• Исторические страницы
• 27 Декабря, 2019

ДВА НАШЕСТВИЯ

Ни одно собрание фактов никогда не является полным, потому что Вселенная разомкнута. Равным образом ни одно обобщение не является окончательным, потому что со временем обнаруживаются новые факты, которые приведут к взрыву уже упорядоченной научной схемы. Этот ритм носит всеобщий характер. Чередование накопления фактов и их интерпретация происходят и в физике. Не является в этом смысле  исключением и историческая наука (А. Тойнби).

Шаблонная схема монгольской экспансии в XIII веке при внимательном изучении фактов не выдерживает ни малейшей критики. В частности, это касается и вторжения войск Батыя в Северо-Восточную Русь. У тех читателей, которые изучали этот период по советским учебникам истории, сформировалось стойкое убеждение, что это была внезапная агрессия, застигшая княжества региона врасплох и приведшая к завоеванию их кочевниками. Факты (причем хорошо известные историкам!) показывают прямо противоположную картину. Никакой внезапности не было и в помине, а Батый явно не собирался ни захватывать Русь, ни даже воевать с ней. Он ввел свое воинство на окраину региона и… начал переговоры, демонстрируя угрозу вторжения. Война подразумевалась, в случае если не удастся решить проблемы другим путем, но не была неизбежной. На современном политическом языке сходные действия называются принуждением к миру. Почему Батый не стал сразу вторгаться в Северо-Восточную Русь, а предпочел продиктовать ей свои условия, решив, что одной военной демонстрации будет достаточно? Какие требования он выдвигал? Это легко можно предположить. Как раз в этот период в Закавказье орудовал корпус монгольского полководца Чормагана, которому было поручено «упорядочить наследство» хорезмшаха. «Упорядочивание» это сводилось к тому, что он принуждал бывшие провинции Хорезма к признанию покорности или вассалитета, а заодно расширил сферу влияния молодой, растущей империи, в частности на Кавказ. Вторжение в Агванк (Кавказская Албания, современные Азербайджан, Карабах и Армения), Грузию и Армению сначала было вызвано необходимостью борьбы с Джелал ад-Дином, который со своим бродячим воинством, после того как потерпел поражение от Чингисхана, еще почти 10 лет вторгался то в одно, то в другое государство (к нему примыкали все любители легкой наживы), разграбил Грузию и после этого был окончательно разбит настигшим его Чормаганом. Всего за один год Чормаган привел к признанию вассалитета по отношению к Монгольской империи Армению и Грузию. На каких условиях? «Они (монголы) сумели договориться с местными феодалами на условиях монгольского сюзеренитета, при сохранении прав феодалов внутри своего владения (монголы стали выдавать им ярлыки на владение в знак признания их внутриполитической самостоятельности), выплаты ежегодной дани и выставления ими вспомогательных войск» (Храпачевский Р. П. Военная держава Чингисхана. – М.: Аст, 2006). Такое решение выглядело вполне логичным. Тесная гористая местность непригодна для ведения кочевого хозяйства и как экологическая ниша интереса для номадов не представляет. Впрочем, как и бедные государства региона. Поэтому монголы ограничились признанием ими своего подчиненного положения, согласием выплачивать символическую дань как подтверждение признания политической зависимости и принятия на себя обязательства выставлять вспомогательные военные контингенты, в случае если это потребуется. Кстати говоря, вспомогательные армянские и грузинские войска участвовали вместе с войском Хулагу в завоевании Багдадского халифата, а в феврале 1258 г. армянский князь Прош Хахбакян по поручению хана Хулагу даже вел переговоры с багдадским халифом Мустасимом во главе делегации монгольских послов. Судя по известным нам фактам, примерно такие же условия собирался продиктовать княжествам Северо-Восточной Руси и Батый, и по тем же причинам: данная территория непригодна для кочевников как среда обитания, и регион сам по себе никакого интереса не представлял, так что тратить силы и время на военную операцию против князей не было необходимости, достаточно было добиться от них признания своего подчинения. Однако во время переговоров Батыю стало известно о том, что под прикрытием этих переговоров князья скрытно подтягивают войска. Это стало причиной срыва переговорного процесса, и в действие