи серого волка со львом и нежной ланью. («Голубой залив летом», «Имеретинский заповедник»). Художники наива любят жанр фантастического пейзажа. Им не нужны этюды с натуры или фотографии. Наивист с вдохновением пишет свое представление о далекой Океании и пейзаж-аллегорию. То немногое, что помимо древнего видения пространства в обратной перспективе и плоскостной живописи-графики роднит произведения художников наивистов, – это набор некоторых архетипов-образов. Среди упомянутых выше пасторальных и фантастических животных с человеческим взглядом Абабков любит писать солнце, которое в его картинах представлено не источником света, тем более что в пространстве его картин отсутствуют тени, но скорее как символ в виде огненно-красного полукружия, а иногда и четвертинки. Лунная дорожка на водной поверхности, розовотелые мадонны и венеры, ангелочки – архетипы картин Г. Абабкова. Лоси, белоснежные птицы, деревья с одинаковыми пирамидальными кронами кочуют из одной картины Г. Сухотерина в другую. В сюжетных работах Г. Сухотерин и М. Абабков смело преодолевают любые проблемы в пространстве как препятствия в достижении смысла – некой нравоучительной идеи произведения. Эту главную идею художник-наивист старается выразить всегда в лоб, предельно ясно, без всяких нюансов и дипломатии. Настоящий шедевр в этом смысле – картина Г. Сухотерина «С грустью о природе». Если художнику не хватает пластических средств, он прибегает к вербальным. Во многих работах Абабкова иногда в уголочке формата, иногда в центре располагаются небольшие прозаические тексты, написанные им тонкой кистью масляной краской подходящего тона. Родственные виды наива лубок и вывеска были широко распространены в купеческих кварталах городов России и Казахстана. Но в данном случае это не традиция, а персональное открытие художника, который нашел дополнительное к живописи средство выражения. Истинный наивист не стремится стать профессионалом в привычном смысле этого слова. Он вполне комфортно чувствует себя в своей нестандартной зрительной системе координат. Его картина – всегда terra incognita, «…выражение личного видения с помощью собственных художественных средств, созданных вне профессиональных школ и народных традиций на основе врожденного художественного инстинкта». В народе говорят: «От многой мудрости – много печали», поэтому иногда позволяйте себе быть наивными и свободными.