вступил резервный план – немедленно атаковать противника с решительными целями, что привело к фактически мгновенному разгрому вооруженных сил северо-восточных княжеств (не всех, конечно, а только тех, которые рискнули оказать сопротивление). Почему князья повели себя столь неосмотрительно? Думается, дело обстояло примерно так. Князья были все-таки людьми военными, какую-то разведку тоже имели и вполне представляли себе численность монгольских войск, которая их не особенно впечатлила. Поэтому они и стали затягивать переговоры, одновременно подтягивая войска к месту их проведения, рассчитывая, что сумеют справиться с противником. Тогдашнее «ГРУ», верно оценив численность вражеского войска, не сумело дать оценку его качеству. А тогдашний «генштаб» не сумел сделать правильных выводов из битвы на Калке, случившейся полутора десятилетиями ранее. То поражение сочли неприятной, но все-таки довольно частной неудачей (военное счастье переменчиво). Князья не понимали, что им противостоит хотя и не очень большая по численности, но по своему качеству сильнейшая армия в мире, организованная, благодаря революционной деятельности Чингисхана как военного реформатора, на совершенно новых принципах, закаленная в постоянных войнах, которые она вела уже не первое десятилетие. В результате князья просто не представляли себе, с чем им придется столкнуться. Новую опасность они воспринимали как довольно рядовую, типа привычной половецкой. Мы уже упоминали о том, что все княжеские дома Северо-Восточной Руси находились в родственных связях с половцами. Во время своих бесконечных междоусобиц князья постоянно приглашали на подмогу своих степных родичей. Одни половецкие ханы поддерживали одних своих родственников из числа князей, другие – других. Вследствие этого половцы постоянно участвовали во внутренних конфликтах северорусских княжеств, соответственно, их способы ведения войны, вооружение, уровень боеспособности и тактические приемы князьям были хорошо известны. «При подборе сведений о русско-половецких столкновениях по Лаврентьевской летописи оказывается, что за 180 лет (1055–1236 гг.) половцы нападали на Русь 12 раз, русичи на половцев – 12 раз, а совместных русско-половецких операций в междоусобных войнах было 30» (Гумилев Л. Н. Др. Русь и Вел. Степь. Кн. 2). Монголов князья воспринимали примерно как «других половцев» и никаких особых сюрпризов от них не ожидали – опасность-то, в общем, знакомая и не такая уж страшная; а половцы или монголы – разница небольшая. «…Татары воспринимались как привычные половцы (в летописях их прямо называют «таурмени», «половци» (Храпачевский). Результатом непонимания, реального положения вещей явилась катастрофическая недооценка возможностей противника и переоценка собственных возможностей. Самонадеянно решив, что они сумеют справиться с нависшей угрозой, князья форсировали события и получили в ответ мгновенный и сокрушительный разгром. В свою очередь Батый, надо полагать, был немало озадачен странным поведением князей и их отказом понять несопоставимость военных возможностей двух миров. В деле военного и государственного строительства монголы опередили свою эпоху на несколько столетий, в то время как князья застряли где-то в раннем Средневековье. Мы говорили, что направленность западного похода монголов была антиполовецкой (антикипчакской) – подчинение Половецкой (Кипчакской) степи было его стратегической целью, кампания же против княжеств Северо-Восточной Руси была всего лишь незначительным эпизодом той большой войны – изначально она даже не планировалась. Предполагалось, что одной демонстрации угрозы применения силы будет достаточно: князья сумеют проявить благоразумие и признают свой вассалитет, как это сделали грузинские, армянские и многие другие феодалы, оказавшиеся на пути монгольской экспансии. Как мы писали, по всем признакам князья знали об антиполовецкой направленности похода монголов, а потому отнеслись к появлению их контингентов на окраине своего региона без паники. Войны между половецкими родами происходили не менее часто, чем между русскими княжествами, тут не было ничего нового. Логично было предположить, что если князья сами отобьются, «другие половцы» (монголы) двинутся к себе в степь продолжать свою главную войну. О том, как действует регулярная армия, князья, умевшие командовать только примитивно организованными феодальными дружинами, разумеется, не имели ни малейшего представления. Результат же их попытки отогнать угрозу от себя подальше в степь получился как от столкновения отважных зулусов, вооруженных копьями, с англичанами, вооруженных пулеметами «максим». Насколько фатальной была переоценка своих сил князьями и их поразительное непонимание ситуации, можно судить хотя бы по таким фактам. «… Черниговский князь Михаил Всеволодович отказал в помощи, потому что резанские с ними на Калк не пошли» (Храпачевский). Михаилу Черниговскому и в голову не приходило, что в данном случае речь идет не об отражении рядового набега, пусть и очень крупного, а о наступлении мощной военной машины, которая не озабочена узкой целью захвата военной добычи, а неудержимо катится со своими, гораздо более масштабными задачами. Соответственно, Михаил не предполагал, что под каток этой машины попадет и его собственное княжество: он, как и другие князья, просто не понимал, что происходит. Еще более показательно поведение великого князя Владимирского Юрия Всеволодовича. Он одновременно принял и рязанских посланцев с просьбой о помощи, и монгольское посольство с требованием признания своего сюзеренитета. «…Исход переговоров сохранила эпитафия великому князю Юрию Всеволодовичу в Лаврентьевской летописи: «Безбожныя Татары, отпущаше, одарены, бяху бо преж прислали послы свое: злии ти кровопиици, рекуще – мирися с нами, он же того не хотяше». Как видим, он отпустил с миром и «одарил» монголов, т. е. пошел на уступки в вопросе дани, но при этом решил готовиться к борьбе» (Храпачевский). Действия Юрия полностью повторяют действия рязанцев. «Присла [Батый, – Б. А.] на Резань к великому князю Юрью Ингоревичю Резанскому послы безделны, просяще десятины въ всем: во князех и во всяких людех, и во всем». Рязанцы вроде бы пошли на переговоры, но под их прикрытием стали подтягивать войска и направили гонцов к другим князьям. Проще говоря, рязанцы устроили спектакль видимости переговоров с целью выиграть время, а сами стали скрытно стягивать силы к месту ведения переговоров, чем, собственно, и спровоцировали войну, когда их коварные действия вскрылись монгольской разведкой. Точно так же как и рязанцы, поступил и Юрий Всеволодович. Вроде бы согласился выплачивать десятину, т. е. дал понять, что готов принять ультиматум, но окончательного ответа не дал и стал затягивать переговорный процесс. С какой целью? Цель была амбициозной – добиться «чести и славы», а заодно резко усилить влияние и могущество Владимирского княжества. Владимирское княжество было центром Северо-Восточной Руси, самым крупным княжеством, титул великого князя Владимирского считался главным, соответственно, его войско было самым мощным, что подпитывало амбиции Юрия Всеволодовича. В. Н. Татищев указывал на то, что Юрий «надеялся сам собою татар победить» («История российская», т. 3, М.-Л., Наука, 1964). Поэтому Юрий в отношении Рязани ограничился символическим жестом, отправив в помощь рязанцам только небольшой отряд под командованием своего сына Всеволода, который, похоже, был послан с единственной целью – собственными глазами зафиксировать то, как будут развиваться события. Но никакой более действенной поддержки рязанцам и присоединившимся к ним пронцам и муромцам Юрий не оказал. Выжидал. Чего? Новгородский летописец пишет, что к Рязани «Юрьи же сам не поиде, ни послуша князии рязаньскых молбы, но сам хоте особь брань створити». Логика поведения Юрия представляется понятной. Если рязанцы и их союзники одержат победу, то они в любом случае понесут большие потери, это ослабит их и резко усилит позиции Владимирского княжества. Если же они потерпят поражение, то Юрий, по его мнению, обладая самым мощным войском в Северо-Восточной Руси, сумеет и сам справиться с монголами, к тому же ослабленными предыдущими боевыми действиями, а рязанцев, муромцев и прочих при таком развитии событий потом можно будет уже вообще не брать в расчет. Таким образом, Юрий Всеволодович оставался в выигрыше в любом случае. Вроде бы все логично, но «гладко было на бумаге...». Тут мы опять видим фатальное непонимание реального положения вещей. Отрезвление наступило быстро. После сражения под Коломной чудом уцелевший сын Юрия Всеволод с жалкими остатками своего отряда вернулся во Владимир с горестным докладом о том, что произошло: «… прибежа Всеволод в Володимерь в мале дружине» (Лаврентьевская летопись). Узнав из первых рук о взятии монголами Рязани и катастрофическом исходе сражений под Рязанью и под Коломной, Юрий, похоже, впал в панику. Он-то полагал, что боевые действия на окраине Северо-Восточной Руси затянутся надолго, примерно как это бывало в военных конфликтах с половцами, а на самом деле войска князей, выступивших против Батыя, были разгромлены мгновенно всего в двух сражениях, причем разгром был не только молниеносным, но и катастрофическим: от княжеских войск почти ничего не осталось; были мгновенно захвачены Рязань и Коломна, никто и глазом не успел моргнуть, а монголы уже очутились в Москве, откуда до Владимирского княжества для конной армии, перемещающейся без обозов, рукой подать. От таких ошеломляющих известий могут сдать и самые железные нервы. Только теперь Юрий начал осознавать реальную мощь монгольского войска. Стало понятно, что, вопреки прежним расчетам, «сам собою татар победить» он не сможет. И если ранее Юрий «сам хоте особь брань сотворити», то теперь от идеи принять полевое сражение он отказался. Князь свалил ответственность за оборону Владимира на плечи своих сыновей Всеволода и Мстислава, а сам с небольшим отрядом исчез из города, отправившись на реку Сить, откуда, как до этого рязанцы, уже сам стал взывать о помощи, рассылая гонцов во все стороны. «Выеха Юрьи из Володимеря в мале дружине, урядив сыны своя в собе место, Всеволода и Мстислава, и еха на Волъгу… и ста на Сити станом…. И нача Юрьи, князь великый, совокупляти вое противу Татаром». На помощь Юрию никто не пришел, за исключением его брата Святослава Всеволодовича, прибывшего на Сить с небольшой дружиной. Впрочем, другой брат, Ярослав Всеволодович (отец Александра Невского), согласно Новгородской летописи, в это время спокойно «седе в Кыеве на столе». Юрий же «жда брата своего Ярослава, и не бе его». Представим, однако, фантастическую ситуацию, при которой все русские князья одновременно, позабыв свои бесконечные распри, со своими дружинами двинулись бы на поддержку Рязани. Что было бы тогда? Тогда все было бы намного хуже. Медленно двигающиеся феодальные дружины, находящиеся на разном расстоянии от окраины Руси, понятно, в любом случае не смогли бы одновременно прибыть к району, где разворачивались основные события. Монгольская регулярная армия с ее невероятной для того времени мобильностью и маневренностью, самыми передовыми приемами ведения войны и самым лучшим вооружением разгромила бы их «в порядке очереди». Русь оказалась бы с полностью уничтоженным военным потенциалом, и какая судьба ее ожидала в этом случае, понять не представляется возможным, ясно только, что она была бы незавидной. Вернемся к рассмотрению фактологии событий. После сражения под Коломной войска Батыя по льду замерзшей Москвы-реки совершили мгновенный бросок к самой Москве, где получили небольшую передышку. Куда они шли? Шли они к стольному городу Владимиру, великий князь которого, впрочем, уже успел исчезнуть в неизвестном направлении. Как мы говорили, Владимирское княжество было центром Северо-Восточной Руси, самым крупным ее княжеством, соответственно, обладавшее самым мощным войском, другие княжества ему и в подметки не годились. Разгром этого стратегического административного центра и сокрушение его войска означало, что Северо-Восточная Русь надолго, на годы, потеряет способность угрожать правому флангу монголов во время их фронтального наступления на половцев, сумевших уйти за Дон и готовившихся там к продолжению войны. Собственно, иной цели, кроме как разгром Владимирского княжества, в этой кампании не ставилось. Проще говоря, монголы в XIII веке на практике реализовывали те принципы, которые в теории военного искусства в качестве постулата были сформулированы знаменитым военным теоретиком Карлом Клаузевицом только в XIX веке. Другой знаменитый теоретик военного искусства и военный историк Бэзил Лиддел-Гарт (1895 – 1970) пишет: «Положение о том, что истинной целью войны является уничтожение главных сил противника на поле боя, стало догмой главным образом в результате влияния Клаузевица (а после смерти – его книги) на прусских полководцев и, в частности, на Мольтке; победы Пруссии в 1866 и 1870 г.г. способствовали тому, что это положение было принято всеми армиями мира» (Б. Лиддел-Гарт. «Стратегия непрямых действий»). В наши дни считается, что «главная цель войны – разгром бесконтактным способом экономического потенциала любого государства, на любом удалении от противника» (Слипченко В. И., генерал-майор, доктор военных наук. «Войны шестого поколения: оружие и военное искусство будущего»). Все верно, но верно это для нашего времени. Для XIX века, а тем более для более ранних веков, правильным был именно теоретический вывод Клаузевица. Да вот только Чингисхан в области развития военной мысли опередил его на шесть столетий. А кампанию в Северо-Восточной Руси вели именно полководцы чингисхановской школы. Историки, а тем более летописцы, не понимали логики их действий, но для военных специалистов она очевидна. Тут не мешало бы обратить внимание на одно обстоятельство. Поскольку летописцы и хронисты не могли уловить смысла в действиях монгольских армий, то эти действия внушали им ужас именно потому, что были непонятны. Все непонятное пугает. А потому монголам приписывали иррациональную тягу к бессмысленным разрушениям и кровопролитию, и такое мнение о них с подачи летописцев впечаталось в различные исторические сочинения на века. Хотя на самом деле монголы, наоборот, всегда действовали предельно рационально, не растрачивая без необходимости силы и энергию. Так, летописец сообщает, что после взятия Москвы монголы «…град и церкви святые огневи предаша, и монастыри вси и села пожгоша, и много имения въземше, отъидиша». На самом деле «…монастырей в Москве и ближайшей округе в 1238 году пока еще не было. Русские летописи вообще начали писать в XIV в., спустя 150 лет после описываемых событий» (Оловинцов А. Г. Тюрки или монголы? Эпоха Чингисхана. – Алматы, 2012). Поскольку в XIII веке ни в Москве, ни в княжестве никаких монастырей еще вообще не было, то, понятно, монголы и не могли их сжечь по причине их отсутствия. Летописец же этого не знал. Ему казалось естественным, что раз в его время в Москве и округе были монастыри, значит, они были и в XIII веке. А раз они были, значит, монголы должны были их сжечь. А зачем им жечь безобидные монастыри, которые для них не представляют никакой опасности? От нечего делать, что ли? Да, вот такие они иррациональные были. Ну а сжигать села вообще занятие бессмысленное и контрпродуктивное. Дело тут не в гуманности, а в рациональном подходе к военному делу, в здравом смысле: будешь сжигать села, а кто же тебе провиант поставлять будет? Села – это не крепости, селяне – не профессиональные ратники, для армии они никакой угрозы не представляют, да и раздробленны они, неорганизованны. Рассыпаться же на мелкие отряды в незнакомой и враждебной местности, ради удовольствия поджигать без цели и смысла мелкие населенные пункты вообще опасно, к тому же противник может воспользоваться ситуацией и нанести неожиданный удар. Необходимо, наоборот, держаться компактно, не выпуская из рук оружия, и быть готовым к любым неожиданностям. Армия же нуждается в кратковременном отдыхе, через несколько дней она опять двинется в поход, а ведь ее кормить надо. Обозов монголы не имели, провиант с собой не возили, а как решать проблему с питанием для солдат? Это делалось так. После занятия региона военачальник вызывал к себе местного ландграфа, воеводу, эмира или иного главу местной администрации и ставил ему задачу: к такому-то сроку в такое-то место свезешь столько-то сена, столько-то провианта и пригонишь такое-то количество лошадей (ремонт конского состава). Не справишься – пеняй на себя. Все. Напрягать солдат не надо, пусть отдохнут от ратных трудов, местный глава сам все сделает точно в срок, лишь бы побыстрее спровадить непрошеных гостей. Сжигать же села, главный поставщик пропитания для армии, чтобы потом на их пепелище отыскивать уцелевшее при пожаре съестное (если оно вообще уцелело), действительно занятие иррациональное. Целью наступления монголов были вовсе не беззащитные и неопасные села, а укрепленные города – опорные пункты войск противника, в которых он может укрыться и из которых может атаковать; в данном случае это был только один город – Владимир. Строго говоря, Москва, которая в то время была совсем небольшим поселением, попала «под раздачу» только потому, что на свою беду оказалась на пути монгольской армии.

(Продолжение следует)